Текст книги "Нефертари. Царица-еретичка"

– Нефер? – одними губами прошептал он.

Я улыбнулась, давая ему понять, что он не ошибся. Затем я увидела, что поверх накидки он надел на шею ожерелье из конского волоса, и сердце замерло у меня в груди.

– Ты можешь встретиться с ним во дворе, – прошептала Усрет. – Но у тебя будет всего несколько минут после того, как смолкнут песнопения.

Еще никогда я с таким нетерпением не ждала возможности выйти наружу из посмертного храма фараона Сети. Каждый новый гимн Амону тянулся, казалось, целую вечность. Когда же они наконец завершились, я покосилась на Усрет, и та улыбнулась, давая понять, что мое время пришло. Во дворе, за стенами посмертного храма, Рамзес и Аша расталкивали толпу.

– Нефер! – крикнул Рамзес, увидев меня под статуей Амона, и я едва сдержалась, чтобы не броситься ему навстречу и не обнять его.

Стоявший чуть сбоку Аша взирал на меня широко распахнутыми глазами, в которых читалось одобрение. Он одним взглядом окинул мое плетеное платье, под которым виднелись мои груди, тщательно накрашенные хной.

– Нефертари, ты стала настоящей принцессой.

– А ты превратился в настоящего солдата, – ответила я комплиментом, заметив тяжелый меч у него на боку.

Рамзес перевел взгляд с Аши на меня, и я была уверена, что заметила, как напряглись его плечи.

– Где ты была? – воскликнул он. – Усрет говорила тебе, что мы шесть раз приплывали в храм?

Я постаралась ничем не выдать своего изумления, услыхав столь сногсшибательную новость, и вместо этого улыбнулась.

– Да, но жрицам запрещено видеться с кем-либо, кто не принадлежит к конгрегации храма, во время ученичества, – напомнила я ему.

– Но мы дважды заходили внутрь, – перебил меня Аша, – притворяясь паломниками, чтобы найти тебя!

Я рассмеялась, вновь стараясь скрыть изумление.

– И вы полагаете, что Усрет ничего не знала? Да она просто хотела спрятать меня, так, на всякий случай, чтобы я не передумала!

Рамзес встретил мой взгляд и шагнул ко мне.

– А теперь? – негромко осведомился он. Дыхание его пахло мятой, и, стоило мне протянуть руку, я могла бы коснуться ожерелья из конского волоса у него на шее. – Ты не одета в наряд жрицы Хатхор, – сказал он и опустил взгляд на мое плетеное платье из бусин. На щеках его заалел жаркий румянец.

Я посмотрела на Ашу, который переводил взгляд с Рамзеса на меня и на лице которого было написано любопытство.

– Потому что я еще не уверена, что хочу стать жрицей, – ответила я. И, прежде чем оба успели забросать меня вопросами, я продолжила речь, которую отрепетировала заранее: – Я еще не знаю, где мое место – здесь, при этом дворе, или в храме.

– В таком случае ты должна вернуться! – воскликнул Аша.

Рамзес же молча всматривался в мое лицо, словно пытаясь понять, правду ли я сказала только что, и вдруг рядом с ним, словно по волшебству, появилась Исет.

– Вот ты где! – непринужденно рассмеялась она. – Хенуттави сказала мне, что ты уже ушел, но я знала, что ты не уедешь один, не предупредив меня.

– И далеко бы он ушел? – проворчал Аша. – Это же праздник Уаг.

Исет не обратила на него внимания и обняла Рамзеса одной рукой за талию. Ее фамильярность удивила меня, равно как и та уверенность, с которой она встретила его взгляд.

– Ты уже видела Нефертари? – спросил Рамзес.

Исет взглянула на меня.

– Нефертари. – Она улыбнулась и даже сумела изобразить голосом некую радость при виде меня. – Я даже не узнала тебя поначалу в такой раскраске. – Она вновь обернулась к Рамзесу. – Прибыл посланник, который хотел бы поговорить с тобой, – сообщила она. – Он хочет доставить в Митанни известие о твоей победе в Кадеше, но говорит он только по-хурритски.

– В таком случае с ним, пожалуй, сможет поговорить Нефертари, – сказал Рамзес, глядя на меня. – Она наверняка владеет хурритским куда лучше меня. Ты не могла бы пообщаться с посланником из Митанни?

Я одарила Рамзеса своей самой лучезарной улыбкой:

– Почему бы и нет?

Когда мы вчетвером зашагали по двору, ученики эдуббы узнали меня и приветствовали радостными криками.

– Видишь, как сильно нам тебя здесь не хватает? – заметил Аша. – Не могу даже представить, с чего это вдруг тебе захотелось стать жрицей Хатхор.

– А я думаю, что из нее получится прекрасная жрица, – возразила Исет. Она ловко ухватила Рамзеса под руку и теперь направляла его вперед.

Аша склонился ко мне и прошептал:

– Еще бы ей так не думать. Теперь, когда тебя здесь нет, Рамзеса перестали интересовать другие женщины.

Мы с Ашей шли позади Рамзеса и Исет, и наши голоса утонули в шуме празднества.

– Значит, она не отходит от него ни на шаг?

– Да. Это просто невыносимо. Единственное место, куда она отпускает его одного, – это арена. Она даже пытается отговорить Рамзеса от гонок, как и от охоты на болотах, кстати.

Я непроизвольно ахнула:

– И он слушается ее?

– Вполуха. Он обещает ей, что будет осторожен, и старается задобрить ее подарками.

– Но почему он мирится с этим? – воскликнула я.

– Потому что в нее влюблена добрая половина мужчин при дворе. Все Фивы хором поют ей дифирамбы, а народ безнадежно очарован ею.

При этих его словах мы оба посмотрели на Исет. Она уступала Рамзесу ростом, но была достаточно высокой, чтобы на нее обратили внимание, когда она проходила мимо. Ученики, конечно, могли махать мне руками и улыбаться, но взгляды их при этом были прикованы к Исет.

– А ты? – полюбопытствовала я, пока мы вышагивали рядом. – Тебя она тоже очаровала?

– Я вижу ее насквозь. Дура набитая, вот кто она такая. А в Зале для приемов ее не видно и не слышно.

– Но ведь Рамзес любит ее, не так ли? – спросила я, и Аша при свете факелов всмотрелся в мое лицо.

– О нет. – Он покачал головой. – И ты туда же! Все жрицы только и делают, что подлизываются к Рамзесу. Принцессы, которые прибывают к нам с визитом, буквально вешаются ему на шею, умоляя взять себя в жены!

– А кто сказал, что я хочу стать его женой? – воскликнула я.

– Я же видел, как он смотрел на тебя! И как ты смотрела на него, – обвиняющим тоном заявил он. – Нефер…

– Нефертари, – поправила я и тут же поняла, что обидела его.

– Нефертари, – с негодованием повторил он. – Я всегда был тебе как брат. И Рамзес тоже. И изменить наши отношения теперь – значит, пойти на большой риск.

– Не понимаю почему. – Я прикинулась дурочкой.

– Да ты только подумай об Исет! И о Хенуттави! Верховная жрица наставляет ее на каждом шагу. Ты наживешь врага в лице каждой женщины, которая мечтает заполучить Рамзеса для себя. Неужели тебе так хочется спать в одной постели со скорпионами, когда ты преспокойно можешь выйти замуж за какого-нибудь вельможу и жить в мире? Твою мать силой заставили стать женой фараона Хоремхеба, и она возненавидела его всем сердцем.

– Откуда ты знаешь? – сердито спросила я.

Аша окинул меня многозначительным взглядом:

– Тебе известно об этом не хуже меня! Так зачем идти по ее стопам?

Но Аше пришлось умолкнуть, когда Рамзес приветствовал посланника Митанни. Хотя хетты покорили их царство, народом Митанни по-прежнему правили его вожди, а в воздухе постоянно носился запах восстания. Я смотрела, как Рамзес шагнул вперед, пытаясь уклониться от вопросительного взгляда Аши, поскольку уже знала ответ на его вопрос. Так зачем идти по ее стопам? Потому что, в отличие от своей матери, я была влюблена.

– Ты и есть Киккули из Митанни? – осведомился Рамзес.

Упитанный мужчина прервал свою беседу с посланником из Ассирии.

– Да, ваше высочество. – Он склонил голову, и ассирийский посланник последовал его примеру.

– Моя жена сообщила мне, что ты проявил интерес к нашей победе над хеттами, – проговорил по-хурритски Рамзес.

– Да. Я очень, очень заинтересовался этим, – ответил Киккули.

– В таком случае будем надеяться, что принцесса Нефертари сможет тебе все объяснить, поскольку ее хурритский гораздо лучше моего.

Это была правда. Я и впрямь владела хурритским куда лучше его, но у меня сложилось впечатление, будто Рамзес понимал все, что было сказано. Я представилась, и Киккули поклонился снова.

– Счастлив познакомиться с вами, принцесса. Меня отправили ко двору Египта, дабы я научился говорить на вашем языке.

Я удивилась:

– Неужели в Митанни не нашлось учителя египетского языка?

– Их там великое множество! Но по-египетски они говорят еще хуже меня!

Мы с Рамзесом рассмеялись, в то время как Аша и Исет хранили молчание.

– Но, насколько я понимаю, вы хотели узнать подробности победы фараона в Кадеше, – сказала я, после чего сообщила ему все, что узнала в храме. Когда я закончила, Киккули выглядел посрамленным и присмиревшим.

– Благодарю вас, госпожа. Я и понятия не имел о том, что кто-либо при дворе Египта говорит на столь беглом хурритском.

– Многие члены царской фамилии изучают ваш язык, – польстила я ему. – Кроме того, мы восхищаемся царством Митанни, пусть оно и захвачено.

Глаза Киккули расширились.

– Я непременно передам столь теплые чувства своему народу.

– Да, будь так любезен, – сказал Рамзес. – Египет надеется сохранить крепкую дружбу с Митанни, и мы рассчитываем, что твой правитель даст нам знать, если ваши завоеватели замыслят напасть и на нас.

Киккули поспешно закивал головой, подобно ибису:

– Если хетты дерзнут пойти маршем на юг через Алеппо или даже Нузи, то Египет узнает об этом, мы даем вам слово.

Рамзес улыбнулся, но Киккули не сводил с меня глаз.

– Ваша принцесса великолепна, – сделал он мне комплимент.

Наши с Рамзесом взгляды встретились. Хотя он ничего не ответил, выражение его глаз сказало мне куда больше любых слов, и я поняла, что дала ему повод гордиться собой.

– Что? Что он сказал? – спросил Аша.

Стоящая рядом с ним Исет буквально окаменела, замерев в неподвижности. Да, разумеется, ее красота сводила мужчин с ума, но ведь трудно очаровать кого-либо, стоя молча, словно какое-нибудь каменное изваяние.

– Он сказал, что расскажет своему народу о том, какой сильной стала египетская армия, – перевела я.

Посланник Ассирии, не отходивший все это время от Киккули, встрепенулся и прочистил горло:

– А что, если хетты попытаются вновь отвоевать Кадеш?

Рамзес покачал головой:

– Прошу прощения, но твой аккадский относится как раз к тем языкам, на которых я не говорю.

– Он хочет знать, что будет, если хетты попробуют вновь захватить Кадеш, – передала я ему слова посланника и повернулась к нему. – Тогда Египет отправит на юг двадцатитысячную армию, – пообещала я, – и отберет его снова.

Рамзес во все глаза уставился на меня:

– С каких это пор ты научилась говорить по-аккадски?

– С тех самых, как поселилась в Храме Хатхор.

Рамзес окинул меня полным восхищения взглядом, и тут Исет воскликнула:

– Смотри, вон твоя тетка!

Я поймала взгляд Усрет, которая смотрела на нас с другой стороны двора, и поняла, что сейчас произойдет. Когда она улыбнулась Рамзесу, сердце мое учащенно забилось.

– Наслаждаешься праздником Уаг? – полюбопытствовала она. – Уверена, ты изрядно удивился, увидев здесь Нефертари.

– Да, – признал он и вновь окинул меня долгим взглядом. Стоя рядом с ним, я не могла не отметить, что война сделала из него мужчину.

– Что ж, Нефертари, – сказала Усрет, – полагаю, тебе еще предстоит побывать в посмертном храме в Джамете сегодня же вечером. Ты готова?

– Пожалуй, мы пойдем с вами, – вызвался Рамзес.

Но Усрет лишь покачала головой:

– Нефертари должна отдать уважение предкам в одиночестве.

Рамзес и Аша дружно уставились на меня, словно ожидая, что я предложу им иной вариант, но я прекрасно понимала, что задумала Усрет.

– Рамзес, Аша. – Я улыбнулась им обоим. – Была очень рада повидать вас сегодня вечером. Исет, – кивнула я сопернице.

– Ты придешь попрощаться с нами после парада? – негромко осведомился Рамзес.

– Что ты имеешь в виду? – Я перевела взгляд на Ашу. – Армия фараона только что вернулась из-под Кадеша! Или вы снова собрались на войну?

– Нубийцы восстали. И Рамзес намерен преподать им урок.

Рамзес кивнул, глядя мне прямо в глаза.

– В таком случае давайте подождем, пока это время не наступит, и тогда посмотрим, сможет ли Нефертари прийти, – сказала Усрет. – А до тех пор или, не исключено, до следующего праздника Уаг пожелайте Нефертари успехов на выбранном ею пути.

На сей раз улыбка Исет была искренней. Я послушно зашагала вслед за Усрет по двору, туда, где Мерит уже ждала с наемными колесницами.

– Отвезите принцессу и ее няньку в погребальный храм Хоремхеба в Джамете, – распорядилась Усрет.

Молодой человек помог мне подняться в колесницу, и, когда кони рванули с места, я оглянулась. Двор уже покинул посмертный храм, и Рамзеса нигде не было видно.

– Ну, и что он сказал? – поинтересовалась Мерит.

– Я… я не знаю, – затаив дыхание, ответила я. – Но он стал другим. Повзрослел.

– И все-таки, что он сказал? – повторила она.

– Он попросил меня поговорить с посланником из Митанни. – Мы мчались сквозь ночь, я взглянула на Мерит и поделилась с ней собственными мыслями: – А что, если он ценит меня только за мой талант?

– Какое это имеет значение, моя госпожа, если это поддерживает его интерес к вам? Ваша цель – стать старшей женой.

– Нет. – На меня снизошло озарение, и я покачала головой. – Нет. Я хочу, чтобы он полюбил меня.

Мы добрались до Джамета, и на огромном песчаном плато стал виден храм Хоремхеба. Его широкие черные врата были распахнуты настежь, открывая доступ паломникам, которые хотели поклониться фараону, уничтожившему влияние Царя-Еретика. В другое время храм могли навещать лишь члены двора Сети, но в первую ночь Уага двери любого храма были открыты для всех. Мерит отряхнула пыль с моей накидки, после чего рассчиталась с юношей, который домчал нас сюда в ночи. Поступь ее замедлилась, когда мы подошли к тяжелым вратам. На каждый праздник Уаг я входила в храм одна, а Мерит оставалась отдать дань уважения в небольшом святилище, которое ее отец выстроил неподалеку.

– Оставить тебя здесь? – негромко спросила она.

Я кивнула:

– Да.

– Разумеется, ты ни с кем не станешь разговаривать, – предостерегла она меня. – Как и откидывать капюшон. – Она протянула мне чашу. – Тебе хоть видно, куда ступать?

– Внутри горят тростниковые факелы. А у меня хорошее зрение.

Я смотрела Мерит вслед, пока она не исчезла в темноте, а потом прошла через врата храма Хоремхеба, стараясь не думать о том, что некогда он был изумительным святилищем для моих акху. Его выстроил мой дед, фараон Эйе, но теперь от него остались лишь изображения на гробнице, затерявшейся где-то в глубине Долины Царей.

Впереди я услышала голоса. Они могли принадлежать потомкам Хоремхеба или простым людям, пришедшим поглазеть на рисунки. В свете факелов глаза старого военачальника пристально следили за тем, как я иду по коридорам и залам храма. На каждом рисунке он был изображен высоким и сильным, в царском головном уборе, короне хепреш, которая некогда принадлежала моему деду. Эйе умер стариком, не оставив наследника, который мог бы занять его место на троне. В живых осталась лишь моя мать, и полководец Хоремхеб силой взял ее в жены. Родись я мальчиком, он признал бы меня собственным сыном. Но моя мать умерла при родах, и ее пережила лишь одна девочка.

Дойдя до конца коридора, я коснулась рукой единственного изображения, которое осталось после моей матери. Художник приложил все усилия, чтобы запечатлеть ее черты. Она была высокой и стройной, с зелеными глазами, сверкавшими, подобно изумрудам, на ее вытянутом и смуглом лице. Если не считать глаз, она была полной моей противоположностью.

– Мамочка, – прошептала я.

Ее портрет был единственным, который Хоремхеб сохранил из храма Эйе. Остальные он повелел срубить, и каждый удар молотка стирал память о моей семье из прошлого Египта.

– Какой позор, что после нее остался только этот рисунок.

Сердце у меня упало, потому что я узнала голос, прозвучавший у меня за спиной. И гневные слова слетели с моих губ прежде, чем я успела остановиться:

– Что вы здесь делаете?

Хенуттави вышла из темноты на свет факелов и улыбнулась:

– Ты не рада видеть меня? Не думаю, что тебе есть о чем беспокоиться. Ты ведешь себя недостаточно глупо, чтобы я снова отхлестала тебя по щекам. Хотя, как мне представляется, это всего лишь вопрос времени.

Я откинула капюшон, чтобы она не подумала, будто я прячусь. Глаза ее в притворном изумлении расширились.

– Значит, маленькая принцесса уже выросла. – Она окинула меня взглядом с головы до ног, оценивающе глядя на то, как туника облегает мою фигуру. – Насколько я понимаю, эта накидка принадлежит Усрет? У тебя не хватит мозгов одеться подобающим образом для пьяного загула, не говоря уже о празднике Уаг.

– Для чего вы пришли сюда?

Хенуттави шагнула вперед, проверяя, не сможет ли она напугать меня, но я не двинулась с места.

– Ты похожа на кошку, которая защищает свою территорию. Хотя, наверное, ты слишком напугана, чтобы пошевелиться. – Она подняла глаза на изображение моей матери. – Пара зеленоглазых маленьких котят, ужасно любопытных.

– Думаю, что вы пришли сюда, потому что знали: вы найдете меня в храме моей семьи.

Хенуттави прищурилась, и ее красота в свете факелов вдруг показалась мне холодной и жестокой.

– Неудивительно, что Усрет пригрела тебя. Она всегда жалела дурочек. Для тебя станет большим сюрпризом тот факт, что двор не вращается вокруг того, что делает принцесса Нефертари. Но если тебе интересно знать, я пришла сюда ради Исет. – Распахнув накидку, она извлекла из ее складок небольшую серебряную чашу. – Разумеется, я никому не должна говорить об этом, но раз уж ты была такой верной маленькой подругой Рамзеса, тебе, пожалуй, стоит узнать об этом. – Наклонившись ко мне, верховная жрица Исиды прошептала: – Его жена носит в чреве наследника трона.

Я попыталась ничем не выдать охватившего меня волнения, пока Хенуттави устанавливала серебряную чашу Исет в усыпальнице под изображениями моей матери и Хоремхеба.

– Даже Рамзесу еще не сказали об этом, – с нескрываемым наслаждением продолжала она, – но, когда он узнает, при дворе не найдется никого, кто усомнился бы в том, что он сделает ее царицей. В свете столь большой удачи желание Исет поблагодарить своих акху выглядит вполне естественным. Став царицей, она непременно возжелает, чтобы все запомнили: ее бабка была женой Хоремхеба из гарема. Так что, сама понимаешь, это был храм твоей семьи. – Хенуттави подняла голову и коснулась ладонью щеки моей матери. – Но когда Исет станет царицей, я ничуть не удивлюсь, если она изменит некоторые рисунки, дабы напомнить богам о той роли, которую ее бабка играла при дворе.

Она развернулась и зашагала прочь, а когда она уже исчезла во вратах храма, я взглянула на портрет своей матери и ахнула.

– Хенуттави! – пронзительно выкрикнула я, и двое детишек, которые пришли поглазеть на рисунки в храме, в страхе бежали прочь.

Я приложила ладонь к щеке мамы, там, где ногти Хенуттави поцарапали ее лицо. Красота моей матери была безнадежно испорчена. А меня охватила слепая ярость, которую, наверное, испытывают целые царства к своим захватчикам. Крик мой эхом прокатился по коридорам храма, и на шум прибежала Мерит, держа над головой тростниковый факел.

– Моя госпожа, что случилось? – вскричала она.

Я указала на щеку своей матери.

– Хенуттави, – процедила я сквозь стиснутые зубы. – Она изуродовала рисунок!

– Мы расскажем обо всем фараону Сети! – поклялась моя нянька.

– И кому он поверит? Ты сама видела ее сегодня вечером. Она же из него веревки вьет!

Слезы заструились у меня по щекам, и Мерит свободной рукой обняла меня за плечи.

– Не расстраивайтесь, моя госпожа. Мы наймем художника, и он все исправит.

– Но ведь это все, что у меня осталось от нее, – всхлипнула я. – И даже если художник придет, то какое это имеет значение, если ее портрет все равно будет стерт?

– И кто это сказал? – воскликнула Мерит.

– Именно поэтому здесь появилась Хенуттави. Она приходила сообщить мне, что Исет беременна ребенком Рамзеса. А если Исет станет царицей, то она заберет этот храм для своих акху.

Мерит прищурилась:

– Сегодня вечером она увидела вас и поняла, что вы превратились в опасную соперницу. И решила напугать вас. А теперь, рассказав вам об этом, она полагает, что у вас не хватит духу вернуться во дворец.

– В таком случае она сильно ошибается! – заявила я, потому что передо мной вдруг отчетливо предстало мое собственное будущее.

Меня отправят в храм в Эль-Файюме, как и предрекала Усрет. Мне не позволят появляться при дворе, а если я все-таки отважусь на такой шаг, то Хенуттави и Исет заставят меня горько пожалеть об этом. Рамзес назначит Исет старшей женой, и, когда он станет смешить ее своими выдумками, смех Исет будет звучать глухо и неискренне, как шелест тростника на реке. Впрочем, какое это имеет значение? Она станет его царицей и матерью наследника короны, а он предпочтет смириться с ее невежеством ради ее красоты. А если он и вспомнит обо мне, то только ради того, чтобы подивиться, куда это я запропала и почему так и не вернулась обратно. И тогда я навсегда лишусь своего самого лучшего друга. В свете луны я взглянула на Мерит и повторила:

– В таком случае Хенуттави очень сильно ошибается.

Я намеревалась вернуться во что бы то ни стало.