Текст книги "Принцесса из рода Борджиа"

– Да пошевеливайтесь же! – прокричал Пардальян, атакуя.

– Смерть ему! – вскричали слуги Фаусты, забыв приказ о полном молчании.

– Прочь, господа церковные крысы! – восклицал Пардальян.

На нем не было ни одной царапины, а нападавшие потеряли убитыми и ранеными пять человек. В этот момент в комнате появилось семеро новых воинов. Они были вооружены пистолетами…

– Однако мне все-таки хотелось бы сказать словечко Мореверу, прежде чем я соединюсь с моей Лоизой в стране вечных снов! – прошептал шевалье.

И в это мгновение дверь открылась и на пороге показался какой-то человек. Пардальян прыгнул вперед, как лев. Он отшвырнул незнакомца в сторону и выскочил вон!

Это была дверь, соединявшая дворец Фаусты с постоялым двором «Железный пресс»! Появившийся человек был герцог де Гиз, которого Руссотта и Пакетта привели в чувство и проводили к Фаусте.

Пардальян оказался в комнате, где происходила известная читателю оргия.

– Стой! Стой! – кричали ему вслед люди Фаусты.

Шевалье стремительно пересек две залы и очутился перед распахнутой дверью, той самой, через которую бежала герцогиня де Гиз.

– Проклятие! – раздался знакомый Пардальяну голос.

– А я благословляю вас, сударыня! – крикнул в ответ шевалье.

Он очутился на узенькой улочке и через мгновение исчез во мраке.

– Уф! – сказал он, останавливаясь. – В глубине души я совсем не жалею, что увидел это!.. Но что стало с господином Пипо? Удрал, подлец!.. Этот пес плохо кончит.

Он сделал еще несколько шагов и вновь остановился.

– Чуть не забыл! – пробормотал он. – А молодая особа, потерявшая сознание у меня на руках? Что будет с ней?.. Может быть, пойти поискать ее?.. В самом деле, ведь я ее кавалер!.. Наверное, невежливо оставить ее там! С другой стороны, это было бы слишком – дать себя растерзать только ради того, чтобы проявить учтивость и попрощаться с незнакомкой… Если бы это была добрая подружка… Югетта, например… я бы не ушел. Итак, шевалье, будем благоразумны. А маленькая цыганочка? Как я опять найду ее след?..

Он покачал головой и продолжил свой путь.

– Пойду спать, – сказал он. – Я всегда знал, что хорошие мысли являются во сне.

И, перейдя мост, он направился вдоль реки к улице Барре, где его ожидал Карл Ангулемский,

От самого постоялого двора «Железный пресс» за ним, следя за каждым его движением, шли трое. Это были Пикуик, Кроасс и Моревер. Дожидаясь Пардальяна, Моревер из своего укрытия слышал шум и догадался по звуку, что в доме потасовка, одна из тех, что, казалось, возникали всюду, где появлялся Пардальян.

– Чтоб ему там сдохнуть! – бормотал Моревер сквозь зубы. – Нет, вот он, целый и невредимый. Эй, вы, – обратился он к своим спутникам. – Знайте, если этот человек умрет, я сумею быть благодарным.

– Тогда нам не о чем беспокоиться! – сказал Пикуик.

– Пора! – произнес Моревер, останавливаясь. – Смелее!.. В атаку!

Два силача бросились вперед… Моревер вытащил свой кинжал, чтобы кинуться на Пардальяна, когда тот упадет на землю; он хотел собственноручно нанести последний удар.

Шевалье беззаботно шагал, длинная шпага била его по ногам, перья шляпы раздувал ночной ветерок… Вдруг он услышал за спиной торопливые шаги. Пардальян обернулся и увидел двух мужчин, приближавшихся к нему. Он живо схватился за эфес.

– Ох, – сказал он, – что за ночь!.. Что ж, – прибавил он, вынимая шпагу, – это всего лишь два негодяя!

Через мгновение они бросились на него.

– Кошелек или жизнь! – взвизгнул Пикуик.

– Кошелек или жизнь! – взвыл Кроасс.

Они занесли кинжалы, но, не успев нанести удары, вскрикнули от боли. Пардальян пустил в ход кулаки. Правым кулаком он разбил нос Кроассу, левым попал в глаз Пикуику.

– На колени, мерзавцы, – сказал шевалье, – и просите прощения у шевалье де Пардальяна!

Негодяи готовились возобновить свою атаку, но, услышав это имя, Кроасс отбросил нож в сторону… Пикуик убрал свой в ножны.

– Ах так! – взревел шевалье. – На колени, я вам говорю!

Он схватил приятелей за шеи и стукнул их лбами. Оба упали на колени.

– Смилуйтесь, господин шевалье, – стонал один, – я вам все скажу! Знайте, что мое имя – Пикуик!..

– А я, сударь, – сказал другой, – скорей предпочту месяц голодать, чем трону хоть один волос на вашей голове. Кроасс умеет быть благодарным.

– Кроасс? Пикуик? – сказал Пардальян – Где я уже слышал эти имена? Ба! Поднимайтесь, плуты!.. Откуда вы взялись? Так мы с вами встречались…

– Сегодня днем, милостивый государь! – сказал Пикуик. – На постоялом дворе «У ворожеи»…

– На постоялом дворе, похожем на рай, милостивый государь! – прибавил Кроасс. – Там мы нынче ели и пили так, как, должно быть, пьют и едят блаженные на небесах!

– Гм! Теперь я вас узнаю. Итак, в благодарность за обед, который Югетта приготовила своими божественными ручками, вы хотели меня убить?

Пикуик и Кроасс ответили хором:

– Ах! Если бы мы знали, что это будете вы, сударь!

– И что бы вы сделали? Я отпущу вас на все четыре стороны, только будьте откровенны!

– Сударь, – сказал Пикуик тихо, – мы за вами идем с улицы Тиссандери…

– Ба! Завидное постоянство!

– Отойдем, сударь! – сказал в свою очередь Кроасс. – Отойдем, не то он может внезапно напасть на вас.

– Кто? Так вас трое?

– Тот, кто заплатил нам, чтобы мы вас убили. Я уверяю вас, если бы мы знали…

Но Пардальян их уже не слушал. Он бросился в темноту. Повстречаться с двумя грабителями это одно… Но то, что кто-то нанял этих людей, чтобы убить его, это совсем другое. Неизвестный враг – это вечная угроза… Пардальян обшарил окрестности, но никого не нашел… Тогда он вернулся к двум негодяям, которые оставались в переулке. Он нашел их на том же месте. Они и не собирались убегать.

– Человек исчез, – сказал он, – опишите мне его. Может быть, это кто-то из моих друзей, кто хотел подшутить надо мной.

Пикуик и Кроасс ошеломленно глядели друг на друга. Они не привыкли к таким речам. Более сообразительный Пикуик принялся, наконец, описывать человека, который им платил. Его описание было довольно точным, и Пардальян быстро понял, о ком шла речь. Его лицо вспыхнуло, на губах мелькнула кривая усмешка.

– Он! – прошептал шевалье. – Он уже знает, что я в Париже!

Храбрец задумался на мгновение, а затем сказал:

– Хорошо, теперь проваливайте, вы мне надоели!

– Сударь! – взмолился Кроасс.

– Что еще? – спросил Пардальян.

– Если бы сударь соблаговолил нам разрешить… – вновь заговорил Пикуик.

– Ну? Вы что, онемели?

– Если бы мы могли всего лишь проводить господина…

Пардальян расхохотался.

– Так, значит, вы боитесь!

– Есть немного, – вздохнул Пикуик.

– Этот человек кажется таким опасным, – прибавил Кроасс.

– И вы боитесь, что он погонится за вами? Получается, что я должен сопровождать тех, кто хотел меня убить? Ну что ж! Это мне подходит… Черт возьми, это забавно. Идите вперед, храбрецы! И не сомневайтесь – шевалье де Пардальян защитит вас!

Пардальян, со шпагой наголо пошел позади двух прохвостов, сказав:

– Этой ночью вы находитесь под моим покровительством.

Итак, Пардальян охранял двух мерзавцев, которые хотели его заколоть. В довершение всего он решил их приютить. Вскоре маленький отряд во главе с нашим великодушным героем без всяких приключений добрался до дома на улице Барре.

Глава 13
КОРОЛЕВА-МАТЬ

В просторной и сумрачной часовне дворца королевы, в кресле старого дуба сидела женщина, листавшая толстую книгу, на первой странице которой можно было прочитать:

STEMMATA LOTHARINGIAE ET BARRI DUCUM

Родословная герцогов Лотарингских и Барских note 5Note5
  Бар (или Варруа) – область между Шампанью и Мезом, графство Бар, возникшее в X веке, возведенное в герцогство в 1584 г. и доставшееся дому Лотарингов.


[Закрыть]. Бесчисленные имена, даты, события; переплетение правды и вымысла, легенд и фактов. Книга была написана Франсуа де Розьером, архидьяконом Тула. Женщина казалась погруженной в размышления о прочитанном. Брови ее были насуплены, губы поджаты. Она глухо прошептала:

– Да, Рене, вот в чем сила Гизов и их сторонников!.. Адвокат Давид, которого я казнила, возводит род Гизов к Карлу Великому. Что же мне сделать с этим Розьером, которому родства с Каролингами кажется мало и который считает предком Генриха Лотарингского самого Хлодвига Волосатого? note 6Note6
  В 984 г. при избрании Гуго Капета другим претендентом на французскую корону был Карл Лотарингский, последний из Каролингов. Хлодвиг Волосатый, глава салических франков, был предком Меровингов.


[Закрыть]

– Не ропщите, сударыня, – сказал мужчина, которому были адресованы эти слова. – Вы сами вскормили этого стервятника; следовало раньше подрезать ему крылья, тогда, когда я вам говорил…

– Мой сын узурпатор; Валуа – узурпаторы, – вновь заговорила женщина, словно ничего не слыша, – истинная королевская порода – это Лотаринги… истинный король Франции – это Генрих де Гиз!

– Вспомните прошлое, Екатерина! Вспомните, что это вы отвели герцогу де Гизу главную роль в тех событиях, которые эта книга называет благочестивыми делами в ночь Святого Варфоломея…

На этот раз женщина вздрогнула и вскинула голову. Мрачный свет вспыхнул в ее глазах. Это была Екатерина Медичи, мать Генриха III.

В это время королеве-матери было около семидесяти лет. Она казалась очень усталой; в ее жестах сквозило отвращение к жизни, как если бы она прожила семьдесят веков.

– Варфоломеевская ночь! – повторила она со вздохом.

– Да, – спокойным голосом сказал мужчина, которого она назвала Рене, – тогда погиб мой сын!

Старая королева или не слышала, или притворилась, что не слышит.

– Руджьери, – сказала она, – ты прав. Варфоломеевская ночь – большая ошибка в моей жизни…

– Вас мучают угрызения совести, моя королева?

Зловещая ирония прозвучала в этих словах, но Екатерина Медичи ее не заметила.

– Я должна была, – продолжала она, – сначала избавиться от Гизов. Что до гугенотов, то их всегда можно было бы доверить кровожадному милосердию народа… Но не будем больше об этом, Рене… Теперь Гиз – хозяин Парижа… Мой сын бежал; бедный мальчик едва успел покинуть город. Он рассчитывал, что мать построит баррикады… Да! Он хорошо знает меня! Он знал, что старуха не отступит!

Она яростно стукнула ладонью по книге.

– Пусть доказывают все, что хотят! Пусть пытаются поднять мятеж. Старуха не допустит этого. Клянусь кровью Христовой, до тех пор, пока я жива, трон Франции будет нашим. Я пока еще способна противостоять любым козням.

Она выпрямилась, ее глаза были полны ненависти… Но вскоре она вновь упала в свое кресло и задумалась, сложив руки. Большие часы неспешно пробили девять.

– Через несколько минут, – проговорила Екатерина, – посетитель будет здесь. Рене, устрой его так, чтобы он мог все слышать. Что же касается Гиза, ты проводишь его в эту часовню. Иди, мой добрый Рене… Кстати, как себя чувствует этот Луань? Он выздоравливает?

– Да, моя королева. Он будет жить. Через месяц он встанет на ноги…

– Тогда ты приведешь его ко мне. Я должна знать, как можно использовать этого человека. Иди и позаботься о достойной встрече того, кто должен прийти… Проследи, чтобы ни одно слово, ни один жест не выдал имя старца, который пожелал все услышать сам…

Вместо того чтобы выйти, Руджьери приблизился к старой королеве, вынул из кармана бархатный кошелек, извлек из него круглый камень и осторожно положил его на стол перед Екатериной.

– Что это? – спросила королева, и в ее глазах вспыхнула детская радость. – Новый талисман?

– Да, государыня, – важно произнес Руджьери. – Я подумал о сегодняшней встрече. Вы должны быть надежно защищены от порчи и дурного глаза. Я давно припас этот талисман и сейчас вручаю его вам… Он обязательно поможет Вашему Величеству.

– Ах, Рене, ты мой спаситель! – воскликнула Екатерина, дрожащей рукой взяла камень и принялась рассматривать его.

Это был круглый двухцветный оникс, на котором было выгравировано всего одно слова…

– «Публени», – по складам прочитала старая королева.

– Это каббалистическое слово, которое я нашел в манускрипте Нострадамуса, – ответил астролог. – Оно обладает огромной силой. Если вы не сразу отыщете нужную мысль или достойный ответ, вам достаточно тихо произнести три раза это слово.

– Публени! – повторила Екатерина Медичи. – Спасибо, мой добрый Рене. Ты настоящее Провидение для бедной покинутой королевы…

Екатерина сняла с левой руки браслет, к которому были прикреплены девять камней, полученных королевой от своего астролога.

Рене украсил браслет ониксом, который он принес, так что теперь королеву защищали:

– овальный орлиный камень, на котором был вырезан крылатый дракон и дата: 1559.

1559 – это год, когда Генрих II был убит на турнире ударом копья Монтгомери;

– восьмигранный агат с многочисленными отверстиями;

– прекрасный трехцветный овальный оникс, на котором были выгравированы имена: Гавриил, Рафаил, Михаил, Уриел;

– овальная бирюза на золотой цепочке;

– кусочек черного и кусочек белого мрамора;

– коричневый овальный агат. На одной стороне этого камня были вырезаны крест, жезл и звезда; на другой – созвездие Змеи между Солнцем и знаком Скорпиона, все это в окружении шести планет; на ребре – фигура Иеговы и каббалистические знаки;

– квадратный кусочек кости человеческого черепа;

– овальный кусочек железа;

– маленький слиток золота; на нем были изображены Луна и Солнце;

– и, наконец, оникс, который Руджьери добавил к девяти другим талисманам.

– Вот теперь вы во всеоружии, моя королева, – сказал астролог, закончив работу. Екатерина вновь надела свой волшебный браслет на запястье. – Вот орлиный камень, который поддержит ваш высокий полет; вот агат, который избавит от слабости; вот Уриел, Михаил, Рафаил и Гавриил, призванные защитить вас четырьмя невидимыми мечами; вот бирюза на золотой цепочке, которая дает вам богатство; вот мрамор, обеспечивающий роскошь жилища; вот знаки зодиака на агате, призванные помочь осуществлению ваших замыслов; вот железо, которое защитит вас от болезней крови; вот золото, которое даст вам могущество, равное могуществу таинственных сил; вот, наконец, оникс, который должен вдохновлять вас в опасных переговорах…

– А этот кусочек человеческой кости? – спросила Екатерина.

– Позднее я скажу вам, где я его добыл, – ответил Руджьери глухим голосом. – Итак, вам будут помогать все небесные силы.

– И черные силы тоже! – сказал Екатерина. – Ты забыл о талисмане, который дал мне в прошлом году… Я думаю, он лучший.

И она сняла свой медальон.

– Да, – сказал задумчиво астролог, – возможно, это и впрямь лучший из ваших талисманов, ибо силы ада, быть может, более могущественны, чем силы неба. Я изготовил его в соответствии с вашим гороскопом, добавив в него человеческой крови и крови козла; я выгравировал на нем изображение вашего обнаженного тела, чтоб облегчить вам общение с демонами, которых я призвал.

Екатерина так же самозабвенно, как она молилась святым, прошептала:

– Элюбеб, Асмодей, Гасиел, Ганиел, будьте благосклонны ко мне и помогите одолеть того, кто будет сейчас здесь!

Она вновь, надела медальон и, преклонив колена, обратилась теперь уже к Христу. Руджьери вышел…

– Господин Перетти прибыл? – спросил он у лакея.

– Он ожидает уже десять минут в зале нимф.

Астролог стремительно направился к этому залу, названному так из-за коллекции итальянских картин с изображениями нимф, собранной Екатериной Медичи, страстной поклонницей искусства.

Человек, одетый как скромный горожанин, сидел в кресле, с величайшим отвращением рассматривая картины. Это был седой старик на вид немногим старше семидесяти лет. Но держался он прямо и надменно; гордая посадка головы, высокий лоб, проницательный взгляд выдавали в нем недюжинную натуру.

Это был господин Перетти.

Как только Руджьери вошел, старик вдруг преобразился. Он сгорбился, его взгляд потух. Опираясь на трость, он с кряхтением поднялся с кресла и, почтительно поддерживаемый Руджьери, направился к выходу из зала.

Астролог молча проводил посетителя в комнату, которая соседствовала с часовней королевы. С того места, где расположился господин Перетти, он сквозь потайное отверстие в стене мог слышать все, что говорилось в часовне, оставаясь при этом незамеченным.

Екатерина Медичи едва успела закончить свою странную молитву, в которой архангелы Гавриил и Михаил упоминались наряду с демонами Асмодеем и Элюбебом, когда с улицы донеслись приветственные возгласы.

Она поднялась и, прислушиваясь к радостным крикам, оскорбленно произнесла:

– Генрих де Гиз явился! Это его приветствуют! Он сын Давида… А мой сын – Ирод, мерзкий тиран Ирод. Но не все еще кончено… Я справилась с гугенотами, с Колиньи, с Беарнцем… Я справлюсь и с Лотарингцем!..

Шум на улице усилился, потом внезапно стих: Генрих де Гиз вошел во дворец королевы. Через несколько мгновений Екатерина услышала звуки шагов многочисленной свиты, звякание шпор по паркету; дверь часовни отворилась. Но прежде чем появившийся лакей успел что-то сказать, королева произнесла громким голосом:

– Скажите господину герцогу, что мы соблаговолим дать ему аудиенцию, как самому верному подданному Его Величества короля…

– Благодарю Ваше Величество, – сказал герцог, входя, – что вы удостоили меня титула «верноподданного». Для преданного дворянина нет титула прекраснее.

Дверь закрылась. Свита де Гиза осталась в соседней комнате.

Королева села в свое кресло. Гиз остался стоять. Однако весь его вид говорил о том, что пришел он не как подданный, а как повелитель.

Гиз ожидал увидеть Екатерину униженной, смиренной, готовой молить его пощадить ее сына. Но она держалась с величественным достоинством.

– Кузен, – сказала королева спокойно, – каковы ваши намерения? Мы одни. Никто не может нас услышать. Я готова вас выслушать и понять. Я – королева без трона; супруга, которую супруг ожидает на небесах; мать, чьи дети умерли один за другим, а последний, оставшийся в живых, лишился всего, что имел; я старуха, находящая успокоение лишь в молитве; я, быть может, единственная, с кем вы можете говорить откровенно… Вы победили Валуа, герцог, и я спрашиваю вас: чего вы хотите добиться своей победой?

Генриху де Гизу было известно коварство Екатерины, Он всегда относился к ней настороженно. Однако на этот раз ее благородная простота, совершенная ясность ее слов, ее душевное спокойствие ввели его в заблуждение.

«Я сильнее, – подумал он. – Старая королева устала от войн и интриг и отказывается от борьбы. Если я дрогну, я потеряю то, что сумел завоевать. Если я буду говорить как победитель, я получу все!»

– Сударыня, – сказал он наконец, – не я, как вам известно, воздвиг баррикады. Это сделали парижане, которых я тщетно пытался остановить. Что подняло народ, вы, сударыня, тоже знаете: это безумие вашего несчастного сына, предоставившего господину д'Эпернону право взимать чрезмерные налоги… Горожане устали платить, сударыня.

Королева кивнула.

– Что ожесточило Париж, – продолжал Гиз, распаляясь, – так это – простите, сударыня, что я до такой степени подчиняюсь вашему приказу быть откровенным! – это лицемерие короля, который становился то на сторону Лиги, то на сторону гугенотов, и его непостижимая распущенность. Все подданные, сударыня, требовали настоящего короля!

– И настоящий король… это вы?

– Я, сударыня! Я, или кто-то другой! – воскликнул Гиз, оставив свою сдержанность. – Ересь душит нас. Нужно повторить ночь Святого Варфоломея! У народа больше нет денег; права горожан забыты, дворянство унижено; надо спасать Францию!

– И спаситель ее… вы?

– Я, сударыня!.. Я… или кто-то другой! Какая разница, лишь бы величие Франции не померкло.

Королева вновь кивнула в знак согласия, чем невероятно удивила Гиза.

– Я много думала о том, что вы сейчас сказали, – произнесла она. – Тысячу раз я предупреждала моего сына. Тысячу раз я умоляла его сместить этого д'Эпернона. Увы! Он меня не послушался… Не будем больше говорить об этом – я слишком стара и утомлена, у меня нет сил сражаться. Но, уверяю вас, что я умру с отчаянием в душе, если мне когда-либо доведется увидеть на троне еретика, этого проклятого Беарнца, который сейчас собирает в Ла-Рошели армию…

От этих слов Екатерины Гиз побледнел. Генрих Беарнский, король Наваррский был единственным, кто мог противостоять ему.

Королева, вначале дав понять Гизу, что считает французский трон свободным, нанесла ему затем страшный удар, внезапно напомнив об этом грозном сопернике.

– Увы, – продолжила она, – кто способен остановить гугенота, рвущегося к власти?.. Мой сын бежал, он изгнанник, у него нет войска, он ничего не может… А вы, мой кузен, как вы будете воевать с Беарнцем? У вас мало солдат и нет денег, чтобы нанять их!..

– Сударыня! – воскликнул Гиз. – Я сожгу Францию дотла, но Генрих Наваррский не войдет в Париж!

– А располагаете ли вы для этого достаточной властью? – сказала Екатерина. – Сначала нужно провозгласить вас королем, то есть свергнуть моего сына, а это – преступление!

– Мне отвратительна даже мысль об этом преступлении, однако же придется его совершить, сударыня!

Герцог де Гиз топнул ногой. Его лицо пылало, а глаза метали молнии.

– Это означает войну, – сказала Екатерина, – и Бог знает, кто станет в ней победителем…

И снова она, казалось, предавала своего сына! Ведь она допускала королевскую власть Гиза!

– Вы видите другой способ остановить Беарнца? – спросил герцог с дерзкой улыбкой.

– Да, – серьезно ответила королева, – единственный… Дождаться смерти моего сына…

Гиз вздрогнул. Екатерина показалась ему олицетворением скорби и величия.

– Знайте же, – сказала она печально, – мой бедный ребенок обречен; самые сведущие врачи не дают ему более одного года жизни… Герцог, послушайте меня… Я всего лишь скорбящая мать, христианка, которая хочет спокойно умереть, выполнив до конца свой долг… Генрих мой последний ребенок… все остальные мертвы… с ним династия Валуа угаснет.

Гиз слушал с таким вниманием, что не заметил, как шляпа, которую он держал в руках, выскользнула из его пальцев и покатилась к ногам Екатерины… Королева наступила на нее.

Улыбка слегка тронула ее тонкие губы.

– Мой сын умрет через несколько месяцев, – снова заговорила она с ужасающим спокойствием матери, смирившейся со страшной правдой. – Кто сменит на троне угасший род Валуа? Это должен быть тот, на кого укажет сам король Генрих III!..

– Договаривайте, сударыня! – пробормотал Гиз.

– А на кого укажет Генрих III? На того, кого назову ему я! Хотя я, благодарение Богу, больше не королева, но пока еще мать; у меня нет власти при дворе, но я сохранила власть над сердцем моего ребенка… Осталось решить, на кого я укажу!.. Видите, герцог, я еще многое могу… и я благосклонно отнесусь к тому, кто достоин править этой страной…

– И кто же он, сударыня? – вскричал Гиз. – Кто?

Екатерина поняла, что победа за ней. Она догадывалась, что в этот момент происходило в душе де Гиза.

– Тот, – сказала она с деланным безразличием, – кто поможет мне… то есть, я хочу сказать, поможет моему сыну сразить Беарнца… Я вижу только одного человека, способного сделать это! Это вы, мой кузен.

Гиз склонился в глубоком поклоне. Он готов был опуститься на колени перед этой женщиной. Его переполняли гордость и надежда. Екатерина предлагала ему законную королевскую власть, причем без борьбы, без войны с гугенотами. А что она просила взамен?

Подождать, пока король умрет!

Только и всего. Через год Гиз станет королем. А если смерть будет слишком медлить, разве нельзя поторопить ее?..

Гиз подумал о том, что одним ударом королева-мать сумела разрубить запутанный узел, и смиренно произнес:

– Сударыня, когда я должен отправиться за королем, чтобы с почетом проводить его в Лувр?

Екатерина на мгновение опустила глаза, чтобы скрыть мелькнувшую в них злую усмешку.

– Мой кузен, – сказал она, – мы отправимся вместе. Но наши добрые парижане должны видеть вас во всем вашем великолепии, они не должны считать вас слишком покорным. Вы обязаны сохранить свое высокое положение.

– Сударыня, – ответил польщенный Гиз, – я восхищаюсь глубиной вашего гения. Все будет сделано так, как вы сказали. Я поеду за королем как предводитель Лиги… а не…

– А не как простой подданный! – закончила Екатерина с тонкой улыбкой. – Только будьте осторожны: вам предстоит встретиться с подозрительностью и недоброжелательством… Кстати, – добавила она, кашлянув, – вам совершенно необходимо заручиться поддержкой Рима…

Герцог де Гиз пожал плечами.

– Рим! – глухо сказал он. – Видите ли, сударыня, пора папе побольше заниматься делами Церкви и поменьше – делами Франции. Ваш сын проявлял невероятную слабость перед Сикстом…

– Король Франции – это младший сын Церкви…

– Согласен! Но при условии, что папа выказывает себя добрым отцом. Сикст – захватчик. Этот мрачный, лицемерный и крайне властолюбивый старик мечтает завоевать наше королевство. Мы должны рассчитывать…

– Берегитесь, сын мой… Сикст могуществен…

– Он был таким, сударыня! Сегодня мы можем пренебречь им. Своим деспотизмом он навлек на себя ненависть кардиналов. Пусть он сам остерегается! Свинопас надоел князьям, и я знаю, что тайный конклав…

Гиз внезапно замолк.

– Что же? – спросила Екатерина. – Договаривайте, герцог, ведь мы союзники!

– То, что я скажу Вашему Величеству, настолько невероятно, что я сам с трудом решаюсь в это верить. Знайте лишь, что, помимо Сикста, у Церкви есть другой глава, тайный. Это ему подчиняется Лига, сударыня!.. Сикст обещал мне два миллиона. Где они? Сикст обещал мне поддержку Филиппа Испанского, а Филипп меня не признает. Сикст ведет двойную игру. Когда я захочу, я смогу…

– То есть, когда вы получите корону?

– Да, сударыня! – сказал Гиз. – В этот день Сикст увидит перед собой другого папу, более могущественного.

– Это невозможно! Это раскол! Неужто вы хотите раскола?!

– Почему бы и нет, сударыня! Такой раскол обеспечит главенство королевской власти!

– Увы! – сказала Екатерина, качая головой. – Я совсем не хочу этого. Я хочу одного, чтобы мой сын прожил более или менее спокойно те несколько месяцев, которые ему остались… После этого я уйду, не имея больше дел на этой земле.

Гиз поклонился. Потом он подошел к двери и сам открыл ее. Королева увидела его свиту – четыре десятка вооруженных дворян, готовых выполнить любой приказ своего повелителя.

– Господа! – произнес герцог де Гиз. – Ее Величество дала мне обещание использовать свое влияние, чтобы прекратить войну, приносящую столько бед Парижу и королевству… Господа! Да здравствует королева!

Сказав это, Гиз властно взглянул на свою свиту, и изумленным дворянам ничего не оставалось, как воскликнуть в один голос:

– Да здравствует королева!

– Королева, господа, – снова заговорил Гиз, – обещала уговорить Его Величество принять основные принципы нашей Священной Лиги. Мир, который предлагает королева, почетен и выгоден для нас.

Дворяне, пришедшие с Гизом, чтобы арестовать Екатерину как заложницу, в оцепенении слушали эти слова.

– Господа, – сказала королева, – соблаговолите составить перечень ваших пожеланий: я ручаюсь, что они будут выполнены королем. Я так же ручаюсь, что Генеральные Штаты будут созваны в ближайшее время.

– Да здравствует королева! – повторил герцог.

– Да здравствует королева! – закричали его люди, отступая к двери.

Королева-мать, улыбаясь, смотрела на удаляющихся. Когда они вышли, она опустила глаза на свой браслет и пробормотала:

– Руджьери не обманул. Эти дьявольские камни вдохновили меня в нужную минуту… Мой сын будет жить! Мой сын будет властвовать!.. А ты, презренный Лотарингец, умрешь!..

Затем она направилась в комнату, где находился господин Перетти. Она нашла его сидящим в том самом кресле, куда его усадил Руджьери. Екатерина Медичи встала перед этим человеком, как Гиз стоял перед ней.

– Ваше Святейшество все слышали? – спросила королева.

– Да, дочь моя, – ответил господин Перетти, – я все слышал…