Текст книги "Точка опоры. Честная книга о теннисе как игре и профессии"

Согласились мы практически без раздумий. Все-таки турнир ATP Tour – это не «челленджер». И гарантированное участие в таком состязании на тот момент для меня было важнее уимблдонской квалификации без ясных перспектив. К тому же путешествие из Лондона в голландскую глубинку заняло у нас ненамного больше времени, чем поездка от дома до Ширяевки в часы пик. После утренней тренировки я прямо в майке и шортах сел в самолет, а через час уже приземлился в Амстердаме. Еще примерно столько же заняла дорога из аэропорта Схипхол до самого Хертогенбоса. У гостиницы встретили Надю Петрову с ее мамой. Надежда Леонидовна, в прошлом – известная советская легкоатлетка-спринтер, уже успела изучить ближайшие окрестности и пригласила нас в свободное время пойти кормить козлов, которые паслись неподалеку. На что Борис Львович, посмотрев на меня и хитро прищурившись, ответил: «А вы думаете, что я каждый вечер чем-то другим занимаюсь?»

Качество травяных кортов в Хертогенбосе всегда оставляло желать лучшего. Тем не менее именно там мне удалось выиграть первый матч в основных сетках турниров ATP. Мой первый соперник, канадский сеточник-левша Даниэль Нестор, в будущем станет одним из самых известных долгожителей парного разряда и закончит свою карьеру лишь в 2018 году в возрасте 46 лет. Но в одиночке я уже тогда был не хуже его и победил в трех партиях.

Свое совершеннолетие я встретил дома в Раменках. А вскоре начались проблемы с гландами. Возможно, мой организм не сразу приспособился к постоянной смене климата и часовых поясов. Некоторые теннисисты привыкают к этому далеко не сразу. Во всяком случае, результат вернулся лишь на Кубке Кремля, где мне, несмотря на прошлогодние разговоры, снова дали wild card.

В первом круге я встречался с французом Фабрисом Санторо, который на тот момент входил в число 40 лучших в мире. Поскольку перед этим он выиграл пару на турнире в Тулузе, наш матч поставили на среду, и времени для тренировок у меня было достаточно. Очень талантливый Санторо при ударах с обеих сторон держал ракетку двумя руками и считался злым гением Марата Сафина. Он имел превосходное чувство мяча, но по большому счету представлял собой классического разрушителя. Есть в теннисе такие игроки, которые умело используют высокую скорость полета мяча после чужих ударов. Сам я в молодости с Санторо играл хорошо. Его резаки, после которых мяч стелился низко над кортом, не представляли для меня больших проблем. К тому же я старался сделать так, чтобы первым номером играл он сам. И, по совету Шамиля Анвяровича Тарпищева, не разводил Фабриса по углам, откуда ему было легче контратаковать, а больше посылал ему мяч в центр корта.

Следом я вышел на шведа Томаса Юханссона, победившего в 2002 году Сафина в финале Australian Open. Тут пришлось гораздо тяжелее, полыхали эмоции. Но Борис Львович дал мне верную установку – подавать в первый квадрат как можно более косо. Это и помогло вытянуть тай-брейк в третьей партии.

Ну а дальше меня ждал четвертьфинал против Марка Россе, которому я не раз подавал мячи, будучи болбоем. Сейчас швейцарца можно встретить в пресс-центрах крупных турниров в качестве телекомментатора, а раньше он считался знаковой фигурой для Кубка Кремля. В Москве Россе побеждал дважды подряд. Это был большой чемпион в прямом смысле этого слова – ростом более двух метров, с колотушкой справа. Порой на корте у Марка сдавали нервы. Правда, к России он всегда относился хорошо.

Игру Россе мне удалось изучить вдоль и поперек, но, как говорится, век живи – век учись. Я взял первый сет и хорошо играл во втором, когда в игре наступила пауза. При счете «ровно» Марк упал на ровном месте. Народ, естественно, ахнул. К корту из VIP-ложи спустился директор турнира Александр Волков, а у меня перед глазами уже стоял полуфинал против Евгения Кафельникова, до которого, казалось, рукой подать. Закончилось же все по классическому для подобных случаев сценарию. Россе еще немного полежал, а потом спокойно встал и дважды взял мою подачу. В третьем же сете мы шли вровень, но тай-брейк для меня сложился неудачно. Было жутко обидно, ведь о подобных фокусах опытных игроков меня не раз предупреждали. Впрочем, даром для меня та неудача не прошла. И когда четыре года спустя судьба снова свела нас с Россе на Кубке Кремля, я вернул ему должок.

В ноябре поступило неожиданное приглашение сыграть в Стокгольме. Морально я уже завершил сезон, но отказаться не мог. В то время любое выступление в основной сетке турнира подобного уровня было связано с приобретением необходимого опыта.

В первое же утро нашего пребывания перед выездом из официального отеля на стадион Борис Львович обратил мое внимание на мужчину, зашедшего в автобус одним из последних. «Какой-то беспородный швед», – пошутил я. А затем, присмотревшись, узнал в этом человеке Стефана Эдберга, у которого брал автограф на выходе из «Олимпийского» во время финала Кубка Дэвиса в 1994 году. Кумир моего детства, одетый стильно, но не броско, Эдберг поздоровался с каждым пассажиром и сел неподалеку. Я подумал, что это – счастливый знак. Но на следующий день впервые проиграл на турнирах ATP еще совсем молодому Роджеру Федереру.

2000 год я начинал на 286-м месте в рейтинге, а закончил на 113-м. Таким образом, всего за два сезона мне удалось пройти путь от финала юниорского Australian Open почти до первой сотни рейтинга ATP. Все больше старожилов тура считали меня новичком, с которым нужно считаться. Ну а сам я получал настоящее наслаждение от моей спортивной жизни, не обращал внимания на мелочи, которые в молодости не имеют никакого значения, и верил, что все еще только начинается.

6
Первая сотня

Трудовая молодежь. – Контрасты Ченная. – На сковородке в Австралии. – Горячий Гауденци. – Трудности допинг-контроля. – Подставки против Роддика. – Уимблдонский дебют. – Урок от Сампраса. – Два матча с Кафельниковым.

В 2001 году я провел свой первый полный сезон на уровне ATP Tour. Интересное было время! Знакомства с новыми людьми, большими турнирами, комфортабельными отелями. Месяцы свежих, еще не замыленных ощущений. А начиналось все с Таиланда. С этой страной впоследствии у меня было связано много добрых воспоминаний. Ведь там я нашел хороших друзей.

Сначала предсезонный сбор мы планировали в Израиле. Туда собиралась сборная Узбекистана, с которой на тот момент работал Олег Борисович Мосяков. Кроме того, у Бориса Львовича сложились хорошие отношения с основателем Кубка Кремля Сассоном Какшури, владевшим отелем в Эйлате. Однако в Израиле возобновился вооруженный конфликт, и планы пришлось менять. Подумав, выбрали Таиланд. Со мной, Андреем и Борисом Львовичем полетели папа с мамой, Юля, с которой я к тому времени уже встречался, и две знакомые теннисистки – Татьяна Панова и Елена Воропаева.

Двадцать лет назад Паттайя выглядела совсем не так, как сейчас. Курорт только развивался, и гостиница Siam Bayshore Resort стояла на отшибе в гордом одиночестве. Зато уже тогда на ее территории были шесть кортов с жестким покрытием, бассейн, маленький тренажерный зал и зеленая лужайка, на которой мы занимались ОФП. Одновременно в том отеле отдыхала одна очень веселая компания. Золотая русская молодежь целыми днями играла в карты у бассейна, щеголяя перед нами наколками с надписями «не буди, я устал» и «работать не буду». А мы, морально устойчивые спортсмены, тем временем отрабатывали жесткий тренировочный план, порой забывая, что нагрузки на жаре при высокой влажности воздуха чреваты не самыми приятными последствиями.

Сбор прошел удачно. Лишь в самом конце получилась не очень красивая история. Друзья-узбекистанцы, которые заключали договор с отелем и по отношению к нам считались принимающей стороной, попытались заработать на нас примерно третью часть от реальной стоимости номеров. Когда это случайно выяснилось, папа сильно возмутился. В итоге мы сошлись на цене, которая всех устраивала и, кажется, даже толком не поругались. Но больше сборы вместе не проводили.

Перед самым отъездом из Паттайи на турнир в Ченнай я сильно отравился. Но несмотря на это, одержал свою первую победу над игроком из двадцатки – аргентинским левшой Франко Скильяри, который годом ранее дошел до полуфинала на Roland Garros. Правда, три сета против такого соперника дались мне тяжело, да и отравление еще сказывалось. Поэтому во втором круге я уступил менее чем за час.

Индия – увлекательная страна с богатыми теннисными традициями. Но в первый раз я этого не почувствовал. На центральный корт, куда народ еще с горем пополам ходил, меня не ставили, да и к индийской кухне у меня еще не было такого трепетного отношения, как сейчас. А еще тяжелое впечатление производила разница между богатыми и бедными. Из крутого отеля, в котором жили игроки, нас возили через весь город. И меня поражали грязь, тяжелые запахи, изможденные лица женщин, стиравших одежду прямо на тротуарах. Сейчас такой экзотике я уже не удивляюсь, но тогда она произвела глубокое впечатление. Из гостиницы гулять я практически не выходил, воду пил только из бутылок, а питался в отеле или в крайнем случае на стадионе.

Совсем другое дело – приветливый Мельбурн, где мы снова объединились с Борисом Львовичем, который встречал Новый год в Москве. Лететь туда, конечно, очень далеко. Зато Мельбурн не такой крупный мегаполис, как другие города, в которых проводятся турниры Большого шлема. Центр там очень компактный, все находится неподалеку, с транспортом нет проблем, а в крайнем случае и пешком можно дойти. Не случайно со временем мы с Борисом Львовичем стали получать шенгенские визы в немецком консульстве, расположенном не очень далеко от знаменитого вокзала Flinders Street. Да и погода, несмотря на частую жару, в Мельбурне на мой вкус приятнее, чем, например, в Лондоне, где во время Уимблдона часто идут дожди. А еще Australian Open – это очень современный теннисный стадион Melbourne Park. В 2001 году внутренние помещения там были отделаны еще не так круто, как сейчас, зато турнир уже имел два корта с раздвижными крышами.

Свой первый матч на турнирах Большого шлема я выиграл у испанца Якобо Диаса, которого неплохо знал. Потом был очень тяжелый поединок с аргентинцем Мариано Сабалетой. Мне удалось переломить ситуацию в конце второй партии, но победа далась ценой больших усилий, и к следующей встрече с экспансивным австралийцем румынского происхождения Эндрю Илие я восстановиться не успел. К тому же в тот день была невероятная жара. Покрытие корта разогрелось до такой степени, что я впервые в жизни ощущал это ступнями через кроссовки и носки. В раздевалку вернулся абсолютно без сил, красный как рак. Мимо в кресле-каталке провезли немца Дэвида Приношила, которого во второй партии встречи с Андре Агасси хватил тепловой удар. А через пару минут бодрой походкой вошел американец, на которого мельбурнская душегубка никак не повлияла. В свои 30 лет Агасси находился в безупречной физической форме и не случайно второй год подряд выиграл Australian Open.

Пройдя два круга на своем дебютном мэйджоре, я поднялся в рейтинге на 93-е место, то есть впервые пробился в первую сотню. Но не скажу, что мы с Борисом Львовичем акцентировали на этом свое внимание. Особо ярких побед у меня не было. Но не было и головокружения от успехов.

* * *

Следующий турнир, в Копенгагене, проводился в камерной, комфортной для меня обстановке. И наглядно продемонстрировал, как сильно я прибавил в игре по сравнению с датчанином Кристианом Плессом, который два года назад победил меня в финале юниорского Открытого чемпионата Австралии. Окрепнув физически, я стал легко справляться со скоростью Плесса, по-прежнему игравшего в силовой, но примитивный теннис. А затем впервые на турнирах ATP вышел в полуфинал, одолев шведского ветерана Магнуса Густафссона, который при ударе справа использовал своеобразную технику с очень длинным замахом.

Из тихой датской столицы мы с Борисом Львовичем в первый и последний раз предприняли февральский вояж в американский Мемфис, город с богатой музыкальной историей. После Копенгагена я был выжатым как лимон, но все-таки смог выиграть два тай-брейка из трех у нынешнего руководителя ATP Андреа Гауденци. Этот итальянец, который в лучшие для себя годы доставлял немало проблем Евгению Кафельникову, совсем не производил впечатления человека, способного в будущем возглавить мужской теннис. Тогда он был горячим, эмоциональным парнем, и после одного сумасшедшего розыгрыша, по ходу которого мы долго кидали друг другу полусвечи, шутя, показал ракеткой неприличный жест. За это Гауденци решили наказать. Он даже попросил меня подписать бумагу, где говорилось, что по отношению ко мне ничего обидного не совершил, но все равно заработал сумасшедший по тем временам штраф в 2000 долларов. А я, оставшись совсем без сил, проиграл во втором круге.

Вечером после поражения можно было улететь в Москву, но мне еще требовалось сдать допинг-тест и обналичить в банке чек с призовыми. Поэтому мы с Борисом Львовичем решили попытать счастья на турнире в Сан-Хосе. Матчи основной сетки там проходили на ледовой арене клуба НХЛ «Сан-Хосе Шаркс», а квалификация – в другом зале, обыкновенном ангаре. Там я из-за усталости и проиграл первый же матч, после чего с чистой совестью, проведя все турниры, на которые был заявлен, вернулся домой.

В середине весны мне впервые в жизни трижды в течение месяца пришлось менять покрытие. Сначала, чтобы получше освоиться на земляных кортах, я провел один матч в итальянской Барлетте на «челленджере», который многие до сих пор часто используют в процессе подготовки к грунтовому сезону. Потом был четвертьфинал Кубка Дэвиса в шведском Мальме, где мне в зале под крышей довелось дебютировать в качестве основного игрока сборной. Оттуда я вылетел в Эшторил, снова на грунт. Но против такого соперника, как словак Доминик Хрбаты, в сложившейся ситуации шансов не имел. Зато неделей позднее в Монте-Карло удачно дебютировал на турнирах категории Masters 1000[8]8
  В 2001 году – Tennis Masters Series.


[Закрыть].

В Монако расположен европейский офис ATP. Это отличное место, где многие теннисисты часто тренируются или имеют постоянное жилье. Я, кстати, в свое время тоже думал о том, чтобы приобрести там апартаменты, но как-то не сложилось. Погода в апреле на Лазурном Берегу переменчивая, зато турнир всегда организован на ура. Десять минут ходьбы до кортов, много знакомых, хорошая посещаемость. В официальном отеле проводится веселый вечер для игроков с шутливыми пародиями, порой на грани фола. Особенно яркие артистические способности там демонстрирует Новак Джокович.

В грунтовый сезон я всегда входил довольно тяжело. Но лучший результат в Монако показал именно в 2001 году, когда в финале квалификации на тай-брейке в третьей партии дожал сильного аргентинского грунтовика Агустина Кальери. На следующее утро, уже на центральном корте Monte-Carlo Country Club, мне на одном дыхании удалось обыграть известного немца Николаса Кифера, который во второй партии не смог взять хотя бы один гейм. А со шведом Йонасом Бьоркманом мы обменялись «сухими» сетами, причем решающий остался за мной. Финишировал же я в 1/8 финала встречей с испанцем Альберто Мартином. Мне казалось, что есть неплохие шансы, но он очень чисто меня переиграл.

Через неделю в Барселоне по окончании сумасшедшего матча с будущим олимпийским чемпионом чилийцем Николасом Массу я впервые столкнулся с серьезными проблемами при сдаче допинг-теста. Провел на корте два с половиной часа, а потом примерно столько же без малейшего эффекта вливал в себя одну бутылку воды за другой. Пока я мучился, Борис Львович от бессилия возмущался, почему честный спортсмен, которому уже давно надо отдыхать, должен целый вечер заниматься подобными водными процедурами. Сейчас, конечно, вспоминать эту историю смешно, но надо учитывать, что в то время тема допинг-контроля еще не вышла на первый план.

Оставшаяся часть весеннего грунтового сезона мне не удалась. На Мальорке я выбыл в первом круге основной сетки, в Риме не прошел квалификацию, а на Roland Garros, после недельной передышки в Москве, проиграл на самом старте.

* * *

Моему первому Уимблдону предшествовали два традиционных травяных турнира. Сначала я попробовал свои силы в Queen’s Club, расположенном в западной части Лондона. Это один из старейших теннисных турниров, который проводится с конца XIX века, его сопровождает типично английская атмосфера. За всю карьеру я играл там всего трижды, и в тот раз сразу попал на Энди Роддика, которого, на удивление многим, победил.

Роддика я старше всего на два месяца и по занятному совпадению как раз на два месяца раньше вошел в первую сотню. Однако в остальном между нами была масса различий. Взять хотя бы стиль игры. У Энди она всегда строилась на мощной подаче за 200 км/ч, а я действовал в комбинационной манере. После того как в марте 2001 года в Майами Роддик обыграл Пита Сампраса, американская пресса быстро сделала из него восходящую звезду, едва ли не главную надежду нового поколения. Я, разумеется, к тому времени тоже успел кое-чего добиться, но такого внимания не привлекал. Поэтому обыграть Роддика мне очень хотелось.

Энди вышел на центральный корт, стараясь всячески продемонстрировать мне свою напускную уверенность. Она прямо-таки выпирала из него. С первого же удара на разминке Роддик, кстати будущий трехкратный чемпион этого турнира, начал лупить по мячу со всей силы. Именно так обычно поступал Андре Агасси, но меня эта психологическая атака нисколько не смутила, ведь мы с Борисом Львовичем разработали нехитрую, но достаточно эффективную тактику. После подачи Роддика мне требовалось просто попасть в корт, а там уже смотреть по ситуации. И этот простейший план сработал! Практически весь матч я принимал обычными подставками, завязывал розыгрыши и часто брал в них верх. А свою подачу разыгрывал просто идеально, не позволив Энди заработать хотя бы один брейк-пойнт. Уступив первую партию, Роддик явно задергался и даже начал передразнивать мои простые движения на приеме. Однако на меня этот театр никакого впечатления не произвел. Наша молодежная разборка завершилась всего за час с небольшим в двух партиях.

Это была очередная хорошая победа. Поэтому хотя в Queen’s Club и неделей позже в Ноттингеме дальше второго круга мне пройти не удалось, перед Уимблдоном я чувствовал себя неплохо. А когда узнал, что в первом же круге буду играть с прошлогодним полуфиналистом Владимиром Волчковым, абсолютно не испугался.

Манера игры Володи была мне известна заранее. На траве он умело использовал свои резкие плоские удары, но в тот день слишком часто грешил двойными ошибками. Затем я прошел двух французов – Энтони Дюпюи и хорошо знакомого мне Фабриса Санторо. Состояние внутреннего комфорта, которое я ощущал в Лондоне, понимая, что в любом случае ничего не теряю, положительно отражалось на моей игре. Кстати, в тот год мы с Борисом Львовичем еще не очень хорошо знали бытовые тонкости Уимблдона, и жили далеко от стадиона – в отеле Crown Plaza, расположенном в окрестностях Букингемского дворца. По ходу дела появился победный ритуал – каждый вечер я ходил ужинать в один и тот же ресторанчик, где заказывал котлеты по-киевски.

Закончился турнир для меня в четвертом круге встречей с австралийцем Патриком Рафтером. Через несколько месяцев он завершил карьеру, но на Уимблдоне второй год подряд дошел до финала. Первый сет сложился для меня фантастически удачно. У меня получалось все, что я замышлял. Рафтер даже шутил на пресс-конференции, что перед началом второго сета он уже собирался заказывать билеты на самолет. Но затем прицел у меня сбился, и опытнейший соперник взял верх. В финале Патрик проиграл Горану Иванишевичу, а я, оказавшись на том Уимблдоне самым молодым участником четвертого круга, смотрел этот матч дома, уже вручив маме подарок – швейцарские часы, купленные в Duty Free аэропорта Хитроу.

В 2001 ГОДУ Я ПРОВЕЛ СВОЙ ПЕРВЫЙ ПОЛНЫЙ СЕЗОН НА УРОВНЕ ATP TOUR.

* * *

Рафтер стал не единственной суперзвездой, с которой мне довелось иметь дело в 2001 году. Через два месяца, в третьем круге US Open, я в первый и последний раз сыграл с еще более великим чемпионом – Питом Сампрасом.

Американцу, как вы уже знаете, я подавал мячи в его встрече с Андреем Чесноковым в финале Кубка Дэвиса–1995. В годы моего становления Пит был явным лидером. Слева он играл одной рукой, хотя ни Борис Львович, ни тренеры, с которыми мне доводилось работать до него, мое внимание на технике Сампраса не акцентировали. Да и вообще манера выполнения бекхенда у меня была иная.

В молодости меня не покидало ощущение, что за счет грамотной тактики я способен если не переиграть практически любого соперника, то, по крайней мере, завязать серьезную борьбу, нащупав у него слабые места. У Пита таким местом, как казалось нам с Борисом Львовичем, да и не только нам, был удар слева. Все знали, что справа Сампрас обладает неотразимым атакующим ударом, и игру против него надо строить через бекхенд. Я так и делал, но вскоре выяснилось, что все мои надежды напрасны.

В некоторой степени сказалось отсутствие опыта игры на больших стадионах. В тот день меня просто подавили размеры корта имени Артура Эша – огромной главной арены Национального теннисного центра. На дне этой необъятной чаши я просто утонул. Но и Сампрас был очень хорош. В тактическом плане он провел безупречный матч. Со стороны все выглядело просто. Раз за разом Пит резаным ударом скидывал мне мяч на хавкорт под лево, успевая занять выгодную позицию у сетки. А я, теряясь от своего бессилия, не мог ничего предпринять. В общем, это был настоящий урок мастерства. Не прошло и полутора часов, как Сампрас победил в трех партиях, не позволив мне заработать хотя бы один брейк-пойнт. Хотя сам выход в третий круг US Open был для меня приличным результатом.

Неудачно выступив в сентябре в Ташкенте, я закончил сезон двумя поражениями от еще одной экс-первой ракетки мира – Евгения Кафельникова. Сначала – в первом круге Кубка Кремля, затем – во втором круге St. Petersburg Open.

В Москве Женя обыграл меня на классе, практически без вариантов. И мне было довольно обидно, поскольку за год до этого я сыграл дома очень хорошо. После той встречи в газетах приводились слова Кафельникова, который вроде бы сделал мне комплимент и заявил, что, если я буду прогрессировать такими темпами, скоро стану грозой для теннисной элиты. Однако подойти и спросить, что Женя думает по тому или иному поводу, мне было не очень удобно. На тот момент сильно сказывалась восьмилетняя разница в возрасте: фактически мы представляли два разных поколения, каждый из нас имел свою команду и находился на своей волне. Все наше общение шло на уровне «привет» – «пока», хотя с Сергеем Пономаревым, другом Кафельникова, который был старше его на два года, мы общались хорошо, и порой он делился со мной полезными мыслями.

В Питере же вышло иначе. Тогда St. Petersburg Open еще проходил в Спортивно-концертном комплексе (СКК). Этот большой зал по размерам напоминал «Олимпийский», только зона отдыха и ресторан для игроков там находились не на самой арене, а под трибунами. Перед игрой Александр Метревели, который комментировал турнир по «НТВ Плюс», спросил меня: «Мы сегодня снова увидим на корте маленького мальчика?» Его интересовало, готов ли я уже по-настоящему дать бой игроку первой десятки.

Вопрос Метревели задел мое самолюбие, и на корт я вышел хорошо мотивированным. Выиграл первый сет на тай-брейке, на матчболе во второй партии рванулся к сетке, но Женя добежал до мяча и обвел меня справа по линии. Третий сет тоже получился упорным, но и он остался за Кафельниковым. Закончился этот триллер при заполненных трибунах СКК около одиннадцати вечера, причем затем мне пришлось еще и играть пару с Андреем Столяровым.

В целом от того сезона у меня сохранились положительные воспоминания. Четвертый круг на первом Уимблдоне – результат, которым можно было гордиться. Одновременно я учился извлекать пользу из неудач. Поражения от больших соперников помогали лучше понимать цели, к которым следует стремиться на данном этапе. У меня и в детстве почти отсутствовало какое-то романтическое теннисное начало, поскольку рядом находились одни реалисты. А теперь я тем более не видел смысла заглядывать слишком далеко, поскольку понимал, какую огромную работу требуется проделать, прежде чем думать о первой десятке.

К тому же человек предполагает, а Бог располагает. Завершая сезон-2001, я не мог знать, как сильно изменится моя жизнь спустя считаные месяцы.