Текст книги "Жизнь и учение святителя Григория Богослова"

Глава II. Жизнь человека в церкви и обществе

Мы начнем анализ учения святого Григория с рассмотрения некоторых наиболее характерных для него тем, связанных с жизнью человека как члена христианской Церкви и в то же время гражданина своей страны, занимающего определенную степень в общественной иерархии Восточно-Римской империи IV века.

Посвятив много лет изучению риторики и других гуманитарных наук, Григорий высоко ценил образованность и ученость; об этом, а также о его восприятии философии пойдет речь в первом разделе настоящей главы. Затем мы остановимся на нравственном учении Григория и рассмотрим некоторые социальные темы, которые затрагиваются в его произведениях. Мы также проанализируем его понимание брака, девства, монашества, священства и епископства. Наконец, будет рассмотрено его понимание церковного праздника как средства приобщения человека к Божественной ре альности.

1. Ученость и философия

Христианство с самого начала своего существования противопоставило себя «мудрости человеческой» – «мудрости мира сего». Об этом много говорил апостол Павел: И слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы, чтобы вера ваша утверждалась не на мудрости человеческой, но на силе Божией[235]235
  См.: 1 Кор 2, 4–5.


[Закрыть]. Согласно Павлу, для человеческой мудрости христианство есть безумие, юродство; но и сама мудрость века сего обращается в безумие при встрече с христианством: Не обратил ли Бог муд рость века сего в безумие? Ибо когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией, благоволил Бог юродством проповеди спасти верующих[236]236
  См.: 1 Кор 1, 20–21.


[Закрыть]. Под человеческой мудростью в данном случае подразумевается многообразное наследие античной учености, которой противопоставляется учение и искупительный подвиг Христа: Ибо и Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости; а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие[237]237
  См.: 1 Кор 1, 22–23.


[Закрыть].

Однако было бы неверно считать, что отношение христианства к наследию античной учености сводилось к полному отрицанию ее. Уже во II–III веках появилось стремление со стороны христиан ассимилировать, то есть творчески усвоить достижения античности. Интенсивный поиск синтеза между христианством и эллинизмом вели, в частности, представители александрийской школы христианского богословия – Климент и Ориген. Оба они в разное время возглавляли Александрийское огласительное училище, в котором наряду со Священным Писанием и собственно христианским богословием преподавались античная философия, риторика диалектика, а также точные науки – математика, геометрия, астрономия. Ориген впоследствии создал школу подобного рода в Кесарии Палестинской, где у него учился, в числе многих других, святой Григорий Чудотворец, оставивший в своей «Благодарственной речи Оригену» рассказ об энциклопедическом характере образования, которое получала христианская молодежь у Оригена:

Он восхвалял любителей философии длинными, многочисленными и соответствующими похвалами, говоря, что они одни живут жизнью, поистине достойной разумных существ… Порицал же он невежество (άμαθίαν) и всех неучей, – а таких много, – которые, наподобие скота, слепотствуют умом… Посредством естественных наук он объяснял и исследовал каждый предмет в отдельности… до тех пор, пока… не вложил в наши души вместо неразумного разумное удивление священным устройством вселенной и безукоризненным устройством природы. Этому высокому и боговдохновенному знанию учит возлюбленная для всех физиология. Что же сказать о священных науках – всеми любимой и бесспорной геометрии и высоко парящей астрономии?…Он требовал, чтобы мы занимались философией, собирая по мере сил все имеющиеся произведения древних философов и поэтов, не исключая и не отвергая ничего… Для нас не было ничего запретного, ибо не было ничего сокровенного и недоступного; но мы могли изучить всякое слово, и варварское, и эллинское, и относящееся к Таинствам (христианской веры) и (из области) политики, и о божественном и о человеческом – с полным дерзновением могли изучать и исследовать все…[238]238
  Свт. Григорий Чудотворец. Благодарственная речь Оригену, VI–XV (VI, VIII, XIII, XV).


[Закрыть]

Такое же разностороннее образование получил, столетие спустя после Григория Чудотворца, Григорий Богослов – сначала в Кесарии Каппадокийской, затем в Афинах. Мы помним, что в молодости Григорий увлекался трудами Оригена, от которого несомненно унаследовал уважительное отношение к античной учености. Впрочем, такое отношение было характерно и для его семьи, и для того круга, в котором он всю жизнь вращался. Его ближайшие друзья, Василий Великий и Григорий Нисский, оба внесли значительный вклад в пропаганду античной учености на христианской почве. Первый, в частности, написал пространные «Советы юношам» о пользе чтения языческой литературы; основная мысль этого сочинения заключается в том, что «внешние науки небесполезны» для христианина, но, напротив, он должен заимствовать из них все служащее нравственному совершенствованию и интеллектуальному росту[239]239
  Советы юношам 3–4. PG 31, 569.


[Закрыть]. Что же касается Григория Нисского, то и он в своих сочинениях постоянно цитировал античных философов и поэтов и также считал, что все полезное во внешних науках должно быть ассимилировано христианством. В доказательство этого он, вслед за Оригеном[240]240
  Ср. Ориген. Письмо к Григорию Чудотворцу.


[Закрыть], аллегорически толковал библейское повествование о том, как израильтяне обобрали египтян при исходе из Египта, унеся с собой золотые и серебряные сокровища[241]241
  См.: Исх 12, 35–36.


[Закрыть], в том смысле, что «физику, геометрию, астрономию, логику и все, что изучается вне Церкви, повелевает предводитель в добродетели (Моисей) каждому взять у египетских богачей и принять ради (приносимой ими) пользы, поскольку все это потребуется в то время, когда надо будет украшать божественный храм таинства богатствами разума»[242]242
  Жизнь Моисея. PG 44, 345.


[Закрыть].

Великие каппадокийцы сознавали, что живут именно в это время – то есть когда все научное и интеллектуальное богатство, унаследованное от античной культуры, должно быть поставлено на службу христианству. Подчеркивая превосходство христианства над эллинизмом и настаивая на неспособности античной культуры удовлетворить всем исканиям человеческого разума и сердца, они тем не менее считали необходимым для христианства полностью ассимилировать все лучшее, что было накоплено человеческой цивилизацией вне христианства. Язычество и идолопоклонство должны быть отвергнуты, считает Григорий, потому что это для человечества пройденный этап. Однако все то, что может послужить духовному возрастанию человека, должно быть с благодарностью воспринято христианином из языческой учености:

Я думаю, что всякий, имеющий ум, признает ученость (παίδευσιν) первым для нас благом. И не только эту благороднейшую и нашу (ученость), которая, ставя ни во что изысканность и пышность в слове, имеет (своим предметом) одно спасение и красоту умосозерцаемого, но и ученость внешнюю, которой многие христиане, по невежеству, гнушаются как ненадежной, опасной и удаляющей от Бога… (В науках) мы восприняли исследовательскую и умозрительную (сторону), но отвергли все то, что ведет к демонам, к заблуждению и в бездну погибели; мы извлекли из них полезное для благочестия, через худшее научившись лучшему и переделав их немощь в твердость нашего учения. Поэтому не должно унижать ученость, как некоторые делают, но нужно признать глупыми и необразованными тех, кто, придерживаясь такого (мнения), желал бы, чтобы все были подобны им, чтобы в общей массе была незаметна их собственная (глупость) и чтобы избежать обличения в невежестве[243]243
  Сл. 43, 11, 1-29; SC 384, 136-140 = 1.609.


[Закрыть].

Итак, обскурантизм, необразованность, невежество, нежелание и неспособность впитать в себя все многообразие культурного достояния человечества несовместимы с христианством, считает Григорий. Ему глубоко чуждо такое восприятие христианства, при котором оно мыслится как некая полукатакомбная секта, враждебно настроенная по отношению ко всему окружающему миру. Напротив, христианство должно быть открытым ко всему лучшему из накопленного в человеческой истории; оно должно быть достаточно всеобъемлющим, чтобы вместить в себя достижения человеческого разума[244]244
  О значении классической обраованности и риторики в жизни Григория Богослова существует обширная литература. Упомянем, в частности, Guignet. Rhetorique; Lercher. Persönlichkeit; Ruether. Gregory. О влиянии классической образованности на трех великих каппадокийцев см.: Pelikan. Culture.


[Закрыть].

В соответствии с этими представлениями Григорий выдвигал идею о том, что языческая культура и эллинская мудрость не принадлежит язычникам: будучи языческой по происхождению, она теперь принадлежит христианству, так как оно оказалось способным творчески воспринять и усвоить ее. Григорий гневно обличал Юлиана Отступника за то, что тот хотел лишить христиан возможности получать хорошее светское образование, отсутствие которого и должно было, по мысли Юлиана, превратить христианство в маргинальную секту, состоящую из малограмотных и малокультурных людей. Такое отношение воспринималось Григорием как нарушение законного права всякого человека на образование. Григорий считал это главной виной Юлиана перед христианством.

Он достоин ненависти за многие свои злодеяния, но мне кажется, что ни в чем он не был столь беззаконен, как в этом.

И пусть негодует вместе со мной всякий, кто любит словесность и кто избрал ее своим занятием, – таковым и я не откажусь (считаться). Ибо все остальное я оставил желающим, а именно богатство, знатное происхождение, славу, власть… но одно удерживаю за собой – словесность; и не порицаю себя за труды на суше и на море, благодаря которым приобрел ее. О, если бы сила словесного искусства принадлежала мне и тому кто является моим другом! Это первое, что я возлюбил после Первого, то есть Божественного, и надежд, которые вне видимого (мира). Если же, по Пиндару каждого гнетет своя ноша[245]245
  Немейская ода 1, 82-83.


[Закрыть], то необходимо и мне говорить о любимом предмете; и особенно справедливо, как не знаю что другое, словом воздать благодарность Слову за словесные (науки). Итак, откуда пришла тебе эта идея, о легкомысленнейший и ненасытнейший из всех, – лишить христиан (доступа) к словесности?..[246]246
  Имеется в виду известный эдикт Юлиана об учителях (см. главу I нашей книги).


[Закрыть] Если хочешь, мы сами представим причину этого. После столь многих противозаконных злодейств надлежало тебе наконец дойти и до этого и явно напасть на самого себя, чтобы там, где ты хотел отличиться смекалкой, самому, того не замечая, опозориться и продемонстрировать свое безумие… «Наши, – говорил он, – словесные науки и эллинская культура (οι λόγοι και το έλληνίζειν), так же как и почитание богов, а ваш (удел) – необразованность и грубость, и в вашей мудрости нет ничего, кроме «веруй!»…[247]247
  Сл. 4, 100, 3-102, 3; SC 309, 248-250 = 1.110.


[Закрыть]

Не только античная словесность, но и вся мировая цивилизация является достоянием христианской Церкви, считает Григорий Богослов. Вместе с Оригеном и Григорием Нисским он убежден, что египетские сокровища, под которыми аллегорически понимается языческая ученость, не должны быть оставлены «новым Израилем» – христианами в руках «египтян»-язычников; христианам следует «заимствовать» их, то есть ассимилировать, усвоить, сделать своими, при этом, разумеется, отвергнув идолопоклонство.

Заимствуй у египтян сосуды золотые и серебряные, с ними иди; запаси на путь чужие сокровища, лучше же сказать – свои собственные… А что? Неужели оставишь египтянам и сопротивным силам то, что они неправедно нажили и еще неправеднее расточают? Оно не им принадлежит; они силой похитили его у Сказавшего: «Мое серебро и Мое золото[248]248
  Агг 2, 8.


[Закрыть]; Я отдам его тому, кому захочу». Вчера оно принадлежало им, ибо так было попущено. А сегодня Владыка приносит и отдает его тебе, чтобы ты употребил его ко благу и во спасение. Приобретем себе друзей богатством неправедным, чтобы, когда обнищаем, мы могли возвратить это себе в день Суда[249]249
  Ср. Лк 16, 9.


[Закрыть]. Если ты Рахиль или Лия, душа патриаршая и великая, укради у своего отца и идолов, которых найдешь, – не чтобы сохранить их, но чтобы уничтожить[250]250
  Сл. 45, 20–21; PG 36, 652. Ср. Исх 31,19, 31–35.


[Закрыть].

Итак, языческая ученость не принадлежит язычникам, их мудрость – не их собственная, но Христа, Божественного Логоса, у Которого они похитили ее, а теперь должны вернуть христианам. Эта идея на христианской почве не нова: у писателей II–III веков, в частности у Климента Александрийского, была целая теория о том, что античная философия и мифология не что иное, как искаженное Писание Ветхого Завета, из которого эллины украли свои учения[251]251
  Ср. Климент Александрийский. Строматы 2, 1; 2, 5 и др.


[Закрыть].

Надо отметить, что в раннехристианской письменности достаточно часто говорилось о том, что человеческая цивилизация, искусство и культура имеют демоническое происхождение и появились в результате отпадения человека от райского блаженства: именно среди потомков Каина, который пошел от лица Господня[252]252
  Быт 4, 16.


[Закрыть], появились градостроительство, скотоводство, музыка и производство орудий труда[253]253
  Ср. Быт 4, 17–22.


[Закрыть]. В соответствии с этим взглядом Иоанн Златоуст говорил, что «города, искусства, одежды и множество остальных нужд… принесла смерть вместе с собою»[254]254
  Книга о девстве 15. PG 48, 545.


[Закрыть]. А в Беседах Макария Египетского проводится мысль о том, что мудрецы, философы, писатели, поэты, художники, скульпторы, архитекторы и археологи были «пленниками и рабами лукавой силы» и творили под воздействием «поселившегося внутри них змия», то есть диавола[255]255
  Беседа 45, 2 / Ed. Dorries, 297.


[Закрыть].

Однако многие церковные писатели указывали и на положительные аспекты человеческой цивилизации и культуры, считая, что христианство, хотя и отмежевывается от язычества, может заимствовать из языческой культуры все полезное. Климент Александрийский, в частности, воспринимал цивилизацию и культуру как плод творчества человека под водительством Божественного Логоса. Все светские науки, по мнению Климента, имеют небесное происхождение: «Писание общим именем мудрости называет вообще все мирские науки и искусства, все, до чего ум человеческий мог дойти… (ибо) всякое искусство и всякое знание происходит от Бога»[256]256
  Строматы 1, 4.


[Закрыть]. Климент включает медицину, музыку, скульптуру, пение, искусство «притираний»[257]257
  То есть втирания мазей и массажа.


[Закрыть], резьбу по дереву, научные изыскания, поэзию, диалектику и философию в число искусств, имеющих небесное происхождение[258]258
  Там же.


[Закрыть].

Именно такой взгляд на цивилизацию и культуру был близок Григорию Богослову. Он считал, что ни одна нация, ни одна религия, ни одна философская школа не вправе присваивать себе монополию на культуру, науку и искусство, которые являются достоянием всего человечества. Для Григория подлинным творцом человеческой культуры является Сам Бог; люди творческих профессий, созидающие мировую цивилизацию, лишь орудия в Его руках:

Как язык не принадлежит исключительно его изобретателям, но всем, кто пользуется им, так точно и искусство и всякое занятие, какое только можешь себе представить. И как в искусной музыкальной гармонии каждая струна издает различный звук, одна – высокий, другая – низкий, так и в этих (искусствах) Художник и Творец-Слово, хотя и поставил различных изобретателей различных занятий и искусств, но все дал в распоряжение всех желающих, чтобы соединить нас узами общения и человеколюбия и сделать нашу жизнь более цивилизованной (ήμερώτερον). И после этого ты говоришь, что эллинская (культура) принадлежит тебе?[259]259
  Григорий обращается к Юлиану Отступнику, который, в частности, писал в трактате «Против галилеян»: «Вы, конечно, понимаете разницу между вашим и нашим образованием. В вашей школе вы никогда не сделаете человека ни мужественным, ни добродетельным, между тем при нашей системе всякий становится лучше. Посмотрите на ваших детей, которые воспитываются на чтении ваших священных книг. Если в зрелом возрасте они не будут рабами, сочтите меня лгуном и маниаком». Цит. по: Успенский. История, 89.


[Закрыть] Но скажи, разве не финикийцы (изобрели) грамоту или, как некоторые (думают), египтяне, или евреи, которые были мудрее и тех и других?.. Тебе ли (принадлежит) аттическое (красноречие)? А игра в шашки, арифметика и искусство считать по пальцам, система мер и весов, тактика ведения войны – чье это? Не эвбеян ли?.. Может быть, и поэзия – твоя (собственность)?[260]260
  Сл. 4, 106, 8-108, 1; SC 309, 258-260 = 1.112-113.


[Закрыть]

Григорий, как видим, готов включить даже игру в шашки (το πεττεύειν) в число благ цивилизации. Различные виды искусства также вызывают восхищение Григория. В одном из стихотворений он с похвалой отзывается об искусстве дрессировщиков зверей:

 
…Послушай, чего достигло искусство.
Скворцы говорят подобно человеку,
Подражая чужому голосу, которому они научились,
Когда видели в зеркале изображение выточенного из дерева
Скворца и слышали голос человека-дрессировщика из-за зеркала.
И вороны также крадут звуки у человека. Когда же попугай,
Пестрый, с горбатым клювом, в своей клетке
Заговорит человеческим голосом, тогда он обманывает слух и самого человека.
Для лошадей вешают канаты, по которым
Они ходят. А страшная медведица ходит на открытом воздухе,
Сидит на судейском троне, словно некий умный судья,
Держит в лапах, как можно подумать, весы правосудия,
И зверь кажется имеющим ум.
А ведь это человек научил его тому, чему не научила природа!
Я видел также укротителя львов, сидевшего на спине у могучего льва
И рукой покорявшего силу зверя…
Видел я также тяжелого и огромного зверя с большими бивнями;
Сидящий на нем мальчик-индус при помощи палки заставляет его идти,
Разворачивая туда и сюда тело огромного слона.
Смел был тот, кто первым придумал укрощать зверя,
Наложил ему ярмо на шею и заставил везти огромную колесницу[261]261
  PG 37, 627–638 = 2.165–166.


[Закрыть].
 

Все эти тексты характеризуют широту и открытость Григория: он с уважением относился ко всему, что свидетельствует о превосходстве человека над бессловесными существами, что выявляет силу человеческого разума, будь то цирковое искусство, игра в шашки, другие виды искусства, гуманитарные и естественные науки, риторика и литература, поэзия и музыка. Идеалом Григория был человек разума – христианин высокой интеллектуальной культуры, энциклопедической образованности, отличающийся обширными познаниями в разных областях и открытым взглядом на мир. Способность разумного мышления (λόγος) роднит человека с Божественным Словом (Λόγος). В стихотворениях Григория немало строк посвящено восхвалению разума и учености. «Светильником всей своей жизни признавай разум (λόγος)», – говорит он[262]262
  PG 37, 909 = 2.231.


[Закрыть]. «Ничего не считай лучше учености», – пишет он в другом месте[263]263
  PG 37, 944 = 2.231.


[Закрыть].

Однако Григорий любил подчеркивать, что образованность не является самоцелью: она нужна для того, чтобы привести человека к богопознанию и послужить его возрастанию в вере. В наставлении, написанном от имени Никовула к его собственному отцу, Григорий говорит о том, как изучение литературы, риторики, истории, грамматики, этики и точных наук ведет человека к познанию Бога:

 
О отец, одного лишь желаю вместо всего – овладеть искусством слова.
Прекрасна пламенная сила риторики в народных,
Судебных и похвальных речах.
Прекрасен ум, наполненный (познаниями в области) истории. Ибо история –
Это совокупность мудрости, ум многих. Немаловажна и
Грамматика, полирующая слово и нрав варварский,
Прекрасно приходящая на помощь благородному языку Эллады.
(Важны) состязания в логическом искусстве…
А также (наука, при помощи которой) добродетельные созидают хорошие нравы…
(Важно) и то, что мудрые мужи парящим умом и тонкими изысканиями
Отыскали в глубинах, один – одно, другой – другое
И предали книгам.
Они нашли природу воздушных, земных, морских
И небесных (существ), и сверх всего – ум неизреченного Бога;
(То есть) как Он ведет мир, куда ведет, и каков будет конец
Всего мира (κόσμος), украшенного (κεκασμένος) многими красотами (κόσμοις)…
Изучив все это в юности,
Я отдам ум Божественному Духу…
Взгляни на великого деда моего по линии матери: как во всем
Украшенный многообразными знаниями, которые он собрал
Со всех концов земли, пребывая среди многих народов,
Последним ключом своей учености (λόγων) он сделал Христа…[264]264
  PG 37, 1510-1512 = 2.270-271.


[Закрыть]
 

Юноша, от имени которого говорит Григорий, горит жаждой расширить свой кругозор не только благодаря учебе: его тянет к путешествиям, к знакомству с иными народами с различными культурами. Но все это, собранное отовсюду, он желает поставить на службу христианству и духовной жизни. Несомненно, слова Никовула отражают устремления и опыт самого Григория, который много путешествовал в поисках мудрости и который на склоне лет, вспоминая юность, писал о себе:

 
Одна слава была для меня приятна – преуспеть в науках (λόγων), которые собрали
Восток и Запад, и слава Эллады – Афины.
Над этим я трудился много и долгое время, но и это,
Повергнув к стопам Христа, положил я перед Ним,
Чтобы оно уступило слову (λόγω) великого Бога, которое затмевает собой
Всякое утонченное и многообразное измышление (μύθον) человеческого ума[265]265
  PG 37, 977 = 2.54.


[Закрыть].
 

Итак, античная ученость, светская словесность и вся внехристианская культура отходят на второй план, когда человек соприкасается со Христом. По сравнению со «словом» (λόγος) Божиим всякое человеческое слово есть не более чем миф, басня, измышление (μύθος). Но изучение античной философии, мифологии, поэзии и прочих наук необходимо для того, чтобы положить их к стопам Христа. В этом – основной пафос всех текстов Григория Богослова, посвященных восхвалению учености.

Смотрите, чтобы кто не увлек вас философиею и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу[266]266
  Кол 2, 8.


[Закрыть]. Эти слова апостола Павла отражают в целом негативное отношение раннего христианства к античной философии, воспринимавшего ее как человеческую ученость и противопоставлявшего ей Божественное слово Христа.

Диспут между христианством и классической философской мыслью[267]267
  См.: Pelikan. Emergence, 27ff.


[Закрыть] начался почти тогда же, когда начался конфликт между христианством и иудаизмом. Однако если отношение иудеев к христианству в первые века нашей эры было резко отрицательным, то отношение эллинов – скорее безразличным. Основные догматы христианства – о Едином Боге, о Троице, о Боге воплотившемся – хотя и были глубоко чужды и непонятны эллинскому разуму, не воспринимались как прямой вызов эллинизму. Тем не менее можно наблюдать и активное неприятие христианства со стороны по крайней мере некоторых представителей неоплатонической и иных философских школ. Философ Кельс (II век) пишет «Истинное слово» в опровержение христианства; неоплатоник Порфирий (III век) создает трактат «Против христиан»; Юлиан Отступник (IV век) пишет трактат «Против галилеян» (так он называл христиан) и предпринимает отчаянную попытку возродить язычество после того, как христианство фактически стало государственной религией Римской империи.

Со своей стороны, христиане отвечают полемическими сочинениями, в которых подвергают критике античную философию и нападки философов на христианство: достаточно вспомнить сочинения апологетов II века, восемь книг «Против Цельса» Оригена, слова «Против Юлиана» Григория Богослова. Диспут христианства с классической философией закончился полной победой первого и сокрушительным поражением последней; смерть Юлиана Отступника подвела черту под этим диспутом. Впоследствии платонизм как богословская и мировоззренческая система был осужден несколькими церковными Соборами – V Вселенским 553 года, Константинопольскими Соборами 1076/77 и 1082 годов против Иоанна Итала[268]268
  См.: Gouillard. Synodikon, 56–60, 188–202.


[Закрыть] и Соборами середины XIV века в защиту учения Григория Паламы[269]269
  См.: Meyendorff. Byzantine Theology, 72–73. Ср. Лосев. Очерки античного символизма, 860–873.


[Закрыть]. Критика античной философии вошла даже в богослужение Православной Церкви: «Петр витийствует, и Платон умолче. Учит Павел, и Пифагор постыдеся. Та же (Богородица) апостольский богословяй собор эллинское мертвое вещание погребает и совоставляет мир ко служению Христову»[270]270
  Тропарь 9-й песни канона на утрени в четверг 3-й седмицы Великого поста.


[Закрыть].

В сочинениях раннехристианских апологетов содержится немало отрицательных отзывов об античных философах, которых критиковали как за их философские воззрения, так и за безнравственный с точки зрения христиан образ жизни. Характерны в этом отношении такие памятники II века, как «Осмеяние языческих философов» Ермия и «Речь против эллинов» Татиана, содержащие резкие, подчас несправедливые и необоснованные упреки в адрес философов. Татиан, в частности, отрицает всю греческую культуру, религию и философию, которые он считает ложными, безумными и безнравственными[271]271
  Ср. Quasten. Patrology I, 221.


[Закрыть]. Его критика философов основывается главным образом на общеизвестных сведениях об их учении и на анекдотах из их жизни:

Что досточестного приобрели вы от философии? Кто из наиболее известных в ней был чужд тщеславия? Диоген, который хвастался бочкой и похвалялся воздержанием, съел сырого осьминога и, пораженный болезнью внутренностей, умер из-за невоздержания[272]272
  Ср. Афиней. Пир софистов VIII, 341е. Ср. также Диоген Лаэртский. О жизни VI, 76.


[Закрыть]. Аристипп, ходивший в пурпурной одежде, как известно, распутничал[273]273
  Об изнеженности и развратном образе жизни Аристиппа см.: Диоген Лаэртский. О жизни II, 8, 66–81.


[Закрыть]. Платон-философ был продан Дионисием за обжорство[274]274
  См.: Лукиан. О паразите 34.


[Закрыть]. А Аристотель, который неразумно положил границы Промыслу[275]275
  По Аристотелю, Бог не вмешивается в управление миром.


[Закрыть] и ограничил счастье тем, что ему одному нравилось, весьма не по-учительски льстил Александру, забыв, что он был еще юноша; последний же вполне по-аристотелевски заключил в клетку своего друга (Каллисфена) за то, что тот не поклонился ему, и возил его так, словно льва или леопарда…[276]276
  Ср. Диоген Лаэртский. О жизни V, 4–5.


[Закрыть] Не похвалю и Гераклита, который говорил, что он исследовал самого себя, ибо был самоучкой и гордился этим…[277]277
  Ср. Диоген Лаэртский. О жизни IX, 5: «Он не был ничьим слушателем, а заявлял, что сам себя исследовал и сам от себя научился».


[Закрыть] Но смерть обличила его невежество…[278]278
  О высокоумии и надменности Гераклита, а также о его смерти от водянки см.: Диоген Лаэртский. О жизни IX, 1–4.


[Закрыть] Смеюсь над бабьими сказками Ферекида, над Пифагором, унаследовавшим то же учение, и над Платоном, который, хотя некоторые не признают этого, был их подражателем[279]279
  Татиан. Речь против эллинов 2–3. В последней цитированной фразе имеется в виду, очевидно, учение о переселении душ (метемпсихозе).


[Закрыть].

Раннехристианские апологеты критиковали античных философов прежде всего за их религиозную непоследовательность. Иустин и Афинагор в своих апологетических и полемических сочинениях указывали на то, что античная философия не может считаться последним словом истины, так как она не дает единой картины мира и единого учения о Боге: каждый философ и каждая отдельная философская школа выдвигают свою теорию происхождения мира, смысла человеческого существования и природы Божества. Но у обоих упомянутых апологетов мы находим помимо критики заблуждений философов нечто гораздо более серьезное, а именно – попытку выявить параллели между философией и христианством, найти место для философского поиска внут ри христианской религии и, наконец, создать собственно христианскую философию. Для Афинагора и Иустина, в отличие от Ермия и Татиана, античная философия есть некое предвкушение христианства; Иустин говорит о Логосе, который таинственным образом действовал в философах, и называет Сократа и Гераклита «христианами», жившими согласно Логосу[280]280
  Иустин. Апология I, 46.


[Закрыть]. Иустин, который обратился к христианству из неоплатонизма, даже после своего крещения продолжал носить мантию философа, подчеркивая тем самым, что, уверовав во Христа, не отверг философию.

Не менее характерной является фигура Климента Александрийского, который считал, что не следует противопоставлять христианскую веру философии. По его учению, «философия не отвращает от веры», напротив, «мы ограждаемся ею, как неким прочным оплотом, приобретая в ее лице своего рода союзника, вместе с которым утверждаем и свою веру»[281]281
  Строматы 1, 2.


[Закрыть].

Согласно Клименту, «путь к истине один, но в него вливаются различные потоки, соединяясь в реку, текущую в вечность»[282]282
  Строматы 1, 5.


[Закрыть]. Одним из таких потоков является древнегреческая философия, которая есть «приуготовительное учение, пролагающее и выравнивающее путь ко Христу»[283]283
  Строматы 1, 5.


[Закрыть]. Философия была дана эллинам как божественный дар, как «воплощенный образ (икона) истины»[284]284
  Строматы 1, 2.


[Закрыть]; для эллинов она такой же детоводитель ко Христу[285]285
  См.: Га л 3, 23–24.


[Закрыть], каким было для евреев Писание Ветхого Завета[286]286
  Строматы 1, 5.


[Закрыть]. Сам термин «философия» употребляется Климентом в расширительном смысле: для него философия не учение Платона, Эпикура или Аристотеля, но «то лучшее, что каждая из этих школ говорит о справедливости и благочестивом знании»[287]287
  Строматы 1, 7.


[Закрыть].

«Истинная философия», по Клименту, есть любовь к истине и стремление к познанию истинного Бога. Если у эллинов философия нередко вырождается в софистику, то для христиан она всегда остается путем к приобретению мудрости:

…Философия есть поистине искусство правильной мудрости, дающее опыт в вещах жизненно важных; она – твердое познание того, что касается Бога и человека; некое прочное и непоколебимое обладание, скрепляющее воедино настоящее, прошедшее и будущее – то, чему научил нас Сам Господь Своим пришествием или через пророков. Она неизменна как переданная от Сына… и как познанная через Него является всецело истинной. Она и вечна, и полезна для целей временных… Философами же мы называем тех, кто любит мудрость Творца и Учителя всех, то есть познание Сына Божия, а эллины – тех, кто состязается в словах о добродетели[288]288
  Строматы 6, 7.


[Закрыть].

Можно сказать, что в раннехристианских воззрениях на философию прослеживаются три основных мотива. С одной стороны, философии, как человеческой мудрости, противопоставляют Божественную истину учения Христа; философов критикуют за их религиозную непоследовательность. С другой стороны, идет интенсивный поиск такого синтеза между христианством и философией, при котором достижения античной мысли были бы творчески усвоены христианством. Наконец, возникает и развивается концепция «христианской философии-любомудрия» как любви к Божественной Мудрости – Христу, как стремление жить добродетельно и возрастать в познании Бога. Все эти три мотива мы находим у Григория Богослова.

Мы, в частности, встречаем у него довольно резкую критику отдельных философов, а также утверждения о необязательности знания философии для христианина. Можно спастись, утверждает он, без «Пирроновых возражений, умолчаний и противопоставлений, Хризипповых разрешений силлогизмов, злохудожности Аристотелева искусства, обаяний Платонова краснобайства – что, к несчастью, вкралось в Церковь подобно египетским язвам»[289]289
  Сл. 32, 25, 3–8; SC 318, 136–138 = 1.476.


[Закрыть]. Григорий редко анализирует в подробностях то или иное философское учение; чаще он осуждает всех философов скопом, а заодно с ними всю античную мифологию, религиозную практику и магизм:

Твоему языку во что бы то ни стало надо господствовать, и ты не можешь удержаться, чтобы не разродиться словом?.. Нападай на Пифагорово молчание[290]290
  Ученики Пифагора проводили пять лет в молчании, см.: Диоген Лаэртский. О жизни VIII, 10.


[Закрыть], на орфические бобы[291]291
  Пифагор запрещал употребление бобов, см.: Диоген Лаэртский. О жизни VIII, 19.


[Закрыть] и на это новоявленное высокомерие поговорки: «Учитель сказал»[292]292
  Формула, которую употребляли пифагорейцы, ссылаясь на своего учителя.


[Закрыть]. Нападай на Платоновы идеи[293]293
  Учение об идеях – наиболее характерная часть философской системы Платона.


[Закрыть], на перевоплощения[294]294
  Слово μετενσωμάτοσης не употреблялось Платоном, но встречается у неоплатоников III века, в частности у Плотина. Григорий, вероятно, имеет в виду мифы из платоновского Государства (614b-616b, 617d–621b).


[Закрыть] и периоды существования наших душ[295]295
  В Государстве (615a) Платон говорит о тысячелетнем периоде подземного странствования душ.


[Закрыть], на припоминания[296]296
  Ср. Платон. Федон 72e.


[Закрыть] и недобрую любовь ради красивых тел[297]297
  Намек на педерастию Платона.


[Закрыть]; на Эпикурово безбожие, его атомы и чуждое философии наслаждение[298]298
  Эпикур учил о том, что мир состоит из атомов, и считал наслаждение (ηδονή – удовольствие) высшим благом для человека (отсюда «гедонизм»).


[Закрыть]; на Аристотелев скудный промысл, его искусственность, его земные рассуждения о душе и человеческий характер его учений[299]299
  Григорий видел в Аристотеле прежде всего теоретика риторического искусства.


[Закрыть]; на гордость стоиков, прожорливость и пошлость киников. Нападай на пустоту, полноту[300]300
  «Пустота» и «полнота» – излюбленные термины Демокрита.


[Закрыть] и бредни о богах и жертвах, об идолах, о благотворных и злотворных демонах, об оракулах, о вызывании богов и душ, о силе звезд[301]301
  Сл. 27, 9, 16-10, 14; SC 250, 94=96 = 1.390-391.


[Закрыть].

Вследа раннехристинскими аполоетами Григорий рассматривает историю античной философии как блуждание в потемках в поисках истины. В отличие от богооткровенной религии, в которой Бог Сам снисходит к человеку и открывается ему, философия есть лишь усилие человеческого разума приблизиться к Богу, обреченное на неудачу до тех пор, пока разум, а не Бог остается руководителем человека в этом поиске. Критикуя Юлиана Отступника за его религиозные воззрения, Григорий говорит о том разнообразии и непоследовательности, которыми характеризуются взгляды античных философов:

Вот чему научили его платоны, хризиппы, знаменитые перипатетики, почтенная стоя и мастера красноречия… Одни из них учат, что Бога вообще не существует; другие – что Он не заботится о здешнем, но что все в мире движется без цели и случайно; третьи – что всем должны управлять звезды и их сочетания, но кто и откуда ими самими управляет, я не знаю; четвертые – что все стремится к наслаждению, в котором и заключается цель человеческой жизни. Добродетель же для них всего лишь громкое имя, и ничего нет после здешней жизни, никакого суда, который там отсекал бы несправедливости, совершенные здесь. Никто из их мудрецов не понимал этого, но были они погружены, как говорится, в глубокое болото[302]302
  Ср. Платон. Федон 69с.


[Закрыть], покрыты непроницаемым мраком заблуждения и незнания, их разум не был настолько очищен, чтобы взирать на лучи истины; пресмыкаясь в дольнем и чувственном, они и вообразить не могли чего-либо выше демонов и подняться до того, чтобы удостоиться (знания) Творце. Если же кто-либо и прозревал немного, имея разум, а не Бога своим руководителем, то все равно увлекался тем, что казалось более достоверным и что привлекает толпу, потому что ближе ей[303]303
  Сл. 4, 43, 1–44, 21; SC 309, 142–144 = 1.81.


[Закрыть].

Познания Григория в философии были достаточно эклектичными и поверхностными, почерпнутыми главным образом из флорилегиев и учебников, а не из первоисточников[304]304
  Ruether. Gregory, 26.


[Закрыть]. Критикуя античных философов за их религиозные воззрения, а также за аморальный образ жизни, который вели некоторые из них, Григорий основывается главным образом на сборниках анекдотов из жизни философов, популярных в Византии его времени. Он, в частности, обвиняет философов в жадности, педерастии, прожорливости и других пороках. Низкому нравственному уровню философов Григорий противопоставляет высокую духовную жизнь и аскетические подвиги христианского монашества,