Текст книги "Жизнь и учение святителя Григория Богослова"

…заслуживающие гораздо большего уважения, чем ненасытность мудреца и законодателя Солона, которую Крез выявил при помощи античного золота[305]305
  Ср. Геродот. История I, 29-33.


[Закрыть]; чем Сократова любовь к красоте (φιλοκαλία) – стыжусь сказать, влечение к мальчикам (παιδεραστία), хотя бы и прикрытое благочестивыми рассуждениями[306]306
  Ср. Платон. Пир 213сd.


[Закрыть]; чем лакомство Платона в Сицилии, за которое он был продан в рабство и не был выкуплен ни одним из своих учеников и ни одним из греков[307]307
  Ср. Лукиан. О паразите 34.


[Закрыть]; чем прожорливость Ксенократа[308]308
  Источник неизвестен. В другом месте Григорий положительно отзывается о Ксенократе, см.: PG 37, 736.


[Закрыть]; чем болтливость жившего в бочке Диогена, который цитировал слова из трагедии «чужеземцы, уступите место господам»[309]309
  Эврипид. Финикиянки 40.


[Закрыть], имея в виду что вкусный пирог надо предпочесть простому хлебу[310]310
  Диоген Лаэртский (О жизни VI, 55) дает другую версию того же события. По его свидетельству, философ, который завтракал маслинами, отбросил принесенный ему пирог со словами: «Прочь с дороги царской, чужеземец».


[Закрыть]; чем философия Эпикура, которая не определила никакого блага выше наслаждения[311]311
  Сл. 4, 72, 2-14; SC 309, 184-186 = 1.91-92.


[Закрыть].

Все эти рассуждения Григория напоминают полемические сочинения Ермия и Татиана, направленные против античной философии.

Однако Григорий не только критикует заблуждения философов и их нравственный облик; на страницах его сочинений можно встретить немало похвальных слов в адрес философов, а также мысли о том, какую пользу может извлечь христианин из занятий философией. Продолжая традицию апологетов II века, александрийских дидаскалов III века (Климента, Оригена) и развивая идеи, выраженные его ближайшим другом Василием в «Советах юношам», Григорий в монументальной поэме «О добродетели»[312]312
  В рус. пер.: «О смиренномудрии, целомудрии и воздержании» = 2.177.


[Закрыть], адресованной одному из своих учеников, говорит о том, как христианский юноша может воспитывать себя на примерах, заимствованных из жизни философов.

Основная идея Григория заключается в том, что греческие философы, хотя и не соглашались друг с другом в религиозных и мировоззренческих вопросах, однако все учили добродетели; следовательно, христианин может у многих из них почерпнуть нечто поучительное:

 
Есть и у эллинов некоторые мудрецы,
Впрочем, не мудрые. Ибо как назовем мудрыми
Не познавших высочайшую Природу –
Бога, первопричину всех благ?..
Итак, кто столь неразумен, чтобы признать их
Мудрыми? Впрочем, если угодно, пусть будут они и мудрыми.
Найдешь, что они были в некоторых учениях
Несогласны друг с другом и далеки один от другого –
В учениях об умосозерцаемом и видимом,
О Промысле Божием, об идеях и о судьбе,
О душе, уме и обманчивости чувств.
Отсюда – стоики со своими гордыми лицами,
Академии, хитросплетения пирронистов,
Размышления, умозаключения, болтовня знатоков;
Но, не согласные в этом, все они равным образом
И единодушно восхваляют благое,
Ничего не ставя выше добродетели,
Хотя многими потами, бесчисленными трудами
И продолжительным временем приобретается она.
Упомяну для примера о некоторых,
Чтобы и ты отсюда научился добродетели
И с терний, как говорится, собирая розы,
У неверных учился лучшему[313]313
  PG 37, 693–696 = 2.180–181.


[Закрыть].
 

Григорий далее приводит несколько анекдотов из жизни Диогена, Кратеса и философов-киников. Первый из них явил пример воздержания: единственной его собственностью был посох, с которым он ходил, и бочка, в которой жил. Второй отказался от своего имения и жил в бедности. Кто-то во время бури выбросил в море все свое имущество, сказав: «Благодарю тебя, Случайность, наставница моя в добродетели; с какой легкостью сокращаюсь я до одного плаща!» Еще один философ на талант золота, данный ему царем, купил кусок хлеба, показав, что не нуждается ни в чем ином[314]314
  PG 37, 696–698 = 2.181–182.


[Закрыть]. «Это почти соответствует моим законам, – восклицает Григорий, – которые окрыляют меня (для подражания) образу жизни и природе птиц, довольствуясь ежедневной и нехитрой пищей»[315]315
  PG 37, 698–699 = 2.182.


[Закрыть].

Впрочем, продолжает Григорий, у античных философов многое делалось напоказ: у них было больше тщеславия, чем настоящей любви к добродетели. Поскольку у философов добродетель соседствовала с пороком, Григорий советует подходить избирательно как к рассказам об их жизни, так и к их собственным изречениям:

 
Не принимай недобрые изречения
В старых книгах, которыми ты, о добрый, вскормлен, вроде:
«Пусть прослыву я недобрым, лишь бы получать прибыль.
Это лучше, чем, чтя законы богов,
Жить в нищете, домогаясь славы»…
«Деньги для людей драгоценнее всего»;
«Нет ничего более жалкого, чем нищий человек»;
«Без меди и Феб не прорицает»…
Но одобряй следующие мудрые изречения:
«Если от недоброго дела получаешь прибыль,
Считай, что это – залог несчастий»;
«Не во всем ищи выгод, но сдерживай себя»;
«Страшно добиваться успеха неправедными способами»…
«Хоть и бедняк, а богат добродетелью»…[316]316
  PG 37, 706–708 = 2.184–185.


[Закрыть]
 

Мы не будем пересказывать многочисленные истории из жизни философов, которые встречаются в сочинениях Григория Богослова. Подчеркнем лишь, что он рассматривает эти истории как богатый дидактический материал, на котором он сам был воспитан и который, как он считает, содержит много назидательных примеров. Поскольку истории из жизни философов изучались в школах и университетах, пользовались популярностью и были у всех на слуху, Григорий считает необходимым дать им христианскую оценку. Вслед за Василием Великим он проводит, в сущности, очень простую мысль о том, что все полезное и поучительное в философии следует принимать, а все вредное – отбрасывать.

Обратимся теперь к тому, что на языке Григория называется христианской философией-любомудрием, к его концепции философского образа жизни[317]317
  О значении термина «философия» в языке каппадокийцев см.: Pelikan. Culture, 177–183.


[Закрыть]. Как мы помним, Григорий любил говорить о себе самом как философе, о том, что он «философствует в безмолвии», о том, что жизнь философа предпочтительнее для него, чем что бы то ни было иное. Итак, о какой «философии» идет речь в данном контексте?

Прежде всего речь идет о философии, которая имеет небесное, а не земное происхождение, она есть плод Божественного Откровения, а не человеческих исканий: этим она коренным образом отличается от языческой. Христианское учение, говорит Григорий, излагается «догматически, а не состязательно, по способу рыбаков, а не по-аристотелевски, духовно, а не хитросплетенно, по законам Церкви, а не рынка, для пользы, а не напоказ»[318]318
  Сл. 23, 12, 11–14; SC 270, 304–306 = 1.334.


[Закрыть]. Предметы христианской философии – мир, материя, душа, Ангелы и демоны, Воскресение, суд, возмездие, страдания Христовы и, наконец, Сам Бог[319]319
  Сл. 27, 10, 12–23; SC 250, 96=98 = 1.391.


[Закрыть]. Христианская философия есть не что иное, как бого словие: философствовать значит размышлять о Боге и познавать Его, насколько такое познание возможно человеку[320]320
  Сл. 27, 3, 1–27; SC 250, 76–78 = 1, 386–387.


[Закрыть].

Речь также идет о философии как некоем высшем призвании человека, как образе жизни, который сродни монашеству и к которому призваны немногие избранные: «Вести образ жизни философа (φιλοσοφείν) – как выше всего, так и труднее всего, и не многие способны к этому, а только те, кто призван к этому великим Промыслом Божиим, который подает предызбранным руку помощи»[321]321
  Сл. 7, 9, 27-30; SC 405, 202 = 1.165.


[Закрыть]. Истинная философия есть любовь к благу – не ради будущих наград, но ради самого блага[322]322
  Сл. 4, 60, 5-7; SC 309, 168 = 1.87.


[Закрыть]. Она есть путь к вершинам богопознания – отрешение от мира, пребывание с Богом, восхождение через низшее к высшему, приобретение постоянного и вечного посредством скоропреходящего[323]323
  Сл. 43, 13, 30-33; SC 384, 146 = 1.611.


[Закрыть].

Наиболее полно учение о христианской философии изложено Григорием в Слове 25-м «В похвалу философа Ирона». Приветствуя прибывшео в Константинополь Ирона Максима – того самого, который вскоре станет его злейшим врагом, – Григорий говорит о том, как античное философское наследие, в частности киническая философия, может в жизни человека сочетаться с христианским благочестием. Синтез античной мудрости и благочестивого образа жизни, философского поиска и богословского откровения, разума и веры, философии и христианства – вот основная тема Слова. Добавим, что образ христианина в философской мантии, созданный Григорием в 25-м Слове, не может не напомнить нам об Иустине-философе, который за два столетия до Григория тоже трудился над созданием синтеза между христианством и философией.

Григорий говорит об Ироне как «любителе мудрости» (φιλόσοφος), а о себе – как «служителе мудрости» (σοφίας θεραπευτής)[324]324
  Сл. 25, 1, 1-3; SC 284, 156 = 1.357.


[Закрыть]. Григорий приглашает Ирона встать рядом с ним у священного Престола, на котором приносится евхаристическая жертва и совершается посредством Евхаристии обожение человека[325]325
  Сл. 25, 1, 2, 19-22; 160 = 1.359.


[Закрыть]. Тем самым подчеркивается родство между философией и богослужением: в видении Григория философ стоит рядом со священником, любитель мудрост и – рядом со служителем Софии-Христа. Задача обоих – восхвалять добро, не отставать друг от друга в добродетели и стремиться к блаженству[326]326
  Cл.25, 1, 17-20; 158 = 1.358.


[Закрыть].

Григорий называет Ирона «гражданином всей вселенной» как киника, «поскольку не позволяет киническая философия ограничиваться узкими пределами»[327]327
  Сл. 25, 3, 19-20; 162 = 1.359. Диоген Синопский «единственным государством для себя считал весь мир». О себе он говорил: «Я – гражданин мира». См.: Диоген Лаэртский. О жизни VI, 72; VI, 63.


[Закрыть]. Говоря о жизни своего героя, Григорий подчеркивает, что он – философ по призванию, причем сознательно избравший христианское «любомудрие» вместо языческого:

Когда пришло ему время избрать род жизни… узревает он нечто великое, смелое и превышающее уровень многих людей. Роскошь он презирает, а также богатство и власть… Философии же посвящает себя, госпоже над страстями, мужественно стремится к добру, отрешается от материального прежде разложения материи, возвышается над видимым величием природы и благородством выбора, прилепившись к непреходящему. А когда уже он был так настроен, тогда не счел даже нужным рассуждать о том, какую лучше избрать философию: внешнюю, играющую тенями истины под видом и личиной философии, или нашу, кажущуюся смиренной, но внутренне возвышенную и ведущую к Богу. Напротив, от всего сердца избирает он нашу, совершенно не обратив разума к худшему и не увлекшись изяществом слога, о котором так заботятся эллинские философы[328]328
  Сл. 25, 4, 2–25; 164 = 1.360.


[Закрыть].

Под «нашей философией» Григорий подразумевает здесь христианскую веру, которой противопоставляется внешнее изящество и внутренняя пустота греческой философии. Однако «наша философия» – это не только доктрина, учение, образ мыслей: это также образ жизни, а именно тот, при котором уединение, полуотшельничество сочетается со стремлением приносить пользу обществу. Развивая традиционную со времен античности тему созерцания и деятельности[329]329
  Об этой теме у Григория см.: Špidlik. Gregoire, 113ff.


[Закрыть], Григорий говорит об истинном философе как человеке, который стремится сочетать и то и другое:

Он видел, что жизнь пустынническая, отшельническая, сопровождающаяся удалением и отчуждением от людей, велика, высока и превышает все человеческое; однако она предназначена только для самих преуспевающих в ней и отрицает общение и человеколюбие, свойственные любви, которая, как он знал, есть одна из наиболее достохвальных добродетелей; кроме того, такая жизнь не подвергается проверке, так как лишена упражнения в конкретных делах и потому несравнима с другими родами жизни. Жизнь же общественная, среди других, напротив, и служит испытанием добродетели, и распространяется на многих, и ближе подходит к Божиему домостроительству, которое сотворило все и связало любовью, которое и наш род, отпавший от блага из-за прившедшего зла, снова призвало благодаря соединению и общению с нами[330]330
  Сл. 25, 5, 1–13; 166 = 1.360–361.


[Закрыть].

Иначе говоря, общественная жизнь более соответствует новозаветному Откровению; претворить в жизнь евангельские заповеди можно только живя среди людей; вне общества активное доброделание невозможно. Нельзя не вспомнить, читая эти строки, что вопрос о том, какой образ жизни следует предпочесть – созерцательный или деятельный, – стоял весьма остро для самого Григория, когда он думал о выборе пути после окончания Афинской академии.

Итак, «наша философия» – это, во-первых, правая вера, во-вторых, сбалансированный образ жизни, совмещающий созерцание и деятельность на пользу ближним. Каково соотношение этой философии с учением античных философов? Григорий весьма категоричен в своем утверждении о том, что христианину следует «отослать» подальше от себя большинство древних философских систем; он может лишь заимствовать некоторые положительные свойства древних философов, в частности киников. Ирон, по словам Григория, именно так и поступил, отвергнув в античной философии все, что противоречило христианскому учению и образу жизни, и сохранив лишь то, что этому не противоречило:

Продумав и исчерпав все это, а также сочтя хорошим делом смирить гордыню эллинов, которые видят свое достоинство в мантии и бороде, что делает он и как приступает к философии? Некую середину соблюдает он между их суетностью и нашей мудростью, так что в его философствовании – их внешний облик и одежда, но наши истина и высота. Поэтому перипатетиков, академию, почтенную стою, эпикурово учение о случае вместе с атомами и наслаждением, увенчав шерстяной повязкой, как один из них – поэта, отсылает и отталкивает от себя как можно дальше[331]331
  Ср. Платон. Государство 398a: «Если же человек, обладающий умением перевоплощаться и подражать чему угодно, сам прибудет в наше государство, желая показать нам свои творения, мы преклонимся перед ним как перед чем-то священным, удивительным и приятным, но скажем, что такого человека у нас в государстве не существует и что не дозволено здесь таким становиться, да и отошлем его в другое государство, умастив ему главу благовониями и увенчав шерстяной повязкой, а сами удовольствуемся, по соображениям пользы, более суровым, хотя бы и менее приятным поэтом и творцом сказаний…»


[Закрыть]. В кинической философии отвергнув безбожие и восхвалив воздержание, он становится таким, каким мы сейчас видим его, – собакой против действительных собак, любомудром против немудрых, христианином прежде всего, побеждающим высокомерие киников благодаря сходству с ними по наружности, а невежество некоторых из наших – новизной одежды, показывая, что не в малозначащих вещах состоит благочестие и не в угрюмости – философия, но в твердости души, в чистоте ума, в подлинной склонности к добру, какую бы ни имели мы наружность, с кем бы ни общались, оставались бы наедине с собой, оберегая ум от чувственного, или жили среди толпы и друзей, уединяясь внутри самого общества, философствуя среди не-философов, словно тот Ноев ковчег, который посреди потопа был легче воды[332]332
  Ср. Быт 6, 7–20.


[Закрыть], и словно купина, которая горела огнем и не сгорала в великом видении Моисея на горе…[333]333
  Сл. 25, 5, 17–6, 19; SC 284, 168–170 = 1.361. Ср. Исх 3, 2–3.


[Закрыть]

Таким образом, истинный философ – это тот, кто, даже находясь среди толпы, остается наедине с собой и, живя среди шума и суеты мира, не теряет сосредоточенности и собранности. Философия заключается не во внешнем облике, но в устремленности к благу вне зависимости от внешних обстоятельств. Философия – это Ноев ковчег, в котором человек сохраняется от катаклизмов мира сего и достигает спасительного Арарата – христианской веры.

Что включает в себя христианская философия? Чему должен учить философ-христианин? Согласно Григорию, он должен прежде всего употребить свой дар для обличения идолопоклонства. Однако не менее важной задачей является обличение ересей, возникающих внутри христианской Церкви, и научение людей догматам истинной веры. Христианская философия включает в себя богословие как один из важнейших элементов. Благословляя Ирона с церковной кафедры на занятия философией, Григорий говорит:

…Снова займись тем же самым деланием, с тем же дерзновением… Как и прежде, разрушай суеверие эллинов, их многобожное безбожие, древних и новых богов, постыдные мифы и еще более постыдные жертвоприношения, очищающие грязь грязью, как слышал я от одного из них же самих, то есть телами тела – телами бессловесных животных свои собственные тела. Разрушай как почтенные их скульптуры, так и постыдные истуканы… Разрушай и восстания ересей – тем с большей ревностью, чем больше пришлось тебе пострадать… Определяй также и наше благочестие, научай познанию единого Бога нерожденного – Отца; единого рожденного Господа – Сына, называемого Богом, когда речь идет о Нем Самом по Себе, Господом же, когда говорят о Нем по отношению к Отцу, – Богом по природе, Господом же по власти; единого и Духа Святого, исшедшего и исходящего от Отца. Дух есть Бог для тех, кто с разумом уразумевает предлагаемое (учение); против этого воюют нечестивые, но благочестивые уразумевают это, а наиболее духовные – открыто провозглашают[334]334
  Сл. 25, 14, 26–15, 26; SC 284, 190–194 = 1.368–369.


[Закрыть].

Григорий искренне желал сделать Ирона-Максима своим союзником в борьбе с арианством, в укреплении православной веры и в защите учения о Божестве Святого Духа.

По мысли Григория, союз философа с богословом – та сила, которой еретикам трудно противостоять; именно поэтому он так настойчиво приглашает Ирона встать рядом с ним, принять участие в его проповеднической и богословской деятельности.

Обстоятельства, как мы помним, сложились иначе, и Максим-Ирон сделался врагом Григория. Последний, однако, не изменил своих взглядов на философию и не отказался от идеи союза философии и богословия. В Слове 26-м Григорий опять рисует портрет христианского философа, однако на этот раз он имеет в виду себя самого. По мысли Григория, наличие в мире лжефилософов ничуть не снижает ценности философии, которая есть самый прямой путь к Богу. Истинный философ, о котором говорится в 26-м Слове, есть воплощение всех добродетелей. Вместо благородного происхождения он обладает духовным благородством, которое заключается в добродетельной жизни. Если он молод, он борется со страстями и в юном теле являет старческое благоразумие; если стар, не стареет душой, но с радостью ожидает смерти. Если он красив, в его телесной красоте сияет душевная; если же наружность его безобразна, благообразным будет его внутренний человек. Если он здоров, употребит здоровье во благо других людей и для аскетических подвигов; если болен, будет бороться с болезнью и или выздоровеет, или перейдет в лучшую жизнь – в обоих случаях он будет победителем. Если он богат, будет делиться с бедными, если беден – обогатится в Боге. Когда философ алчет, он питается простой пищей, как птицы; когда жаждет, пьет сырую воду из источника. Злословие, гонения, клевету, удары – все примет истинный философ, подражая в этом Христу[335]335
  Сл. 26, 10, 18–12, 24; SC 284, 250–256 = 1.378–380.


[Закрыть].

Григорий описывает философа как ангелоподобное существо, совмещающее в себе совершенства античных мудрецов со святостью христианина. Он искренне убежден в том, что он сам полностью соответствует этому идеалу, в отличие от того, кого он прежде считал за идеал, но кто не оправдал его надежд:

Нет ничего более непреоборимого, чем философия, ничего более неуловимого. Все может ослабеть, только не философ… Непреодолимы только двое – Бог и Ангел; а третий – философ, нематериальный в материальном, неограниченный в теле, небесный на земле, бесстрастный в страданиях… Поскольку же слово наше изобразило философа… в соответствии с этим портретом рассмотрим самих себя, ибо, думаю, и я имею Духа Божия…[336]336
  1 Кор 7, 40.


[Закрыть] Итак, чем опечалят меня те, которые все привлекают (для обвинения)?.. Назовут неучем? Одну только мудрость знаю я – страх Божий… Что же до другой мудрости, то часть ее я сам оставил, а часть надеюсь и уповаю приобрести, полагаясь на Духа[337]337
  То есть сознательно отверг мирскую мудрость (языческую философию) и надеюсь на приобретение высшей духовной мудрости.


[Закрыть]. Обвинят за бедность, в которой мое богатство? Но я охотно сбросил бы с себя эту одежду, чтобы нагим идти по терниям жизни. Я бы и этот тяжкий хитон сложил с себя как можно скорее, чтобы облечься в более легкий[338]338
  То есть сложил бы с себя материальное тело, чтобы «облечься в тело духовное» (1 Кор 15, 44).


[Закрыть]. Назовут предателем родины?..[339]339
  Букв. «беглецом из своего отечества». Григорий имеет в виду обвинения, выдвигавшиеся в его адрес, в том, что он, оставив свою кафедру в Каппадокии (Сасимах), проживал в Константинополе.


[Закрыть] Но разве есть у меня земная родина – у меня, для которого всюду родина и нигде нет родины?.. Что же еще? Низложат с престолов? Но разве с удовольствием вступил я на престол сейчас и вступал ранее? Разве ублажаю я восходящих на престолы?.. Лишат председательства? Но когда и кто из благоразумных людей восхищался этим?.. Не допустят к жертвенникам? Но знаю и другой жертвенник, образами которого являются нынешние жертвенники… и на который восходят через созерцание… Изгонят из города? Но не из небесного града[340]340
  Сл. 26, 14, 1-16, 12; SC 284, 258-264 = 1.381-383.


[Закрыть].

Работая над автопортретом, Григорий пользуется двумя источниками – античным философским наследием и новозаветным благовестием. Космополитизм киников, которые весь мир называли родиной, сочетается у него с учением апос тола Павла о «странничестве» в мире, где христиане не имеют постоянного града, но ищут будущего[341]341
  Ср. Евр 13, 14.


[Закрыть]. Античное восприятие тела как «одежды», в которую облечена душа, сочетается с христианской идеей обнажения от всего материального и телесного для приближения к Богу. Жизнь христианского философа, таким образом, воплощает в себе лучшие черты обеих традиций, а «христианская философия» в буквальном смысле становится синтезом этих традиций.

2. Нравственные и социальные темы

«Наша философия» (ή καθ ήμας φιλοσοφία) в понимании Григория подразделяется на две части: «та, что имеет дело с догматическими истинами» (περί λόγους) и «та, что созидает благочестие посредством нравственности» (δια των ηθών έχει το ευσεβές)[342]342
  Сл. 4, 23, 6-8; SC 309, 116 = 1.73.


[Закрыть]. Иными словами, догматическое и нравственное богословие – две составные части «христианской философии». В дальнейшем мы посвятим отдельную главу догматическим взглядам Григория Богослова; теперь же остановимся на некоторых наиболее характерных для него нравственных темах. К этим темам, а также к социальной проблематике Григорий обращался на протяжении всей своей литературной и проповеднической деятельности, но особенно часто – в период своего служения в Назианзе в 70-х годах.

В 372 году сразу несколько бедствий обрушилось на жителей Назианза: мор, засуха и, наконец, сильный град, который опустошил поля и уничтожил весь урожай[343]343
  Gallay. Vie, 122.


[Закрыть]. Для небольшого каппадокийского города, население которого зависело от сельского хозяйства, это было настоящей катастрофой. Люди пришли в церковь, чтобы услышать утешительное слово от своего епископа, но Григорий Назианзин-старший безмолвствовал от глубокой скорби. Григорию-младшему было поручено произнести проповедь, дабы поддержать и успокоить людей. Он воспользовался случаем для того, чтобы поразмышлять вслух о смысле страданий, о том, почему Бог посылает бедствия отдельным людям и целым народам[344]344
  См.: Слово 16 (рус. пер. Слово 15).


[Закрыть].

Главная мысль Слова проста: стихийные бедствия посылаются от Бога в наказание за грехи и чтобы призвать людей к покаянию. Библейское Откровение говорит нам, что до грехопадения Адама природа была покорна человеку и находилась в полной гармонии с ним, но после того как грех вошел в мир, природные силы воспротивились человеку и оказались во враждебном противостоянии ему[345]345
  Ср. Быт 1, 28; 2, 19–20; 3, 14–18.


[Закрыть]. Положение, в котором находится ныне природа, является ненормальным: весь тварный мир стенает и мучится в надежде на освобождение от рабства тлению[346]346
  См.: Рим 8, 19–23.


[Закрыть]. Преображение тварного мира начинается с преображения человеческой личности. Последнее же возможно только тогда, когда человек осознает свой грех, приносит покаяние в нем, стремится избавиться от него и совершает добрые дела, подтверждающие происшедшее в нем изменение к лучшему. Вся ветхозаветная история говорит нам о том, что причина стихийных бедствий – человеческий грех: достаточно вспомнить всемирный потоп[347]347
  См.: Быт 6–7.


[Закрыть], гибель Содома и Гоморры[348]348
  См.: Быт 18, 20–19, 28.


[Закрыть], «египетские казни»[349]349
  См.: Исх 7–12.


[Закрыть]. Покаяние, напротив, может отвратить гнев Божий как от одного человека, так и от целых народов, примером чего являются молитва царя Езекии[350]350
  См.: Ис 38, 1–8.


[Закрыть] и пост жителей Ниневии[351]351
  См.: Иона 1–4.


[Закрыть].

По мысли Григория, гнев Божий и наказание, посылаемое за грехи, соответствуют мере греховности людей. Причина стихийных бедствий не в том, что вселенная несовершенно устроена, что нет Промысла и всем управляет рок; причина – в наших грехах:

Философствуй о нынешнем несчастье, о справедливых судах Божиих, постигаем ли мы их или не осознаем их великой бездонности… о том, как гнев (Божий) соразмерен грехам (людей)… Скажи: отчего такие удары и бичи? в чем причина их? Беспорядочное ли и ненормальное, неуправляемое и неразумное движение и течение вселенной, как будто нет над ней никакого Правителя и все происходит автоматически, слепо влекомое беспорядочным и темным духом, как думают немудро мудрствующие? Или как изначально вселенная создана разумно и упорядоченно… так и сейчас она движется и изменяется, управляемая браздами Промысла? Отчего же неурожаи, губительные ветры и грады, отчего нынешнее наше поражение и научение? Отчего эпидемии, болезни, землетрясения, бури на море и ужасные явления в небе? И почему созданная для пользы людей тварь, этот всеобщий и равный для всех источник наслаждения, превращается в наказание нечестивых?.. В чем смысл этого удара, в чем причина его? Одно из двух: или это испытание добродетели, или наказание за грехи…[352]352
  Сл. 16, 4–5; PG 35, 937–941 = 1.233–234.


[Закрыть]

Картина разоренной земли, погубленного урожая, скорбящих земледельцев, потерявших труд целого года, вызывает печаль и сострадание у Григория. Но он не забывает о нравственном уроке, который можно извлечь из случившегося, и призывает жителей Назианза обратиться внутрь себя и вспомнить о своих грехах:

Страшно бесплодие земли и гибель плодов, и притом в какое время? – Когда они уже радовали надеждой и приближался сбор урожая! Ужасна безвременная жатва, и земледельцы, скорбящие о трудах и, словно над мертвецами, сидящие над стеблями, которые умеренный дождь возрастил, а сильный пожал… Жалкое зрелище – земля поруганная, обстриженная, не имеющая красоты своей… Отчего посохли поля, истощились житницы, оскудели пастбища, оскудели плоды земли, равнины наполнились не плодородием, но сетованием?.. Печальное зрелище! Солома – весь наш урожай, и лишь по ничтожным остаткам узнается посев… Отчего же это и в чем причина бедствия? Не будем ждать, пока нас обличат другие, станем сами для себя судьями. Великое лекарство против пороков – исповедь и удаление от грехопадения… Ведь один из нас притеснил бедного, отнял у него часть земли, переступил за межу со злым умыслом, по-воровски или насильно, присоединил чужой дом к своему дому, чужое поле к своему полю, чтобы отнять хоть что-нибудь у ближнего… Другой осквернил землю ростовщичеством и лихоимством, собирая, где не сеял, и пожиная, где не расточал… Третий не отдал начатков от гумна и виноградника Богу, все ему даровавшему, и оказался неблагодарным… Четвертый вдове и сироте не оказал милости, не дал хлеба и малого пропитания просящему, вернее, Самому Христу, питаемому в лице скудно питающихся…[353]353
  Сл. 16, 6; 17–18; PG 35, 941; 959–960 = 1.234–235; 242–243.


[Закрыть]

Примирение с Богом происходит через покаяние. Смысл всякого страдания, всякого бедствия – в том, чтобы человек через покаяние и исправление воссоединился с Богом, от Которого отпал через грех. Милость Божия к целому народу зависит от покаяния каждого индивидуума: эту библейскую истину повторяет Григорий своей пастве. Всенародное покаяние, следующее за покаянием отдельного человека, может изменить гнев Божий на милость:

Итак, приидите все, братья, поклонимся и припадем и восплачем пред Господом, сотворившим нас[354]354
  См.: Пс 94, 6.


[Закрыть]. Составим общий плач, разделившись по возрастам и полам. Возвысим голос мо ления и донесем его до слуха Господа Саваофа вместо ненавистного Ему вопля[355]355
  Ср. Быт 18, 20.


[Закрыть]. Предупредим гнев Его исповеданием. Пожелаем увидеть Его изменившимся по отношению к нам, как прежде видели Его разгневанным на нас. «Но кто знает, – скажешь, – что Он обратится и раскается и оставит на нас благословение?»[356]356
  Ср. Иоил 2, 14.


[Закрыть] Достоверно знаю это я, ручающийся за Божие человеколюбие: Он оставит гнев, который для Него противоестествен, и даст место тому, что для Него естественно, – милости. К гневу мы принуждаем Его, а к милости Он Сам имеет стремление. И если наказывает, будучи принужден к этому, то неужели не помилует, следуя тому, что для Него естественно? Помилуем только сами себя, открыв путь праведному милосердию Отца! Посеем со слезами, чтобы пожать с радостью[357]357
  Ср. Пс 125, 5.


[Закрыть]. Будем ниневитянами, а не содомлянами: уврачуем порок, чтобы не погибнуть вместе с пороком[358]358
  Сл. 16, 14; PG 35, 952–953 = 1.239–240.


[Закрыть].

Покаяние, о котором идет речь, выражается не только в слезах: более всего оно выражается в делах милосердия по отношению к ближним. Раздать хлеб голодным, ввести в дом нищих и не имеющих крыши над головой, одеть того, у кого нет одежды, – вот добродетели, благодаря которым примиряется с нами Бог, умягчается небо и дождь милосердия Божия сходит на землю[359]359
  Сл. 16, 20; PG 35, 961–964 = 1.244.


[Закрыть].