Текст книги "Герои подводного фронта. Они топили корабли кригсмарине"

Обстановка на Балтике по сравнению с 1941 годом сильно изменилась. Для германского военно-морского командования не являлось секретом, что за год борьбы КБФ понес значительные потери – только одних подлодок погибло двадцать семь, – а его боевой потенциал подорван тем, что он вынужден базироваться на осажденный блокированный город. Конечно же германские адмиралы допускали вероятность того, что какое-то количество подводных лодок после окончания ледостава предпримут попытку вырваться на просторы Балтийского моря. Для противодействия им с началом навигации в восточной части Финского залива на меридиане острова Гогланд и в западной части между Таллином и Хельсинки были выставлены два мощных минных заграждения из нескольких тысяч мин. Кроме того, в море оставалось большое количество немецких и советских мин, выставленных в ходе кампании 1941 года. Недаром моряки называли Финский залив «супом с клецками»! Для охоты за подводными лодками и несения дозоров немцы и финны выделили более сотни кораблей и катеров, несколько десятков противолодочных самолетов. Считалось, что при попытке прорыва советские субмарины встретят настолько мощное противодействие, что понесенные потери заставят штаб КБФ отказаться от повторения подобных попыток впредь. С учетом этих соображений вражеское командование разрешило в центральной части Балтийского моря ходить судам беспрепятственно кратчайшими маршрутами поодиночке так, как это осуществлялось в мирное время. В любом случае для конвоирования всех судов сил все равно не хватало – ведь главная корабельная группировка была стянута в Финский залив, а по Балтике ежедневно ходило несколько десятков больших и малых транспортов.

В то время море пересекали две основные водные артерии. Первая из них связывала немецкие порты Данцигской бухты с портами Южной Финляндии и оккупированной Прибалтики. По ней в основном ходили пароходы, осуществлявшие перевозки в интересах немецких вооруженных сил, а также финские суда с грузами для своей страны. Вторая брала начало в портах Кильской и Поммеранской бухт и пролегала вдоль берегов Швеции в направлении гаваней Ботнического залива. Здесь также попадались суда с военными грузами для действовавшего на севере Финляндии немецкого горнострелкового корпуса, но 90 процентов составляли транспорты со шведской железной рудой, купленной Третьим рейхом для нужд сталелитейной промышленности. Объем перевозок был весьма значительным – достаточно сказать, что в течение войны в Германию доставлялось морем 10–12 млн тонн руды ежегодно. О том, что немцы вывозят морем шведскую руду, было известно и штабу КБФ. В 1941 году к побережью Швеции высылалось несколько подводных лодок, но их командиры действовали настолько неумело, что за всю кампанию противник потерял на этой коммуникации лишь один транспорт. Теперь же в этот район посылалось сразу несколько подводных лодок с подготовленными экипажами, и лисинская С-7 являлась одной из них.

Необходимо отметить и еще один немаловажный фактор. Хоть мы и говорим о лучших экипажах и интенсивной подготовке к походам, полноценной эту подготовку признать никак нельзя. Дело в том, что у балтийских подводников не осталось ни одного безопасного полигона, где они могли бы в полном объеме отработать предстоящие боевые задачи. И Ленинград, и Кронштадт полностью простреливались осадной артиллерией, не говоря уже об авиации. Любое перемещение кораблей происходило перед глазами немецких наблюдателей, которые сразу же могли вызывать артиллерийский огонь. Даже отработку действий экипажей в ходе погружения и всплытия приходилось отрабатывать между невскими мостами. В этих условиях особое значение приобрела довоенная подготовка моряков, а она на С-7 была отличной.

Легендарный поход начался в ночь на 22 июня 1942 года, когда «эска» перешла из Ленинграда в Кронштадт. Немцы, находившиеся на южном берегу залива, обнаружили подлодку и сопровождавшие ее катера, но открытый ими артиллерийский огонь, благодаря своевременно выставленным дымовым завесам, потерь не нанес. В Кронштадте пришлось задержаться – с первых вышедших в море подлодок в штаб донесли, что корабли и самолеты противника оказывают сильное противодействие выходящим в море субмаринам, чему особенно благоприятствовал период белых ночей. Всплывая в ночное время для зарядки аккумуляторных батарей, подлодки подвергались многочисленным атакам и продолжительному преследованию. Сообщения об этом заставили штаб флота задержать С-7 в Кронштадте до начала июля. Лишь получив сообщение со всех субмарин, что им удалось вырваться из залива, командование разрешило Лисину продолжить путь в море. В ночь на 3 июля его лодка перешла к самой западной в 1942 году точке советской территории – острову Лавенсари – и на следующую ночь начала прорыв.

В ходе него в очередной раз проявился военный талант Сергея Прокофьевича. Утром 5-го в подводном положении его корабль форсировал Гогландский противолодочный рубеж, коснувшись при этом минрепа одной мины, но благодаря умелым действиям командира избежал его наматывания на выступающие части лодки и подтягивания «смертельного гостинца» к корпусу. Спустя сутки «эска» всплыла для зарядки батарей в центральной части залива, там, где немцы выставили множество мин еще в 1941 году. Тут Лисин принял решение, свидетельствовавшее о его смелости и умении грамотно рассчитывать. Штурман Хрусталев записал в дневник: «Один из самых опасных минированных районов прошли в надводном положении, использовав облачность и мелкий дождь. Это было большим риском. Вражеские корабли могли оказаться поблизости. Но нужно было подзарядить батареи»[81]81
  Цит. по: Азаров В. Б. Указ. соч. С. 55.


[Закрыть]. Из этой цитаты может сложиться впечатление, что командир рассчитывал на авось, необдуманно рисковал своей жизнью и жизнями членов экипажа, но это было не так. Просто Лисин знал больше, чем его штурман. Перед выходом он тщательно изучил материалы походов других лодок и сделал вывод, что в этом районе мин они не обнаруживали. Как выяснилось позднее, их вытралили сами немцы, которые в них больше не нуждались. Что же касается встречи с надводными кораблями, то тут Лисин всецело доверял качеству подготовки своих сигнальщиков, которые обнаружили бы вражеский дозор раньше, чем он успел бы заметить низкосидящую подлодку. Пойдя на разумный риск, Лисин сократил время прорыва через залив до 68 часов, что стало своеобразным рекордом того времени – как правило, на это уходило 4–5 суток. Другим немаловажным достижением оказалось то, что за все время прорыва лодка не была ни разу атакована или даже обнаружена противником. Напротив, когда днем 6 июля командир С-7 заметил отряд немецких тральщиков, он в течение 3 часов (!!!) отрабатывал по ним учебные выходы в атаку, чтобы восполнить тот пробел, который имелся в боевой подготовке экипажа в условиях осажденного Ленинграда. Мало кто из наших командиров осмелился бы на такие действия. Обычно они спешили оторваться от вражеских боевых кораблей, поскольку имели много преувеличенное представление о возможностях немецкой гидроакустической аппаратуры.

Во второй половине 8 июля С-7 заняла назначенную позицию в Норчёпингской бухте вблизи шведского по бе режья. Здесь необходимо сделать важное отступление. В выданной Лисину боевой инструкции подлодке ставилась задача вести неограниченную подводную войну в пределах назначенной позиции, уничтожая транспорты и военные корабли. При этом запрещались только атаки кораблей ВМС Швеции. Для торговых судов этого государства исключения не делалось. В штабе КБФ прекрасно знали, что значительное число шведских пароходов зафрахтовано немцами для перевозки железной руды. В условиях войны с Германией не на жизнь, а на смерть советское командование сочло возможным санкционировать уничтожение судов государства, которое в тот момент отошло от позиций строгого нейтралитета и официально разрешило Германии не только фрахтовать свои суда, но и использовать наземную территорию, территориальные воды и воздушное пространство для транзита немецких войск и военных материалов. Кстати, шведы не остались в долгу. После потопления их парохода «Ада Гортон» «щукой» Щ-317 под командованием Николая Мохова они начали конвоировать свои и немецкие суда военными кораблями, как в территориальных водах, так и за их пределами. 7 июля главнокомандующий вооруженными силами Швеции генерал О. Тернелл отдал приказ атаковать «неизвестные» подводные лодки сразу после их обнаружения вне зависимости от того, в каком районе они обнаружены. Фактически речь шла о начале необъявленной войны между Советским Союзом и Швецией, в которой каждая из сторон делала вид, что строго соблюдает международные законы и нейтралитет по отношению к другой. Советским дипломатам не хотелось признавать факты, свидетельствующие о попирании шведского нейтралитета, а противоположной стороне – о том, что она де-факто оказалась союзником нацистов. Именно поэтому, несмотря на хорошо известную фактическую сторону этих военных действий, в средствах массовой информации обоих государств на протяжении длительного времени сохранялось негласное табу на освещение этих событий.

Подлодке Лисина довелось сыграть в этом далеко не последнюю роль – на ее долю пришлось два из четырех шведских судов, потопленных у побережья этой страны в 1942 году. Впрочем, первыми напали на С-7 сами шведы. Выполняя приказ генерала Тернелла, утром 9 июля шведский патрульный самолет атаковал «эску» в тот момент, когда она находилась в международных водах. Пулеметный обстрел и две глубинные бомбы не причинили субмарине никакого вреда, но ясно показали истинное лицо шведского нейтралитета. После этого С-7 продолжила движение к побережью в подводном положении и в 10 часов обнаружила крупный конвой в охранении шведских боевых кораблей. Дистанция была очень велика, и Сергей Прокофьевич решил подкараулить караван в другом месте, зная, что он будет идти не по кратчайшей, а с огибанием береговой черты. Пока лодка маневрировала, был обнаружен одиночный пароход, по которому Лисин в 16.17 выпустил две торпеды. Увы, дистанция оказалась слишком большой, и капитан шведского судна успел уклониться от обоих снарядов. Новая неудача постигла при попытке сблизиться с конвоем – оказавшийся между «эской» и судами шведский миноносец прошел в опасной близости от субмарины, так что Лисину, чтобы не попасть под таранный удар, пришлось срочно уйти на глубину. Наконец, в вечерних сумерках встретилось еще одно одиночное судно. В 19.29 Сергей Прокофьевич выпустил по нему одиночную торпеду, но при резком изменении дифферента на корму в момент выстрела снаряд хвостовой частью застрял в аппарате. Третья неудача подряд могла вывести из себя кого угодно. Чтобы переломить ход событий, Лисин решил пойти на риск. В 19.42 субмарина всплыла в позиционное положение и бросилась в погоню за уходящим судном. С борта шведского парохода «Маргарета», шедшего с грузом кокса из Германии на родину, заметили подлодку без символов государственной принадлежности, но решили, что в этих водах могут плавать только шведские субмарины. Это мнение оказалось безосновательным – обогнав пароход, С-7 выпустила по нему в упор одну торпеду, взрыв которой расколол «Маргарету» на две части. Судно моментально затонуло, унеся вместе с собой на дно четырнадцать шведских моряков. Экипаж С-7 искренне верил, что они потопили фашистский транспорт, а даже если кто-нибудь и сообщил бы ему, что это не так, вряд ли посчитал бы свои действия неправильными – ведь шведы в открытую помогали немцам!

10 июля «эска» перешла в южную часть своей позиции к выходу из пролива Кальмарзунд, который разделяет остров Эланд и материковую Швецию. С утра в перископ можно было наблюдать многочисленные одиночные суда и конвои. Первый из них не удалось атаковать из-за большой дистанции, зато во втором случае Лисин продемонстрировал свой военный талант в полной мере. Несмотря на то что караван, включавший двадцать восемь шведских, немецких и финских транспортов, сопровождался двумя сторожевыми кораблями и самолетом, он смело вышел в атаку и с дистанции 8 кабельтовых выпустил две торпеды. Они попали в шведский теплоход «Лулео», направлявшийся в Германию с грузом железной руды. По любым международным договоренностям такой груз считался военной контрабандой, и, действуй Лисин по международно утвержденному призовому праву, он мог бы затопить судно после досмотра либо конфисковать его в качестве приза. Поставив рудовоз в один конвой с немецкими транспортами, шведское военно-морское командование само поставило своих моряков под удар. От взрыва торпеды погибло восемь человек, и, продержавшись на поверхности всего две минуты, судно затонуло на мелководье так, что из воды торчали часть мостика и одна из мачт. Сама же подлодка подверглась яростной контратаке шведских сторожевиков. Спустя много лет Сергей Прокофьевич так вспоминал подробности этого боя:

«Смотрю вправо, миноносец, охраняющий конвой, идет в нашем направлении. На этот раз мы крепко вцепились в цель. Не уклоняясь от боевого курса, я шел к намеченной для залпа позиции, следя за целью и приближающимся миноносцем. Он все ближе. Его изображение растет в окуляре перископа. До угла упреждения осталось два градуса. Под форштевнем белые буруны пены. Миноносец идет на таран. Впереди колонна судов, среди них огромный транспорт. Рулевой Оленин прекрасно держит курс. Боцман Пятибратов управляет горизонтальными рулями, глубину не меняем. Все чаще смотрю в перископ на транспорт и мчащийся на нас миноносец. По моим расчетам, до момента залпа осталось меньше минуты. «Аппараты – товсь!» Нос транспорта на перекрестье нитей перископа. «Пли!» Наконец-то!

Две торпеды вышли из аппаратов. Я едва успел опустить перископ. Слышу через корпус прямо над головой шум винтов миноносца. Только его пронесло, как одновременно раздались два взрыва. Докладывают: «Товарищ командир! Наши торпеды взорвались». Отходим. А взрывы продолжаются, четвертый, пятый, шестой!.. Миноносец забрасывал нас теперь глубинными бомбами. Инженер-механик Корж в центральном посту стоял рядом со мной с блокнотом в руках. Лодка содрогалась от страшных ударов. Но у этого человека столько самообладания, он невозмутимо вел подсчет сброшенным бомбам. В лодке погас свет, зазвенело разбитое стекло. Потекли сальники, стала поступать вода. В непосредственной близости от нашей «семерки» было сброшено двадцать три бомбы. Мы отошли. Постепенно взрывы смолкли. Захотелось взглянуть на результат атаки. Лодка подвсплыла, я поднял перископ. Глядим – на месте атаки стоят миноносец и транспорт без хода, развернувшийся на обратный курс. На воде плавают обломки затонувшего судна, стелется дым. Ходят шлюпки, подбирая с воды матросов. Я охотно уступил перископ Гусеву, поднявшемуся в боевую рубку. Пусть увидит и он…»[82]82
  Цит. по: Азаров В. Б. Указ. соч. С. 61–62.


[Закрыть]

К счастью, шведы бомбили неточно и не смогли нанести субмарине сколько-нибудь значимых повреждений. Правда, и успехи С-7 у шведского побережья с этого момента прекратились. Днем 14 июля она произвела две торпедные атаки, но в первом случае атакованный финский транспорт сумел уклониться от снаряда, а во втором Сергей Прокофьевич просто промахнулся, выпустив две торпеды с большой дистанции по конвою. Тем временем шведы обследовали останки затонувшего на небольшой глубине «Лулео» и обнаружили детали торпеды с надписями на русском языке. Шведская дипломатическая миссия, находившаяся в то время в эвакуации в Куйбышеве, 11 и 20 июля дважды вручала советским представителям ноты протеста против действий советских подлодок в шведских водах. Хотя советские дипломаты продолжали настаивать на том, что потопление шведских судов является не чем иным, как провокацией немцев, в ночь на 18 июля Лисин получил приказ перейти на позицию между Либавой и Виндавой – туда, куда он совершил безуспешный поход ровно за год до описываемых событий.

На этот раз задача «эски» еще более осложнялась тем, что после действий предыдущей лодки в этом районе немецкая противолодочная оборона встревожилась, суда начали ходить небольшими конвоями вдоль самого берега, а все торпеды в носовых аппаратах были израсходованы. В отличие от шведских вод, где за первые три дня похода Лисин обнаружил в общей сложности 58 кораблей и судов, за восемь дней патрулирования в районе Виндавы удалось встретить всего четыре. Тем настойчивее были действия командира в каждом конкретном случае. 27 июля, на второй день своего тридцатитрехлетия, он атаковал двумя торпедами одиночный транспорт. Из-за малых глубин залп пришлось производить с большой дистанции, что привело к промаху. Но что мешает потопить судно артиллерийским огнем? – подумал Сергей Прокофьевич. Субмарина всплыла, и артиллеристы двумя первыми выстрелами взяли цель в «вилку». Следующий снаряд должен был попасть точно в цель, но тут произошло непредвиденное – 100-мм орудие вышло из строя. Как выяснилось впоследствии, из-за интенсивных стрельб в 1941 году, после которых подлодка немедленно погружалась в холодную морскую воду с неостывшей пушкой, во внутреннем стволе образовалась трещина, он сместился назад и теперь мешал открыванию орудийного замка. На субмарине оставалась еще 45-мм зенитная пушка, но для эффективного ведения огня из нее требовалось приблизиться к транспорту, а времени на это не оставалось – на горизонте показался военный корабль. Лисину скрепя сердце пришлось отдать приказ на погружение. Последним, что он видел перед тем, как спуститься в рубочный люк, был немецкий пароход («Эллен Ларсен», порт приписки Росток), который после первых выстрелов поспешил выброситься на прибрежные камни, серьезно повредив себе днище.

Следующей цели пришлось ждать три дня. Утром 30-го в перископе показался небольшой конвой. Лисин ждал его у поворотного буя близ небольшой латвийской рыбачьей гавани Павилоста на минимально возможной для «эски» глубине. Но враг снова загадал командиру С-7 задачу, которую он с мастерством разрешил. Вот как со слов самого Сергея Прокофьевича описал этот эпизод Всеволод Азаров:

«Неожиданно, не доходя до буя, где С-7 скрытно ожидала противника, головной транспорт изменил курс. За ним повернули и остальные три. Не колеблясь, Лисин сказал комиссару: «Другого выхода нет, нужно рисковать и топить в надводном положении» (в это время действовал приказ, согласно которому все приказы и решения принимались командиром и комиссаром совместно. – М. М.).

Гусев на какое-то мгновение засомневался: на маяке обязательно есть наблюдательный пост. Через полчаса здесь будет полно катеров, и нам дадут «прикурить».

– За полчаса мы справимся, – решительно ответил Лисин. – Решено?

– Рискнем, – согласился Гусев.

Всплыв в надводное положение, начали преследование транспортов, шедших вдоль берега. Они сильно задымили, заметно увеличивая ход. Было решено атаковать транспорты торпедами из кормовых аппаратов.

Во время сближения с транспортами сигнальщик доложил, что из Павилосты показался катер. Он шел к головному транспорту. Лодка дала полный ход. Из центрального поста доложили: глубина под килем пятнадцать метров и продолжает уменьшаться[83]83
  В момент торпедной атаки под килем С-7 было всего 7 метров воды.


[Закрыть]. Если придется уклоняться от самолетов или катеров – погружаться невозможно. И все-таки Лисин не отменяет атаку.

Вот они уже догнали транспорт, идущий в колонне первым. Подводная лодка совершила разворот. Команда «пли!». Одна торпеда была направлена по головному транспорту. Через короткое время командир послал еще одну торпеду вдогонку другому кораблю»[84]84
  Азаров В. Б. Указ. соч. С. 68.


[Закрыть].

Первый снаряд попал в немецкий пароход «Кате», который шел в оккупированную Ригу. Транспорт моментально затонул, но второму судну удалось уклониться. Эффект от дерзкой атаки был так силен, что вышедший из Павилосты немецкий сторожевой катер не решился атаковать С-7, дав ей возможность спокойно отойти на север в надводном положении. Третья победа! В этой атаке были израсходованы последние торпеды. Лисин доложил об этом в базу, но оттуда пришло указание задержаться на позиции до особого распоряжения. Другой командир ожидал бы его вдали от берега, считая, что за время похода и так сделал все, что мог. Но не таков был Сергей Прокофьевич. Он решил изыскать внутренние резервы. Во-первых, торпедисты лодки отремонтировали торпеду, застрявшую в аппарате 9 июля, и снова зарядили ее, во-вторых, попытались ввести в действие 100-мм орудие, но здесь их ожидала неудача. Пересчитали снаряды к сорокопятке – их оказалось четыреста двадцать, в большинстве осколочно-трассирующих, которые подводники использовали при стрельбе по самолетам. Но Лисин верил в свою удачу и снова повел свой корабль к латвийскому берегу.

Здесь 5 августа «эска» встретила транспорт, шедший под финским флагом. Казалось бы, одиночное невооруженное судно и лодка – что может помещать потопить цель? Но не все так просто. Пароход шел по малым глубинам, так что атаковать его можно было только из надводного положения, на виду у противника. От выпущенной торпеды судно уклонилось, и тогда Лисин объявил артиллерийскую тревогу. В 10.22 расчет 45-мм пушки открыл огонь по мостику, а затем по ватерлинии парохода, который спешно покидала команда. Промахов почти не было, но судно тонуть не желало. Присмотревшись в бинокль, Лисин заметил, что снарядные пробоины как будто затыкаются чем-то изнутри. Оказалось, что финский пароход «Похъянлахти» вез из Риги в Финляндию груз картофеля, который теперь высыпался в 45-мм пробоины и затыкал их. К счастью, на восемнадцатой минуте обстрела транспорт загорелся, а спустя полчаса пожар распространился почти по всей палубе и надстройкам. Через час, посчитав, что с судном покончено, Сергей Прокофьевич приказал прекратить огонь. За это время субмарина израсходовала 380 снарядов и добилась по меньшей мере двух сотен попаданий. Огонь велся в таком высоком темпе, что в накатниках пушки закипело масло. Его брызги попадали на руки и лица артиллеристов, вызывая ожоги, но те, в горячке боя, даже не замечали этого. После прекращения обстрела С-7 догнала одну из шлюпок и пленила капитана парохода и кочегара, которые смогли дать разведотделу флота ценную информацию. Это был первый на Балтике случай, когда подводная лодка брала столь необходимых в разведке языков. Возможности для этого у ряда командиров имелись и раньше, но все они сразу после атаки спешили уйти на глубину, а Лисин, поняв из анализа предыдущих действий противника, что серьезная противолодочная оборона у него в этом районе отсутствует, не побоялся остаться на поверхности лишних полчаса. Именно благодаря сплаву тщательного расчета и дерзости ему удалось поставить безусловный рекорд результативности одного похода советской подводной лодки времен вой ны – четыре судна потоплено и одно повреждено! Это уступало максимальным достижениям немецких подводников, рекорд которых на лодках среднего класса достиг восьми потопленных судов за один поход, но здесь имелись свои объективные причины. Во-первых, у немцев было больше торпед – четырнадцать против двенадцати на «эске», а во-вторых, что главное, они имели весьма совершенные по меркам того времени счетно-решающие устройства, позволявшие им стрелять даже одиночными торпедами с большой вероятностью попадания. Ничего этого не имелось у советских подводников. Для того чтобы попасть хотя бы раз, им приходилось выпускать по нескольку торпед, что существенно сокращало количество атакованных целей и, как следствие, потопленных пароходов. В-третьих, большинство своих побед немецкие подводники одерживали ночью, когда их лодки были практически незаметны и могли стрелять в упор. Для советских подводников такие действия были в то время невозможны – они не отрабатывались практически, не было соответствующей техники, да и немецкие суда в ночное время предпочитали отстаиваться в портах, совершая короткие переходы из гавани в гавань только в светлое время.

Обратный переход через Финский залив был осуществлен с 9 по 11 августа. При этом Лисин побил собственный рекорд, преодолев его за 64 часа, и это несмотря на выход из строя гирокомпаса, который в условиях подводного плавания только и мог показывать правильное направление. Штурман Хрусталев по звездам сумел правильно определить местонахождение подлодки и проложить курс, точно приведший ее к Лавенсари. И снова корабль не имел ни одной встречи с силами ПЛО. При возвращении в Кронштадт субмарину торжественно встречали, причем в церемонии принял участие сам командующий КБФ вице-адмирал В. Ф. Трибуц. Поход сразу же получил заслуженную отличную оценку, на командира написали представление к званию Героя Советского Союза, а на экипаж С-7 – к гвардейскому званию. Девять членов экипажа С-7 удостоились награждения орденом Ленина, все остальные – орденами Красного Знамени и Красной Звезды. В представлении к званию Героя отмечалось: «Тов. Лисин С. П. действует исключительно дерзко и смело… Выполняя боевое задание, проявил исключительную настойчивость в достижении цели…»[85]85
  ЦВМА. Ф. 14. Оп. 47. Д. 21. Л. 91.


[Закрыть]

Но не меньшей наградой для Сергея Прокофьевича стал отпуск на Большую землю к жене.

Отсутствие серьезных повреждений в первом походе закономерно привело к решению послать С-7 в море повторно. Достаточно сказать, что участие в кампании 1942 года на Балтике приняло 28 советских субмарин, из которых только восемь высылались в море по два раза. Остальные либо возвращались с тяжелыми повреждениями, авариями, либо не возвращались совсем. К моменту начала развертывания третьего эшелона, куда входили 16 подлодок, включая лисинскую «эску», КБФ с начала года уже успел потерять четыре подводных корабля. Убедившись в том, что поставленные весной минные заграждения не дали результатов, немцы взялись за их расширение. Теперь кроме якорных и антенных мин противник начал ставить и неконтактные донные мины, которые представляли особую опасность для тех субмарин, которые, воспользовавшись рекомендацией командования, форсировали противолодочные рубежи методом «прижимания к грунту». В результате четыре из 16 кораблей пропали без вести при попытке вырваться из залива, а еще два при возвращении. С-7 благодаря мастерству командира, наметившего курс исходя из тщательного анализа разведданных, удалось выйти из Финского залива. Послевоенный анализ показал, что она форсировала при этом 42 линии мин, причем дважды касалась их минрепов, но, опять же благодаря умелому маневрированию, смогла избежать подрыва. Увы, после этого судьба послала Сергею Прокофьевичу тяжелейшие испытания, оставившие отпечаток на всей его последующей жизни.

Утром 21 октября субмарина закончила форсирование Финского залива и дала обязательное в данном случае донесение в базу. Оно оказалось перехваченным финской радиоразведкой. Хотя финнам не удалось его расшифровать, они пришли к справедливому выводу, что из залива вышла очередная советская подлодка. Зная, что за светлое время суток субмарина в погруженном состоянии не могла далеко уйти, они с наступлением темноты выслали в район радиопередачи свою собственную подлодку «Весихииси» (в переводе с финского название субмарины означало «Морской черт» или «Морской злой дух»). Перед всплытием в надводное положение в 20 часов гидроакустик С-7 тщательно прослушал окружающие воды и доложил командиру, что вокруг нет кораблей противника. Он и не мог засечь «финку», поскольку та шла под электромоторами, что гарантировало ей максимальную скрытность. «Эска» же, напротив, оказавшись в надводном положении, сразу же дала полный ход дизелями, спеша пополнить заряд аккумуляторной батареи. Обнаружить ее в такой ситуации не составляло особого труда, тем более что относительно финской лодки она находилась в светлой части горизонта. В 20.26 сигнальщики «Весихииси» заметили С-7 на дистанции 8 километров, а спустя 15 минут с расстояния 3 километра финский командир приказал выпустить торпеду. Через пару минут в корме 77-метровой «эски» прогрохотал мощный взрыв. Корабль моментально затонул вместе со всеми, кто находился во внутренних отсеках (42 человека), уцелели только те, кто стоял на мостике, – Лисин, рулевой Александр Оленин, комендор Василий Субботин – и куривший в боевой рубке трюмный Валентин Куница. Стоявший вахтенным офицером штурман Михаил Хрусталев утонул на глазах у Оленина, поскольку надел на вахту кожаный реглан, подбитый мехом. Остальные были одеты в обычное обмундирование и поверх него в спасательные капковые бушлаты. Маленькая, но характерная деталь: Лисин тоже думал надеть меховой реглан, поскольку ночь в конце октября теплом не отличалась, но подумал: «А что, если придется выполнять срочное погружение? В реглане прыгать в рубочный люк неудобно, можно зацепиться полой и потратить драгоценные секунды, которые, быть может, определят судьбу корабля». Он остался в бушлате, что, правда, не спасло С-7, зато сохранило жизнь ему самому. Выброшенные взрывом в море четверо советских моряков на несколько мгновений потеряли сознание, но ледяная октябрьская вода быстро привела их в чувство. Собравшись вместе и убедившись в том, что больше из экипажа никто не спасся, они решили плыть в направлении светившего шведского маяка, до которого было не менее 10 миль. Было ясно, что осуществить задуманное не удастся – ледяная вода миллионами игл колола все тело, сводила судорогами руки и ноги. «Товарищ командир! Разрешите мне поцеловать вас перед смертью!» – сказал Лисину Оленин. Командир и матрос обнялись и продолжали держаться на плаву. Наступали последние минуты. И тут внезапно из темноты показалась финская подлодка, капитан которой решил после удачной атаки обследовать место потопления. Его старания были вознаграждены – вскоре на палубе оказались четверо советских моряков, включая офицера! Никогда раньше финнам не доводилось брать в плен советских подводников, так что их радость не знала границ.

Лисина сразу отделили от остальных. Спустя два часа «Весихииси» ошвартовалась в административном центре Аландских островов Мариенхамне, где стояла плавбаза финских субмарин. Его тут же подвергли допросу. Перед самим пленением советские моряки договорились выдать Лисина за утонувшего штурмана Хрусталева. Им Сергей Прокофьевич и назывался первое время. На все задаваемые ему вопросы он отвечал уклончиво, что это, дескать, не входило в компетенцию штурмана, а там, где должен был продемонстрировать знания – просто говорил неправду. В конце первого допроса его спросили: какова ваша точка зрения на военные события и кто победит в войне? Лисин ответил: «Рано или поздно победа будет за блоком демократических государств!»[86]86
  ЦВМА. Ф. 3. Оп. 1. Д. 1811. Л. 38–42.


[Закрыть]

Из Мариенхамна моряков переправили в Турку, а оттуда – в Хельсинки, где держали на обычной гауптвахте. Допросы проходили почти каждый день. Финский историк Пер-Улаф Эккман по этому поводу написал: «Во время допроса он (Лисин. – М. М.) рассказал кое-что о своей деятельности и о подводных лодках своей страны, но никоим образом не все. Порой он лгал так неумело, что ведущий допрос становился в тупик. Знакомство с военнопленным Кеттуненом, как скоро стали звать Лисина хозяева по причине значения его фамилии и особенностей его собственного характера («кету» по-фински значит «лиса»), оказалось длительным и довольно продуктивным. Он стал самым известным «квартиросъемщиком» на военно-морской базе в Скаттудене в Хельсинки. Не ведая о случившемся, дома Лисину пожаловали Золотую Звезду и почетное звание Героя Советского Союза. Это произошло 23 октября, всего 2 суток спустя после гибели С-7. Когда допрашивающий сообщил Лисину эту новость, тот с трудом смог скрыть свою большую радость»[87]87
  Эккман П.-У. Морские волки. Хельсинки, 1983.


[Закрыть]. В этом описании финский историк упустил одну немаловажную деталь: именно благодаря указу о награждении и фотографии в советской газете финнам и удалось установить, что перед ними не штурман, а сам командир знаменитой С-7, об успешном походе которой еще в конце лета писали в советской прессе. Финская морская разведка ее тщательно изучала, но тот факт, что пленный офицер признал себя героем Лисиным, мало что дал ей в практическом смысле – он продолжал все так же запираться или давал неверные сведения. В начале 1943 года знаменитого узника попытались «одолжить» немцы. Они привезли Сергея Прокофьевича в Берлин, где долго допрашивали, но и им не удалось получить от него ничего ценного. Он считался финским пленным, и применять к нему пытки немцы не стали. В мае 1943-го Лисина по его требованию вернули назад в Финляндию, где еще после нескольких месяцев бесплодных допросов финская разведка потеряла к нему всякий интерес.