Текст книги "Криминальная любовь"

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Я зябко передернула плечами.

На мне была пижама из тонкой, мягкой ткани, а на улице было достаточно прохладно.

Неудивительно, что я начала подмерзать.

Я огляделась по сторонам. Верхушки елей тонули в звездном небе. Господи, какая красота!

Я такого неба, наверное, с детства не видела. Последний раз в похожем месте я была на турбазе. Мы тогда с мамой отдыхали там. Двухэтажные маленькие домики, все удобства – на улице.

Комаров было полно, они постоянно кусали меня, отчего кожа распухала, но как же хорошо там было!

Спокойно, радостно, светло.

А потом, взамен щемящим воспоминаниям, пришло горькое осознание.

Детство давно закончилось. Утратила я ту беззаботную невинность, тот нежный взгляд на мир.

Мир взрослых оказался слишком жестоким.

– Под ноги смотри, – окончательно возвращая меня в реальность, предупредил Калаш.

Мне показалось, или теперь его голос звучал рассерженно?

– Смотрю, – тихо ответила я.

Калаш остановился и окинул меня оценивающим взглядом. Его густые брови сошлись на переносице, и я заметила недовольство в серых глазах.

Когда я успела накосячить?

– Хрен знает что носишь, – пробурчал Калаш, стягивая с себя спортивную толстовку.

В следующее мгновение она оказалась у меня на плечах.

– Надень нормально, – скомандовал Калаш и недовольно поджал губы.

Я всунула руки в рукава. Тепло, оставленное Калашом, обволокло мое тело. Я задрожала, но теперь уже не от прохлады. Это была другая дрожь. Обещавшее что-то невероятное.

Меня напугало это чувство. Я нервно дернула молнию и застегнула толстовку до самого горла.

Мы пошли по той самой дорожке, которую было видно из окна кухни. Камушки смешно поскрипывали под подошвой моих кроссовок, но мне совсем было не до смеха.

Калаш потянул меня налево, и вскоре я увидела строение, чем-то напоминавшее просторный гараж.

Куда же он ведет меня? Что ему нужно?

Лихая мысль, что Калаш решил заняться со мной сексом, была тотчас отметена. Не из тех он был, кто женщину насильно брал.

Хотя, признавалась я себе, скажи Калаш – что такова плата за безопасность моей семьи, я бы отдалась ему.

Когда мы подошли к строению, я заметила возле его дверей двух мужчин. Один из них мне был уже знаком, это был Захар-Башка.

А вот другого я видела впервые.

Мужчина был одет в спортивную форму и с виду напоминал тренера.

Его недовольный взгляд был устремлен на собеседника, Захара.

Когда незнакомец повернулся к нам, я отметила каким были резкими черты его лица, особенно выдавался нос. Не то чтобы он был огромным, но именно он показался мне самой заметной частью мужского лица.

Взгляд холодных глаз равнодушно скользнул по мне и остановился на Калаше.

– Это – Василиса, Василиса, это – Ярослав, – представил нас друг другу Калаш.

Я покраснела, потому что поняла, что он все еще держал меня за руку. Да еще на мне была его одежда.

Что обо этом подумали эти двое?

Но самое главное, что волновало меня куда больше – что сам Калаш думал обо мне. Зачем привел сюда и почему не отпускал мою руку?

Что это значило?

– Здравствуй, царевна, – Ярослав холодно улыбнулся, – я уже наслышан о тебе. Как ты и заказал, Калаш, все сделано чисто и быстро. Принимайте подарочек.

Ярослав кивнул в сторону домика.

– Благодарствую, – Калаш одобряюще похлопал по плечу Ярослава.

Тот сдержанно улыбнулся в ответ. Захар в это время лишь молчаливо наблюдал за происходящим. Я уже отметила, что из всех мужчин он был самым немногословным.

– Идем, – Калаш потянул меня за собой, а я и не думала сопротивляться.

Дверь с каким-то отчаянным гулом открылась, мы прошли внутрь.

Я сглотнула. Не знаю почему, но мне стало не по себе.

Может, всё дело в темноте?

– Щелк, – сопровождая словами свои действия, Калаш включил свет.

Комнату заполнил яркий свет.

– А вот и подарочек, – добавил Калаш, и я увидела то, от чего у меня перехватило дыхание…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

– Не беспокойся, он не видит и не слышит нас, – уже знакомым докторским тоном предупредил меня Калаш.

Я сглотнула – единственное действие, на которое была способна.

А вот пошевелиться я уже не могла. Ноги будто приросли к полу.

Взор мой припечатался к человеку, который находился за стеклянной стеной.

Привязанный к стулу, с кляпом во рту и красным лицом, посреди комнаты сидел Ганс.

Как же он отличался от того уверенного Ганса, каким я видела его этим утром!

Глаза отчима были расширены от страха, уши багрово– красными, словно их недавно коптили. Тело Ганса подрагивало, грудь ходила ходуном.

Я пригляделась и поняла, что его трясет от страха.

Он был жалким, уродливым и отвратительным.

Смятение, которое я испытала в первые секунды, быстро уступило место другому чувству.

Злорадству.

О, да! Я ощущала его в полной мере. С нескрываемым наслаждением я вглядывалась в лицо человека, которому прежде доверяла.

Человека, который должен был заменить мне отца, и, значит, стать оплотом безопасности, любви, мира и доброты.

Но именно этот человек, этот мерзкий монстр, отобрал у меня все это! Лишил этого моих маленьких сестер, и растоптал душу мамы!

Воспоминания всех этих месяцев, как в калейдоскопе, завертелись у меня перед глазами. А потом – бах – и я увидела ту самую ужасную картину.

Пальцы отчима сжимают горло моей матери.

Она скулит. Она избита. Она почти умирает.

– Ненавижу! – выдохнула я.

Что-то обожгло мне ладони.

Я опустила взор и с удивлением посмотрела на них. Только теперь я поняла, что причиной этих неприятных ощущений стали мои собственные действия – потому как я с такой силой сжала кулаки, что ногти вонзились в нежную кожу.

– Всё в порядке? – Калаш окинул меня сощуренным взглядом. – Ты вся дрожишь.

Я вновь удивилась. Правда ведь, дрожу.

– Да, – я обняла себя за плечи и вновь посмотрела на отчима.

Теперь я испытала совершенно иные чувства.

Глядя на его испуганное лицо, я ощутила…

Жалость. Не ту, какую мы испытываем, когда глядим на любимого человека.

Это была другая жалость – унизительная для отчима или же кого из людей. В моих глазах Ганс был как нечто отвратительное, потерявшее самое главное – человечность.

Этакий омерзительный, презренный червь…

А ведь был когда-то хорошим человеком!

Или не был? Может, просто умело притворялся? Ах, у лицемеров столько лиц!

– Хочешь посмотреть? – разминая пальцы рук, отчего раздался характерный хруст, вопросил Калаш.

Я непонимающе посмотрела на него.

– На что?

– Как я буду ломать ему ноги и руку. Напомни, которую оставить целой? – одаривая меня ледяной ухмылкой, от которой в моей груди все похолодело, ответил Калаш.

– Л-левую, левую оставить, – еле шевеля вмиг потяжелевшим языком, пробормотала я.

– Левую так левую, – его ухмылка превратилась в акулью улыбочку, глаза наполнились странным блеском и, кажется, даже потемнели.

– Остаешься? – он наклонился ко мне.

– Мм? – выдохнул Калаш мне в лицо.

Я отшатнулась. Напуганная, полная смятения.

Потому что передо мной стоял другой Калаш. Не тот, что почти заботливо одевал носок на мою ногу. Не тот, кто, заглядывая в глаза, спрашивал: «навалилось».

Это был голодный хищник, предвкушавший веселую, жестокую забаву.

– Я не хочу…

– Передумала? – Калаш обжег меня взглядом. – Василек, за стоп-кран дернуть не получится. У меня его нет.

Я молчала. Ладонь Калаша легла на мое плечо. Я почувствовала такую тяжесть от этого прикосновения, что моя рука заныла.

– Молчишь? Тебе нечего сказать? – в голосе Калаша ощущался вызов.

Он сильнее надавил мне на плечо:

– Где та смелая Василиса, которая прошлым утром завалилась ко мне? Или тебе стало жалко этот кусок дерьма?

Я задрожала от его слов.

– Я просто не хочу видеть его… Я хочу, чтобы моя семья была в безопасности от него, чтобы сестры не боялись, что снова придет злой папа, чтобы мама больше не замазывала синяки, потому что они перестали появляться, – по моим щекам побежали слезы, – чтобы я не боялась – что не успею, не проконтролирую всё, не спасу.

– Иди в дом, Василиса, – тоном, в котором читалась забота, произнес Калаш.

Я лишь заморгала в ответ. Не знаю, что нашло на меня, но мне было трудно сдвинуться с места.

– Иди, – мужская ладонь аккуратно заправила мне за ухо выбившуюся из хвоста прядь волос.

Странный жест, от которого у меня задрожала душа.

– Ты ведь не потеряешься? Помнишь, куда идти?

– Да, – беззвучно шевеля губами ответила я.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Не знаю, каким чудом я благополучно и довольно быстро вернулась назад. Будто подгоняемая кем-то, я шла и старалась не думать об отчиме. Но воспоминания, затеяв жестокую игру, рисовали перед моим мысленным взором его напуганное лицо.

Эти глаза… Сколько же в них было ужаса!

И вновь я испытала жалость. Жалость, что всё так получилось. А ведь могли бы быть счастливой семьей!

О, это «бы» – мучительное сожаление, открывавшее врата к бесконечным страданиям!

Когда я уже подходила к дому, то заметила Макса.

Он сидел на корточках под кухонными окнами и глядел куда-то перед собой. Судя по его движениям, он что-то пил. Я пригляделась. Точно пил. Его пальцы сжимали банку.

Что это? Пиво? Энергетик или что похлеще?

Я еще раз посмотрела на Макса.

Каждый раз, когда он подносил жестяную банку к губам, его лицо превращалось в страдальческую гримасу.

Всё в нем – фигура, выражение лица – источало глубокую сосредоточенность и серьезность. Сейчас Макс так отличался от того весельчака, каким он был почти всегда.

Что происходило с ним? Пытаясь понять, я задержала взгляд на его лице.

Становилось очевидно, что тот проживал душевные страдания.

Кто бы мог подумать, что за сумасшедшей улыбочкой скрывалась глубокочувствующая натура?

Не желая своим появлением нарушить размышления Макса, я постаралась сделать вид, что не заметила его.

Я потянула за ручку двери, и следом услышала:

– Погоди.

Сердце тревожно ударилось о ребра.

Я обернулась. Макс, повернувшись боком, смотрел на меня.

– Есть пару минуток?

Я молчала. Взвешивала все за и против. Не то чтобы я была равнодушна к страданиям Макса, но немного беспокоилась, что эта пара минуток будет кем-либо истолкована неправильно.

– Тошно мне, – глухим голосом добавил Макс. – Из-за Майи.

Волшебное слово прозвучало. Майя.

– Пару минуток есть, – я отпустила ручку двери и подошла к Максу.

– Садись, – он кивнул на пол, – в ногах правды нет.

Я не стала спорить с ним. Стараясь не думать о том, насколько чисто тут для пижамы, я села сбоку от Макса.

Он почему-то замолчал. Пытаясь как-то разговорить его, я кивнула на банку, которую он сжимал пальцами, и спросила:

– Что там?

– Минералка с клюквой.

– Хм, откуда такая роскошь? – улыбнулась я.

– Достали. Там в холодосе еще пару ящиков завалялось если что, – Макс внимательно посмотрел на меня.

– Как Майя? – будто вопрос отнимал у него силы, выдавил он из себя.

– Когда я уходила, она спала.

– Сон – это хорошо. Он иногда лечит, а я вот никак не засну. Всё думаю. Как так получилось, что такая девчонка стала…

Макс не договорил. Лишь тяжело вздохнул, да так, что я и сама ощутила тяжесть его переживаний.

– Давно она этим промышляет? – после минутного молчания, спросил он.

– Не знаю точно, я никогда не спрашивала её об этом.

– Не пойму одного – зачем ей это? – Макс вопрошающе посмотрел на меня. – Чего ей не хватало?

– А ты сам-то у неё спрашивал об этом?

Макс отвел взор.

– Значит, нет, – я обняла себя за плечи, – и с чего ты взял, что ей чего-то не хватало? Может, причина совсем в другом.

Он резко повернул голову в мою сторону:

– В чем, например?

– В её прошлом.

В глазах Макса мелькнула надежда.

Что-то переменилось в нем. Он будто ожил.

– А что с её прошлым? Можешь поподробнее рассказать?

– Могу, но не буду. Потому что лучше будет, если она сама расскажет тебе об этом. Так честнее, понимаешь? – я смотрела Максу прямо в глаза в надежде, что тот поймет. -Только вот хватит ли у тебя смелости самому спросить у неё?

Я медленно поднялась, Макс тоже встал.

Глядя куда-то вдаль, он начал медленно сжимать жестяную банку. Воздух затрещал от характерного звука.

– Надо спросить, – выдохнул Макс.

Я хотела сказать, что это самое лучшее решение, но мужской крик, раздавшийся со стороны домика, где я совсем недавно была, остановил меня.

Я вздрогнула и настороженно посмотрела на Макса.

– Ты это, – по губам его пробежалась та самая сумасшедшая улыбочка, – в дом иди, а то холодно да и спать пора.

Так я и сделала.

Уже когда я легла в кровать, то поняла что на мне все еще была толстовка Калаша. Но снимать её почему-то не хотелось.

Так я чувствовала себя защищенной.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Кто-то заехал мне под ребра чем-то острым.

Я ахнула и распахнула глаза.

– Прости, я случайно, – хлопая длинными ресницами, попросила Аня.

Несколько секунд я вглядывалась в её хорошенькое личико, любовалась нежным румянцем на щечках. И всё это время в голове моей прокручивались винтики. События прошедшего дня пронеслись в моей памяти, и я, наконец, окончательно вспомнила где я и с кем.

– Прощаешь? – Аня наклонилась ко мне.

– Прощаю, – я улыбнулась ей.

– Просто ты так долго спала, – послышался голосок Тани.

Мне показалось, или в её голосе звучали претензии?

Я приподняла голову и увидела сестренку. Она сидела на диване, а рядом с ней, на полу, Майя.

Танюша заплетала ей косички. Глаза подруги были закрыты, а на лице застыло такое спокойное выражение, что я невольно подумала, а не приняла ли Майя какое-либо успокоительное.

Честно говоря, я бы тоже не отказалась от него. Глупо было думать, что одна спокойная ночь приведет мои чувства в равновесие.

– И мы не решились выходить из комнаты, пока ты не проснулась, – добавила Аня.

Она прижалась своим носом к моему:

– А теперь ты проснулась? А то я кушать хочу.

– Проснулась, – я медленно села в кровати, а Анюта отползла вбок.

Я с удивлением заметила, что волосы её были расчесаны и заплетены в косичку. Да и сама она была уже не в пижамке, а милом домашнем костюмчике – футболке и штанишках.

Я перевела взор на Танюшу. Только теперь заметила, что и у неё на голове был полный порядок – две косички смешно свисали по бокам. Как и Аня, Таня сменила пижамку на футболку и штаны.

– Ничего себе, да вы уже умылись, причесались и переоделись! – одобряюще протянула я.

Обычно этот процесс контролировала мама или я.

Нередко он затягивался дольше положенного. Аня с Таней отвлекались – то на мультики, то на птиц, то на паучка…

В общем, причин для того, чтобы утренняя рутина затормозилась, имелось немало.

– Это всё Майя! – гордо заявила Танюша.

Один глаз подруги приоткрылся, и она послала мне задумчивый взгляд.

– Ага.

– Спасибо, ты мне очень помогла! – я слезла с кровати и покачнулась.

Глаз немного защипало, а щека напомнила о себе неприятной ломотой.

– Знала бы ты, как сама помогла мне вчера, – открыв второй глаз, Майя выразительно посмотрела на меня, и я увидела в её взгляде такую боль, что едва не расплакалась.

Заметив это, подруга с усмешкой добавила:

– А что это за кофта на тебе? Я раньше такой не видела у тебя? Уж не с царского плеча?

Я почувствовала, как к щекам прилила кровь.

– Мне нужно в душ, а потом обо всем поговорим, – ретируясь в ванную комнату, пообещала я.

…Мне хватило чуть больше получаса, чтобы вновь почувствовать себя человеком.

Искупавшаяся, с мокрыми волосами, в чистой одежде, я вывалилась из ванной и…

Застыла на месте, когда обнаружила, что в комнате прибавилось народу.

На целых два человека.

Максу досталось внимание сразу всех девочек – Танюша с Анютой пытались соорудить на его волосах хвостики, что не очень-то получалось у них. Темные пряди подвергались таким дёрганием детскими пальчиками, что даже мне становилось жалко парня.

Но Макс мученически выдерживал испытания моими сестрами, а Майя, сидя сбоку, с улыбкой наблюдала за этим представлением.

Я присмотрелась и обнаружила, что подруга сжимала в руках небольшую игрушку в виде красного сердца.

В груди что-то сладко сжалось, и я поняла, что вот-вот расплачусь. Ох, уж эти слезы! Раньше я плакала украдкой, чтобы никто не видел их, а теперь…

Я отвела взор в сторону и встретилась с серыми глазами.

Калаш…

Он сидел на том стуле, что и прошлым днем, когда я, пробудившись после сна, застала его, и глядел на меня своим фирменным задумчивым взглядом.

Я испытала смущение.

Вспомнила, вдруг, что только вышла из ванны, и, соответственно, могла выглядеть не особо привлекательной – с растрепанными волосами и наверняка красным лицом.

Калаш, сохраняя молчание, указал взглядом на дверь.

Я поняла его без слов. Так же, молча, подошла.

Калаш встал рядом с дверью, и я была вынуждена протиснуться рядом с ним. Когда я делала это, моя грудь соприкоснулась с его грудью.

Я вздрогнула от этого случайного прикосновения.

Будто огненный ветер опалил мою кожу.

Краснея, я спешно вышла в коридор. Но даже теперь странный жар продолжал сжигать меня.

Что со мной?

До моего слуха донесся вопрос, заданный Анютой:

– А вы куда?

– Завтрак готовить. А вы пока Максу прическу делайте. Красивешную.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

– Что нужно приготовить? – сразу спросила я, как только мы с Калашом завернули на кухню.

На кухне было чисто, вкусно пахло кофе, но прохладно. Видимо, её недавно проветривали.

– Это вопрос к тебе. Что обычно с сестрами вы едите по утрам? – Калаш с грохотом выдвинул стул и сел на него, всем своим видом показывая, что готовка завтрака будет исключительно на мне.

Что ж, я была совсем не против занять себя чем-то, если бы не одно но.

Присутствие Калаша на кухне всё меняло.

Я и так уже начала волноваться, а теперь, когда он сел и стал разглядывать меня, мне совсем стало не по себе.

Замерев на месте, я все никак не решалась приступить к готовке.

– Еда в холодильнике. На полках шкафа тоже есть кое-какие из продуктов, – властно заявил Калаш.

Я вздрогнула и отвернулась от него. Открыв шкафчики, я сделала вид, что занимаюсь их изучением.

На самом деле я просто пыталась успокоиться.

Сердце в груди так странно грохотало! Будто я долго бегала, и теперь оно никак не могло выровнить свой ход.

– Пожалуй, я приготовлю кашу, – я ухватилась за коробку с овсяной крупой.

– Ты не завтракал? – еще не готовая посмотреть на Калаша, я поставила кашу на столешницу и теперь принялась за поиски подходящей посуды для неё.

Где же её искать? Я присела на корточки, открыла нижний шкафчик и увидела целый набор кастрюль. Немного удивилась, обнаружив среди них огромный казан. Вот бы в нем приготовить шурпу или плов!

Заметив кастрюлю среднего размера, я достала её. Правда, что-то пошло не так. Раздался грохот. К счастью, ничего из шкафа не вывалилось.

С улыбкой победителя, я выпрямилась и начала набирать воду в кастрюлю.

– Мы завтракали, – послышался ответ. – Готовь только для своих.

– Как хочешь, – я поставила кастрюлю на плиту, добавила в воду немного сахара и соль.

Теперь пришло время повернуться, но я все никак не решалась сделать этого.

Словно нарочно, к смущению присоединились воспоминания вчерашнего вечера. То, о чем мне удалось забыть почти на всю ночь и утро.

Мой отчим. Акулья улыбочка Калаша, и его вопрос какую руку оставить целой…

Чем все закончилось?

По спине побежали холодные мурашки.

– И долго ты намерена делать это?

– Что именно? – не оборачиваясь, ответила я.

Сзади раздался грохот отодвигаемого стула, и следом шаги Калаша.

Сердце взволнованно ударилось о ребра, а потом начало странным образом стучать.

Каждый шаг Калаша отражался в моей груди мощными толчками сердца. В попытках успокоиться, я схватила коробку с овсянкой и начала открывать её.

Пальцы плохо слушались меня, и все что мне удавалось – беспомощно царапать ногтями непослушный картон.

– Избегать моего взгляда, – Калаш вырвал из моих рук коробку и, не глядя, открыл её.

Смотрел он исключительно на меня.

Я заметила, что его глаза переменили цвет. Теперь они напоминали мне небо перед грозой.

Создавалось ощущение, скажи я или кто-либо другой неверное слово, и разразится молния.

– Я не избегаю твоего взгляда, – попыталась оправдаться я, уголки губ Калаша дрогнули в усмешке, и тогда я поспешила добавить:

– Ты прав. Я избегаю твоего взгляда по ряду причин. Одна из них, что я догадываюсь, как «эффектно» выгляжу после ванной. Видишь ли, я – девочка, а девочкам, даже самым простым, иногда хочется выглядеть красивыми.

Левая бровь Калаша медленно поползла вверх. Выразительно и удивленно.

Надо же, оказывается, он и так может.

– Еще причины есть? – Калаш не сводил с меня глаз.

– Я как на допросе, – нервно усмехнулась я, – есть.

– Весь во внимании.

Я обняла себя за плечи. Хотелось как-то успокоиться, но делать это под прицелом антрацитово-серых глаз, казалось невыполнимой задачей.

– Видишь ли, я впервые живу в обществе чужих мужчин, – глядя прямо на Калаша, продолжала я, – к тому же, один из этих мужчин довольно опасный человек.

– Так уж один, – усмехнулся Калаш.

Глаза его чуть посветлели. Хм, неужели мы избежали грозы?

– Не знаю насколько опасны твои приятели, все общение у меня происходило по большей части с тобой.

– А как же Макс?

Я нахмурилась. Из головы вылетел наш вчерашний разговор с ним.

– Ты что, следил за мной? – удивленно выдохнула я.

– Видишь ли, у меня есть привычка проверять камеры, – улыбка Калаша стала холодной. – О чем вы беседовали с Максом?

– О Майе, о чем еще?