Текст книги "Мишель Платини. Голый футбол"

Часть I. Добро пожаловать в Платиниленд

Глава I. Предисловие к беседе. Футбол для «чайников»

Ж.Э.: «Если вернуться к моим первым воспоминаниям, сколько себя помню, я ощущал это удовольствие от игры в футбол. Мой старший брат был центральным нападающим и к тому же капитаном и поэтому носил мяч команды. Как же он был прекрасен, отправляясь на стадион с этим маленьким чемоданчиком, внутри которого лежал восхитительный круглый мяч, и как я был счастлив, когда он вот так уходил навстречу триумфу. И для меня практически не имело значения то, что он был центральным нападающим последней команды клуба, который входил в последнюю серию реймсского чемпионата. Чемпионов не выбирают, и брат был для меня чемпионом в мои пять лет». Мне кажется, эти прекрасные слова Альбера Баттё, рассказывающего, как маленький мальчик отправляется в путешествие в страну футбола, тронут вас до глубины души.

М.П.: Да, они меня глубоко трогают. Я узнаю себя в этом маленьком мальчике, провожающем брата на футбол и преисполненном счастья. Гордости. Надежды на «триумф». И одновременно немного страха, как бы с ним чего не случилось – травмы или, еще хуже, поражения. Только я так провожал отца. Думаю, многие всю жизнь помнят это ощущение надежды и страха, испытанное в детстве. И помнят картинку: воскресенье, отец отправляется «сражаться» на футбольном поле.

– Однако, если переменить роли, вы также были маленьким мальчиком, которого, в свою очередь, родители провожали на футбол, хотя и не с «маленьким чемоданчиком», потому что времена изменились, а с «восхитительным круглым мячом» для игры в любимую мужскую игру. А потом – юношей, который воспарит над футбольным полем. И спустя еще какое-то время – тренером сборной, организатором Кубка мира, функционером, который поднимется в недосягаемые выси. Мишель Платини, путешествие в самое сердце футбола продолжительностью полвека.

– До этого родители наблюдали, как я слоняюсь между столиками в «Кафе де спортиф», которое они держали в Жёфе. И вот там, среди столиков кафе, я открыл свое футбольное призвание. Мяч, апельсин, клубок ниток, любой более или менее круглый предмет, попадавший мне под руку, шел в ход: моим любимым занятием было пытаться жонглировать. С точки зрения производимого мною шума и спокойствия клиентов я все же был менее восхитителен, чем «восхитительный круглый мяч». Мне было три года. И путешествие только начиналось.

– Если предположить, что в преддверии нескольких бесед профессиональный, слегка забывчивый интервьюер встречается с вами после 50-летнего путешествия в страну футбола, что бы вы рассказали ему в первую очередь, если бы ему ничего не было известно о долгой истории этого спорта и о вашей?

– Я бы рассказал ему о «футбольном счастье», о котором говорит Альбер Баттё. А если бы это был мало знающий человек, я бы подарил ему свой путевой дневник. Который мог бы называться «Футбол без труда». Или же, сейчас это модно и не так вызывающе, как может показаться: футбол для «чайников».

– А почему бы нет? Я согласен, для разогрева можно начать с чего-нибудь в этом роде, «Футбол для «чайников». Итак, футбол: фамилия, имя, дата и место рождения, адрес, профессия, отличительные признаки, преступления или правонарушения в общественных местах, криминальное досье и т. д., но прежде всего: сколько играющих?

– Пять континентов, 209 ассоциаций, 270 миллионов спорт-сменов, миллиард болельщиков, припадающих к его стопам. И тысячи спонсоров у него на службе. Огромное количество людей!

– Чтобы описать масштаб этого явления, Жюль Риме говорил, перефразируя Карла V: «Футбол – это империя, над которой никогда не заходит солнце».

– Ну, если империя, и коли Жюль Риме так говорил… я не буду хвастаться тем, что знаю ее досконально. На кого я был бы похож? На социолога или историка, каковыми не являюсь. И раз уж вы так часто употребляли это слово, я предпочитаю быть «путешественником». Вернее, скажу на свой манер, «исследователем».

– Вам тут же даруется звание «главного исследователя», и какое же место приходит вам на ум в качестве отправной точки вашего исследования?

– «Кафе де спортиф» в Жёфе. Или, если позднее, ворота нашего гаража. Или площадь с каштанами. Или улица, на которой находилась моя школа. Или наш зеленый автомобиль под номером 404, возивший всю семью по воскресеньям.

– Зеленый автомобиль под номером 404, отвозивший всю семью по воскресеньям.

– Папа, мама, иногда моя сестра: вся семья набивалась в машину, навстречу «подвигам» моего отца, игрока и тренера футбольной ассоциации Жёфа. «Кафе де спортиф», ворота гаража, площадь с каштанами, школьная улица, зеленый автомобиль номер 404… Действительно, немало моментов и мест.

– Предыстория вашей истории.

– Скажем, моя античность.

– Я не знал вашей античности, да, впрочем, и ваших средних веков, но, думаю, мне известна ваша революция – вернее, то, что вы мне о ней рассказали – однажды в январе 1979 г., когда мы пересекали поле монументального стадиона «Халиско» в Гвадалахаре во время мексиканского турне. И что мы в тот момент искали? Разумеется, то место, где в 1970 г. в матче Англия – Бразилия Пеле сделал свой знаменитый удар головой, «взятый» Гордоном Бэнксом.

– «Халиско» в Гвадалахаре в 1970 г. – это было паломничество к месту футбольного чуда. Пеле изумительно играл головой, Бэнкс изумительно отразил удар, весь тот чемпионат мира был изумительным. «Мой» футбол в какой-то степени начался с Пеле и Бразилии моих 15 лет. Под «моим» футболом я подра-зумеваю свое желание посвятить жизнь футболу. Возможность подобной жизни. Впрочем, идеи подобного рода всегда крутятся в голове у подростка, у которого не ладится учеба. Он плохо учится в школе и думает о чем-то ином. Но возможно, он плохо учится именно в силу того, что его ум занят другим. Сами видите… Наверняка я сказал вам что-нибудь в этом духе.

– Именно. Что-то подобное. Как показали годы, «Халиско» в Гвадалахаре стало отличным местом встречи пятнадцатилетнего подростка с большим футболом. Но в тот день вы сказали мне еще кое-что. Цитирую по памяти: «Наконец, для меня тоже свершилось чудо. И даже двойное чудо. После 1970 г. моя страсть не только очень быстро стала моей жизнью. Вдобавок к этому оказывается, что мне еще и платят за то, что я живу этой страстью». Страсть, за которую получаешь вознаграждение, – как ни крути, это называется профессией.

– Долгое время я отказывался в это верить. Получать зарплату за игру в футбол – такое существует! В какой-то момент футбол представлялся мне неоплачиваемым увлечением. Я даже был бы готов сам платить за то, чтобы играть.

– В какой-то степени так происходит со всеми революционерами: их мысли чисты, а намерения бескорыстны.

– В моем случае они таковыми и остались, хотя при этом я вполне осознавал сложившиеся обстоятельства и обстановку. А также возможные опасности.

– Теперь, после разговора о вашей античности и ваших революциях, а также о средних веках, возрождении, обращении в новую веру и других метаморфозах, о которых мы еще будем подробно говорить, мне бы хотелось, чтобы сейчас вы попытались определить, где и когда, по вашему мнению, возник футбол, если говорить не о Мексике и о гораздо более раннем времени, нежели 1970 г.

– Полагаю, даже человеку с высшим образованием было бы непросто ответить на такой вопрос. Но раз уж вы спрашиваете, откуда бы я начал свое исследование, это несложно. Тогда это не было бы ни «Кафе де спортиф» в Жёфе, ни «Халиско» в Гвадалахаре. Я бы начал в археологическом музее Афин, у погребальной стелы. На ней изображены человек, который ловит мяч на бедро, и смотрящий на него ребенок. А вы знаете, как контроль важен для меня, чтобы не сказать первостепенен. Вот оттуда я бы и начал.

– Значит, игрок, «контролирующий» мяч, но что в нем такого особенного, что вас привлек его жест?

– Все и ничего. Вернее, почти ничего, если он удерживает мяч для себя, контролирует его для собственного удовольствия или из личного интереса. Все, если, как мы вправе предположить, он захочет передать мяч ребенку и тем самым выказать самое поразительное намерение, какое можно предположить: контролировать мяч, чтобы потом сделать пас. Контроль, пас. IV век до н. э.: возможно, это первая иллюстрация двойного «футбольного» жеста. Остается только многократно повторить его, чтобы родилась игра в футбол.

– Я вижу, вы с самого начала сказали именно «игра в футбол», а не просто «футбол» и тем более «foot».

– «Игра в футбол»: этим все сказано. Невозможно лучше описать ситуацию. На французском это звучит именно так – игра в мяч ногой. Я настаиваю на слове «игра». Вопреки тому, что о нем иногда думают, это главное слово, за которым другие слова вытягиваются по стойке смирно. «Игра в футбол»: на письме это выражение передает всю суть. Жаль, что это звучит так длинно в устной речи, где я чаще предпочитаю говорить о «мяче».

– «Мяч» – это очень неопределенно. Мячи бывают такие разные и очень часто используются и в спорте, и в играх.

– Да, но за футболом закреплено что-то вроде «превосходства» в обладании мячом. Золотой мяч, этим все сказано. Сомнений быть не может. Произнесите слово «мяч», и футбол уже тут как тут.

– Во всяком случае, вы не гонитесь за словом «футбол».

– Я бы скорее старался уйти от него. Футбол слишком велик, чтобы вот так принижать свое достоинство при каждом случае, нет уж, спасибо. Слишком коротко. И пренебрежительно.

– Короче говоря, в повседневном использовании вы предпочитаете «мяч», для важных событий приберегаете «игру в футбол», а когда говорите «футбол»? И главное, в каких случаях употребляете это слово?

– Прощайте, иллюзии «Халиско»: это самое общее понятие, включающее игру, зрелище, бизнес, футбольную индустрию и т. д. Все вместе. Удобство языка и одновременно нечто вроде узурпации личности, надо признать. Но как быть иначе?

– Будьте осторожны! Язык небрежен, и место этого слова вполне могут занять другие. Едва выйдя из колыбели и набрав силу, футбол словно предпочел забыть о своем первоначальном определении и обзавестись различными названиями. Игра в футбол, футбол, foot, мяч: он сам не всегда понимает, как называется и откуда взялся. Сначала это игра и спорт, который с приобретением профессионализма превращается в профессию, становится зрелищем благодаря телевизору, индустрией и рынком – правилу Босмана и коммерциализации игроков. Игра перестает быть просто игрой. В какой-то степени это удел любой «культурной» или приравненной к таковой деятельности: выйти за свои изначальные рамки и превратиться в торговлю. Но футбол за последние 20 лет превзошел все ожидания и ушел очень далеко.

– Возможно, вы помните один пассаж из моей речи во время предвыборной кампании на пост президента УЕФА в январе 2007 г.: «Футбол – это в первую очередь игра, а уже во вторую – товар. Спорт, а уже затем – рынок. Зрелище и только потом – бизнес».

– Я слушал вашу речь в компании нескольких «старичков», и ваши слова были как бальзам на душу. Совершенно необходимо правильно расставить приоритеты. Но тому, кто взялся бы за это, можно лишь пожелать удачи!

– Не пренебрегая вызванным ею резонансом, – напротив, – все вышло из игры и все должно вернуться к ней, вот что это значило. И надо отдавать себе отчет в том, что это было началом длинной битвы убеждений и убежденности, которая продолжается.

– Из-за того, что игра стала товаром, спорт превратился в рынок, зрелище – в бизнес, футболу словно ударило в голову опьянение. Он перестал проходить в дверь. Он то признавал, то не признавал, что его природа изменилась, в зависимости от того, устраивало это его или нет.

– Футболу хотелось убить двух зайцев. Он думал, его «специ-фика» всегда будет ограждать его. И этого будет достаточно! Он допустил принятие правила Босмана, и это его большой просчет. С какой-то точки зрения это совершенно исказило его сущность. В первый раз, когда один из английских клубов выставил на поле одиннадцать игроков, среди которых не было ни одного англичанина, каким же это было шоком! Во что превратился футбол? Во всяком случае, не вечная Англия. Футбол заслуживает большего, нежели прописанное ему лечение, но он не может существовать вне мира и его основных законов, это очевидно.

– И вы думаете, что футбол может существовать в такой показухе, шумихе, денежной лихорадке и почти непристойности! Достигших такой степени, что все больше людей, так или иначе столкнувшихся с футбольным действом – за исключением того лета в Бразилии, – стремятся перейти на другую сторону улицы.

– Что касается этого внезапного презрения, хотелось бы отнести его на счет черных дней Франции и всяких скандалистов. Но в других странах, поверьте, на футбол смотрят отнюдь не так косо. Даже если он не всегда предстает Агнцем Божием.

– Хотя его и трудно назвать пай-мальчиком, по крайней мере в прошлом футбол высокого уровня олицетворял города и нации, а теперь зачастую он представляет товар и многонациональные корпорации. Хорошо еще, что поражение носит символический характер, а формально он остается нетронутым.

– Ничто не указывает на то, что за этим не последует новое нарушение. Но его можно обнаружить и обговорить только в том случае, если вдруг футбол проявит стойкость. И, добавлю, некоторое единство. В остальном согласен. Будем защищать футбол! Ведь понятно, что человечество никогда не вернется к парусному флоту и не обретет вновь первоначальную невинность. Да и было ли оно когда-либо невинным? Через 10 лет после своего возникновения, 23 октября 1863 г., в залах «Вольных каменщиков» в Лондоне Англия обязала футбол быть профессиональным. И даже одной этой темы нам бы хватило на целую серию разговоров.

– Чтобы покончить с предисловием и недугами футбола, я заглянул в первое издание словаря Ларусс – посмотреть, какое определение дается обсуждаемой нами игре, уже известной как «футбол». И как вы думаете, что это было за определение, пусть и очень расплывчатое, учитывая, что оно датируется 1905 г., то есть всего спустя год после появления французской сборной и создания ФИФА?

– Боже мой! Тогда еще мой дедушка не приехал во Францию. Значит, определение «футбола» в первом издании Ларусса… Дайте я угадаю. Да никакого определения. «Футбол» – значение неизвестно.

– И тем не менее… одна строчка, всего одна строчка, и все же. Страница 355, между словами «fonts» («купель» – большой сосуд, в который наливают воду во время крещения) и «for» («суд» – орган правосудия) «Футбол» (foid-bâl), сущ., м.р.: вид игры в мяч».

– С точки зрения фонетики получается довольно любопытно. Надо сказать, они не сильно себя утруждали: «вид игры в мяч». Это очень расплывчатое определение, даже несколько презрительное. Правда, соседство хорошее: «крещение», «правосудие». Но тут и не пахнет покорением мира.

– С этого времени футбол понемногу заставляет говорить о себе, но главным образом под другими названиями – «футбольное регби» и «футбольная ассоциация»: подходила к концу борьба не только за самое лучшее определение футбола, но и за лучшие правила. Со временем «футбольная ассоциация» победила под видом «ассоциации», затем сокращенной до «assoce», – слова, совершенно бессмысленного для большинства смертных.

– И, если задуматься, немногим больше для редакторов словаря…

– Уже тогда одержимых манией сокращений, но никто особенно не старался выбрать наиболее подходящее. Правильно ли было посылать к черту англичан, которые, преисполнившись высокомерия отцов-основателей, стали уже утомлять всех остальных? Впрочем, в некоторых странах слово «футбол» было «в отместку» переведено на местные языки. Но только Франция зашла так далеко со своим ни на что не похожим «assoce», причем не понятно, объяснялось ли это желанием эмансипироваться или чрезмерным усердием. Так что нам понадобилось около 20 лет, чтобы прийти в себя и вернуться к слову «футбол».

– Потому что в глаза бросалось очевидное. За исключением гандбола – не английского происхождения – среди видов спорта, связанных с мячом, футбол – единственный, в названии которого заложено все необходимое. «Регби» обозначает место, «баскет» – цель, которой нужно достичь, «теннис» указывает на фазу игры, «волейбол» – на действие (фр. volleyer – удалять с лета. – Прим. пер.), «бейсбол» указывает на совокупность уязвимых мест. А тут с определением «ножной мяч» мы как раз описываем суть футбола. И вот это совершенно исключительная вещь. Чтобы слово содержало такое точное описание.

– Теперь, когда объект нашего обсуждения представлен более или менее по форме, скажите, в чем заключается игра под названием футбол?

– Первое: оттеснить. Второе: забить. Оттеснить. Забить. Оттеснить. Забить. Вот в чем. Поэтому, когда в 1987 г. я больше не смог забивать, то отправился домой. Я перестал попадать в цель. Значит, утратил цель.

– Это был конец пути.

– В некотором роде да.

– Вы стали бродягой. У вас не было ни цели, ни крепости, которую нужно было взять штурмом.

– Пожалуйста, давайте задержимся на этом образе крепости. Например, у вас есть крепость, замечательная крепость, в которую ведет подъемный мост. Он ведь всегда очень узок. Какова цель игры? Пересечь подъемный мост, пока он не поднялся или пока его защитники не сбросили на вас камни или не вылили кипящее масло. Пересечь этот подъемный мост в футболе гораздо сложнее, нежели пересечь довольно широкую границу зачетной зоны в регби.

– Какой удивительный ответ, прямо подножка – я не случайно употребил это слово.

– Почему же?

– После ответа в духе «оттеснил, забил, оттеснил, забил» переход к метафоре в виде крепости. Я не ожидал такого. Я скорее думал, что для ответа на поставленный вопрос вы поспешите сослаться на основную особенность футбола: ведение или контроль мяча ногой, – из которого проистекает столько всего, чтобы не сказать все остальное, как со стелой IV века до н. э. в археологическом музее Афин.

– Но именно с этого начинается осада крепости: мяч у ноги.

– Давайте поговорим о мяче у ноги, игре ногой или, еще лучше, игре с ногой. Иными словами, поговорим о футболе, в соответствии с названием этой книги.

– Использование ноги: вот что определяет футбол в первую очередь, хотя точно так же можно использовать и все остальные части тела, за исключением рук. И у меня такое чувство, что их использование приобретает все большую популярность. Конечно, главным образом речь идет об игре головой во время перехвата, паса или обработке мяча, но можно еще сделать удар грудью, хотя это происходит реже. Но если вновь вернуться к тому времени, когда регби и футбол боролись за самоопределение, тогда футбол, конечно, является спортом, который запрещает использовать руки в пользу игры ногой.

– Еще один повод сказать о его совершенной оригинальности и всемирной популярности. Это самая что ни на есть «подвижная» игра, порожденная самыми отдаленными или самыми близкими импульсами, которые катапультирование или легкое касание мяча ногой способны ей предложить, в отличие от других игр. Широкий диапазон силы, с которой может быть нанесен удар, и различных углов совершенно поразителен. Именно он обеспечивает футболу свободу и импровизацию.

– Из этого следует, что это единственная игра, в которой силовое превосходство ничего не гарантирует игроку. Ни титул, ни победу в матче, ни даже ход событий в ближайшую четверть часа. Не говоря уже о завтрашнем дне.

– Единственная игра, в которой игроков могут поджидать любые превратности судьбы.

– Как 8 июля 1982 г. они в изобилии поджидали французскую команду, которую мне выпала честь выводить на стадион «Рамон Санчес Писхуан» в Севилье.

– Разумеется, невозможно было бы не погрешить против футбольной «истины», определив события в Севилье исключительно одними превратностями футбольной фортуны: неудача, судейство, несправедливость и т. д. Севилья бы ничего не стоила, если свести ее к роковой неизбежности. Потому что Севилья – это драма и это урок. Впрочем, не только французский футбол, но и весь национальный спорт запомнит Севилью, чтобы впредь избежать подобного. Возникнет своего рода учение и неприятие Севильи. Очарование и священный ужас перед Севильей. Больше ничего подобного. За нами победа и титулы! Медали наши.

– Севилья всегда будет ключевым моментом моей жизни игрока. Севилья, впрочем, выходит далеко за рамки футбольной жизни. Севилья – целая гамма человеческих чувств. От надежды к отчаянию, целая жизнь за один матч. И, возможно, еще судьба двух стран, не закончивших сводить некоторые счеты. Сейчас вы скажете мне: тот, кто считает футбол спортом отчасти азартным и зависящим от случайностей, ничего в нем не понимает. Или по крайней мере, считает таким, в котором против его воли ничего не поделаешь. И вы не ошибетесь. Футбольную правду сложнее уловить, чем во многих других видах спорта. Он не всегда предполагает одну и ту же логику или неизменные величины. От этого он в не меньшей степени обладает своего рода внутренней логикой, хотя и менее заметной, менее очевидной.

– Севилья – это великолепный прорыв Франции, которая, после счета 3:1 была немного ослеплена собой, как думают многие (в полуфинале чемпионата мира 1982 г. в Севилье Франция сыграла со сборной ФРГ вничью в основное и дополнительное время (3:3) и проиграла в серии пенальти 4:5. – Прим. ред.). Но ведь в Севилье речь шла не только о голосе футбола, но и о возвращении ремесла?

– Нельзя поздравлять Францию с тем, что у нее был отличный разбег, и тут же ставить в вину, что она поддалась его движению. Без этого разбега она бы никогда не вела 3:1, и никто бы не сожалел о том, что произошло в Севилье. Я каждое утро радуюсь тому, что пережил Севилью. Но в той же степени мной владеет сожаление, и оно в меньшей степени заключается в сохранении соотношения 3:1, нежели в нагромождении «негативных» мелочей. Небольшой комплекс перед матчем, который приводит к непростому началу; решение оставить на скамье запасных двух полузащитников (Жирар и Ларьо), тогда как они бы нам так пригодились, и вывести Женгини и Баттистона; отсутствие предварительного порядка игроков в серии пенальти; во время этих пенальти неожиданное желание четвертого нападающего (Дидье Сикс) бить пятым вместо меня, в чем я ему отказал; невозможность с моей стороны заставить Лопеса и Жанвьона лучше «закрыть» Румменигге и Хрубеша, хотя оба отыграли прекрасный матч…

– В Севилье именно мелочи привели к роковому исходу.

– И они в том числе.

– И, вернемся к нашему сюжету, в определенной логике.

– В футболе есть своего рода «скрытая» логика. В противном случае это была бы русская рулетка.

– В футболе в выигрыше может оказаться не самый сильный, а самый слабый, причем чаще, чем это бывает обычно, и чаще, чем в других видах спорта.

– А что работает в отношении команд, работает и для отдельных игроков. Футбол – это спорт, в котором любой, независимо от состояния и конституции, может рассчитывать выделиться. На любой позиции. Ни один другой вид спорта не предоставляет таких возможностей. Мне лично кое-что об этом известно. Посмотрите на меня: рост 1,79 м. Это был рост моих пятнадцати лет. Но в этом отношении я долго отставал от других детей. Меня называли «толстяк», или «карлик», или «ratz».

– Ratz?

– На лотарингском диалекте «коротышка». Однако среди юниоров я всегда играл в группе самых старших. И невысокий рост открыл мне широкие возможности для ухода от проблем или дриблинга. Футбол – это игра с равными условиями, в которой любому может повезти. И по этой причине наиболее «успокаивающая».

– Этот самый шанс, который дает нам отказ от возможностей рук в пользу ног, является не чем иным, как переходом от силы к гибкости, от надежности к ненадежности, от уверенности к неуверенности.

– Именно в этом отказе заключается богатство футбола, которым он щедро готов поделиться с любым. От самого низкорослого до самого высокого. Пеле, Марадона, Месси: все они достигают едва ли 1,7 м и едва тянут на 70 кг – кроме Марадоны, возможно. И совершенно очевидно, что нет необходимости снова говорить о «коротышке».

– Что касается всех самых низкорослых коротышек на свете, их шанс – и шанс футбола тоже – в простоте последнего.

– Несколько игроков, мяч, видимость цели: в футбол можно начать играть в любой момент и в любом месте. В сущности, нет ничего более простого.

– Что касается простоты, вы, конечно, знаете, что Раймон Копа, завершив свою карьеру, стал торговым представителем, сначала марки, носившей его имя. Это требовало проводить за рулем бесчисленные километры. И когда Раймон с дороги замечал группу человек, способных составить партию в «дикий» или же «цивилизованный» футбол, он останавливался и открывал багажник, в котором всегда было все необходимое. Он надевал форму и уговаривал их сыграть партийку. Он, великий Копа. Но хотелось бы отметить, что лучшим известным мне примером простоты является даже не Раймон Копа, а один из его друзей: Ференц Пушкаш.

– А что такого делал Ференц Пушкаш, чего бы не делал Раймон Копа?

– Я видел собственными глазами, как однажды в мае 1981 г. в пригороде Парижа Ференц Пушкаш присоединился к тренировке, да что я говорю, к любительской игре команды журналистов, с которыми он познакомился накануне. Он приехал не на своей личной машине, как Раймон Копа. Он приехал на такси. У него ничего не было ни в руках, ни в карманах. Старый плащ коломбо, городской костюм, – короче, ни шиша, если мне будет дозволено так выразиться. Один дал ему майку, другой пару старых ботинок, еще кто-то – облегающие ноги шорты. Но ни одна живая душа так и не одолжила ему гольфы, так что Ференцу пришлось играть в обычных коротких носках. И он принял участие в партии, зауряднейшие шесть на шесть игроков, выбравшихся в среду в Венсенский лес. Он бегал гораздо медленнее, как бегают в пятьдесят пять лет, тем более что он никогда не был очень быстрым игроком. Но конечно же его левая нога еще могла творить маленькие чудеса. И в это будничное утро, омытое дождем и озаренное солнцем, он являл собой иллюстрацию того, о чем мы сейчас говорим: простота футбола. Он просто принял участие в нашей игре. Вступил в нее легко и непринужденно.

– Чужая форма, встреченный по дороге партнер: футбол не требует особых церемоний, чтобы с ходу вступить в игру. Нужно добавить сюда простоту цели: провести мяч в ворота самым коротким путем и получить за это одинаковое количество очков. Всегда одно и то же. Но простота расставила свои ловушки! Равно как под мостовой скрывается пляж, за простотой таится сложность. И теперь уже речь идет о самой «интригующей» игре.

– А как насчет «игры случая»? Вы уже поняли, что она собой представляет?

– Будучи возведен в ранг «исследователя» футбола, я хочу под конец исследовать тезис некоторого количества ученых, изучавших дополнительную причину его успеха. Можно было бы просто сказать, что солнце всегда освещало его путь. Подобно тому, как оно осветило логотип чемпионата мира во Франции 1998 г. Организационный комитет не пришел к единому мнению по поводу этого вопроса. Я давил, давил, давил в пользу этого решения. Книжечка и короткометражный фильм дополнили его. Это один из самых красивых известных мне логотипов большого футбольного турнира. Солнце восходит над чемпионатом мира во Франции, мы можем этим гордиться. Оно помогло передать то, что мы хотели выразить устами футбола.

– Спутник средневековой суль (soule – средневековая игра в мяч, ставшая в значительной степени прототипом футбола. – Прим. пер.) и некоторых других более древних путешественников, солнце замешано во многих историях. Если оно и не находится у истоков всего, что сверкает в мире спорта, со всей очевидностью нельзя отрицать его влияния.

– Если вернуться к притче о Карле V, солнце никогда не отводило свой взор от футбола. Если не наоборот.

– Притча о Карле V позволяет нам обозреть размах явления, не объясняя его толком. Если обратиться к его сути, то можно прийти к мысли, что, завладевая мячом, мы завладеваем солнцем и тем самым всеми мировыми благами. Похитителем солнца – вот кем был бы тогда футбол.

– Даже если я и пал жертвой любви к логотипу, вы не заставите меня утверждать, что футбол – это в некотором роде солнце, спустившееся на землю, и что этим все объясняется. Зато теория, согласно которой между бегом солнца и бегом мяча есть нечто близкое, вызывает во мне живейший отклик. Раз уж нельзя узнать, так же ли она точна, как удар Лионеля Месси или Криштиану Роналду.

– А как теперь проявляется страсть, питаемая вами к этой озаренной солнечным светом игре?

– В любопытстве и констатации. Любопытство: общее направление, приливы и отливы во время игры, комбинации для создания и использования пространства, атмосфера на матчах. Констатация: подвижность игры, неимоверная скорость, с которой команды распределяются по полю, а затем снова группируются.

– Ваши любопытство и протокол почти не оставляют места для индивидуальности.

– Я как раз собирался к этому перейти.

– Раньше это произошло бы само собой.

– Раньше, это было… раньше. Теперь я немного менее внимательно слежу за отдельными игроками, а когда я сам был одним из них, я не упускал ни одного движения или жеста. Точно так же, как позднее я внимательно наблюдал за всем, что и как делали селекционеры. Но уделять меньше внимания – это значит уделять много внимания и даже отдавать приоритет. Не пренебрегая при всем при том ни ходом матча, ни окружением, ни атмосферой, ни организацией, ни службами порядка, ни звуковой аппаратурой и т. д.

– Вот по этому проявлению любопытства к подобным вещам узнаешь президента, которым вы стали, и игрока, которым когда-то были. Вы обращаете меньше внимания на подъемный мост, чтобы охватить взором всю крепость.

– Я столько же, сколько и раньше, смотрю на то, как обводят и забивают, даже если больше, чем раньше, обращаю внимание на армию, движущуюся на крепость или саму крепость.

– А в тот момент, когда нужно… кто важнее – армия или отдельный игрок, второй по-прежнему имеет преимущество перед первой?

– Каждый игрок в отдельности делает игру в чуть большей степени, нежели армия. То есть команда.

– Заключить футбол в рамки одной истории, одного имени, одного типа поведения… Короче говоря, путевые заметки «для чайника» – это уже что-то. Но теперь заключить его в рамки одного определения, одной формулы – вот это вызов! И однако вот и первое, безобидное и банальное, некогда посеянное на страницах «Экип» или «Франс футбол»: «футбол – любимая мужская игра».

– Я одновременно обрадую вас и разочарую. В нем есть все основные слова, которые я так люблю: футбол, игра, мужчины. Вплоть до идеи предпочтения, которая, как кажется, не заставляет футбол теснить все остальные виды спорта. Меня такая формулировка вполне устраивает. Настолько, что мне даже случалось использовать ее. В то же время мне жаль говорить вам, что она вполне являет собой констатацию факта. Так что это не слишком помогает нам продвинуться.