Текст книги "Антиохийский и Иерусалимский патриархаты в политике Российской империи. 1830-е – начало XX века"

За десять лет до этого на этот факт обратил внимание и султан Махмуд II в своем фирмане от января 1829 г. В нем падишах приказывал Константинопольскому и Иерусалимскому патриархам «озаботиться, чтобы ведение денежных дел поручалось монахам честным и чтобы впредь не случалось… беспорядков в общественной кассе (казне Иерусалимской церкви. – М.Я.)» (614, т. 1, с. 474). Кроме того, султан Махмуд выделил из своей казны «племени римлян 1000 кошельков, которые должны быть розданы беднейшим и наиболее нуждающимся из заимодавцев с зачислением этих денег в сумму долга» Святогробской казны (там же, т. 1, с. 474)⁶⁵.

В поисках дополнительных источников доходов в 1832 г. патриарх Иерусалимский Афанасий (1827—† 1844 гг.) впервые решил официально обратиться к Святейшему синоду с грамотой, в которой испрашивал высочайшего разрешения направить в Таганрог своего архимандрита Агапия со свитой для принятия управления над святогробским монастырем (вместо умершего архимандрита-святогробца), а также собирать пожертвования в России в пользу Гроба Господня. Согласие Петербурга было получено. На следующий год в ответ на новую просьбу патриарха Афанасия из Константинополя в Россию приехал патриарший представитель архиепископ Фаворский Иерофей⁶⁶, чтобы возглавить подворье Святого Гроба Господня в Москве и руководить сбором милостыни в России в пользу Иерусалимского патриархата. За шесть лет своего пребывания (1833–1839) святогробский архиерей собрал пожертвований в размере 700 тыс. рублей, за что, видимо, и был назначен престарелым патриархом своим «законным нареченным преемником» на престол Св. Иакова (737, с. 220)⁶⁷.

В 1839 г. долг Сионской церкви сократился до 2 млн. пиастров (375 тыс. руб.) (621, с. 42). Собранные в святогробской «общественной кассе» денежные средства шли на содержание греческого духовенства, поддержание в надлежащем порядке Святых мест и управление имуществами Палестинской церкви. Эти доходы формировались из трех главных источников: поступлений от имений Святого Гроба Господня, сборов с паломников и добровольных пожертвований в пользу Сионской церкви, поступавших, главным образом, из России (559, ч. 2, с.209–210).

Важнейшую статью доходов Иерусалимской церкви составляли средства, поступавшие от отдаленных подворий (греч. метохи/ араб. умтуш), приписанных к патриархии в виде имуществ, имевших в основном статус вакфов⁶⁸ (90, л. 284—286об; 394, л. 164–169; 166, л. 28–32; 167, л. 33—34об). Подобные имения находились практически во всех крупных городах и провинциях Османской империи, в том числе в Смирне, Константинополе, на островах Хиос, Кипр и Кандия (Крит). Самые доходные иерусалимские имения, «преклоненные Святым местам» (то есть Иерусалимской патриархии), имелись также в Греции и особенно в Бессарабии и Грузии, где «Святому Гробу» принадлежало до 100 тыс. десятин земли и леса, принося ей громадный доход (591, с. 280). Общее число подворий Иерусалимской церкви в 40-х гг. XIX века достигало 150 (559, ч. 2, с. 209–210). Как отмечалось выше, два из них в России, московское и таганрогское, также приносили Святогробскому монастырю значительный капитал⁶⁹.

Фанариоты и святогробцы трактовали определение «преклоненные» применительно к имениям-подворьям в Молдавии и Валахии⁷⁰ как некогда переданным или завещанным господарями и другими ктиторами (попечителями) в полное и исключительное владение «Святым местам» Святогробского монастыря с правами неотчуждаемой собственности в виде христианского вакфа. Местные же валашско-молдавские власти изначально вкладывали в этот термин другое значение, а именно – передачу тому или иному восточному патриархату в пользование основанные жертвователями монастыри с имениями, основная часть дохода от которых должна была поступать на нужды данной обители и на содержание подвизавшихся в ней послушников из числа мирян. Однако зачастую доходы от монастыря бесконтрольно расхищались игуменами для того, чтобы обеспечивать себе роскошную жизнь. По действовавшему в Дунайских княжествах законодательству, греческие монахи-османлы, равно как и представляемые ими восточные патриархаты, вообще не имели права на приобретение и владение в княжествах недвижимой собственностью. Тем не менее игумены-фанариоты и святогробцы, видимо, «путая» «преклонение» с правом исключительной собственности, предпочитали направлять доходы от вверенных им имений только на нужды своих подворий, монастырей и патриархатов. Этот факт во многом способствовал тому, что в 1864 г. румынский князь-господарь Александр Куза конфисковал имения Иерусалимской церкви и других греческих церквей в Валахии и Молдавии, приносивших ей около 500 тыс. руб. в год (936, с. 201; 613, с. 92)⁷¹. Лишение Святогробской казны главного источника доходов в корне подорвало экономическое благосостояние Иерусалимской патриархии. В результате финансовая зависимость «Матери всех Церквей» от России еще больше возросла.

Существовали еще и другие источники доходов: различная недвижимость, принадлежавшая Святогробскому монастырю⁷², монастырские кельи, сдаваемые в аренду или передаваемые в пожизненное владение паломникам, собственная типография в Иерусалиме, а также наследство умерших святогробских монахов (591, с. 280).

С середины XIX до начала XX века общее число православных храмов в Палестине возросло с 70 до 100, в основном за счет восстановления древних церквей византийской эпохи.

Монастыри Иерусалимского патриархата либо подчинялись напрямую патриарху (ставропигиальные), либо находились в ведении епархиального правящего архиерея-святогробца. В границах патриаршей епархии находились следующие ставропигиальные монастыри: монастырь Креста (араб, дайр аль-Мусаллаба); обитель пророка Илии (на дороге из Иерусалима в Вифлеем); древняя лавра Св. Саввы Освященного (дайр мар Саба, или дайр Саба аль-киддис) (в пустыне у Мертвого моря); Георгиевский монастырь (с гробницей Георгия Победоносца) в городе Рамла (на пути паломников из Яффы в Иерусалим) и другой Георгиевский монастырь в Яффе. В Кельтской долине (вади аль-Кальт) на отвесной скале располагался древний монастырь Св. Георгия Хозевита (дайр мар Джурджиус аль-Хозибий). Недалеко от него, на окраине Иерихона, на Сорокадневной горе (джабаль аль-каранмаль) возвышался наскальный монастырь Искушений Христовых (дайр таджариб аль-Масих, или дайр аль-каранталь)⁷³.

Следует иметь в виду, что, за исключением лавры Св. Саввы Освященного, святогробские монастыри существенно отличались от русских монастырей (выполнявших, помимо прочего, функции оборонительных сооружений). Лишь в женских монастырях Палестины имелись постоянные сестричества монахинь. Мужские же монастыри представляли собой подворья или странноприимные дома (гостиницы) для богомольцев с их семействами, которые вносили игумену плату за проживание. В них не было постоянного братства. Настоятель проживал в нем на положении лица, взявшего монастырь у патриархии на откуп (ильтизам), ежегодно внося в патриархию определенную денежную сумму. Иногда игумен передавал монастырь-гостиницу в ильтизам другому лицу, даже если тот не был монахом.

Особым статусом по сравнению с другими епархиями Иерусалимского патриархата обладало автокефальное Синайское архиепископство, или Синайская церковь, которая состояла всего из одного монастыря на Синайской горе⁷⁴ и его метохов. Подчиненность архиепископии Иерусалимской кафедре сводилась к введенному в XVI веке чисто символическому обычаю ежегодной отправки в пользу Иерусалимской патриархии корзины фиников и груш из садов, разбитых синайской братией на склонах горы Откровения (Моисея) (559, ч. 2, с. 246). Игумен Синайской обители как особую честь носил с конца XVI века епископский сан, а с конца XVII столетия – архиепископский (750, с. 141). Он проживал не в Синайском монастыре, а в главном его метохе – Джувании в Каире. Хиротония, или возведение в епископский сан (араб, сияма, или тартана) новоизбранного игумена, совершалась патриархом в Иерусалиме. В 1859 г. между патриархом Иерусалимским Кириллом II и игуменом Синайского монастыря Кириллом Византийским (1859–1867 гг.) произошел конфликт, в который вмешался их тезка Константинопольский патриарх Кирилл VII, принявший сторону синайского игумена⁷⁵. Противостояние между Иерусалимом и Константинополем усилилось после того, как Кирилл II осудил и низложил Кирилла Византийского, а рум миллет баши стал оспаривать у святогробского владыки право суда над ним и потребовал вмешательства в дело османских властей. Однако Порта решила «спор трех Кириллов» в пользу Иерусалимского патриарха (591, с. 333). Созванный по поводу «Синайского дела» в Иерусалиме в 1867 г. поместный собор постановил, что единственным законным и высшим судьей православных автокефальных церквей Востока должен стать лишь новый Вселенский собор (там же, с. 333).

В конце XVIII века греко-католики проникли в Палестину. Фирманом 1829 г. султан Махмуд II разрешил униатам открыто совершать там свои богослужения. Правда, активная прозелитическая деятельность западных миссионеров в отношении православной молодежи при египетской администрации и после возвращения османских властей, казалось, больше беспокоила Петербург, нежели иерусалимское православное духовенство. Дерек Хопвуд пишет, что за сорок лет (с 1840 по 1880 г.) число католиков, перешедших из православной арабской паствы Иерусалимского патриархата, увеличилось с 3 до 13 тысяч (848, с. 31). Во многом это стало следствием пренебрежительного отношения иерусалимского архиерейства к проблеме православных школ. В 1841 г. Базили писал Муравьеву: «чем короче знакомлюсь с делами края, тем сильнее убеждаюсь в том, что главный источник бедствий Церкви в Сирии – невежество духовенства и его нерадение о духовном воспитании народа» (621, с. 28). Настоятельные попытки российского консула убедить святогробских иерархов в необходимости выделения средств из «кружечных сборов» на устройство школ встречали безучастный ответ, что, мол, «пособие это было и будет до окончания века употребляемо на вдов и сирот, и на пищу братий и т. и.» (там же, с. 29). Те деньги, которые патриаршие наместники получали из России (после того, как большая их часть оставалась на Иерусалимском подворье в Константинополе для нужд патриарха и его причета), охотно употреблялась святогробцами «на распространение церковной собственности». В одном из писем Муравьеву Базили пишет в 1840 г., что «эта страсть духовенства к приобретению домов, мест, развалин, хотя проистекающая единственно из усердия к церкви, имеет самые неприятные последствия и обременяет заботами и монастырское управление, и консульство» (там же, с. 53).

Тогда в Петербурге решили пойти на рискованный шаг – переводить «кружечный сбор», минуя Иерусалимского патриарха Афанасия в Константинополе. В ответном письме К.М. Базили А.Н. Муравьев советовал другу при вручении столь солидной суммы наместникам «требовать от них устройства училищ в том направлении, в каком желаете, а без того, скажите, деньги опять будут посылаться через Константинополь, и они ничего не получат» (там же, с. 53).

После смерти патриарха Афанасия (декабрь 1844 г.) школьное дело в Палестине стало курироваться и патронироваться новым патриархом Кириллом II, поскольку, как отмечает А.П. Лебедев, оно было поставлено хуже, чем даже в Антиохийском патриархате. И это несмотря на то что Иерусалимский престол был несравнимо богаче Антиохийского и Александрийского. В первой половине XIX века в Палестине существовало лишь незначительное число православных начальных школ, в которые патриархия «приискивала учителей подешевле» (735, кн. II, с. 354). Порфирий (Успенский) пишет, что в 40-х гг. XIX столетия «умственное убожество было общим в Палестине недостатком – и пастырей и паствы» (644, т. 1, с. 380). По его словам, сельское духовенство также было невежественно и не имело глубоких познаний о Боге и Церкви. В патриархате не было ни одного учебного заведения для подготовки кандидатов в священнослужители. Чтобы дать элементарное образование святогробским клирикам и монахам, Иерусалимский патриарх Афанасий, не имея у себя достойного преподавателя, прислал из Царьграда ученого грека, который должен был преподавать ученикам катехизис (там же, т. 1, с. 380, 457, 524, 648–649). В некоторых селах Палестины существовали начальные православные школы, в которых обучали исключительно чтению и письму.

К.М. Базили сообщал в 1840 г., что в Иерусалиме имелось в наличии «эллинское училище», пользы от которого, по его же словам, не было «доселе никакой» (621, с. 53). Его хлопоты об учреждении школы в Яффе для греческой и арабской молодежи, несмотря на устное согласие греческого духовенства, не дали практического результата. Такая же участь постигла другие «учебные проекты» Базили и архимандрита Порфирия (Успенского), включая учреждение девичьего училища в Иерусалиме, приготовления по открытию которого (в 1849–1851 гг.), по признанию российского генерального консула, «погибли в самом зародыше» (там же, с. 80)⁷⁶.

Тем не менее финансовая зависимость Святогробского монастыря от российского правительства вынудила святогробских иерархов пойти навстречу его настояниям. С 1841 г. по инициативе и при поддержке Петербурга началось учреждение православных училищ при Святогробском монастыре. Правительствующий синод регулярно требовал от патриарха Афанасия, затем Кирилла и их наместников в Иерусалиме выделять на финансирование этих школ от 40 до 50 процентов от поступавших из России на нужды Иерусалимской церкви «кружечных сборов». При этом по инициативе К.М. Базили и при содействии А.Н. Муравьева часть средств, от 20 до 30 тыс. пиастров (1160–1740 руб. сер.) в год, стала выделяться Иерусалимским патриархом из материальной помощи (собранной в России для Святого Гроба Господня) на нужды развития школьного дела в Антиохийском патриархате (85, л. 172—172об; 132, л. 13—15об; 70, л. 70—71об; 84, л. 168—171об; 621, с. 32). В результате активной целевой помощи из России к середине XIX столетия в Палестине было открыто 45 православных школ (125, л. 288—289об).

Для подготовки будущих священников для Палестинской церкви патриарх Кирилл, по примеру Антиохийского престола, сформировал группу «подкоштных» детей арабских священников для отправки к «патриарху Мефодию для воспитания их совокупно с воспитанниками Антиохийскаго престола» (99, л. 25—26об). Однако в 40-е гг. XIX века значительные суммы, предназначенные на православные школы Иерусалимского патриархата, как явствовало из сообщений архимандрита Порфирия (Успенского) и К.М. Базили, не всегда употреблялись святогробцами по назначению (84, л. 168—171об).

Активное содействие Петербурга развитию православных школ и успехи соседнего Антиохийского патриархата в сфере народного образования во многом повлияли на изменение отношения Кирилла II к школьной проблеме. По замечанию А.П. Лебедева, «патриарх Кирилл был человеком без всякого образования, но не без природного ума, который ставил его много выше окружающего его большинства» (735, т. 2, с. 356). Именно в его патриаршество в 1852 г. в Крестном монастыре для молодых греческих послушников и арабских «подкоштных» монастырских воспитанников было учреждено духовное училище (махад лахутий), называемое также «академией»⁷⁷. Ректором этого учебного заведения стал ученый-богослов, святогробский иеромонах Дионисий Клеопа (934, с. 187–188)⁷⁸.

Школа была учреждена при активном участии российского генерального консула К.М. Базили и начальника Духовной миссии в Иерусалиме архимандрита Порфирия (Успенского), назначенного патриархом Кириллом эпитропом (смотрителем) всех учебных заведений патриархии (132, л. 13—15об). Курс обучения был рассчитан на шесть лет. Среди изучаемых предметов были греческая литература, богословие, толкование учений отцов церкви, география и история. Впоследствии училище-академия стало именоваться православной богословской школой при монастыре Креста (мадрасат лахут аль-уртудрксийа ляда дайр аль-мусаллаба) (559, ч. 2, с. 221; 31, л. 136–141; 132, л. 13—15об). На одного араба в ней приходилось три «архипелажских» грека, и при этом арабским семинаристам преподаватели пытались внушить, что они вовсе не арабы, а греки, забывшие свое происхождение. Г.А. Муркос сообщает, что уроженцам Палестины не разрешалось проходить в этой семинарии полный курс обучения, поскольку святогробцы не допускали местных арабов в монашество (614, т. 1, с. 475).

У этого учебного заведения была столь же непростая судьба, как и у отношений между Святогробским братством и арабоправославной общиной. В случае их обострения духовное училище закрывалось, а после их нормализации оно вновь открывало свои двери перед учащимися⁷⁹. В 1853 г. при Крестной духовной семинарии в Иерусалиме патриарх Кирилл II основал греко-арабскую типографию, которая стала второй православной типографией на Ближнем Востоке после Свято-Георгиевской в Бейруте (559, ч. 2, с. 221). Правда, типография, по словам епископа Мелитопольского Кирилла (Наумова), была занята распечаткой только греческих книг; для арабских же уделялось едва несколько недель в году, и то разве по каким-либо особенным побуждениям. Тем не менее кладовые типографии на всякий случай, для виду, были набиты арабскими Псалтирями и Катехизисами, которые лежали неподвижно, так как даром патриархия их никому не давала, а за деньги арабы не покупали, хотя, – по замечанию того же автора, – за 40 лет перед тем было еще хуже: тогда жгли арабские богослужебные книги» (735, кн. II, с. 357).

В 1880-х гг., в период патриаршества Никодима, школьное дело в Палестине получило значительное развитие. Патриарх Никодим увеличил число православных школ с 49 до 150. Правда, его последователи – патриархи Герасим и Дамиан – не продолжили почин своего предшественника.

С 1882 г. поддержку развитию народного образования в Палестине оказывало Императорское Православное Палестинское Общество (ИППО). Оно направляло материальную помощь школам, открытым ранее Иерусалимской патриархией, а также учредило несколько новых школ. По официальным данным ИППО, в 1900 г. оно имело в Палестине 23 мужские и женские школы, как сельские, так и городские (в Иерусалиме и Назарете), в которых обучалось свыше 1 тыс. православных детей. В основном это были начальные школы.

Общество также открыло и финансировало две школы более высокой ступени – женскую учительскую семинарию в Бейт Джале (в двух километрах от Вифлеема) (1886 г.) и мужскую учительскую семинарию в Назарете (1889 г.) (858, с. 328; 591, с. 288).

Число православных храмов в Палестине в течение века было неодинаковым. В середине столетия их количество, вместе с монастырскими, достигало 70, а в конце столетия – 100 (там же, с. 288).

Низкий уровень образования в Иерусалимском патриархате сказался и на научно-богословской деятельности. В 30—40-х гг. XIX столетия в Палестине был достаточно известен драгоман Иерусалимской патриархии монах Прокопий Назианзин «Арабоглу», который составил «Историю палестинских святынь и споров из-за них между греками, армянами и латинянами» и написал рассказ в стихах о пожаре в храме Гроба Господня 1808 года (934, с. 155–156). Среди тех, кто хоть как-то заявил о себе богословско-литературными трудами, можно назвать представителей Святогробского братства и преподавательского состава богословской школы Святого Креста: Иоиля, Анфима⁸⁰ и Фотия Старшего.

Число епархий Иерусалимского патриархата на протяжении XIX века и в начале XX века постоянно менялось. Так, в 1838 г. их было тринадцать; в середине XIX века и в начале XX века – шестнадцать⁸¹. Впрочем, не все эти кафедры были постоянно заняты, к тому же некоторые из них имели только титульное значение. Как свидетельствует Порфирий (Успенский), причиной этого была крайняя бедность палестинских епархий, которые, в отличие от сирийских православных, были не способны содержать своего архиерея (644, т. 1, с. 463–465). К тому же некоторые митрополии Иерусалимского патриархата были крайне малочисленны. В частности, в конце XIX века архиепископство Газское насчитывало 400 православных, Севастийское – 370, а Фаворское – всего 105 человек.

В 1837 г. количество православных в Палестине составляло 22 тыс. человек; в середине XIX столетия – до 25 тыс. человек (591, с. 290; 559, ч. 2, с. 230–231). В начале XX века британская статистика свидетельствовала о росте православного населения Палестины. В соответствии с докладом британской комиссии Бертрама и Люка (1921 г.), в 1904 г. его численность достигала 49 тыс. 596 человек (936, с. 348–349). Шехада и Никола Хури, со ссылкой на «местную администрацию», приводят на начало 20-х гг. XX века «официальную» статистику, а именно 33 тыс. 369 православных арабов, и «неофициальную» – 40 тыс. православных христиан. Здесь имеются в виду только православные Западного берега р. Иордан, поскольку в Заиорданье (на Восточном берегу Иордана) число прихожан Иерусалимского патриархата достигало 25 тыс. человек. С учетом официальных и неофициальных данных, братья Хури определяют общее количество православных всех епархий Иерусалимского патриархата в 65 тыс. человек (там же, с. 348–349). Массовая эмиграция сирийских христиан в Европу, Америку и Австралию в конце XIX – начале XX века негативно сказывалась на демографической ситуации в Большой Сирии. Тем не менее приведенные данные свидетельствуют о стабильном демографическом увеличении православного населения Палестины и Заиорданья.

Несмотря на подчинение Антиохийского и Иерусалимского патриархатов местным османским властям, гораздо большее давление они испытывали со стороны Вселенского патриарха и окружавших его греков-фанариотов, поскольку из их числа пополнялись ряды греческого монашества и архиерейства в Сирии и Палестине. Именно это обстоятельство послужило одной из причин возникновения во второй трети XIX века греко-арабских противоречий, которые во второй половине столетия привели к этноконфессиональному противоборству в лоне единоверных Антиохийского и Иерусалимского патриархатов.

Примечания

¹ Это было вызвано в том числе большим наплывом в Персию несториан после осуждения несторианской христологии Эфесским собором (431 г.) и изгнания ее последователей из Византии императором Зеноном (474–491 гг.). Ассирийская церковь Востока не находится в евхаристическом общении ни с какой другой церковью, хотя называет себя, как и Армяно-григорианская церковь, православной.

² Название «Армяно-григорианская» (официальное название «Армянская апостольская [православная] церковь») церковь происходит от имени первого католикоса св. Григория Просветителя (ок. 252–326 гг.). В 506 г. собор армянских епископов отверг христологическое учение Халкидонского собора 451 г., на котором не присутствовало ни одного армянского епископа (846, с. 25). В отличие от монофизитов, представители Армянской церкви относят себя к миафизитам, которые верят, что Христос воплощает в себе две природы (божественную и человеческую), сущности которых слиты в нем воедино.

³ Представители монофизитских общин признали лишь божественную сущность Христа, отрицая, в отличие от восточных и западных христиан, его двойственную богочеловеческую природу.

⁴ Большинство египетской иерархии и паствы отвергло положения IV Халкидонского собора (451 г.) в значительной степени из-за недовольства гегемонией Византии.

⁵ Сиро-яковиты – представители возникшей в VI в. монофизитской церкви. Община возглавлялась яковитским антиохийским патриархом с местопребыванием возле Мосула. Существовавшие в Сирии четыре епархии (в Халебе, Хаме, Хомсе и Дамаске) были упразднены в начале XIX в. из-за перехода духовенства и паствы в унию (637, с. 323).

⁶ Симфония – в данном контексте состояние гармонии взаимоотношений между василевсами и Константинопольскими патриархами. Иногда тот или иной патриарх пытался поставить себя выше императора, что приводило к его отставке или смещению, но не казни.

⁷ Сторонники монофелитизма, вопреки постановлениям предыдущих соборов (в особенности IV Халкидонского), верили в то, что хотя тело Иисуса Христа обладает двойственной природой, воля его является единственной – божественной.

⁸ После его смерти скит отшельника был превращен в монастырь, а затем разрушен императором Юстинианом II Ринотметом (685–695,705—711 гг.), боровшимся с ересью. Сирийские монофелитские общины последователей учения Марона причислили ересиарха к лику святых, называя его защитником православия против монофизитов и несториан. В своем богослужении они сохранили сирийский диалект арамейского языка.

⁹ Так в то время русские дипломаты именовали Горный Ливан, один из районов Великой Сирии в Османской империи.

¹⁰ По другой версии, в беседе с Омаром ибн аль-Хаттабом в 638 г. Иерусалимский патриарх Софроний назвал членов местной христианской общины «аль-умма аль-малакийя», что означало «сообщество, относящееся к государственной Вселенской (Византийской) церкви василевса Юстиниана и его сторонников», то есть православных христиан (613, с. 97; 931, т. 1, с. 389).

¹¹ Коронация папой Карла Великого в 800 г. вызвала возмущение византийцев против папства, поскольку для них существовал лишь один император – василевс Нового Рима. Включение в общий Никео-Константинопольский Символ веры понятия Filioque (или «исхождения» Святого Духа от Отца и Сына) впоследствии явится причиной жарких богословских и экклезиологических споров между Востоком и Западом (693, с. 198).

¹² В этом году собор епископов официально упразднил Флорентийскую унию. Ни султан, ни большинство православных греков не поддерживали идею политических контактов с западным христианством.

¹³ Маронитский патриарх избирался собором епископов, а затем утверждался папской буллой. К его титулу «Блаженнейшего патриарха Антиохийского» добавлялось еще звание «папского викария в Сирии» (559, ч.2, с.262).

¹⁴ В отличие от монофизитов, православные относятся к диофизитам. «Диофизитами» («двуестественниками») называли христиан, которые признавали два естества Христа (божественное и человеческое), сущности которых были в нем разъединены.

¹⁵ См. гл. V «дело о камилавках».

¹⁶ Георгий Абрамович Муркос (1848–1911) – представитель интеллектуальной «аристократии» Антиохийского патриархата. Родился в Дамаске, получил образование в Афинах. Г. А. Муркос окончил Московскую духовную семинарию и Петербургский университет (факультет восточных языков). Являлся профессором Специальных классов Лазаревского института восточных языков. Осуществлял функции неофициального представителя Антиохийской православной церкви в Москве.

¹⁷ Омофор (греч. «носимый на плечах») – принадлежность богослужебного облачения архиерея. В ходе хиротонии (возведения в архиерейский сан путем рукоположения) епископ получал из рук патриарха омофор как символ духовной власти (931, т.2, с.188). В переносном смысле имеет также значение «покровительство, ведение, контроль».

¹⁸ См. приложение № 2.

¹⁹ См. приложение № 4.

²⁰ Два года спустя после падения Константинополя в 1455 г. Мехмед II даровал патриарху Геннадию Схоларию (1454–1456 гг.) резиденцию с храмом Свв. Апостолов (ныне мечеть Фетих). Затем Геннадий попросил у Мехмеда разрешения переехать на жительство в монастырь Всеблаженной [Богоматери] (ныне мечеть Фетхие), где патриархия находилась почти до конца XVI в. (1456–1587 гг.). При патриархе Иеремии II (1586–1595 гг.) она была в третий раз перенесена – сначала в церковь Влахернской иконы Божьей Матери в Фанаре (1587–1597 гг.), а затем в монастырь Св. Димитрия (1597–1600 гг.) (821, с. 25; 735, кн. 1, с. 186–187, 223, 270).

²¹ Институт «великих драгоманов» (baş¸ tercüman, или «обер-драгоманов») при Порте существовал с 1661 по 1822 г. Он возглавлялся исключительно этническими греками православного вероисповедания (рум) (861, с. 173–174).

²² Если зимми до 1909 г. было запрещено служить в османской армии, то военно-морская служба для православных греков всегда была открыта. Именно греки содействовали строительству и развитию османского флота, на который затем охотно шли и европейские матросы (735, кн.1, с.130).

²³ Так назывались территории древней Дакии и современной Румынии.

²⁴ Слово «патриархия» вбирает в себя широкий спектр различных понятий. Под ним подразумевается церковный институт, или собственно патриархат; резиденция Вселенского патриарха; патриаршая архиерейская система управления; жизнь и деятельность Константинопольских патриархатов; здание церковной канцелярии. Чтобы избежать путаницы в терминологии в дальнейшем мы будем использовать понятие «патриархия» в значении управления делами патриархата, а слово «патриархат» – в смысле церковного общественно-религиозного института, расположенного в пределах отведенной канонической территории.

²⁵ Российские дипломаты «русифицировали» термин до «капу кехая», «капу кехагья» или «капу кеая»; по-французски он писался как le Kapou-kéhaya.

²⁶ Викарий – архиерей, не имеющий своей епархии и помогающий в управлении другому архиерею.

²⁷ Протосинкеяя – сохранившаяся при Османах византийская церковная должность секретаря патриархии.

²⁸ Великий логофет (тур. баш логофет) – светский высокопоставленный чиновник, который заведовал экономическими делами Константинопольской церкви, являясь посредником между Портой и патриархией. Он носил знатный титул архонта, соответствовавшего титулу бея, и являлся предводителем греческой «аристократии» (591, с. З, 111).

²⁹ По традиции новоизбранный рум миллет баши получал в подарок от султана белую лошадь, на которой он верхом возвращался из султанского дворца в Фанар. Антиохийский и Иерусалимский патриархи удостаивались подобной милости соответственно от Дамасского вали и от Иерусалимского мутасаррифа.

³⁰ Вооруженный эскорт османской гвардии, торжественно сопровождавший охраняемое лицо – пашу, патриарха, посланника, консула и других лиц, имевших на то соответствующий фирман (берат). Каввасы заменили ту категорию янычар (ясакчи), которая исполняла до ликвидации их корпуса (1826 г.) аналогичные представительские функции (558, с.18).

³¹ Червонец (золотой) достигал 120 пиастров (592, с.378).

³² См. приложение № 3.

³³ В XVII в. трон рум миллет баши в Фанаре 58 раз переходил из рук в руки, в результате чего в среднем срок патриаршества не превышал 20 месяцев. Меньше всех патриаршествовал Каллиникос III, скончавшийся на месте (19 ноября 1726 г.) от избытка радости по случаю известия об избрании его патриархом (822, с.185).

³⁴ Тем не менее, три сына С. Архистархи вскоре получили от Османов важные государственные посты. Самый младший, Иоаннис (1811–1897), долгое время служил османским послом в Берлине. Другой член этой семьи, Григорий Аристархи, был временным поверенным в делах Османской империи в Вашингтоне. Чтобы как-то загладить вину османских властей за смерть последнего великого драгомана Порты, султан Абдул Азиз (1861–1876 гг.) принял в своем дворце с большой помпой его вдову, Софию Аристархи, ставшую первой женщиной-османлы, удостоенной награды падишаха (861, с. 175).