Текст книги "Святые наших дней"

Жизнь до ареста

Отец Иоанн прожил долгую жизнь, которая началась в Российской Империи, а закончилась в Российской Федерации. При этом основная часть его жизни пришлась на 72-летнюю эпоху существования Советского Союза, когда Церковь была гонима и притесняема. В полной мере он испытал на себе тяжесть гонений со стороны богоборческой власти, став одним из исповедников веры.

Он родился 29 марта 1910 года в Орле в благочестивой православной семье. Иван Крестьянкин был восьмым ребенком в семье Михаила Дмитриевича и Елизаветы Илларионовны Крестьянкиных. Назвали его в честь преподобного Иоанна Пустынника, в день памяти которого он родился. Крестили его на третий день по рождении в храме Илии Пророка на Воскресенской улице, где жили Крестьянкины.

Ваня Крестьянкин.

1920 г.

С младенчества Ваня был слаб здоровьем и страдал сильной близорукостью. Однажды, когда младенец был почти при смерти, мать задремала над его колыбелькой и увидела во сне прекрасную девушку, в которой узнала великомученицу Варвару. Она спросила, указывая на младенца:

– А ты мне его отдашь?

Елизавета Илларионовна сразу проснулась, а младенец с этого момента стал выздоравливать. До конца дней отец Иоанн будет особенно почитать святую Варвару, веря, что она спасла его от смерти в младенчестве.

Отец Вани умер от воспаления легких, когда ребенку было два года. Мать осталась одна с пятью детьми, из которых Ваня был младшим.

Елизавета Илларионовна, мать архимандрита Иоанна (Крестьянкина)

С детства он очень любил храм и церковную службу, дома делал себе «кадило» из консервной банки, «епитрахиль» из полотенца и «служил», воспроизводя по памяти то, что слышал в церкви. Мать участвовала в этих «службах».

Храм Илии Пророка на Воскресенской улице.

Орел. 1910-е гг.

Когда Ване было шесть лет, он стал прислуживать в алтаре церкви Илии Пророка – той самой, где его крестили. Знакомый гробовщик сшил для него стихарь из парчи, которой обивали гробы, и в этом стихаре мальчик пономарил в храме, помогая настоятелю протоиерею Николаю Азбукину. Уже тогда Ваня понял, что хочет посвятить жизнь Церкви и стать священником и монахом. Однако исполнения этой мечты придется еще долго ждать.

Ване было семь лет, когда произошла февральская революция, а вслед за ней – октябрьская.

Епископ Серафим (Остроумов)

В период между двумя революциями было принято решение о выборности епископата, и многих ранее назначенных Синодом архиереев отправили на покой, а вместо них на кафедрах появились новые, выбранные духовенством и народом. В августе 1917 года съезд духовенства и мирян Орловской епархии избрал на Орловскую кафедру епископа Серафима (Остроумова) – высокообразованного архиерея, до того бывшего наместником Яблочинского монастыря в Польше и ректором Холмской духовной семинарии.

Однажды, когда епископ Серафим ехал по городу, семилетний Ваня Крестьянкин побежал за экипажем. Увидев бегущего мальчика, владыка попросил кучера остановить экипаж и позвал Ваню к себе. Тот с замиранием сердца сел рядом с архиереем. Узнав, как зовут мальчика, он предложил ему прислуживать в алтаре за архиерейскими богослужениями. Тот, конечно, был в восторге и с радостью согласился.

Начало иподиаконского служения Ивана Крестьянкина совпало с большевистской революцией. Сразу же начались гонения на Церковь. Избранный на Московский Патриарший престол святитель Тихон (Беллавин) 19 января 1918 года выступил с открытым обращением, в котором предал анафеме всех, кто совершает кровавые расправы и участвует в разграблении церковного имущества. После этого в Москве, Петрограде и ряде других городов прошли многотысячные крестные ходы, которые должны были продемонстрировать пришедшим к власти большевикам силу православной веры. Такой крестный ход прошел и в Орле: на улицу вышло 20 тысяч человек, то есть треть населения города. Во главе крестного хода шел епископ Серафим, а рядом с ним семилетний иподиакон Ваня.

Вскоре после этого владыку отправили под домашний арест. По всей Орловщине шли расстрелы духовенства, осквернения мощей, разгромы и разграбления церквей. В архиерейском доме произвели обыск, епископу запретили вести переписку, епархиальное собрание разогнали.

Но владыку Серафима аресты не пугали. Он был деятельным архиереем, произносил пламенные проповеди, призывая народ вернуться к жизни по законам Божиим, противостоял большевистскому произволу и насилию, защищал Церковь от обновленцев, призывал священников к активной просветительской деятельности: «У народа нашего похищают самое дорогое – его веру… Имя Христа в поругании… – писал он в 1918 году, – а мы молчим и ничего не делаем, чтобы протянуть этому народу руку помощи и дать ему, в особенности молодежи, разобраться в происходящем».

Для детей и молодежи владыка создавал религиозно-просветительские кружки. Детский кружок в архиерейском доме посещало до двухсот детей в возрасте от четырех до двенадцати лет, владыка сам беседовал с ними. По его инициативе создавались также кружки для обучения детей различным ремеслам. Некоторых детей он привлекал к участию в богослужении.

Епископ Николай (Никольский).

1925 г.

В течение всего пребывания епископа Серафима в Орле Ваня Крестьянкин находился рядом с ним. За богослужением он носил архиерейский жезл, в нужный момент подавая его епископу. А во внебогослужебное время был келейником архиерея, то есть помогал ему по дому. Владыка Серафим стал первым наставником Вани на духовном пути. «Умнейший, добрейший, любвеобильнейший», – так охарактеризует его отец Иоанн, вспоминая о нем на старости лет.

В двенадцатилетнем возрасте Ваня познакомился с еще одним архиереем – викарным епископом Елецким Николаем (Никольским). Ему он поведал о своем желании стать монахом. Но тот предсказал ему, что сначала он окончит школу, потом будет на светской работе, потом примет сан и только после этого монашество. Так все впоследствии и произойдет.

Теперь уже два архиерея стали наставниками мальчика. Оба они относились к нему с отеческой любовью, словно провидя его большое будущее. Однажды, когда у Вани был день рождения и мама накрывала на стол, владыка Серафим неожиданно, без предупреждения, пришел к ним домой. В подарок принес фотографию, на которой он был изображен вместе с владыкой Николаем, к тому времени уже находившимся в заключении. И надписал: «От двух друзей юному другу Ване с молитвой, да исполнит Господь желание сердца Твоего и да даст Тебе истинное счастье в жизни». Эту фотографию отец Иоанн сохранит на всю жизнь.

В 1922 году в связи с кампанией по изъятию церковных ценностей по всей стране прокатилась новая волна репрессий, инициированная Лениным. Под предлогом сопротивления изъятию церковных ценностей в пользу голодающих или под иными надуманными предлогами начались массовые аресты и расстрелы духовенства. Арестовали и епископа Серафима. Его приговорили к семи годам заключения и строгой изоляции. Отсидев два года, он вышел на свободу, но в 1926 году был вновь арестован и выслан из Орла. Далее его переведут в Смоленск, вновь арестуют, отправят в концлагерь. 8 декабря 1937 года его расстреляют в Катыни.

Вторая половина 20-х годов ознаменовалась массовым закрытием храмов в Орле. Из остававшихся действующими часть присоединилась к обновленческому расколу.

Иван Крестьянкин в 1929 году окончил школу и поступил на работу бухгалтером. Однако вскоре его уволили, узнав о его религиозных убеждениях. Другую работу в Орле он найти не мог и отправился в Москву. Здесь он устроился счетоводом в Московский областной союз потребительских обществ. Свою религиозность он не скрывал, но и не афишировал. Это помогло ему пережить трудные 30-е годы, когда репрессии против верующих стали особенно жестокими.

Иван Крестьянкин.

1934 г.

В соответствии с постановлением советского правительства от 15 февраля 1930 года «О борьбе с контрреволюционными элементами в руководящих органах религиозных объединений» местным органам власти было предписано усилить контроль за руководителями религиозных общин, выявлять в этих общинах лиц, «враждебных советскому строю». По всей стране прокатилась очередная волна закрытия храмов, арестов духовенства. Многих приговаривали к двум-трем годам лишения свободы или высылки в «места отдаленные», в частности, в Казахстан.

Но самые массовые репрессии постигли Церковь в годы Большого террора 1937–38 годов. 30 июля 1937 года вышел оперативный приказ НКВД № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». В преамбуле документа говорится: «Материалами следствия по делам антисоветских формирований устанавливается, что в деревне… осело много в прошлом репрессированных церковников и сектантов, бывших активных участников антисоветских вооруженных выступлений…» В число категорий, подлежащих репрессиям, приказ включает «наиболее активные антисоветские элементы из бывших кулаков, карателей, бандитов, белых, сектантских активистов, церковников и прочих, которые содержатся сейчас в тюрьмах, лагерях, трудовых поселках и колониях и продолжают вести там активную антисоветскую подрывную работу», а также «все перечисленные выше контингенты, находящиеся в данный момент в деревне». Приказ устанавливает две категории репрессируемых: подлежащие расстрелу и подлежащие заключению на срок от восьми до десяти лет. Приказом также устанавливается конкретное количество лиц, подлежащих репрессии, для каждой республики СССР и для каждой области внутри РСФСР. В частности, для Московской области (включая Москву) установлена квота в 5 тысяч лиц первой категории и 30 тысяч второй, итого 35 тысяч. Операция, согласно приказу, должна была начаться 5 августа и завершиться в четырехмесячный срок. В общей сложности репрессии подлежало 266.230 человек.

Сотрудники НКВД на занятиях по стрельбе.

1930-е гг.

Расстрелы и репрессии по разнарядкам, в соответствии с заранее прописанными цифрами – до такого еще не додумался ни один диктаторский режим. По сравнению с ленинскими неконкретными указаниями («чем большее число удастся нам расстрелять, тем лучше») это был несомненный и значительный шаг вперед в конкретизации задач, стоящих перед карательной системой, аналогов которой по жестокости и масштабу репрессий не было в предшествующей мировой истории.

Установление квот на количество репрессируемых заставляло карательные органы работать с утроенной энергией, так как недобор мог привести к репрессированию самих исполнителей. Антисоветские элементы выискивались повсюду, в том числе, конечно, в среде духовенства, и не только в деревнях, но и в городах. Следственные дела при этом фабриковались «на коленке», свидетельские показания собирали с крайней поспешностью, никакой видимости судебного процесса не было, приговор выносился «тройкой» НКВД и сразу же приводился в исполнение.

На пленуме ЦК ВКП(б) в октябре 1937 года был поднят вопрос об опасности религиозных организаций для предстоящих выборов в Верховный Совет СССР. В связи с этим пленум предписал НКВД «в ближайшие дни обеспечить оперативный разгром церковного и сектантского контрреволюционного актива». Работа по выявлению антисоветского элемента среди духовенства стала еще более интенсивной.

Репрессии против верующих, как и против других категорий граждан, контролировались лично Сталиным. Так, например, получив копию письма редактора газеты «Звезда» о деятельности Церкви в Белоруссии, Сталин написал резолюцию наркому внутренних дел Ежову: «Надо бы поприжать господ церковников». Вскоре вождь получил от наркома отчет о проделанной работе, согласно которому в период с августа по ноябрь 1937 года было арестовано 31359 «церковников и сектантов», из них митрополитов и епископов – 166, «попов» – 9116, монахов – 2173, «церковно-сектантского кулацкого актива» – 19904. Из их числа приговорено к расстрелу 13671 человек, из них епископов – 81, «попов» – 4629, монахов – 934, «церковно-сектантского кулацкого актива» – 7004.

Комментируя эти цифры, Ежов писал Сталину: «В результате наших оперативных мероприятий почти полностью ликвидирован епископат Православной Церкви, что в значительной мере ослабило и дезорганизовало Церковь… Вдвое сократилось количество попов и проповедников, что также должно способствовать разложению Церкви и сектантов».

Убиение праведников в Бутове.

Клеймо иконы Собора новомучеников и исповедников Российских

Операция, на реализацию которой отводилось четыре месяца, была продлена еще на год. Чекистам понравилось убивать, запах крови пьянил. Первоначально намеченные квоты при этом были многократно превышены, карательные органы работали ударными темпами. Точное число репрессированных в 1937–38 годах остается неизвестным, и подлинные масштабы сталинского террора против собственного народа, включая духовенство, можно понять лишь по отдельным фактам.

Так, например, на одном только Бутовском полигоне с августа 1937 по октябрь 1938 года расстреляли 20761 человека. Но расстреливали и в Коммунарке, и в других местах. Всего за этот период в Москве, по данным НКВД, расстреляли не менее 29200 человек, то есть в шесть раз больше намеченной в приказе № 00447 квоты по Москве и области.

Священнослужители составляли заметную часть приговоренных к «высшей мере социальной защиты», как тогда официально именовался расстрел. В одном только Бутово было расстреляно 374 священнои церковнослужителя Русской Православной Церкви.

Иван Крестьянкин.  1939 г.

Протоиерей Александр Воскресенский

Под конец карательной операции НКВД Русская Церковь была практически полностью разгромлена. На всей территории СССР оставалось около ста действующих храмов и всего четыре правящих архиерея. Монастыри и духовные школы были закрыты, большинство храмов либо ликвидировано, либо отдано под нужды светских организаций.

Репрессии 1930-х годов обошли стороной Ивана Крестьянкина, так как он не был ни священнослужителем, ни активным церковным деятелем. Все эти годы он посещал московский храм в честь святого Иоанна Воина в качестве простого прихожанина, общался с настоятелем храма протоиереем Александром Воскресенским – одним из немногих московских священников, не подпавших под маховик репрессий. Вокруг этого священника сложилась группа единомышленников и духовных чад, среди которых был и Иван. Они собирались в небольшой комнате на колокольне и за чашкой чая беседовали о духовных предметах.

Митрополит Сергий (Страгородский)

Митрополит Алексий (Симанский)

Когда началась война, Иван, которому шел тридцать первый год, не был призван в армию из-за близорукости. 9 октября 1941 года немцы взяли Орел, куда в 30-е годы Иван наведывался, чтобы навестить больную мать. Но к этому моменту она уже скончалась.

В годы войны религиозная политика советского государства изменилась. Массовые репрессии духовенства были приостановлены, кое-где даже стали открываться храмы. Это было связано, не в последнюю очередь, с тем, что немцы позволяли открывать ранее закрытые храмы на оккупированных территориях, тем самым надеясь вызвать к себе симпатии населения. Кроме того, с первого дня войны Церковь ярко заявила о себе как о силе, способной сплачивать людей, воспитывать в них патриотические чувства.

Митрополит Николай (Ярушевич)

Именно Местоблюститель Патриаршего Престола митрополит Сергий (Страгородский) был первым, кто 22 июня 1941 года обратился по радио к народу с горячим призывом встать на борьбу с врагом: «Православная наша Церковь, – говорил он, – всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла, и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг. Если кому, то именно нам нужно помнить заповедь Христову: “Больши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя”. Душу свою полагает не только тот, кто будет убит на поле сражения за свой народ и его благо, но и всякий, кто жертвует собой, своим здоровьем или выгодой ради Родины… Положим же души своя вместе с нашей паствой. Путем самоотвержения шли неисчислимые тысячи наших православных воинов, полагавших жизнь свою за родину и веру во все времена нашествий врагов на нашу родину. Они умирали, не думая о славе, они думали только о том, что родине нужна жертва с их стороны, и смиренно жертвовали всем и самой жизнью своей. Церковь Христова благословляет всех православных на защиту священных границ нашей Родины». Обращение заканчивалось пророческими словами: «Господь нам дарует победу».

На следующий же день в Ленинграде по благословению митрополита Алексия (Симанского) начался сбор средств в Фонд обороны и советский Красный крест. По всей стране в немногих остававшихся открытыми храмах служились молебны о даровании победы советскому воинству, собирались средства на военные нужды.

Эта позиция Церкви не осталась незамеченной, и уже с середины июля 1941 года в газете «Правда» – официальном органе коммунистической партии – стали публиковаться сведения о патриотической деятельности духовенства. В январе 1943 года митрополит Сергий инициировал сбор средств на создание танковой колонны имени Дмитрия Донского: для этой цели был открыт специальный счет, что фактически означало получение Церковью права юридического лица.

В сентябре 1943 года, когда Сталин готовился к переговорам с англичанами и американцами об открытии второго фронта, в Советский Союз должна была прибыть делегация из Великобритании во главе с архиепископом Йоркским С. Ф. Гарбеттом. И тут обнаружилось, что у Церкви с 1924 года, когда скончался Патриарх Тихон, нет своего Патриарха, а у многолетнего Местоблюстителя Патриаршего престола митрополита Сергия нет резиденции в Москве. Чтобы показать англиканам товар лицом и создать у них иллюзию свободы вероисповедания в СССР, нужно было в срочном порядке избрать Патриарха и дать ему приличную резиденцию, в которой он мог бы принять высокопоставленного гостя.

И вот поздно вечером 5 сентября трех митрополитов – Московского Сергия, Ленинградского Алексия и Киевского Николая – пригласили в Кремль к Сталину. Глава советского правительства высоко оценил патриотическую деятельность Церкви и дал иерархам возможность высказаться относительно основных церковных нужд. Были поставлены вопросы: о проведении Архиерейского Собора для избрания Патриарха, об открытии новых церквей и духовных школ, об издании ежемесячного журнала, об организации производства церковной утвари. На все просьбы следовал положительный ответ Сталина.

Архиереи-участники Собора 1943 г.

Был поставлен и деликатный вопрос о возвращении священнослужителей из лагерей, тюрем и мест ссылки. Сталин пообещал разобраться в каждом конкретном случае.

Для дальнейшего взаимодействия был создан Совет по делам Русской Православной Церкви во главе с полковником НКВД Г. Г. Карповым, которого Сталин представил иерархам. А для проживания будущего Патриарха Сталин определил бывшую резиденцию германского посла в Чистом переулке. Она была передана Церкви вместе со всей мебелью.

Уже 8 сентября в этом здании состоялся Архиерейский Собор, на котором митрополит Сергий был избран Патриархом. 12 сентября в Богоявленском Патриаршем Соборе состоялась его интронизация. А 20 сентября Патриарх Сергий принимал в своей резиденции в Чистом переулке архиепископа Йоркского и сопровождавших его лиц.

Интронизация Святейшего Патриарха Сергия.

1943 г.

Пропагандистский эффект от этой акции был достигнут. По возвращении в Великобританию архиепископ Гарбетт писал: «Не может быть никакого сомнения в том, что церковная служба ничем не ограничена… Само государство, бесспорно, является нерелигиозным. Но со всеми этими оговорками имеются, несомненно, миллионы русских, обращающихся к Богу за помощью, наставлением и утешением в их горе и боли. Сталин является мудрым государственным деятелем, который признает, что Церковь больше не поддерживает старый режим. Она лояльно принимает существующий строй. Она душой и телом стала помогать общенародному делу. Она возносит молитвы и трудится во имя победы. И сделала она это сразу, без малейшего колебания, в первый же день, как была объявлена война».

Патриарх Московский и всея Руси Сергий (Страгородский)

Изменение положения Церкви в Отечестве сказалось на многих верующих людях. В их числе был и Иван Крестьянкин. В июле 1944 года он уволился со светской работы и поступил псаломщиком в храм Рождества Христова в Измайлове. Там в это время служили трое священников почтенного возраста, самому старшему – настоятелю протоиерею Михаилу Преферансову – исполнилось восемьдесят два года. Молодой псаломщик приглянулся духовенству и прихожанам, в Патриархию посыпались письма с просьбой рукоположить его в сан диакона.

14 января 1945 года, в праздник Обрезания Господня и день памяти святителя Василия Великого, управляющий делами Московской Патриархии митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич) совершил диаконское рукоположение Ивана Крестьянкина. Начиналась для отца Иоанна новая жизнь – та, о которой он мечтал с детства. Отныне он служитель алтаря, имеет право прикасаться к престолу и участвовать в совершении Божественной литургии наряду со священниками.

Храм Рождества Христова в Измайлове

Диаконом он прослужил недолго – всего девять месяцев. За это время произошло много важных событий в жизни Церкви и страны. 2 февраля на смену почившему Патриарху Сергию был избран новый Патриарх – им стал митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий (Симанский). 9 мая закончилась война, страна вступила в период послевоенного восстановления. А Церковь залечивала раны, нанесенные не только войной, но и предшествовавшими годами жестоких гонений.

Поместный Собор 1945 г. Избрание митрополита Алексия (Симанского) Патриархом Московским и всея Руси

7 октября диакон Иоанн Крестьянкин сдал вступительные экзамены в недавно открытую Московскую духовную семинарию, куда поступил на сектор заочного обучения. А 25 октября в Богоявленском соборе в Елохове Святейший Патриарх Алексий рукоположил его в сан священника. Теперь уже он мог самостоятельно совершать литургию, крестить, венчать, отпевать, проповедовать в храме, совершать исповедь, посещать верующих на дому и преподавать им святые таинства.

О первых днях своего священнического служения отец Иоанн вспоминал так:

– В послевоенное время народу в храмах на службах была тьма. Начнешь службу в семь часов утра, а закончишь где-то в пятом часу. И все это время на ногах стоишь. По окончании входишь в алтарь, закрываешь завесу, в изнеможении опускаешься на стул и тотчас впадаешь в забытье. А уже через полчаса раздается звон к вечерней службе. Вскакиваешь как ни в чем не бывало, полный бодрости и сил. Будто и не стоял на ногах весь день… Вот тогда-то я и понял, что Господь дает силы для служения Ему… И живое рвение к служению ходатайствовало обо мне перед Богом и людьми как о духовнике, а в то послевоенное время это было очень ответственно, серьезно и даже опасно. Но я отдавался этому служению полностью.

Отец Иоанн Крестьянкин в день священнической хиротонии.

25 октября 1945 г.

Почему служение священника в послевоенное время было опасно? А потому, что потепление во взаимоотношениях между Церковью и советским государством, начавшееся во время войны, долго не продлилось. Вскоре после войны возобновились аресты духовенства. И хотя репрессии более не носили массовый характер, государство продолжало жестко контролировать Церковь и следить за тем, чтобы ее влияние не росло.

В этой связи особое внимание государственных органов привлекали те священники, которые приобретали популярность у народа. А отец Иоанн был именно таким. Его яркие проповеди, его неутомимость в совершении богослужений и треб, его открытость к общению со всеми желающими – все это сделало его популярным и востребованным. К концу 1940-х годов за ним, тогда еще достаточно молодым, установилась слава «прозорливого» священника, наделенного даром изгонять бесов и исцелять болезни.

Косвенным свидетельством этого является донос, написанный на него одним из священников, служивших вместе с ним: «О Крестьянкине как о “прозорливом” “святом” человеке и “исцелителе” мне приходилось слышать как от верующих, так и от сослуживцев. Кроме того, я сам видел, как он в церкви села Измайлово в августе месяце 1948 года проделывал какие-то движения с чашей в руке над женщиной, которая была больна. Своими молитвами он как бы исцелял ее от болезней… Часто в церковь приезжают неизвестные лица и спрашивают, в том числе у меня: “Где тут батюшка Иван, который бесов изгоняет?” Причем к Крестьянкину как к “прозорливому” неоднократно в 1949 году приезжала неизвестная мне женщина из города Ленинграда. Во время служб в церкви Крестьянкин делает какие-то особые неестественные движения руками, поднимает кверху голову, читает с особой интонацией молитвы и этим всем воздействует на верующих, в частности на малоустойчивую молодежь, разжигая религиозный фанатизм».

Эти слова свидетельствуют о том, что слава отца Иоанна вышла за пределы Москвы: о нем знали даже в северной столице. Довольно точно, хотя и в отрицательном и даже издевательском ключе, доносчик передает стиль совершения отцом Иоанном богослужений. Этот стиль он сохранит до конца дней.

А вот цитата из другого доноса: «Проповеди Крестьянкина привлекали большое количество верующих, которые становились его почитателями. Все его проповеди и беседы носили характер призывов к верующим об укреплении веры, он объяснял религиозные канонические правила и молитвы и всем своим поведением выдавал себя за праведника, призванного укреплять веру в народе».

Здесь уже говорится о проповедническом даре отца Иоанна, который тоже не мог не остаться незамеченным.

Тучи над отцом Иоанном сгущались. В течение 1949 года в Измайловском храме сменился весь клир, кроме него. Новые сослуживцы и стали теми, кто снабдил следственные органы необходимой информацией. Три доноса были написаны на него до ареста – в апреле 1950 года. Еще два свидетельских показания были добыты следователями уже после того, как он был арестован.