Текст книги "Королева Алиенора, неверная жена"

Глава 23
Ренальд де Дассель и Матильда. Брачное предложение по доверенности

Северный ветер в апреле 1165 года заносит в Руанский замок вместе с ледяными порывами весьма странную упряжку, карету, изукрашенную гербами императора Фридриха Барбароссы, запряженную шестеркой тяжелых, но быстрых лошадей[101]101
  Marcel Pacaut. Frederic Barberousse. Paris, Fayard, 1967, p. 173–176. (Le temps de courage et de l’energie (1164–1168).)


[Закрыть].

Пассажиры кареты, да и охрана, которая их окружала, вызывали повышенный интерес у зевак на всем пути следования. Из делегации, посланной к Генриху II Плантагенету, были видны только мужчины, закутанные в теплые одежды, в шапках и в сапогах. Стадо бизонов в обледеневшей степи не произвело бы большего впечатления. Как только они выгрузились из кареты, германцы начали энергично притоптывать своими высокими сапогами. Эти высокие должностные лица спешили увидеть Генриха II.

В коридорах замка царила паника. Матильда, старая императрица, вспоминая о прекрасных днях при немецком дворе, отдает приказы командным голосом. Достаточно ли быстро был опущен подъемный мост? Нельзя заставлять ждать принцев, приехавших издалека. Генрих, предупрежденный в последнюю минуту, торопится присоединиться к матери.

Охрана великого канцлера Фридриха Барбароссы в свою очередь отдает почести хозяевам. Два десятка рыцарей в доспехах и шлемах, низко кланяясь, приветствуют Матильду, даже не спустившись со своих коней. На касках обозначены их славные титулы, гербы каждого феодального владения империи. Среди этих учтивых сеньоров с волчьим оскалом она чувствует себя словно возродившейся. Уважая протокол, рыцари заранее благодарят за прием. Они совершили множество переездов, и перспектива согреться наполняла их радостью. Гостям помогают снять тяжелые меховые шубы. Бывшая императрица беседует с послами на их языке, и те не скрывают благодарности за оказанную честь.

«Она настроена благоприятно по отношению к нам», – говорит себе Ренальд де Дассель. Однако бросает убийственный взгляд на одного из своих компаньонов по путешествию, который бесцеремонно устраивается у гигантского камина большого зала замка, но тут же спохватывается.

– Расскажите, дорогой Ренальд (Матильда решается называть великого канцлера Барбароссы по имени, что ему льстит), скорее новости о вашем императоре, я его знала, когда он был совсем молодым.

– Император здоров, но его заботит, что латинский мир, по-видимому, не может присоединиться к проектам благоустройства его империи. К счастью, у него есть друзья, разделяющие взгляды императора, и один из них – ваш сын.

Вежливая, но достаточно прямая манера обратиться непосредственно к Генриху, который предоставил матери начать диалог. Она же распекает слуг: они принесли бочонок хорошего вина, но забыли про маленькие пирожки с луком, которые, без сомнения, понравятся гостям.

Понимая, наконец, что она занимает место своей невестки Алиеноры и этим может вызвать досаду сына, она улыбается Ренальду де Дасселю, а затем удаляется, справившись о здоровье императрицы Беатрисы, которая ожидает наследника. До сих пор Генрих буквально рта не открыл, и Алиенора отсутствует. Будет ли проявлением хорошего тона задавать королю вопросы? Ренальд знает, что королева осенью ожидает ребенка.

– Этот 1165 год богат событиями для королевских династий. Людовик Капетинг тоже готовится стать отцом.

Ренальд следит за реакцией Генриха, это один из способов убедиться в его верности по отношению к Барбароссе. Ведь Генрих выбрал в последний момент сторону Александра, которого поддерживал Людовик. Тем временем приезжает Ричард дю Омет, коннетабль Генриха, церемонно приветствуя Ренальда де Дасселя: не он ли одновременно великий канцлер Барбароссы и архиепископ Кельнский? «У Барбароссы больше шансов, чем у Генриха, – говорит он себе, склоняясь перед этим величественным и холодным человеком. – Ренальд послушный, в отличие от Беккета». Генрих пользуется приездом коннетабля, чтобы доверить тому свиту Ренальда, и увлекает гостя в соседний зал, закрытый и охраняемый.

– Необходимо побеседовать с глазу на глаз, – шепчет Плантагенет.

Ренальд не заставляет себя долго просить.

– У меня с собой, – говорит немец, открывая маленькую сумку, прикрепленную к поясу, – письмо, в котором вы сообщили о ваших намерениях относительно нашего императора:

Я давно ищу случая отдалиться от Папы Александра и его коварных кардиналов, которые поддерживают против меня предателя Томаса, архиепископа Кентерберийского. Вот почему, по совету моих баронов и духовенства, я отправлю в Рим нескольких вельмож моего королевства – Роджера де Понт-Левека, архиепископа Йорка, Гилберта Фолиота, епископа Лондона, Жана Оксфордского, архидьякона Пуатье, и моего судью Ричарда де Люсе,– которые гласно и от моего имени, а также от имени королевства и всех моих государств передадут Папе Александру и его кардиналам предложение покинуть предателя Томаса и выдать мне, чтобы я смог вместе с духовенством утвердить другого архиепископа Кентерберийского[102]102
  Подлинное письмо, цитированное в работе: Marcel Picaut. Frederic Barberousse, op. cit. (L’elu et son programme).


[Закрыть].

– Ваши намерения остались прежними? – спрашивает Ренальд де Дассель Генриха, который не дает привести себя в замешательство.

– Они остались теми же самыми, – отвечает он. – У меня есть обязательства по отношению к императору.

Ренальд де Дассель думает про себя, что надо было бы предложить Генриху другой проект, более тонкий: официальное предложение брака его дочери Матильды. Эту помолвку следовало бы обсудить с большой осторожностью.

– Я хотел бы особо рекомендовать вам кузена нашего императора, Генриха Льва, герцога Баварии и Саксонии, молодого человека, дорогого сердцу нашего императора, который проявил себя с лучшей стороны и чьи заслуги достойны похвалы. Он является наследником Вельфов, баварского княжеского рода, сыном Генриха Гордого и Гертруды, дочери императора Лотаря III Сюплимбургского, который до своего избрания[103]103
  Marcel Pacaut. Frederic Barberousse, oh. Cit., p. 77 (L’eli et son proramme).


[Закрыть]был герцогом Саксонии. Наш император смеет надеяться, что из него выйдет вполне подходящий муж для вашей дочери Матильды.

– Моя дочь, – отвечает король, – получит приданое, достойное дочери короля Англии.

– Чтобы благословить этот союз, нам нужна послушная и преданная Церковь, – уточняет Генальд.

Некоторое время Генрих молчит, зная, что визит Генальда плохо принят нормандским духовенством, до сих пор верным его матери и Плантагенетам, но находящимся на стороне Александра. Чтобы не вводить в замешательство своего собеседника, он добавляет:

– Благословлять этот союз будете вы, мой дорогой Ренальд.

Генрих сомневается, что нормандское духовенство поддержит его политику. Вот уже Конрад Виттельбах, Майнцский архиепископ, человек образцовой честности, вызывающий у Барбароссы неподдельное восхищение, высказался в пользу Александра III. Архиепископы Трира и Магдебурга последовали его примеру. Епископы Ульрих де Халберштадт и Конрад Австрийский, близкие Барбароссе люди, смотрят на церковный раскол недоброжелательно и не понимают, почему эта тема превратилась у императора в навязчивую идею.

Ренальд де Дассель воздерживается от разговоров о расколе. Он скромно просит, чтобы ему представили юную Матильду, и справляется о здоровье ее матери. Генрих использует несколько минут разговора с глазу на глаз, чтобы недобро высказаться по адресу своего старого соперника, Людовика VII.

Ренальд разделяет его мнение: он не испытывает никаких чувств, кроме презрения, к королю Франции, которого заставил напрасно ожидать себя, когда они договорились о встрече, конечно, только для того, чтобы вывести Людовика из себя. Людовик попался в ловушку и мог поздравить себя с тем, что так и не состоялась встреча на границе княжества бургундского, владения императрицы Беатрисы.

– Я должен был встретиться с Людовиком в Жизоре, и там должны были оказаться Томас Беккет и Папа Александр, но я от этого уклонился, – уточняет Генрих.

Ренальд облегченно вздыхает. Он почти уверен, что Генрих в настоящий момент не принял на себя двойных обязательств: одно по отношению к Людовику и к Александру III, а другое – по отношению к Барбароссе. Следуя за Генрихом, который поднимался по лестнице замка, он оказывается в комнате детей, а потом в покоях Алиеноры.

– Что происходит? – спрашивает Генрих у слуг. – Что оправдывает отсутствие супруги на приеме моих друзей?

Так он назвал посланников Фридриха Барбароссы.

– Сеньор, – отвечает один из слуг, – ваши дети дают представление пасторали, и королева восхищается ими.

Ренальду не терпится увидеть маленькую принцессу Матильду, чье будущее имеет шансы развернуться при императорском дворе. Красива ли она, здорова, каково ее телосложение – ведь она должна обеспечить королевское потомство и быть способной стать императрицей? Такие вопросы задал Фридрих Барбаросса о принцессе, которая должна достаться Генриху Льву. Подойдя к двери комнаты, Генрих Плантагенет стучит очень громко. Он обнаруживает неописуемый беспорядок, который приводит Генальда в изумление. Сундуки с игрушками открыты. Дети примеряют костюмы. Посреди всего этого царит Алиенора, а поэтесса Мария Французская руководит действием на сцене. Матильда, будущая невеста, декламирует отрывки из «Поросли жимолости» Марии Французской, те, которые больше всего нравятся королеве.

«Какой красавицей она станет, когда вырастет, – говорит себе Ренальд де Дассель. – Ведь ей всего девять лет».

Он даже забыл о матери принцессы, которая внимательно слушала дочь, ее глаза блестят от гордости, и она не обращает на него никакого внимания. Похоже, он искренне взволнован сценой, но Алиенора замирает под сердитым взглядом Генриха. Король посчитал уместным выразить свое неодобрение, и она прореагировала, скорее из вежливости, чем из благожелательного отношения.

– При дворе Барбароссы, – заявляет Ренальд, – перед таким талантом все придут в восторг. Юная девушка из Франции, или скорее из Аквитании и Нормандии, вы осветите своей улыбкой мрачные замки нашей великой Германии.

Но Матильда, предчувствуя еще неизвестное, но для себя нежелательное событие, выпрямляется и своим взглядом, словно стрелой, пронзает то отца, то Ренальда, которым от этого становится неуютно.

– Матушка, – кричит она, прижавшись к Алиеноре, – это посланник, который должен меня увезти? Я не хочу, нет-нет, я не хочу ехать к Барбароссе…

Она начинает дрожать, совсем как ее отец, когда того охватывает гнев. Алиеноре удается успокоить дочь, и в этот момент маленький Ричард слышит крики своей сестры. Вооружившись деревянной саблей, он бросается на Ренальда:

– Оставьте же в покое мою сестру, она не хочет уезжать с вами, а если вы будете настаивать, я проколю вас своей шпагой.

Генрих воспринимает происходящее очень плохо. Он обращается к Алиеноре:

– Уведите этого ребенка. Поторопитесь, мадам. Он заслуживает розог.

Алиенора не двигается с места, чувствуя себя не в своей тарелке перед этим рыцарем от Барбароссы. Пока она по очереди рассматривает Ренальда и своего супруга, в голове проносятся кровавые сцены: осада Милана, которую ей точно описали. Барбаросса велел выгнать всех миланцев и проявил немыслимую жестокость, приказав: «Дома, церкви, собор и его колокольня, стены – все должно быть разрушено, все до последнего камня, чтобы ничто не сохранилось».

Алиенора не может привыкнуть к насилию: когда, вернувшись с острова Уайт, она узнала о том, что в Лондоне и Вестминстере во время рождественских праздников малолетние дети, женщины, старики были выброшены в снег и холод на улицы, то упрекнула Генриха в отсутствии чувства меры в наказаниях.

Королева уважает человеческое достоинство, и это мешает ей с улыбкой встретить железного канцлера Барбароссы и своего супруга, который так с ним спелся. Генрих и Ренальд удаляются. Помолвка маленькой Матильды с блестящим Генрихом Львом обошлась без согласия Алиеноры. Генрих Плантагенет и Ренальд де Дассель договариваются, что столь важное решение должно быть принято только между ними. Фридрих Барбаросса будет удовлетворен.

Глава 24
Радость при французском дворе – раскол при английском дворе

Париж просыпается, день обещает быть жарким в это прекрасное утро 21 августа 1165 года. Под лучами палящего солнца сотни ремесленников, торговцев, разносчиков толпятся на острове Сите, торопясь на строительные леса будущего собора Нотр-Дам. Все присутствующие поражены невиданными размерами каменного нефа, строительство которого только что началось[104]104
  Закладка первого камня нового здания состоялась в 1163 г. Строительство продолжалось около двухсот лет. См.: Xavier Barral i Altet. Chronologie de l’art du Moyen Age, Paris, Flammarion, 2003 u, p. 139 (Notre-Dame de Paris).


[Закрыть].

Молодой посыльный верхом старался всячески избежать толпы на Большом мосту. Основную часть дороги он проехал лесом, выехав из замка Готзес, где королева Франции Адель только что родила. Его конь в пене… Далее гонец отправился на барже, которая отплывала с грузом бочонков вина в порт Парижа, рядом с Большим мостом, то есть совсем рядом с королевским дворцом. Стражники во дворце, глядя на его встрепанный вид, на мгновение заколебались.

– Я привез письмо от его величества, в котором содержится великая новость, письмо надо передать канцлеру Югу.

Стража, обыскав, пропускает юношу. Слуга сразу все понял, впереди молодого посланца он поднимается по лестнице, ведущей в зал совета. Канцлер Юг удивлен бесстрашию этого мальчишки, свалившегося без сил у его ног.

– У нашего короля родился сын, монсеньор, и он желает, чтобы вы оповестили об этом столицу. Ребенка назвали Филипп, и, я полагаю, его будут звать Богоданный.

– Благословенно будет небо, – восклицает канцлер. – Не время падать в обморок, молодой человек. Пусть звонят во все колокола, а герольды пусть оповестят весь город в ожидании нашего короля, просьбу которого исполнил Бог.

Город украсили флагами с королевскими лилиями. Толпы у входов в церкви поют веселые песни. На улице окликают англичанина, который не понимает, что происходит: «Бог послал нам короля, от которого ваш король когда-нибудь получит позор и несчастье…»

Генрих II Плантагенет не любил Париж. Алиенора тоже. Их обвиняют в преследовании архиепископа Томаса Беккета, который был близок и милосерден к убогим.

В отличие от всеобщей радости, царящей во Французском королевстве, при английском дворе происходит одна неприятность за другой. Войны Плантагенета, требующие огромных затрат, стали достаточным поводом, чтобы настроить против него часть населения. Смирение сеньора Риса в 1163 году было только видимым, мятеж в Уэльсе разгорелся еще сильнее и очень дорого обходится стране.

Ричард де Клер, граф Пембрук[105]105
  По прозвищу Тугой Лук, потому что он был знаменит своей ловкостью в стрельбе из лука.


[Закрыть], приближенный короля Генриха, начал войну, приказав убить племянника сеньора Риса. Ответ не заставил себя ждать. Валлийцы с севера, из центра и с юга тотчас же объединились против англичан.

Генрих II, сожалея о таком повороте событий, послал две армии – не меньше тысячи наемников: одну на Пасху 1165 года, другую – несколько недель спустя. Чтобы заплатить своим армиям, Плантагенет прибегнул к непопулярной мере – введению нового налога. Придется откладывать про запас пшеницу, ячмень, рожь, овес для лошадей… отдавать армии головки овечьего сыра и знаменитый грут[106]106
  Смесь жареного ячменя, солода и воды, заменяющая пиво.


[Закрыть], без которого никого не сдвинешь с места. Хотя с хаосом, царившим во времена правления Стефана, было покончено, новый порядок стал обходиться слишком дорого. Подобная королевская политика, достаточно опасная во время кампании, вызывала возмущение среди простых людей, которые в прежние времена были полностью на стороне Генриха II, казавшегося им здравомыслящим и многообещающим правителем. Жестокие законы преследуют не только за браконьерство, но даже за охапку хвороста. Генрих не является другом отшельников, монахов, кузнецов, не жалует также бродяг, которые греются у костров из хвороста в тех лесах, где прячутся. В цистерцианские аббатства, где несчастные находят временное убежище, они нередко попадают полумертвыми от голода, как во времена Стефана. Постоянно растет число непокорных, преследуемых законом людей, неспособых обеспечить свое существование, ставших жертвами ростовщиков, неурожаев, стихийных бедствий. Однако судьба этих несчастных не беспокоит охранников и чиновников Плантагенета, которые считают, что о таких гражданах должен «позаботиться» закон, если они совершат малейший проступок: за воровство отрубают руку, за буйство клеймят. Особенно преследуют браконьеров: горе тому, кто польстится на чужую добычу. За подстреленного животного – особенно с ценным мехом – виновный заплатит жизнью.

Лето было чудесным, и Розамонда с высоты своих девятнадцати лет не замечала ничего, что творилось вокруг; своему любовнику-королю девушка готовила сюрприз – она ждала ребенка. Скоро наступит время наконец-то быть признанной, думает она. Генрих, это вполне очевидно, отдаляется от Алиеноры с каждым днем все больше. Розамонде же обещает златые горы. А почему не корону, когда настанет время? Ее самонадеянность мешает понять, что она не создана для обязанностей королевы и тем более супруги Плантагенета. Она не представляет себе всей тяжести этой роли. Мысль о том, что она вступила в конкуренцию с такой великой соперницей, но – по ее меркам – уже старой, которая не сможет часто рожать наследников, вызывает в ней чувство превосходства. Розамонда убеждает себя, что вовсе не скучает, ожидая то время, когда с победой вернется ко двору.

Алиенора же погружается в эту щемящую тоску, сопутствующую концу любви, депрессию женщины, измученной частыми родами. Маленькую Жанну, после рождения в октябре 1165 года, она помещает к остальным детям, в Фонтевро. Будут ли дети рады увидеть своего отца, властного и в то же время такого очаровательного, после столь долгого отсутствия? Может, они едва осмелятся поднять глаза? Любят ли они его? Алиенора в этом сомневается. Последнее материнство не делает королеву ближе к этому человеку, который когда-то был героем ее мечты. Победы Генриха над валлийцами – ложные победы, как и информация о том, что он больше не видится с красоткой Розамондой. Молодые Плантагенеты всего этого не знают, а может быть, им нет до этого дела, за исключением юного Генриха, потрясенного внезапным исчезновением Томаса Беккета с семейного горизонта.

Вернувшись из Англии, Генрих подозревает, что в Анже не будет радостно встречен своими близкими… Где то радостное время, когда, несмотря на усталость, он карабкался по лестнице в башне, чтобы застать свою красавицу в постели? Плантагенет бросил Алиенору более грубо, чем хотел… Когда он говорит о верности – то речь идет о той верности, которую требует от других. Верность вассала – сеньору, супруги – своему господину. Король остается глухим к упрекам своего капеллана и предпочитает платить за отпущение грехов. Он не скупится на дары и подарки.

Всегда бдительная мать встречает его первая. Матильда знает, до какой степени кампания, которую он вел в Уэльсе, была ужасной.

– В течение этого 1166 года, моя дорогая матушка, – говорит Генрих, приветствуя ее, – я не прекращаю укреплять башни и стены вдоль пограничных марок Уэльса[107]107
  Административная единица, пограничная территория между центрами правления. – Прим. пер.


[Закрыть]. Но я опасаюсь нападения Оуена и де Риса на Руддлан. Хьюго де Честер подводит подкрепления. Эти валлийцы неуловимы и страшно агрессивны.

Матильда знает о его намерении покорить также Ирландию. Не изменит ли ему всегдашнее мастерство, быстрота, отвага? Тем не менее этот отважный сын не осмеливается разговаривать со своей матерью об Алиеноре, уязвленный, что его не встречают как героя. Супруга не прощает ему связи с Розамондой, король понимает это. Действительно, он увлечен этой блондинкой, но не помышляет отказаться от своих супружескоих прав. Он не хочеть потерять Алиенору, а еще меньше – ее владения. Генрих не может разгадать, какой талант дипломатии проявляет Матильда, чтобы облегчить горечь, которую испытывает невестка.

– Идите скорее к своим детям, сын мой. Похвалите вашу супругу за воспитание, которое она им дает. Ободрите королеву. Эта женщина любит своих детей даже больше, чем любит вас. Она вам умно и очень умело помогала. Не критикуйте методы ее воспитания и не отказывайтесь от готовности всегда быть вам полезной. Позвольте себе устроить короткий отдых, прежде чем возвращаться в Британию, чтобы покорить этих упрямцев. Что бы вы сказали о небольшой передышке с Алиенорой в Фонтевро, где анжуйцы в чести с основания аббатства? Там вы увидите ваших двух самых младших дочерей. Вы еще даже не знакомы с маленькой Жанной.

Он согласно кивает. Мать пристально глядит на сына, пытаясь оценить размер семейного краха. Генрих берет себя в руки и продолжает разговор, зная, насколько богата императрица и как могла бы ему помочь, если бы захотела.

– Матушка… помогите мне осуществить брак моей дочери Матильды с Генрихом Львом. Я должен буду дать приданое, поэтому собираюсь повысить чрезвычайный дополнительный налог и, несомненно, назначу обложение в размере одной марки с рыцаря. Мой судья Ричард де Люсе будет требовать уплаты его нашими баронами и конечно же нашими добрыми аббатами. В Англии они верны мне. Конечно, эти разгневанные англичане хотели бы быть освобожденными от чрезвычайной помощи на «замужество невинной дочери»[108]108
  Историческое название этого налога.


[Закрыть]. Вы ведь одобряете этот брак, матушка? Алиенора специально появится в Англии, чтобы приготовить приданое для нашей дочери.

– Ну конечно, Генрих, вы можете рассчитывать на меня. Моя привязанность к вам велика. А теперь ступайте к вашим детям и супруге.

После возвращения Генриха Алиенора буквально не сказала ему ни слова. Она с ним разминулась, но Плантагенет понял, что королева согласна поехать с ним в Фонтевро, чтобы увидеть младших дочерей, Алиенору и Жанну. Однако она не приложила усилий, чтобы присутствовать при разговоре, который состоялся у него со старшими детьми, предпочтя оставить их наедине. Эти подростки совершенно растеряны перед лицом семейных неурядиц. Генрих Младший подходит к своему отцу, обескураженный, потому что нет ни матери, ни его доброго учителя Томаса. Матильда вся ощетинилась, испуганная, что придется уехать к совершенно незнакомому ей человеку – будущему супругу – в холодные восточные края, о которых она ничего не знает. Ричард скрывается за дверью. Остается Жоффруа… Он бросается в ноги отцу, тот его поднимает. Во взглядах старших – налет грусти и как бы вызов. Генрих не ожидал встретить такую холодность. Вернувшись в зал заседаний, он спрашивает себя, стоит ли ехать в Фонтевро. Бунт со стороны близких касается его так же, как мятежи со стороны врагов. Плантагенет считает, что заслуживает большего внимания и предупредительности со стороны супруги. При других обстоятельствах ему понравилось бы заставить Алиенору покориться как прежде. Сделать ей еще одного сына, который мог бы противостоять сыну Людовика VII, этому Филиппу Богоданному, у которого в венах течет тевтонская кровь.