Текст книги "Все, что я хотела сказать"

Глава 3
Саммер

После обеда у меня окно, хотя на самом деле это время предусмотрено для самостоятельных занятий в читальном зале. Я иду в библиотеку, нахожу себе место в задней части просторного помещения и устраиваюсь за небольшим свободным столиком. Достаю задание по математике и выполняю его на скорую руку, отвлекаясь на красивые архитектурные формы здания. Оно старинное, с высокими потолками и готическими окнами, которые застеклены великолепными витражами, какие можно увидеть в фильме о ведьмах и колдунах.

Приходит уведомление о сообщении, и, глянув на экран, я вижу, что пишет мама.

Обустраиваешься на новом месте?

Я не утруждаю себя ответом. Все равно ей наплевать. Она уже едет домой, в квартиру, которую получила после смерти Джонаса. Больше никаких подъемов на пятый этаж без лифта. Теперь она обеспечена на всю жизнь. Если повезет, то оставит и мне немного после своей смерти.

Правда, учитывая, как сильно она любит тратить деньги, мне вряд ли так повезет.

В библиотеке есть другие посетители, и все говорят приглушенными голосами, склонив головы друг к другу, сплетничают, улыбаются и смеются. Увидев их, я начинаю тосковать по друзьям из моей прежней школы. Я скучаю по ним. Но когда незадолго до пожара разразился скандал о нас с Йейтсом, я больше не могла показываться там на глаза. Все знали, что он делал со мной.

И никто не предпринял мер, чтобы это прекратить.

Подавив злость, я снова сосредотачиваюсь на домашнем задании и не замечаю звук шагов, пока тихий женский голос не произносит слова приветствия.

Я подскакиваю от испуга, резко поднимаю голову и вижу стоящую возле стола девушку.

Она робко улыбается, ее длинные светло-русые волосы ниспадают ниже плеч. Почти до самой талии. У нее бледное лицо, светло-голубые глаза, а розовые губы растянуты в улыбке и кажутся почти ярко-красными на фоне белоснежной кожи.

– Ты новенькая.

Я невольно улыбаюсь в ответ.

– Да.

– Можно сесть с тобой?

Я указываю рукой на три свободных стула, стоящих возле моего стола.

– Да, конечно.

Она садится на тот, что ближе всего ко мне, и с громким стуком бросает рюкзак на стол. Я наблюдаю, как она копается в его содержимом, достает оттуда учебник по истории и со звонким шлепком бросает на столешницу. Где-то в отдалении раздается приглушенное «тише!», которое наверняка донеслось из-за кафедры библиотекаря.

– Она терпеть не может шум, – произносит девушка с легкой улыбкой.

– Кто?

– Библиотекарь. Мисс Тейлор. Она древняя, как это здание. – Девушка смеется, и я, не сдержавшись, посмеиваюсь вместе с ней. У нее заразительный смех, и я тут же чувствую себя уютно рядом с ней. Гораздо уютнее, чем с другими двумя девушками за обедом. – Заметила, что здесь работает куча учительниц – старых дев? Думаю, сюда преподаватели-девственницы приходят умирать.

Она смеется еще громче. Девушка похожа на ангела, но явно обладает изощренным умом.

Я проникаюсь к ней еще большей симпатией.

– Тебе здесь нравится? – спрашивает она.

– Тут здорово, – отвечаю я, пожимая плечами, и снова смотрю на задание по математике. Мне осталось решить всего одну задачу, и тогда с ним будет покончено.

Она наклоняется ко мне и переходит на шепот.

– Это просто.

Я приподнимаю бровь.

– Думаешь?

– Я знаю. – Она оглядывается, будто хочет убедиться, что рядом никого нет, а потом снова поворачивается ко мне. – Я в одиннадцатом классе. А ты в двенадцатом?

Я киваю, гадая, откуда она об этом знает.

– Да.

– Ты училась в «Биллингтоне»? – Девушка тихо присвистывает, а я удивленно вскидываю брови. – Шикарное местечко.

– А это разве нет? – Мой голос звучит сухо, сердце колотится в груди.

Откуда она знает, где я училась?

Девушка пожимает плечами.

– Да ничего особенного.

Ее слова звучат пренебрежительно. Видимо, частная школа «Ланкастер» не произвела на нее впечатления.

– Ты всегда здесь училась? – интересуюсь я.

Только так можно объяснить, почему она не замечает красоты этого места. Старинные здания, готическая капелла с фиалом, который поднимается высоко в небо. Пышные зеленые лужайки, лес за кампусом, а за ним и океан, плещущийся о берег.

Прямо как во сне.

– Всю свою жизнь. – Девушка закатывает глаза и театрально вздыхает. – По крайней мере, такое у меня ощущение.

– Откуда ты так много знаешь обо мне? – спрашиваю я с любопытством, но без страха. Есть в ней что-то безобидное.

– У меня свои методы. И доступ, – загадочно отвечает она. – Я знаю, что тебя зовут Саммер Сэвадж. Классное имя, кстати. Такое… первозданное. Ты из Манхэттена. Поступила в последнюю минуту, хотя срок зачисления в «Ланкастер» уже давно истек.

Она произносит все это будто бы с наслаждением.

– Тебе выделена одноместная комната в общежитии, что практически невозможно, учитывая условия твоего зачисления, а значит, у тебя есть знакомые в руководстве. Может, старый добрый Огастас? К тому же я слышала, что сегодня утром ты присутствовала на уроке английского для отличников, что, уверена, многих разозлило. Все эти девушки из кожи вон лезут, чтобы попасть в класс Фигероа, отчаянно стремясь с ним сблизиться. С несколькими у него были романы, но я тебе ничего не говорила. Так что да, у тебя определенно есть связи. – Она улыбается, а ее голубые глаза блестят. – С друзьями в высших кругах можно многого добиться.

Меня осеняет, и я выпрямляю спину, чувствуя отвращение от того, что по спине пробегает волна страха. Эта девушка должна меня ненавидеть. Наверное, уже ненавидит.

– Кстати, меня зовут Сильви. Сильви Ланкастер. – Едва вглядевшись в мое лицо, она запрокидывает голову и хохочет. Да так громко, что я слышу, как мисс Тейлор снова на нее шикает. – Мы никогда не встречались, но у меня такое чувство, точно я знаю о тебе все.

– У меня тоже, – признаюсь я хриплым голосом. Общаться с ней – все равно что брататься с врагом.

Опасно.

– О, не надо так пугаться. Меня не волнует, что было у твоей матери с моим отцом. – Сильви машет рукой, словно развенчав все отвратительные истории о наших родителях. – Наша мать на протяжении всего их брака всеми силами стремилась сделать жизнь отца невыносимой. Для него это оставалось единственным выходом.

– Ты правда так думаешь? – в неверии переспрашиваю я.

Кажется, что ее это совершенно не волнует, тогда как ее брат обращался со мной как с обыкновенной проституткой, когда мы были еще детьми. Едва стали подростками.

Я думаю о том, что услышала о нем от девчонок: ему нравится душить девушек во время поцелуя. Как бы извращенно это ни звучало, я заинтригована. Я была бы не прочь узнать, каково ощущать, как большая теплая ладонь Уита сдавливает мое горло и прижимает к стене, пока он истязает меня губами.

Боже, я ненормальная. Серьезно.

– Я всю жизнь жила с ними. Была свидетельницей катастрофы, которую они называли браком. Да, я правда так думаю, – серьезно говорит она. – Мой старший брат считает твою мать воплощением зла и во всем винит ее. Наша младшая сестра полагает, что отец сам все разрушил, и каждый день ругалась с ним по поводу неустойчивого состояния нашей дорогой мамочки, пока не нашла способ сбежать.

– Ну а к чему склоняешься ты? – спрашиваю я.

– Они все ответственны за свои действия, не так ли? Они взрослые люди. Кто-то из них думал о своих детях? Нет. Впрочем, разве они вообще когда-нибудь о нас думают? – Сильви не дает мне возможности ответить. – Все они эгоисты. Погружены в собственные маленькие мирки. Как считаешь, почему существует школа-интернат под нашей фамилией? Чтобы они могли отправить нас сюда и забыть о нашем существовании.

Сильви объясняет это так логично, что все кажется предельно понятным. Уверена, она права. Когда они думали о своих детях?

Никогда. Мои родители не обращали на нас с Йейтсом внимания, когда это было важнее всего. Почему же еще он так дерзко ко мне приставал? Он знал, что ему все сойдет с рук.

Что ж, я ему показала.

– Твой брат знает, что я здесь? – задаю я вопрос, который мучает меня с утра, надеясь, что голос звучит непринужденно.

– Нет. Да? Не уверена. Мы не говорили о тебе, и он никогда не упоминал твоего имени в моем присутствии. Хотя мы с Уитом вообще мало общаемся. Он считает меня надоедливой, – признается она, но, похоже, ее это совсем не обижает.

– Как ты так много узнала обо мне?

– Взломала школьную базу данных. – Я смотрю на нее разинув рот, и Сильви расплывается в улыбке. – Тут древняя система. Даже моя бабушка смогла бы ее взломать, а ее уже два года нет в живых.

Не могу сдержать смешок.

– А кто-нибудь знает, что ты влезаешь в школьную базу данных?

– Только несколько избранных. Теперь ты в их числе. – На губах едва заметная улыбка, глаза блестят. – Если когда-нибудь возникнут проблемы с оценками, дай знать. Я могу все поправить. – Она щелкает пальцами.

– У меня хорошие оценки, – уверяю я.

– Пока. – Улыбка не сходит с ее лица, а моя медленно угасает.

Не сомневаюсь, что она видела мое личное дело из «Биллингтона» и с едва сдерживаемым восторгом жадно вчитывалась в каждый эпизод, окончившийся отстранением от уроков. За наркотики, грубость и секс на территории кампуса. Я была сущим кошмаром. Первые два года в старшей школе дались сложно. Я вела себя импульсивно. Таков был мой крик о помощи. Я хотела внимания, причем любого.

Но никто не слушал. Хуже того, меня уже были готовы отправить куда подальше – в военную школу, словно бы это могло мне помочь.

Хотя, думаю, возможность оказаться подальше от Йейтса в самом деле все бы исправила, но я не хотела решать проблему таким путем. В одну из последних ночей, когда мы все еще были одной семьей, он дождался, когда все лягут спать, крепко прижал меня к себе и сказал, как сильно ему будет меня не хватать, когда я уеду. Тогда я поняла, что он действительно верил, будто я не хочу уезжать, чтобы не разлучаться с ним.

Но дело было вовсе не в этом. Отнюдь. Во всяком случае, не для меня.

– Ты похожа на ту, у кого много секретов, – голос Сильви вырывает меня из размышлений.

Я вновь сосредотачиваю на ней взгляд и вижу, что она смотрит на меня прищурившись.

– Я открытая книга, – лгу я.

Она ничего не говорит. Это и ни к чему.

Потому что она мне не верит. И не должна верить. У меня полно разных секретов.

И все они ужасны.

* * *

Я забегаю на урок по государственному устройству Америки прямо перед последним звонком и бросаю виноватый взгляд на учителя, сидящего за столом. Я слишком засиделась в библиотеке, наслаждаясь разговором с Сильви, хотя все время чувствовала себя виноватой из-за связи с ее братом. Я так и не упомянула об этом. А она не упомянула о нем. Только один единственный раз.

Пусть лучше так и будет.

Класс заполнен, все парты заняты, кроме двух в самом конце. Я спешу к ним, не глядя под ноги, спотыкаюсь о рюкзак и растягиваюсь на полу.

Кажется, что весь класс наблюдает за моим позорным падением и заходится смехом.

Я не спешу вставать, прижавшись щекой к холодному полу и чувствуя, как от боли пульсируют колени после жесткого приземления. Прохладный воздух касается спины и бедер, и я понимаю, что юбка задралась, демонстрируя черные шортики, и я безумно рада, что надела их вместо обычного белья.

Учитель бросается ко мне. Я слышу, как скрипят по полу его подошвы.

– Ты цела? – спрашивает он.

Мои зрители немного успокоились, но я все еще слышу смех. Стоит возмущенный шепот, все судачат обо мне. Какой-то парень спрашивает прямо:

– Кто она, на хрен, такая?

Я быстро беру себя в руки, встаю на колени и смахиваю волосы с лица. Слышу, как кто-то делает громкий вдох, словно от шока, и, бросив взгляд влево, понимаю, что буквально оказалась лицом к лицу с падшим ангелом из моих снов.

Дьяволом из моих кошмаров.

Уитом Ланкастером, который смотрит на меня, будто увидел призрака.

Крепко прижав к груди рюкзак, я встаю, отворачиваюсь и усаживаюсь на ближайший свободный стул.

Прямо за Уитом.

Черт.

Учитель окидывает всех строгим взглядом, тем самым заставляя замолчать, а потом заговаривает сам, но я понятия не имею, о чем речь. Ничего не слышу из-за бешеного стука сердца. Его биение ревет в ушах, ощущается в пульсе, и я пытаюсь задержать дыхание. Пока не сдаюсь и не выдыхаю поток воздуха, пахнущего мятой после жвачки, которую я жевала в библиотеке.

Боже, надеюсь, он не заметит.

Я опускаю взгляд на пол и морщусь. Я споткнулась о чертов рюкзак Уита. Ну конечно. Сижу, точно в трансе, все тело дрожит, а колени жжет после падения. Не свожу глаз с парты из страха, что, стоит мне поднять голову, я увижу, что он смотрит на меня. Но когда я наконец отваживаюсь поднять взгляд…

То натыкаюсь на его затылок.

Сделав еще один судорожный вдох, я достаю блокнот, тетрадь и свой любимый механический карандаш, а руки все еще дрожат. Я готова вести конспект, но учитель стоит, опершись о стол и скрестив руки на груди, и рассказывает о себе и о том, чего ожидает от нас в этом году.

Он раздает учебный план, и мое сердце грозит выскочить из груди. Уиту придется обернуться и передать его мне. Я жду, ладони вспотели, а колени стучат друг о друга, когда ученики в моем ряду начинают передавать копии плана дальше, и я вижу, как небольшая стопка доходит до Уита.

Но он не дает мне копию. Оставляет себе обе и сидит, расправив плечи и глядя на учителя. Во мне вспыхивает раздражение, и мне хочется ткнуть его карандашом в спину и потребовать мой учебный план.

Но вместо этого я поднимаю руку.

– Да? – Учитель смотрит на меня добрыми глазами. Уверена, он сочувствует из-за моего недавнего падения. – Я не получила учебный план.

Он хмурится.

– Хм, странно. Я все пересчитал. – Он берет запасную копию со стола, подходит ко мне и протягивает листок бумаги.

– Спасибо, – отвечаю я.

Весь урок учитель что-то тихо бубнит, но я не слушаю. Не могу сосредоточиться ни на чем, кроме того, что Уит сидит прямо передо мной и, слава богу, намеренно меня игнорирует. Я чувствую его запах. Теплый, пряный и такой мужской. Рассматриваю его волосы. Русые, почти каштановые, но все же светлее. Они аккуратно, коротко подстрижены, но на макушке длиннее. На вид они мягкие. Не сомневаюсь, что, если проведу пальцами, пряди так и будут к ним льнуть.

Наконец звенит звонок, возвещая об окончании урока – окончании всего учебного дня. Я сижу неподвижно, пока все вокруг собирают вещи и чуть ли не бегом мчатся из кабинета. В школе проводят тренировки по всем осенним видам спорта. Об этом объявили во время обеда. Я пытаюсь дождаться, когда уйдет Уит, чтобы выйти следом, но он тоже медлит.

А точнее, медленно поворачивается ко мне.

– Ты что здесь делаешь, черт возьми? – тихо спрашивает он, пристально глядя на меня.

– Учусь, – отвечаю я вполголоса.

– Да черта с два, – парирует он, отпрянув, будто подхватит от меня заразу, если пододвинется ближе.

Я ненавижу его. Правда. Но в то же время меня к нему тянет. Притяжение осязаемо, меня влечет к нему, и я задумываюсь, чувствует ли он то же самое.

– Я поступила, – объясняю ему, беру рюкзак и убираю свои вещи. – Нравится тебе это или нет.

Он смотрит на меня свирепым взглядом.

Я отвечаю ему тем же.

Уит первым нарушает молчание.

– Отлично шлепнулась. Наверняка больно свалиться прямо на колени. – Он ухмыляется. – Хотя, уверен, ты привыкла стоять на коленях.

Его оскорбления ранят меня, словно удар ножом, рассекая на части.

– Иди ты в задницу, – рявкаю я и встаю.

Уит тоже встает и преграждает мне путь. Он стал гораздо более внушительным, чем был три года назад. Выше. Шире. Сильнее. Но я не позволю ему напугать меня.

– Видно, ты была бы рада, если бы пошел в твою, – говорит он тихим дразнящим голосом. Не знаю, как учитель нас не слышит, но, вероятно, он ничего не замечает. – Ты дешевая шлюха, как и твоя мать.

Я ловко увиливаю от него в последний момент и убегаю не оглядываясь. Его смех преследует меня весь путь по коридору, и, только выйдя из здания, я понимаю, что он звучит у меня в голове. В моих мыслях.

Они наполнены его смехом, который напоминает мне о том, что я в самом деле дочь своей матери.

Всего лишь дешевая шлюха.

Глава 4
Саммер

Первые две недели учебы проходят однообразно. Я запоминаю расписание, пытаюсь понять учителей и что они от нас хотят, а по вечерам делаю домашние задания, хотя они не слишком сложные. В начале четверти нагрузку всегда увеличивают постепенно. Так принято во всех школах. Я пока не завела друзей. Пошли слухи, что Уит специально поставил мне подножку в первый учебный день, отчего у всех стали возникать вопросы. К тому же у нашей неприятной беседы после урока в тот понедельник были свидетели, и я медленно, но верно стала в школе изгоем.

Со мной никто не разговаривает. Ланкастер заткнул всем рты. Я не видела Сильви с того первого дня в библиотеке, поэтому не могу рассчитывать даже на ее дружбу. Кажется, будто я стала призраком и меня никто не видит.

Стоило знать, что так и произойдет. Как только поняла, что Уит в кампусе, мне сразу стало ясно, что я упустила свой шанс провести выпускной год хоть отчасти нормально. На второй день Уит выяснил, что я посещаю вместе с ним урок английского для отличников, но я упорно отказывалась на него оглядываться.

Он бросил на меня сердитый взгляд, как только вошел в класс, как всегда с опозданием и пренебрежительным, наплевательским отношением к Фигероа.

Наверняка весь персонал школы его терпеть не может.

Его ядовитые слова, сказанные обо мне, медленно подтачивали мою репутацию. Шаг за шагом. До такой степени, что люди начали прямо-таки насмехаться надо мной, когда проходили мимо в коридорах. Девчонки, с которыми я общалась за ланчем в свой первый учебный день, теперь делали вид, словно в упор меня не видят. Или тайком поглядывают на меня через плечо, совсем как Кейтлин несколько дней назад.

Кажется, что он пытается меня выгнать, но я отказываюсь уходить. За обедом он сидит в столовой или на улице, но всегда в окружении девушек. Всегда в сопровождении тех же трех парней. Чеда, Эллиота и Спенсера, которые, как и мы, учатся в выпускном классе и родом из известных семей, но не таких известных, как семья Уита. Я удивлена, что у этого дьявола есть друзья, но, полагаю, дьяволом становишься как раз благодаря настойчивому характеру и непомерному обаянию.

Сдается мне, нечто подобное сказала бы моя мама.

Я не рассказываю ей о происходящем. И уж точно не говорю ни слова о Уите и о том, что он творит. Мама думает, что дела в школе идут хорошо и я справляюсь. Если бы я рассказала ей, что у меня проблемы с Уитом, она бы связалась с его отцом. И тогда мне придется жестоко поплатиться.

Поэтому я помалкиваю. Я пересела в другой ряд на уроке по государственному устройству Америки, поэтому больше не сижу прямо за Уитом. Обедаю я теперь в библиотеке. Там же делаю домашние задания, потому что сразу после обеденного перерыва у меня час самоподготовки. По вечерам я беру немного еды в столовой и отношу ее в свою комнату, где остаюсь наедине с самой собой. Принимаю душ. Читаю или смотрю что-нибудь на Netflix. Все мои дни проходят одинаково. Скучно.

Одиноко.

Если делаю вид, что меня не существует, значит, так и есть. К концу второй недели учебы кажется, будто Уит тоже позабыл обо мне, и это наполняет меня безмолвным чувством облегчения.

Но это облегчение не слишком велико. Я не доверяю Уиту. Возможно, у него есть тайный план.

Однако его близость пробуждает во мне любопытство. Порой я наблюдаю за ним во время обеда, когда захожу в столовую на несколько минут. Смотрю, как он разговаривает с девушками и как они расшаркиваются перед ним, словно перед знаменитостью. На общих уроках напрягаю слух, и, когда учитель задает ему вопрос, он всегда отвечает правильно. Он умен.

А еще опасен.

Все подлизываются к нему. Полагаю, это само собой разумеется, когда фамилия и герб твоей семьи указаны на здании школы. Преподаватели и рабочий персонал. Все ученики до единого. Похоже, единственные, кого не впечатляет статус Уита, – это троица его друзей, но и они относятся к нему с безмолвным почтением, которое дает ему понять, что он главный. Девушки флиртуют с ним – с ним и тремя его ближайшими друзьями в особенности – с таким отчаянием, что остается только им посочувствовать. Они жалкие.

Я отношусь к нему так же, как и он ко мне: упорно с ним не разговариваю.

Уит назвал меня шлюхой. Ничего не изменилось. Он ненавидит меня.

А я ненавижу его.

А сейчас я за ним наблюдаю. У нас последний на сегодня урок. Пятница. Уит сидит слева впереди прямо у меня на виду. Стучит карандашом по краю парты в устойчивом раздражающем ритме. Я сверлю его сердитым взглядом.

Он даже не смотрит в мою сторону.

Волосы упали ему на лоб, губы изогнуты в едва заметной улыбке. Однако на его лице не видно радости. Одни только резкие черты и насупленные темные брови. Но какое же у него красивое лицо. Равнодушное, напряженное, как у статуй в саду на территории кампуса.

Учитель включает фильм и гасит свет, и единственным источником освещения становится большой телевизор на стене. По нему идет ролик о текущих событиях, рассказывают о состоянии мира и его печальном будущем, и я сразу перестаю слушать.

Я и так в унынии.

Как только мистер Стейн выходит из кабинета, настроение меняется. Ученики достают телефоны. Начинают болтать. Я рисую каракули на пустой странице тетради, наклонив голову, отчего волосы падают вперед и заслоняют лицо. Не хочу, чтобы меня видели. Я пишу свое имя большими объемными буквами. Рисую вокруг него цветы. А потом пишу имя Уита.

И окружаю его мордочками дьяволят с длинными и очень острыми рогами.

– Так вот что ты на самом деле обо мне думаешь?

У меня перехватывает дыхание, когда я слышу его знакомый глубокий голос, захлопываю тетрадь и, подняв голову, вижу, что Уит сидит рядом со мной. Он умудрился пересесть за стоявшую позади него пустую парту, а потом тихо пододвинуть ее к моей. И как я только не заметила?

– Думаешь, что я дьявол? – не отстает он, когда я родолжаю молчать.

Отворачиваюсь от него, желая, чтобы он оставил меня в покое.

Желая, чтобы продолжил говорить со мной.

– Полагаю, я и правда превратил твою жизнь в ад, – небрежно замечает он, будто мы ведем непринужденную беседу.

А я все так же молчу.

– Я думал, что ты уже будешь вся в слезах после того, как я настроил всех против тебя, – продолжает он. – Ты сильнее, чем я думал.

Я снова медленно поворачиваюсь к нему, мы встречаемся взглядом, и меня затягивает. Даже в приглушенном свете я вижу блеск в его светло-голубых глазах, которые будто поглощают меня. Я размыкаю губы, но не издаю ни звука.

Да и что я скажу?

– Но на самом деле тебе, видимо, плевать, кому ты нравишься, а кому нет? – Его губы изгибаются в едва заметной улыбке. – Пока ты получаешь то, что хочешь, победа за тобой.

Понятия не имею, о чем он.

– Это не игра, – шепчу я.

Уит приподнимает бровь.

– Посмотрите-ка, она разговаривает.

Отвечаю сердитым взглядом.

– Ты ошибаешься, Сэвадж. Жизнь – игра, и почти все присутствующие в этом кабинете – неудачники. – Он замолкает на мгновение. – Кроме меня.

Меня поражает его высокомерие.

– Только потому, что у тебя много денег, – напоминаю я.

– И власти. У меня столько гребаной власти, что она чуть ли не сочится из меня. – Уит наклоняется ближе, и я отодвигаюсь. – Они все боятся меня. Сделают все, что я скажу, не задавая вопросов.

– Как в тот раз, когда ты велел им игнорировать меня?

Уит ухмыляется.

– Да. Они все бараны.

– А ты пастух?

– Я засранец, которому принадлежит земля, на которой эти бараны пасутся. Одно неверное движение – и я могу перерезать их всех. – С мгновение он изучает меня взглядом, а я все молчу, заставляя себя не произносить ни слова. Я ничего не могу раздавать просто так. Ни слова, ни эмоции. – Как твоя мать уговорила моего отца зачислить тебя в последний момент?

«Понятия не имею», – хочется сказать мне, но я продолжаю хранить молчание.

– У нее есть компромат на него? Или она, как обычно, встала на колени и отсосала ему в оплату за твое обучение?

Я даже не вздрагиваю от его слов, ведь знаю, что он ждет моей реакции. Вижу это по тому, как он блуждает по мне взглядом от самой макушки. Задерживается на моих глазах. На губах. Ждет красноречивого знака.

Мое лицо ничего не выражает.

– Я могу заключить с тобой сделку. Облегчить твою жизнь в этих стенах, – произносит он, а его голос звучит еще тише и ох как убедительно.

– На каких условиях? – спрашиваю я невозмутимо. Спокойно.

Уголки губ Уита приподнимаются.

– Отсасывай мне и дай кончать на твои сиськи неделю подряд, и я сниму со всех запрет.

Господи, вот же мудак. Хочет кончить мне на грудь?

В мыслях возникает непрошеный образ. Я стою на коленях перед Уитом. Обхватываю губами его впечатляющий член. Я знаю, что он у него большой. Никак иначе. Сомневаюсь, что у Ланкастера может быть маленький член, и я помню, какой была его форма под моей ладонью в тот единственный раз, когда я к нему прикоснулась. На мне ни лифчика, ни майки, грудь на виду, как ему и нравится. Я глажу его член и позволяю ему трахать меня в рот так глубоко, что чувствую, как головка упирается в заднюю стенку горла. А когда он уже близок к разрядке, с его губ срывается грубый стон, он выходит и разбрызгивает сперму по всей моей груди так, что она капает с сосков.

После он нежно стирает ее с моей кожи слегка дрожащими пальцами, все еще сотрясаясь от оргазма. Проводит ими по моим губам и заставляет облизать их и проглотить его сперму безо всяких возражений. Я вижу, как эта сцена разыгрывается перед моим мысленным взором, и понимаю, что фантазии эти немного извращенные, в особенности учитывая мой прежний сексуальный опыт.

– Дай мне пять раз кончить тебе на лицо, и я все улажу, – предлагает он.

На долю секунды я испытываю искушение, но тут же прогоняю этот сладострастный образ из мыслей. Да что со мной не так, черт возьми?

– Нет.

– Три дня. И я смогу кончить тебе на грудь, – озвучивает Уит финальное предложение.

Я смотрю на него, не в силах совладать с голосом.

– Тогда сократим до двух, и ты позволишь мне поласкать тебя пальцами прямо сейчас в классе. – Уит улыбается так широко, что, клянусь, его белые зубы слепят меня даже в полумраке.

– Ни за что. – Я стараюсь не ерзать на стуле при мысли о том, как Уит запускает свои длинные пальцы мне под юбку. В трусики. Между моих ног, поглаживая влажную, возбужденную плоть…

– Ты думаешь об этом. – Его проницательный голос прерывает мои мысли.

– Вовсе нет.

Мы пристально смотрим друг на друга, я опускаю взгляд к его горлу. Вижу, как быстро бьется его пульс на шее и испытываю странное успокоение от того, что оказываю на него такое же сильное влияние, как и он на меня.

– Тебе же хуже, – наконец говорит Уит с пренебрежением. – Я настрою всех против тебя.

– Разве ты еще этого не сделал? – Не знаю, как мне удается сохранять спокойствие в голосе, когда внутри я вся дрожу от его близости. От его угроз сексуальным шантажом. Я должна бы оскорбиться. Почему я не оскорблена?

Потому что тебя тянет к нему. Неважно, что он сказал или сделал, тебе приятна мысль о том, чтобы быть с ним. Ты жаждешь все, что он может тебе дать.

– Ты права, – бросает он. – Сделал. Думал, ты поддашься. Пара минетов – и тебя все полюбят? Если спросишь меня, отличная сделка. Я знаю, что непросто быть новенькой в этой школе, особенно когда тебя ненавидит Ланкастер.

– Не все Ланкастеры меня ненавидят, – манерно тяну я, имея в виду Сильви.

Щеки Уита тотчас краснеют, губы поджимаются от едва сдерживаемого гнева.

– Если ты имеешь в виду моего отца, то ты еще бо́льшая шлюха, чем я думал.

Последние слова он произносит так громко, что ученики поворачивают головы в нашу сторону. Уит берет свой рюкзак, встает и выходит из кабинета, не сказав больше ни слова.

Я смотрю ему вслед, прерывисто дыша. Чувствую на себе любопытные взгляды всех присутствующих, слышу их торопливый шепот. Они слышали его. Как же иначе? Их король назвал меня шлюхой, и теперь я за это поплачусь. Даже сильнее, чем прежде.

Уит обставил все так, будто я сплю с его отцом, а я даже не знакома с этим человеком. Для меня он скорее миф. Вымышленный персонаж, который сыграл в моей жизни роль, при этом ни разу со мной не встречаясь.

Теперь Уит считает, что я спала с его отцом, чтобы обеспечить себе место в школе «Ланкастер». Неужели он правда верит, что я опустилась бы до того, чтобы переспать с мужчиной, у которого много лет был роман с моей матерью? У меня такое даже в голове не укладывается.

Но когда дело касается Уита, у меня многое не укладывается в голове.