Книга: Нарушенные завещания - Милан Кундера

До тех пор пока авторское право не стало законом, требовался определенный склад ума, расположенный уважать автора. Этот склад ума, который медленно, веками формировался, сегодня, как мне кажется, исчезает. Иначе реклама туалетной бумаги не могла бы идти в сопровождении тактов из симфонии Брамса. Или нельзя было бы издать, при всеобщем одобрении, сокращенный вариант романов Стендаля. Если бы склад ума, уважающий автора, еще существовал, люди задавали бы себе вопросы: а согласился бы на это Брамс? а не разозлился бы Стендаль? <...> Даже, хотя их права и не ограничены, авторы художественных произведений старого толка скопом оказались совсем в другом измерении, где авторские права постоянно теряют свою былую ауру. В этом новом климате нарушители моральных прав автора (обработчики романов; мусорокопатели, разграбившие так называемые критические издания великих авторов; реклама, растворяющая в своих розовых соплях тысячелетнее культурное наследие; журналы, перепечатывающие безо всякого на то разрешения все, что им заблагорассудится; продюсеры, вмешивающиеся в работу кинематографистов; режиссеры, так вольно обращающиеся с текстом, что только безумец решился бы сегодня писать для театра, и т. д.) в случае конфликта встретят снисходительное к себе отношение со стороны общественного мнения, тогда как автор, который будет отстаивать свои моральные права, в результате рискует потерять симпатии публики и остаться с достаточно шаткой юридической поддержкой, ибо даже блюстители законов подвержены веяниям времени. Я думаю о Стравинском. О его гигантских усилиях, направленных на то, чтобы сохранить все свои произведения в собственном исполнении как незыблемый эталон. Сэмюэль Беккет вел себя аналогичным образом: он сопровождал тексты своих пьес все более и более подробными сценическими ремарками и настаивал (вопреки бытующему снисходительному отношению) на том, чтобы они строго соблюдались; он часто присутствовал на репетициях, чтобы самому одобрить постановку, а иногда ставил сам; он даже издал книгу замечаний по поводу немецкой постановки пьесы Конец игры,чтобы оставить их навсегда. Его издатель и друг Жером Линдон, при необходимости готовый обратиться в суд, следит за тем, чтобы волю автора уважали и после его смерти. Эти сверхусилия, направленные на то, чтобы придать произведению окончательный, полностью завершенный и находящийся под авторским контролем вид, не имеют себе равных в Истории. Как если бы Стравинский и Беккет не только стремились оградить свои произведения от распространенной тогда практики уродовать их, но и от будущего, все менее и менее склонного к тому, чтобы к тексту или к партитуре относились с уважением; как если бы они хотели подать пример, последний пример того, что представляет собой высшая концепция автора, автора, который требует, чтобы его воля была исполнена полностью.

Что к этому еще можно добавить?

P.S. Это мое первое знакомство с автором, но если у него настолько интересное эссе, я даже боюсь представить насколько у него интересные романы?

А вот у этого дяди выходит великолепно! Это сборник эссе меня поглотил просто. Я, можно сказать, неотрывно его читала,а если не читала, то как-то странно вцеплялась в него пальцами и везде носила с собой. Как дитя малое с игрушкой.

В общем, случайная покупка свела меня с Миланом Кундера. А потом неслучайно я купила себе еще "Занавес". Ми ми ми.

Милан Кундера, быть может, и не утверждает категорично, что Кафка- писатель юмористический, но настаивает: «Кафка не страдал за нас! Он развлекался за нас!» Доказательством чему служат комические эпизоды, то и дело встречающиеся в произведениях Кафки. Интересное наблюдение. По крайней мере, оригинальное. Именно с рассказа о проникновении юмора в серьёзную литературу и начинается эссе Кундеры. Далее следуют размышления об искусстве романа, о музыке эпохи модернизма и сложностях её восприятия, и небольшое исследование, посвящённое проблемам интерпретаций произведений искусств, с примерами. По мнению Кундеры, неточные переводы, «отвлечённая» литературная критика (в особенности выполненная по «методу Сент-Бёва»), искажение композиторского замысла при исполнении музыкальных произведений – всё это и есть случаи нарушения авторских завещаний. Нарушения, совершённые зачастую с благими намерениями: желанием понять и объяснить, привлечь внимание, сделать произведение доступным для широкой публики и т.п. Но иногда автор сам прямо и недвусмысленно объясняет, как нужно понимать его творение. И что с ним можно делать, а чего – нельзя. Например, нельзя читать.

Дорогой Макс, моя последняя просьба: все, что будет найдено в моем наследии (то есть в книжном ящике, бельевом шкафу, письменном столе, дома и в канцелярии или было куда-то унесено и попалось тебе на глаза) из дневников, рукописей, писем, чужих и собственных, рисунков и так далее, должно быть полностью и нечитаным уничтожено, а также все написанное или нарисованное, что имеется у тебя или у других людей, которых ты от моего имени должен просить сделать это. Те, кто не захочет передать тебе письма, пусть по крайней мере обязуются сами их сжечь. Франц Кафка

«Но, как известно, на завещания плюют», - грустно замечает Милан Кундера. Интересная деталь: в финале эссе Кундера расскажет, как бы он поступил на месте Макса Брода. Но сначала речь пойдёт об интерпретациях, выносящих смертный приговор произведениям искусства.

Увы, нарушение авторского замысла при критическом анализе художественных произведений неизбежно, поскольку любая интерпретация несёт на себе «отпечаток» личности интерпретатора. Кстати, и эссе Кундеры не исключение. Так, в главе «Навязывание чувства вины» Кундера анализирует странную реакцию героя «Процесса» на обвинение («не совершив ничего плохого (или не зная, что плохого он совершил), К. тотчас начинает вести себя так, словно он виновен. Он чувствует себя виновным. Его сделали виновным. Ему навязали ощущение вины») и объясняет его поведение с точки зрения собственного опыта, а именно того «ощущения», которое возникает у члена тоталитарного общества, - необъяснимой уверенности, что «наказания без вины не бывает», и если за тобой пришли, значит, ты виновен.

Другое распространённое нарушение авторского замысла – это перевод. На примере одной фразы из романа «Замок» и трёх вариантов её перевода на французский язык, Кундера наглядно показывает, как меняется оригинальный текст по прихоти переводчиков. Желание улучшить авторский стиль, придать тексту благозвучность, исправить воображаемые ошибки – всё это понятно. Но откуда эта самодеятельность? «Вне всякого сомнения, можно было бы написать лучше ту или иную фразу в "Поисках утраченного времени". Но где найти такого безумца, который захотел бы прочесть улучшенного Пруста»? С другой стороны, складывается впечатление, что Кундера допускает в отношении художественных произведений только точный буквальный перевод. Но даже дословный перевод не всегда соответствует замыслу автора «по духу». Поясню на примере: существует два перевода на русский язык романа Генриха Бёлля «Ansichten eines Clowns», с двумя разными названиями: «Взгляды клоуна» и «Глазами клоуна». Может быть, первый вариант перевода более точный, но второй - лучше.

Любопытно, что «сложности перевода» проявились и в самом эссе Кундеры – в неузнаваемых (на русском языке) цитатах. По-видимому, переводчик эссе решил не использовать существующие варианты переводов из Пруста, Гомбровича и т.д., а самостоятельно перевести встречающиеся в тексте Кундеры цитаты. Так, знаменитая фраза Гарри Уилбурна из романа «Дикие пальмы» Фолкнера неожиданно приобрела следующий вид:

…Когда она ушла из жизни, из жизни также ушла половина воспоминаний; а если я уйду из жизни, значит, уйдут из жизни все воспоминания. Да, подумал он, между печалью и небытием я выбираю печаль.

«Между печалью и небытием». Ну, да... Для сравнения текст оригинала: «when she became not then half of memory became not and if I become not then all of remembering will cease to be. -Yes he thought Between grief and nothing I will take grief».

Но, возвращаясь к нарушенному завещанию Кафки, Кундера отчасти понимает решение Брода, но только отчасти:

Как бы поступил я сам, окажись я в положении Брода? Желание покойного друга для меня закон; с другой стороны, как можно уничтожить три романа, которыми я бесконечно восхищаюсь, без которых не могу вообразить себе искусство нашего века? Нет, я не смог бы подчиниться безоговорочно и буквально указаниям Кафки. Я не смог бы уничтожить его романы… Но я бы расценил свое неподчинение (неподчинение, строго ограниченное этими тремя романами) как исключение, на которое я пошел под свою ответственность, на свой собственный моральный риск, на которое я пошел, как тот, кто преступает закон, а не тот, кто не признает или отрицает его. Именно поэтому, не считая данного исключения, я бы исполнил все пожелания из «завещания» Кафки точно, осмотрительно и полностью.

Очень правильная и достойная позиция, на мой взгляд. Но почему бы тогда тем, кто придерживается подобной точки зрения, самим не выполнить волю Кафки, и не читать дневники, письма, неоконченные новеллы? Это было бы логично и последовательно, не правда ли? Но в эссе Кундеры мы встречаем: «Я проходил мимо борделя, как мимо дома возлюбленной» (дневник (Кафки), 1910 год, фраза, выкинутая Бродом)». «В своем дневнике Кафка такими словами определяет романы Диккенса»... «В своем дневнике, датированном 1911 годом, он (Кафка) рассказывает»… И почему на завещания всегда плюют?

Post coitum omne animal trist

Лёгкая профессия - сиди мол себе пиши - на поверку оказывается труднейшим трудом и сложнейшей сложностью, требующей силы характера и убеждений, чётких стремлений и целостности мечты. На примере некоторых ярчайших представителей литературы и музыки Кундера показывает развитие искусства как бы в контексте истории искусства. Он знакомит нас с некоторыми аспектами творчества и, конечно же, не забывает оправдать собственные книги, не забывает воссторженно ткнуть нас (раза три-четыре точно) в свою личную боль и неприятие "интервенции Русских". Нет, я попробую, попытаюсь читать Кундеру ещё и ещё, но даже с таким обстоятельным предисловием, как "Нарушенные Завещания", я не вижу способа прочитать его с удовольствием; как романиста, а не как графомана в обличье романиста. Я благодарен Кундере за эту книгу - она многому меня научила. Я благодарен ему за стыд, который он во мне пробудил, как в человеке пишущем: я увидел, сколь неосмотрительно и преступно в текстах использую образы своих друзей (хотя - и это послужит мне оправданием - без этих образов мне не удалось бы достоверно перед самим собой построить многие сцены. Уж извините, друзья!), сколь неосмотрительно и жестоко я отношусь к своим потенциальным читателям, отдавая им на растерзание местоимение "Я", превращающее героев в якобы отражение меня, сколь неосмотрительно и скурпулёзно я правлю текст, порой уничтожая динамическую и эмоциональную речь в угоду "читаемости". И я постараюсь исправиться, и стать ещё более жестоким, преступным и неосмотрительным.

Внимание!!! Книга Милана Кундеры "Нарушенные завещания" содержит сотни спойлеров. Перед прочтением рекомендую самостоятельно ознакомиться с творчеством следующих писателей, чтобы избежать авторитарного влияния мэтра мировой литературы (я, к счастью или к несчастью напоролся):

Милан Кундера "Вальс на прощание", "Шутка", "Бессмертие", "Смешные Любови", "Книга смеха и забвения" Франсуа Рабле "Гаргантюа и Пантагрюэль" Салман Рушди "Сатанинские стихи", "Дети полуночи" Томас Манн "Иосиф и его братья", "Волшебная гора" Лев Толстой "Анна Каренина", "Война и мир" Фёдор Достоевский "Бесы", "Преступление и наказание" Дени Дидро "Жак-фаталист и его хозяин" Герман Брох "Пазенов, или Романтика", "Эш, или Анархия", "Хюгану, или Деловитость" Франц Кафка "Америка", "Процесс", "Замок" Дэвид Лоуренс "Любовник леди Чаттерлей" Мигель Сервантес "Хитроумный идальго дон Кихот Ламанчшский" Чарльз Диккенс "Дэвид Копперфильд" Эрнест Хемингуэй "Холмы как белые слоны" Роберт Музиль "Человек без свойств" Фридрих Ницше "Утренняя заря", "Человеческое, слишком человеческое", "Так говорил Заратустра" и др. Андре Жид "Фальшивомонетчики" Джеймс Джойс "Дублинцы" Джордж Оруэлл "1984" Витольд Гомбрович "Фердидурка" Жан-Поль Сартр "Тошнота"

Список далеко не полный, список длинный, книги толстые. Да. Но если ты хочешь говорить с Кундерой на равных, а ещё лучше - спорить с ним, следует прочесть как можно больше из этого списка. Прочесть внимательно, обстоятельно, и быть читателем не хуже Кундеры. Впрочем, можешь довериться его литературному чутью и присесть за "Нарушенные завещания" раньше знакомства с Кафкой и Оруэллом, но пеняй на себя: навязанные мысли будут портить всё впечатление от книг.

Как итог - рассуждения о литературе и сильных мира сего, оптимальное сочетание объективного и субъективного. Читать для расширения горизонтов и просто ради научного интереса.

Название сборника - "Нарушенные завещания" - не случайно. Так или иначе Кундера многократно касается проблемы авторского наследия: после смерти автора (а чаще - и до нее) к его произведениям протягивают руки интерпретаторы, издатели, переводчики, мусорокопатели... О степени возможного "рукоприкладства", об авторском праве, об уважении к автору, о понимании текста (или музыки) и о многом другом - Кундера высказывает свое мнение, нетривиальное и обоснованное.

В эссе автор обращается творчеству Рабле, Хемингуэя, Фуэнтеса, Рушди, очень много автор рассуждает о Кафке: например, о "кафковедческой" деятельности Брода и вариантах перевода одной фразы из "Замка". Среди композиторов, упоминаемых в эссе, автор особое внимание уделяет Стравинскому и Яначеку.

В теории музыки я, увы, не сильна, точнее, совсем с нею не знакома, поэтому эта часть авторских рассуждений прошла мимо меня. Однако для Кундеры музыка и литература одинаково близки и интересны, размышления о них сплетаются, и не возможно отделить "музыкальные" эссе от "литературных", поэтому при всем соблазне пролистнуть пару страниц о Стравинском, я читала все. И не могла оторваться.

Начала рецензию словами "единственное, что могу сказать" а все пишу, пишу) Но не буду углубляться, только добавлю, что читая эту книгу, мы можем согласиться или не согласиться с автором, но это никак не уменьшит восхищение от нее.