Текст книги "Властелин ее сердца"

На самом деле, почти весь ее когда-то изысканный наряд пришел в полный беспорядок. Сняв плед и плащ, Розалин отряхнула их, насколько это было возможно, и положила на пенек. Она принялась стирать грязь и сажу с темно-синего шерстяного верхнего платья с подолом, горловиной и боковыми разрезами, отделанными золотыми расшитыми лентами, но было очевидно, что даже хорошая чистка и глажка не спасут нарядное платье после таких испытаний.

Более светлое нижнее платье было в гораздо лучшем состоянии, за исключением подола, который выглядывал из-под верхнего платья. Но Розалин не собиралась снимать верхнее платье – ей нужны были все слои одежды, чтобы не замерзнуть. Фасон обоих платьев был с очень обтягивающими рукавами и лифом, и она не без труда ослабила шнуры верхнего платья на груди и нижнего платья на боках, чтобы добраться до сорочки.

Оторвав столько ленточек, сколько могла достать, Розалин засунула их в кошелек, все еще свисающий с пояска на талии. Потом, встав на колени у берега, она опустила руки в ледяную воду и плеснула ее себе в лицо. Вода была очень холодной, но бодрящей. Розалин мыла лицо до тех пор, пока вода не перестала быть серой от сажи.

Было так приятно чувствовать себя чистой, что Розалин подумала, не вымыть ли ей волосы, но побоялась подхватить простуду, разъезжая верхом с мокрой головой. Однако она воспользовалась возможностью вымыть верхнюю часть тела, насколько это было возможно с распахнутой одеждой.

Она была так поглощена своим занятием, что не услышала, как Бойд подошел к ней.

– Пора ехать. Мужчины уже…

Его голос замер. Розалин потребовалось несколько мгновений, чтоб понять, почему. Она вскочила с колен и обернулась, не думая. Его взгляд остановился на ее груди и замер, как и его голос.

Быстрый взгляд вниз объяснил ей причину. Ее сорочка была насквозь мокрая после мытья. Тонкая, почти прозрачная ткань облепила ее грудь, в мельчайших деталях обрисовывая каждый изгиб, каждый контур, каждый сантиметр тела. Розалин с таким же успехом могла быть обнаженной.

Она втянула в себя воздух, что было ошибкой, поскольку только подчеркнуло рельефность ее груди.

Робби издал тихий звук, словно от боли, и это заставило каждый дюйм ее тела загореться, как будто ее обдало пламенем.

Розалин сделала движение, чтобы прикрыться, но он схватил ее за запястье:

– Не нужно. О господи! Пожалуйста, не нужно.

Ее снова бросило в жар, который, казалось, исходил от него горячей, расплавленной волной, заставляя твердеть ее соски.

Робби издал глубокий страстный мужской стон – она почувствовала прилив чего-то горячего и влажного между ног. Это что-то накапливалось, становясь все горячее и болезненнее.

Его лицо стало жестким, пронзительным, более опасным, каким она его еще не видела. Казалось, весь налет цивилизации сорван и не осталось ничего, кроме неистовства примитивного самца.

Он смотрел на ее грудь, словно никогда не видел ничего настолько желанного. Как будто он с трудом сдерживался, чтобы не дотронуться, не завладеть ею.

Когда и взгляды встретились, Розалин испытала шок, словно молния ударила в позвоночник. Никто никогда не смотрел на нее с таким неприкрытым вожделением. Воздух был заряжен чем-то, чего она не понимала. Неистовство эмоций, захвативших их, было всепоглощающим.

Мужчины хотели ее и раньше, но так – никогда. Сейчас это было дикое, опасное и неуправляемое желание, отличное от всего, что она когда-либо испытывала, и на мгновение это испугало ее.

Робби пугал ее. Розалин хотела думать, что знает его, но Робби Бойд, закаленный воин, был вовсе не благородным повстанцем, за которым она наблюдала, когда была девочкой. Она была наедине с одним из наиболее устрашающих мужчин в Шотландии, разбойником, варваром. Она была полностью в его власти, и неопределенность ситуации, ее собственная беззащитность наполнили ее холодом ужаса.

Глава 8

Робби потребовалась минута, чтобы понять, что он пугает ее.

Перед этим он был совсем потерян. С того момента, когда она обернулась, с каждым дюймом этой мокрой сорочки, облепившей ее грудь, у него в голове не осталось ни одной рациональной мысли. Для мыслей просто не было места, настолько его голова кружилась от сладострастных представлений.

Дьявол! У него в голове не было места ни для чего с момента, когда он увидел ее. Даже сны его были о ней. Образ ее заставил его проснуться возбужденным и беспокойным этим утром. Образ ее приходил к нему в течение дня слишком часто. Образ, который, как оказалось, был далеко не таким впечатляющим, как реальность.

Этот образ будет преследовать его до конца жизни. Женская грудь, которую он увидит в будущем, будет страдать от сравнения с ее грудью.

Самое смешное в этом было то, что Розалин совсем не была похожа на его идеал. Робби любил женщин высоких, полнотелых, с нежными сочными сосками. Ему нравилось зарываться головой между мягкими холмами плоти, смотреть, как они подпрыгивают и колеблются, когда он движется внутри тела. Ему нравилось брать в рот большой твердый сосок и играть с ним зубами и языком.

Не то чтобы он был против разнообразия. Но его идеал был таким.

До настоящего момента. Два идеально закругленных холмика ее груди были далеко не пышными. Они полностью утонут в его руке. Но форма была идеальной – филигранной в каждой детали. Природа была готова посрамить любого греческого скульптора.

Холмики были высокими, круглыми и твердыми, идеально соразмерными ее грудной клетке и талии, соски – маленькими, светло-розового цвета. Когда они затвердели под его взглядом, то были не больше жемчужин. Не много, чтобы покусывать между зубами, но Робби мог бы почувствовать крохотные кончики на своем языке. Ему понадобилась вся сила воли, чтобы не протянуть руку и не потрогать сосок пальцем, не обвести сморщенный кончик, не ущипнуть его нежно и не проверить, такой же он идеальный на ощупь, как и на вид.

Он будет идеальным. Господи, Бойд знал, что будет.

Робби чувствовал себя, как ребенок, приоткрывший дверь и увидевший комнату, заполненную сладостями, которыми он может объедаться. Господи, ее грудь была такой нежной! Нежной и так дьявольски созревшей, что у него перехватило дыхание.

Ее кожа была похожа на свежие сливки – гладкая и бархатисто-белая. Господь придумал идеальную пытку для мужчины: он дополнил маленькую родинку над ее губой еще одной – над ее левой грудью. Робби не знал, которую хочет поцеловать первой, но он только об этом и думал.

Кровь стучала в висках. Бойд трепетал от желания. Увидев ее такой, Робби утратил контроль над собой. Его влечение к этой девушке не поддавалось разуму. Его телу было все равно, что она англичанка, что она сестра Клиффорда, что дотронуться до нее будет самой большой ошибкой в его жизни. Все, чего желало его тело, – это провести руками по ее нежной коже, пока она не станет такой же горячей, как и его, пока ее щеки не разрумянятся и губы не приоткроются от наслаждения, пока ее бедра не прижмутся к его бедрам в молчаливой мольбе, пока он не откроет ее своими пальцами – а может быть, своими губами – и сделает ее влажной для вторжения. Он не остановится, пока не удовлетворит ее, пока она не выкрикнет его имя и пока трепет удовольствия не затихнет в ее выдохшемся теле.

Робби никогда не испытывал ничего подобного. Сила этого чувства захватила его, притупляя все остальное вокруг.

Пока он не увидел, как ее глаза расширились. На него как будто вылили ушат ледяной воды. Бойд вернулся к реальности, словно упал с неба на землю.

– Господи, простите меня! – Он сделал шаг назад. – Я не знаю, что… – Он остановился и откашлялся, стараясь дать возможность странному клубку эмоций, бушующих в нем, успокоиться, пока он не сказал того, что не следует. – Я не хотел напугать вас.

Робби отвернулся, давая Розалин возможность привести свою одежду в порядок, а себе – время остыть. Только после этого он рискнул снова посмотреть на нее.

Розалин поспешила одеться как можно быстрее: затянула шнуровку на платьях, накинула плащ и плед. Она все еще настороженно смотрела на него.

Он не винил ее. Что, черт возьми, случилось с ним? Он никогда так не отдавался чувству. Бойд никогда не позволял себе так терять внимание, чтобы не видеть, что происходит вокруг. Он никогда не позволял себе быть настолько увлеченным женщиной. Никогда. Он всегда контролировал ситуацию. Но что-то нашло на него, и она это видела.

Но, черт возьми, неважно, что нашло на него, Робби никогда не станет навязывать себя женщине, и ему нужно было, чтобы она об этом знала.

– У меня много грехов, Розалин, но я не насильник. Вы можете верить тому, что говорят обо мне, но я хочу, чтобы вы знали об этом. Я никогда не буду принуждать вас силой и убью любого, кто это сделает.

Последнюю фразу Бойд произнес с такой яростью, которая удивила его самого. Она провоцировала вопросы, на которые он не хотел отвечать. Такой, например: почему, черт возьми, он назначил себя ее защитником?

Розалин на мгновение подняла глаза и снова посмотрела вниз:

– Хорошо.

Он видел, что отчасти ее страх улегся, но не совсем.

Его губы сжались от злости. Но не на нее, а на то, что он собирался рассказать. Он терпеть не мог говорить о прошлом. Ненавидел вспоминать о том, что случилось с его сестрой. Он не помнил, чтобы когда-либо говорил об этом – даже со своими собратьями по Хайлендской гвардии, которые знали, что произошло. Но он расскажет об этом гнусном деле сейчас, чтобы заставить ее понять.

– Мою единственную сестру изнасиловали.

Она охнула и пристально посмотрела на него, словно знала, что за его сухим тоном прячется глубокая, жгучая боль – рана, которая никогда не заживет.

Розалин положила ладонь на его руку, и Бойд уставился на нее, чувствуя, что в груди что-то сжалось.

– Мне очень жаль. Это, должно быть, было ужасно. Но ей повезло, что у нее есть брат, который так сильно любит ее.

Любил. Она сказала это по доброте, но не знала, какую мучительную боль вызвали ее слова. Робби любил свою сестру больше всех на свете. Хорошенькая и оживленная, всегда с улыбкой на губах, она была не намного старше Розалин, когда он в последний раз видел ее.

– Ей это не сильно помогло. Меня не было, чтобы защитить ее, когда англичане заняли замок Инк в Ренфрушире и напали на нашу деревню. Когда капитан узнал, что Марианн – сестра мятежников Робби и Дункана Бойдов, решил использовать ее как устрашающий пример. Он изнасиловал ее и делал это снова и снова. Он сделал ее своей шлюхой и насиловал до тех пор, пока она не смогла больше выносить этого и бросилась со скалы в море, чтобы покончить со своими страданиями.

Розалин в ужасе прижала ладонь к губам:

– Бог мой, Робби, мне так жаль. Но вина лежит на солдате, а не на вас. Если бы вы могли помочь ей, вы бы сделали это.

Ее уверенность в нем не помогла уменьшить чувство вины. Его помощь пришла слишком поздно для Марианн. Но капитан заплатил за свои дела – медленно, мучительно и в конце концов своей жизнью. При воспоминании об этом Робби сжал кулаки.

– Я рассказал вам это не для того, чтобы вызвать в вас симпатию или жалость, – сказал он, – а для того, чтобы вы поняли, что я никогда не поступлю так с женщиной.

Ее глаза встретили его взгляд, на этот раз без всякой настороженности.

– Теперь я понимаю. Спасибо, что рассказали мне. Неудивительно… – Ее голос прервался. – Вы столько потеряли. Мне жаль вашего отца и вашу сестру. И вашего друга.

И еще его брата Дункана и его мать. Она умерла от разбитого сердца вскоре после гибели его сестры. Робби нахмурился.

– Моего друга?

– Томаса. – Розалин, должно быть, заметила, как он напрягся, и поспешила объяснить, судорожно переплетая пальцы. – Сэр Алекс сказал мне, что он умер вскоре после того, как вы покинули Килдрамми. Я понимаю, почему вы вините меня в этом, ведь его побили за оставленную мной еду.

Бойд схватил ее за руку, чтобы прервать нервное движение.

– Я не виню вас. Как я уже говорил вам сегодня ночью, вы сделали это по доброте. Еда дала ему шанс.

При его прикосновении Розалин стало трудно дышать. Он не должен был дотрагиваться до нее. Мужчины не должны трогать дам, когда им вздумается. Но его отношение к ней никогда не было нормальным. Он отпустил ее руку, чувствуя себя странно выбитым из колеи.

– Тогда зачем вы делаете все это? Что такого я сделала, чтобы заслужить вашу ненависть?

Робби нахмурился. Дело было не в ней, а в ее брате.

– Я не испытываю ненависти к вам.

Он осознал, что это действительно так. И в этом была проблема. Война оставалась для него черно-белой. Англичане были врагами и заслуживали его ненависти. Но она… Она заставила его видеть окружающее в сером цвете.

– Ну что ж, вы действительно прекрасно справляетесь, действуя подобным образом. Все эти годы, когда я размышляла, что будет, если мы встретимся снова, я никогда не думала, что это произойдет так.

Сарказм, прозвучавший в ее голосе, спровоцировал его собственный.

– Неужели вы думали, что я обрадуюсь, узнав, что моя спасительница – сестра моего злейшего врага? Человека, которого я презираю больше всех? Человека, который был ответствен за наше пленение и казнь многих моих друзей?

Только когда глаза ее расширились, он осознал, что кричит.

Робби выругался и провел ладонью по волосам. Он знал, что не должен вымещать на ней свою досаду и гнев из-за создавшейся ситуации, но, похоже, не смог сдержаться. Что-то в этой девушке заставляло его то желать схватить ее в объятия, то наброситься на нее со злостью.

– Мой брат только выполнял свой долг. Он…

Бойд снова прервал ее, схватив за руку и повернув лицом к себе.

– Не нужно, Розалин. Не пытайтесь защитить своего ублюдочного брата. На этот счет мы никогда не найдем общий язык.

Вместо того чтобы привести ее в замешательство своим гневом, казалось, он ее позабавил.

– Вы знаете, он говорит то же самое о вас.

Бойд отпустил ее руку, чувствуя, как его гнев понемногу остывает.

– Могу себе представить. – Робби был уверен, что Клиффорду есть что сказать на его счет. Он испытующе посмотрел на нее. – Брат знает, что вы сделали?

Она покачала головой:

– Он знает о еде, но не об остальном. Если он когда-нибудь обнаружит… – Ее голос прервался, и Робби заметил, как она расстроена. – Я не вынесу его разочарования.

Мнение брата, очевидно, многое значило для нее. Как видно, хорошо известная привязанность Клиффорда к сестре не была односторонней.

– От меня он этого никогда не узнает.

Бойд решил, что это меньшее, что он мог сделать. Но если мнение Клиффорда значило для нее так много, почему она так рисковала, чтобы помочь ему? Он знал, что она восхищалась им. Но было ли в этом что-то другое?

– Это было неправильно, – просто сказала Розалин. – И я не могла стоять в стороне и наблюдать, как мой брат убивает людей ни за что.

Робби не выдержал и рассмеялся:

– Клиффорд никогда не разбирался, что правильно, а что неправильно, убивая шотландцев.

На этот раз она замерла, ее аристократическая английская красота стала резкой и ледяной.

– Вы обвиняете моего брата в том, что он убийца?

Его взгляд стал тяжелым.

– Я полагаю, это зависит от определения. Он действует по закону – английскому закону, – который, уверяю вас, оставляет мало справедливости для шотландцев. – Прежде чем она попыталась снова вступиться за своего брата, Бойд сказал: – Пойдемте, они ждут нас.

Пока они шли между деревьями, Розалин молчала. Когда она наконец заговорила, он предпочел бы, чтобы она этого не делала.

– Вы когда-нибудь думали обо мне? – Голос Розалин прозвучал слабо и неуверенно.

Ему следовало бы сказать «нет», но он ответил честно:

– Я размышлял, кем бы вы могли быть. – Робби подумал о поцелуе и добавил с насмешливой гримасой: – И мне было интересно, сколько же вам лет было тогда на самом деле.

Он посмотрел на нее вовремя, чтобы заметить легкий румянец, покрывший щеки. Но потом она закусила губу, и Робби почувствовал, как тепло разливается в его паху, – он вынужден был отвернуться.

– Почему вы поцеловали меня?

Робби остановился, но быстро пришел в себя и ускорил шаг. Господи, надо же было задать такой вопрос! Она поспешно шла рядом, бросая на него выжидающие взгляды.

Он вздохнул и ответил с легким раздражением:

– Не имею понятия.

Ответ, казалось, ей понравился. На ее губах появилась мягкая улыбка, и Бойд осознал, что мог бы смотреть на эту улыбку часами. Такая улыбка могла привести в смятение.

Но она быстро исчезла, как только они вошли в деревню, где мужчины ждали их, и Робби помахал в ответ одной из женщин.

– Вы женаты?

Вопрос застал его врасплох.

– Черт… – Он остановился. – Нет, – ответил более спокойно.

– Почему нет? – Она поджала губы. – Судя по этим женщинам, это, безусловно, не из-за недостатка возможностей. – В ее голосе слышалось легкое раздражение. – И вам, должно быть, уже больше тридцати лет.

– Тридцать два, – сообщил он. – Я не женат, потому что не хочу жениться. В моей жизни нет места жене и детям.

Вопреки его желанию это прозвучало как предостережение.

Они были уже совсем недалеко от ожидавших их, но Розалин спросила:

– Вы не хотите иметь семью?

Честно говоря, Робби редко об этом думал. Эта часть жизни никогда не была важной для него. Он был слишком сосредоточен на своей работе. Кроме того, он помнил, что случилось с его сестрой. Его жена будет в опасности. Он и так слишком хорошо известен. А уж если станет известна его причастность к Хайлендской гвардии…

– Возможно, когда закончится война. Но до тех пор ничто больше не имеет значения. – Он сделал паузу и внимательно посмотрел ей в глаза, чтобы она правильно поняла его: он не позволит, чтобы кто-либо отвлекал его. – Ничто.

Время поджимало. Сердце Розалин тревожно билось. Она знала, что каждая миля, которую они проезжают, приближает их к лесу, о котором она всегда думала как о месте, откуда не возвращаются. И хотя никто до сих пор не сообщил об их пункте назначения, то, что они ехали на юго-запад, не оставляло сомнений. Они с Роджером должны бежать прежде, чем их поглотит непроходимый Эттрик-форест – темное и ужасающее логово воров и фантомов.

После того как они выехали из очередного леса на тропу, которая по шотландским меркам могла сойти за дорогу, Розалин выронила очередной бантик из голубой ленты и с трудом подавила желание оглянуться. Шел ли сэр Клиффорд по их следам? Не из-за этого ли Бойд так торопился? Казалось, что его желание достичь пункта назначения было равно ее желанию не достигать его.

Розалин смотрела на мощную мускулистую спину человека, который то ехал сзади, чтобы проследить, нет ли за ними погони, то занимал место во главе группы воинов.

Был ли он так же выбит из колеи, как и она, тем, что чуть было не произошло около реки? Он так хорошо скрывал свое желание, что она никак не предполагала такого накала. Казалось, он и сам был этим удивлен. Стало ясно: он хочет ее, но это влечение ничего не изменит. Она была его заложницей, средством достижения цели – и это все.

Ее собственное влечение к нему было так же противоречиво. Мимолетное видение благородного рыцаря, каким она видела его сегодня, и понимание того, что двигало им, когда он рассказал о своей сестре, ничего не изменило. Он, возможно, не был таким бессердечным дьяволом, как она сначала думала, но он был сконцентрирован на победе в войне, исключая все остальное. Он посвятил свою жизнь борьбе за свободу. Господи, он же был ровесником ее брата, который женился в восемнадцать лет и имел уже шестерых детей!

«Ничто больше не имеет значения», – сказал Бойд, и Розалин поверила ему.

Но вовсе не чувство неловкости из-за того, что случилось на берегу, и не осознание того, что ее все еще нелепо влечет к нему, разжигало ее стремление убежать. Хотя Розалин верила, что без необходимости он не причинит вред ей или Роджеру, она знала, что он без колебаний использует их в качестве оружия против Клиффорда, а этого она не могла допустить.

Она никогда не рискнет пожертвовать жизнью племянника без необходимости. Только посмотрите на него! Бедный Роджер выглядел так, будто вот-вот свалится с лошади. Он был вымотан работой в деревне и кажущимися бесконечными часами езды по ухабистой и дикой местности. В этом он был не одинок: Розалин устала не меньше племянника. Они не были закаленными воинами, но всякий раз, когда она пыталась поговорить об этом с Бойдом во время их нечастых остановок, он отмахивался от ее просьб и, казалось, становился только злее.

Они ехали уже несколько часов, когда она увидела что-то, напоминавшее стены замка и окружавшую его деревню. Но Бойд снова направил отряд в лес и на холмы, которые, как она убедилась, покрывали большую часть этой забытой Богом страны. Что бы Розалин только ни отдала за нормальную английскую дорогу! Ягодицы будут покрыты синяками несколько недель после такой езды. К счастью, боль в руках понемногу утихла.

Чуть позже, когда стало темнеть, Бойд приказал остановиться. Розалин видела, как он отъехал с одним из воинов, вероятно, на очередную разведку. Его осмотрительность заставила ее задуматься, не находится ли Клиффорд рядом?

После того как Каллум помог ей сойти с лошади, Розалин подошла к сэру Алексу, который разговаривал с Малкольмом и Роджером. Хотя оба подростка были высокими и худыми и почти одного возраста, разница между ними была огромной. Малкольм отличался жесткой, жилистой силой и выносливостью воина. Он выглядел так, словно мог ехать верхом еще день или два. В то время как Роджер мучительно сражался с тем, чтобы ноги не подвели его. Ее сердце потянулось к нему, но она знала, насколько гордый подросток может возненавидеть ситуацию, если будет выглядеть слабаком рядом с врагом.

– Мы остановимся здесь на ночь? – с надеждой спросила Розалин.

Сэр Алекс сочувственно улыбнулся ей:

– Боюсь, что нет. Мы остановились только для того, чтобы напоить лошадей.

Розалин постаралась не заметить разочарование на лице Роджера, чтобы не привлекать к нему внимание со стороны других мужчин.

– Но уже скоро стемнеет. Мы должны перекусить чем-нибудь.

– Но вы же отдали всю нашу еду, – сказал Малкольм с явным удивлением.

Розалин повернулась к нему:

– Я?

Парнишка кивнул:

– Да, в деревне.

Она не думала, что у них осталось так мало еды, когда Черный Дуглас забрал себе свою долю после налета. Неудивительно, что Бойд посмотрел на нее так странно, когда Каллум передал ему ее просьбу.

– Мы планировали путешествовать налегке и не ожидали задержки в этой деревне, – сказал Алекс, галантно пытаясь приуменьшить ее вину. – Сейчас мы уже были бы в лагере.

Но Розалин не жалела о своих поступках. Крестьяне, у которых сожгли дома, будут больше нуждаться в еде, чем они. Она могла пережить ночь без еды, хотя в животе урчало. Даже если ее желудок возмущается, она потерпит.

– Если бы у нас было время, мы могли бы поохотиться, – услужливо сказал Малкольм.

Очевидно, сэр Алекс не был единственным разбойником, обладавшим галантностью. Малкольм тоже не хотел, чтобы она чувствовала себя виноватой.

Розалин одарила его благодарной улыбкой, которая заставила парнишку покраснеть до цвета его волос. Потом она повернулась к сэру Алексу:

– Мы скоро доедем до лагеря?

– Не раньше чем через несколько часов. Учитывая темноту, может быть, даже позже.

Она не выдержала и застонала. Роджер тоже выглядел как щенок, которого только что ударили ногой.

– Сэр Алекс, если у вас есть свободная минута, я хотела бы поговорить с вами – наедине.

Сетон кивнул и отослал Малкольма и Роджера позаботиться о лошадях. Он знаком предложил ей сесть на камень рядом, но она покачала головой. Какой бы усталой она ни была, перспектива сидеть на твердом камне ее не прельщала.

– Вы не возражаете, если мы немного пройдемся? Я хотела бы размять ноги.

Они направились к ручью, но вместо того, чтобы присоединиться к остальным мужчинам, Сетон повел ее в противоположном направлении. Дойдя до воды, они остановились. В дополнение к холмам и лесам повсюду текли речушки, или ручейки, как их называли шотландцы. Розалин подумала, что они очень красивы. Темные струи воды, пересекавшие красно-коричневую вересковую пустошь, окруженную поросшими деревьями холмами, вызывали чувство умиротворения, противоречащее дикой, истерзанной войной местности.

– Я не хотела говорить это при Малкольме, но вы, должно быть, заметили, как устал мой племянник, хотя он скорее умрет, чем признается в этом. Он не привык ездить так долго по такой местности. Я не знаю, как долго он еще сможет продержаться. – Она с мольбой посмотрела на сэра Алекса. – Я не знаю, как долго я сама смогу это выдержать. Нет ли поблизости места, где мы могли бы переночевать? Может быть, постоялый двор?

Сетон сжал губы:

– Мне жаль, миледи. Я бы не стал подвергать вас таким испытаниям. Это неподходящие условия для леди и для подростка. – Он печально улыбнулся. – Но вы сами видели, как мало мое мнение значит здесь.

В его голосе прозвучала явная горечь. Она не ошиблась, выбрав сэра Алекса как потенциального союзника. Однако Розалин недооценила уровень его неприязни. Какие бы разногласия ни существовали между ним и Бойдом, они были намного глубже, чем она подозревала.

Розалин не могла этого понять. По всей видимости, оба мужчины были близкими товарищами, которые сражались годами бок о бок. В половине случаев им даже не нужны были слова, чтобы выразить свои мысли, – достаточно было взгляда. Так откуда такая враждебность и досада?

Ей было неприятно пользоваться галантностью сэра Алекса в этих обстоятельствах, но она должна была предпринять что-то, чтобы задержать отряд и дать брату шанс нагнать их. Деревня и замок, которые она видела, были не так далеко. Если бы они могли остановиться…

– Пожалуйста, сэр Алекс. – У нее на глазах выступили слезы, которые были не совсем притворными. Она на самом деле была измучена. – Неужели вы ничего не сможете сделать?

– Сетон!

Глубокий голос, раздавшийся у нее за спиной, испугал Розалин. Она убрала ладонь с руки сэра Алекса, не заметив, что положила ее на рукавицу своего покровителя, и, обернувшись, увидела Бойда, стоявшего прямо рядом с ними.

– Как вы это делаете? – виновато огрызнулась она, что было нелепо, поскольку она ни в чем не была виновата: капитан отказал ей в просьбе, поэтому она обратилась к более дружелюбно настроенному человеку.

– Делаю что?

– Подкрадываетесь сзади.

– Практика, – сказал он. Его глаза потемнели, а от чего, она не могла определить. – Возвращайтесь к племяннику. Мне нужно поговорить с сэром Алексом.

То, как он произнес слово «сэр», прозвучало почти как оскорбление.

Розалин хотела было поспорить, но что-то в выражении его лица заставило ее передумать. Она вопросительно взглянула на сэра Алекса – тот кивнул. По какой-то причине ее обращение к сэру Алексу сделало Бойда еще более раздраженным. По тому, как потемнели его глаза, а ноздри раздулись, Робби напоминал быка, изготовившегося к нападению. Сейчас ей не хотелось бы оказаться на месте молодого рыцаря.

Что бы ни спровоцировало его гнев по отношению к напарнику, Розалин надеялась, что к ней это не имело никакого отношения.

Она бросила на Алекса извиняющийся взгляд и собралась было уходить, но Бойд остановил ее:

– Леди Розалин.

Она обернулась.

– Вы кое-что уронили.

Инстинктивно она посмотрела на землю, но он взял ее руку и повернул ладонью вверх. Спустя мгновение ее ладонь была заполнена голубыми бантиками и обрывками розового атласа.

Розалин ахнула и посмотрела ему в глаза. Но выражение лица Бойда было твердым как гранит и абсолютно непроницаемым.

– Будьте внимательнее и не разбрасываете свои вещи, – ледяным тоном сказал он. – Мы не хотим, чтобы кто-нибудь следовал за нами.

Во рту у нее пересохло. Она с трудом сглотнула и кивнула.

Робби едва дождался, пока она окажется настолько далеко, чтобы не услышать их разговор, после чего повернулся к напарнику. Налетчик наклонился к Сетону, его мускулы напряглись для борьбы.

– Черт возьми! Держись от нее подальше, Дракон!

Он знал, что его реакция чрезмерна, но черная эмоция, которая бурлила сейчас в его крови, не была ни рациональной, ни управляемой. Она охватывала его всякий раз, когда он видел, как леди Розалин беседует с сэром Алексом. Другими словами, почти всякий раз, когда он оглядывался. Но сейчас Бойд словно сошел с ума, потерял голову от ярости, когда вернулся, подобрав очередную партию ее чертовых бантиков, и увидел две золотоволосых головы, склоненные друг к другу, и ее ладонь на руке Сетона.

Сетон и ухом не повел, не подавая признаков, что он воспринял угрозу. Вместо этого он посмотрел на Робби долгим уверенным взглядом:

– Нет. Я не думаю, что буду держаться подальше от нее. Мне леди Розалин порядком нравится.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что она нравится тебе? – взорвался Робби. – Ты забыл, кто она такая?

Сетон безразлично пожал плечами:

– У нас много общего, как ты всегда подчеркиваешь. Или ты уже забыл?

– Значит, сейчас ты англичанин?

– Разве ты не говоришь мне это в течение семи лет? Может быть, я решил начать прислушиваться к тебе.

– Какого дьявола? Это означает…

– Это означает, что я устал доказывать тебе свою лояльность. Я устал доказывать, что кровь, которой я жертвовал все эти семь лет, такая же шотландская, как и твоя. Это означает, что, если я вижу леди, которая была оторвана от своей семьи и всего, что она когда-либо знала, которая напугана и нуждается в помощи, я постараюсь успокоить ее – даже если она англичанка.

Робби был настолько ошеломлен, что не знал, что сказать.

– О чем, в самом деле, идет речь, Налетчик? – Сетон сделал паузу, изучая раздраженное лицо Робби, его напряженные плечи и сжатые кулаки. – Знаешь, что я думаю? Я думаю, что ты ревнуешь. Я думаю, ты хочешь ее и не можешь вынести, что она, возможно, предпочтет меня.

Робби никогда не ударял своего напарника прежде, хотя, Бог знает, готов был поддаться искушению не один раз. Но сейчас он был на волосок от драки. Он так хотел ударить по этой знающей ухмылке, что его руки подергивались.

И что самое ужасное – это было правдой. Он действительно ревновал. Впервые в жизни это отвратительное чувство скрутило его, и он не мог от него отделаться. Розалин привлекала его.

Черт, привлекала – это слишком мягкое слово. Стоило ему лишь взглянуть на нее, и он представлял себе ее обнаженной и лежащей под ним. Он воображал, как разрумянятся ее щеки и приоткроются губы, когда он заставит ее застонать – нет, закричать – от удовольствия. Ах, прекрасная Розалин, совершенная Английская Роза, выкрикивающая его имя всякий раз, когда он доводит ее до пика удовольствия. Он не мог избавиться от этой мысли. Но будь он проклят, если признается в этом Сетону!

– Отвали, Дракон. Девчонка, очевидно, признала в тебе слабака, и я просто хочу убедиться, что ты не наделаешь глупостей.