Текст книги "Осенний призрак"

14

«Скорая» с изрешеченным телом Йерри Петерссона медленно движется в сторону леса, словно стараясь не разбудить или не потревожить мертвеца. Собака в машине лает ей вслед, прыгая на стекло.

Стоя на склоне замкового холма, Малин Форс видит, как раскачиваются на ветру зеленые фонари, как их напоминающий о лесе свет добавляет этому серому дню мрачности. На поляне в кучах перегноя то тут то там мелькают яркие осенние листья, словно сложенные бумажки с красочными детскими рисунками. А голые кроны возвышающихся над холмами деревьев, кажется, с любопытством смотрят удивительный спектакль сегодняшнего дня и машут ветвями под порывами ветра, будто прощаясь.

Вопросы те же, что и всегда в начале расследования. Малин задает их себе и знает, что это же делают и другие члены разыскной группы.

Как разобраться во всем этом?

Что случилось?

Кем ты был, Йерри Петерссон? Ответ на вопрос, откуда явилось насилие, всегда надо искать в жизни убитого и в его смерти. Что за механизм запустило в движение его возвращение в эти места? Он прожил здесь целый год, но порой зло пробуждается медленно.

И вот, кажется, лес перед ней расступается, деревья расходятся, и зияющая пустота между стволами наполняется мраком, кишащим бесформенными существами. Малин слышится голос: «Я буду летать здесь тысячи лет, я буду господином над этими землями».

«Спаси меня! Я очень виноват, но спаси меня, дай мне прощение!»

А потом тот же голос спрашивает шепотом: «Почему я стал тем, кем я стал?»

Женщине видятся бледно-желтые змееныши, извивающиеся у нее под ногами. Она топчет их, но они не исчезают.

Малин зажмуривает и снова открывает глаза.

Змееныши и существа пропадают. Обычный осенний лес, удручающе серый. Под ногами гравий. Что это было? Тем не менее она не чувствует страха. «Я схожу с ума или просто слишком много пью и нервничаю?» – спрашивает себя Малин. А потом она думает о том, что здесь всего лишь несколько часов назад один человек в ярости зарезал другого.

Кто-то убил Йерри Петерссона.

Она снова включает мобильник, выключенный, как только она оказалась здесь. Два пропущенных звонка, оба от Туве, но сообщений нет. Я должна, должна перезвонить ей сейчас же.

Собака замолчала. Должно быть, легла на заднем сиденье.

– Малин, Малин!

Она узнает голос Даниэля Хёгфельдта. Он зовет ее с водительского места репортерского автомобиля «Коррен».

Ей хочется показать ему средний палец, но вместо этого она кивает ему.

– Что ты можешь мне предложить? – У него живой, заинтересованный голос.

– Забудь об этом, – отвечает Малин.

– Ведь он убит, так? И это Петерссон.

– Ты узнаешь об этом позже. Карим наверняка соберет пресс-конференцию.

– Ну пока, Малин!

Женщина кивает, а Даниэль улыбается, тепло и приветливо. Именно той улыбкой, какая ей сейчас нужна. Это так заметно?

Даниэль написал статью о Йерри Петерссоне. Может, он что-нибудь еще знает? Но я не буду спрашивать его сейчас, мне нужно многое проверить.

Когда Малин переехала к Янне, она думала, что любовных свиданий с Даниэлем больше не будет. Он позвонил ей однажды вечером, когда она садилась в машину, чтобы отправиться домой после тренажерного зала в подвале полицейского участка, где выжала из себя все соки и тем не менее чувствовала, что телу этого недостаточно, чтобы успокоиться.

– Ты можешь приехать?

Через десять минут она лежала голая в его постели в квартире на Линнегатан.

Они не сказали друг другу ни слова. Ни в тот раз, ни в следующий, ни потом. Он просто брал ее с той силой, на какую было способно его тело, а она отдавалась ему. А потом они оба кричали и смотрели друг на друга, словно спрашивая: что это такое? Что мы делаем? Чего нам не хватает?

Даниэль Хёгфельдт глядит на Малин и волей-неволей задается вопросом: почему она такая измотанная? Настолько измотанная, что еще чуть-чуть, и она потеряет всю свою сексуальность.

Он хотел, чтобы она видела в нем нечто большее, чем просто тело, но, кажется, напрасно. Похоже, Малин плохо думает о нем, полагая, что ему нужна только информация о расследовании. На самом деле он хочет быть ближе к ней.

«Она снова съехалась со своим бывшим мужем. Но хорошо ли им вместе, если ей по-прежнему нужен я? Совершенно очевидно, что она плохо себя чувствует. Но стоит мне только попытаться что-нибудь сказать, как она тут же развернется на сто восемьдесят градусов и уйдет под любым предлогом».

Даниэль откидывается на сиденье. Видит, как лысый полицейский, которого, насколько ему известно, зовут Харри, подходит к Малин.

Даниэль закрывает глаза. Он готов разыгрывать из себя отчаянного репортера, когда хочет выжать из других то, что ему нужно.

Малин и Харри приближаются к автомобилю, и собака поднимается на заднем сиденье. Она бросает нетерпеливый взгляд на миску с водой в руке Харри, виляя обрубком купированного хвоста. Но стоит им открыть дверь, как собака спрыгивает со своего места, садится на пол за водительским сиденьем и как будто чего-то ждет. Харри ставит перед ней миску, и она принимается громко лакать.

– Мы отвезем ее Бёрье, – говорит Малин.

– О’кей, – соглашается Харри.

Он садится за руль, а Малин устраивается рядом.

Собака скулит сзади.

Малин вспоминает обнаженное тело Даниэля Хёгфельдта.

«Чего мне не хватает?» – спрашивает себя она.

На краю дороги, ведущей к Скугсо, неподалеку от поворота на Линчёпинг, стоит дом, выкрашенный красной фалу[24]24
  Фалу – натуральная шведская краска, применяющаяся обычно при окраске деревянных построек. Состоит из пигмента, образованного в результате минерализации медного рудника в Фалуне (Швеция). Наиболее распространенный цвет – темно-красный.


[Закрыть]. Лес и пашня вокруг напоминают большой сад. Малин и Харри останавливаются здесь на пути в город: внутренний голос говорит Малин, что они должны побеседовать с тем, кто живет в этом доме, что это дело не стоит доверять полицейским в форме.

– С собакой все будет в порядке.

Форс подносит к двери сжатую в кулак руку. Но прежде чем рука успевает достигнуть своей цели, дверь открывается.

Малин отскакивает назад, Харри бросается в сторону. Они видят направленное прямо на них дуло охотничьего ружья, его держит в руках низенькая седая старушка.

– Ну и кто вы? – кряхтит она.

Малин продолжает пятиться, замечая краем глаза, как Харри нащупывает свое оружие.

– Тихо, тихо, – успокаивает старушку женщина. – Мы из полиции. Позвольте, я достану свое удостоверение.

Старушка смотрит на Малин и, похоже, узнает ее.

– Вас я видела в выпуске новостей, – говорит она, опуская ружье. – Входите. Прошу простить меня, никогда не знаешь, с кем столкнешься в этих краях.

В автомобиле снова залаяла собака.

– Верхнюю одежду снимите в прихожей. Кофе? Сейчас время обеда, но мне нечего предложить вам.

Хозяйка, назвавшаяся Линнеей Шёстедт, приглашает их пройти на кухню.

«Глядя на нее, я чувствую себя просто развалиной», – думает Малин, у которой при упоминании об обеде к горлу подступает тошнота.

Старуха кладет ружье на деревенский стол, стоящий на желто-зеленом, очевидно домотканом, тряпичном коврике. Старая плита из Хюскварны[25]25
  Хюскварна – пригород города Йончёпинга. Известен своим металлургическим заводом, основанным еще в 1689 году и производящим самую разнообразную технику.


[Закрыть]. На стенах коллекционные тарелки.

Запах старости, кисловатый, но не сказать что слишком неприятный, и острое чувство того, что время всегда возьмет свое, как бы человек ему ни сопротивлялся.

– Присаживайтесь.

Старуха уже забыла об инциденте с оружием, но у Малин в жилах все еще пульсирует адреналин, а одежда Харри до сих пор мокрая от травы, в которую он упал при виде направленного на него дула. Они смотрят, как Линнея ставит на огонь старый кофейник и достает чашки с голубыми цветочками.

– Вам не следует встречать людей с оружием в руках, – замечает Харри, усаживаясь за стол.

– Я уже сказала: никогда не знаешь, с кем столкнешься.

Малин устраивается на неудобном деревянном стуле.

– Вы имеете в виду что-то конкретное? – уточняет она.

– Кто знает, на что способны злые люди. Ведь что-то уже, должно быть, случилось, раз вы здесь.

– Да, – отвечает Малин. – Йерри Петерссон, новый хозяин Скугсо, найден мертвым.

Линнея Шёстедт кивает.

– Убит?

– Скорее всего, – отвечает Харри.

– Я не удивлена, – говорит старуха, разливая кофе. – У меня нет никакого хлеба, я толстею от него, – добавляет она.

– И вот нас интересует, не заметили ли вы чего-нибудь необычного вчера, нынешней ночью или сегодня утром?

– Утром, – отвечает Линнея, – я видела, как Линдман и Юханссон проезжали в сторону замка. Где-то в половине восьмого.

Малин кивает.

– И больше ничего?

Малин делает глоток кофе, натурального и такого крепкого, что волосы на затылке встают дыбом.

– Старый человек, вроде меня, – продолжает Линнея Шёстедт, – не всегда уверен в том, что то, что он видел или чувствовал, действительно происходило, а не пригрезилось ему. Насчет Юханссона и Линдмана я знаю точно, потому что тогда я пила свою первую чашку кофе. Но что касается того, что я видела до этого, не совсем…

– То есть вы что-то видели и до этого, Линнея?

Малин изо всех сил старается выглядеть серьезной, как будто придает виденьям старухи большое значение.

– Мне показалось, я видела черный автомобиль, направлявшийся к замку, лишь только начало светать. Но я не уверена. Иногда мне снится, что я поднимаюсь с постели. Может, так оно было и на этот раз.

– Черный автомобиль?

Линнея Шёстедт кивает.

– Какой именно? Марка?

– Кажется, «Универсал». Он был большой. Я никогда не интересовалась марками автомобилей.

– Вы арендуете землю у замка? – спрашивает Малин.

– Нет, слава богу. Мой отец выкупил дом у Фогельшё в пятидесятые годы. Я переехала сюда двадцать лет назад, когда он умер.

– Что вы знаете о Петерссоне?

– Он здоровался, завидев меня. Приятный молодой человек, даже если он не всегда бывал таким. Я слышала о его делах с тем Гольдманом и о прочем…

– Гольдманом?

– Да, Йохеном Гольдманом. Тем, который надул то финансовое предприятие в Стокгольме на многие сотни миллионов, а потом уехал за границу. У них вроде были какие-то совместные дела, я читала об этом в Сети. А вы ничего не знаете, констебли? Этот Гольдман, должно быть, жуткий тип.

– Жуткий? – переспрашивает Малин.

Линнея Шёстедт не отвечает, только едва заметно качает головой.

«Обидно, – думает Форс, – когда тебя обскакивает восьмидесятилетняя дама». Конечно, Гольдман фигурировал в той статье Даниэля Хёгфельдта, но в ней речь прежде всего шла о Петерссоне, о его планах на замок и о том, что он, можно сказать, выгнал Фогельшё из их родового гнезда.

Тем не менее Малин запомнила имя Йохена Гольдмана и то, что он надул котирующееся на бирже предприятие при помощи одного французского графа; что скрывался за границей в течение десяти лет, пока не истек срок давности его преступления, снискал внимание средств массовой информации и издавал книги о своей жизни в изгнании. И никто на их встрече в замке не придал значения связи между финансовым мошенником и убитым.

Странно. Хотя, вероятно, расследование сейчас только набирает обороты, и пути его пока туманны, как осенний пейзаж за окном.

– Что вы делали сегодняшней ночью? – спрашивает Малин с раздражением в голосе.

– Инспектор полагает, что я причастна к смерти Петерссона?

– Я ничего не полагаю, – говорит Малин. – Просто ответьте на мой вопрос, будьте добры.

– Я вернулась домой на такси из Линчёпинга часа в четыре утра, вы можете это проверить. Ночью я была у Антона, моего любовника из Валлы[26]26
  Валла – район Линчёпинга.


[Закрыть]. Я дам вам его телефон.

– Спасибо, – говорит Харри, – но это вряд ли пригодится. Вам больше нечего нам сообщить?

Старуха щурит глаза. Открывает рот, словно хочет что-то сказать, но не говорит ни слова.

Харри собирается заводить машину. Он только что приласкал собаку, поговорил с ней, успокоил, после чего она снова улеглась на пол. Кажется, ей не доставляет удовольствия смотреть в окно на леса и пастбища.

«Мой мозг плохо работает, – думает Малин. – Он хочет спирта».

Гольдман причастен к крупнейшему финансовому скандалу в истории страны, и ему удавалось скрываться, пока не истек срок давности преступления. И с этим типом у Петерссона были дела. Коллегам предстоит многое проверить, в комнатах замка горы бумаг, а когда речь идет о расследовании убийства, полицейские могут брать все, что им требуется, и не спрашивать никакого разрешения. С кем мог еще быть связан Йерри Петерссон, если он имел дело с Гольдманом?

Малин смотрит на подернутые туманом поля, леса и дорогу. Тысячи переходящих друг в друга оттенков серого цвета. Ветер достаточно сильный, и намокшие листья кружат над черно-зеленой землей, словно тяжелые хлопья медного цвета, блуждают туда-сюда, похожие на металлические звезды на фоне слишком низкого неба. А поодаль, на склоне холма, темно-красная листва лежит рядами, напоминая кровавые ручейки на теле Йерри Петерссона.

Нужно перезвонить Туве.

Малин пытается зафиксировать взгляд, но у нее все плывет перед глазами. Она не хочет смотреть на свое опухшее лицо в зеркальце заднего вида и думать о том, почему она так выглядит, отводит взгляд от своих горящих от стыда щек, мелких морщинок на лице. Автомобиль, кажется, куда-то падает. Ей трудно дышать, хочется выброситься наружу. Туве, Янне, сможете ли вы когда-нибудь простить меня?

Ад.

Дайте же мне пить. Сейчас же. Меня прошиб пот. Я знаю, что я должна делать, но не могу, ни черта не могу…

– С тобой все в порядке? – спрашивает Харри.

– Вполне, – отвечает она, направляя свои мысли в русло спасительного для нее расследования.

Черный автомобиль во сне? Линдмана? Юханссона? Но что они делали там в это время?

Йохен Гольдман.

Вся семья Фогельшё.

Жадная до денег публика.

Кто из них хуже?

15

Одна только мысль о том, что им предстоит пересмотреть все эти бумаги, вызывает в Юхане Якобссоне раздражение. Сколько папок они уже перенесли в эту комнату? Двести? Триста? Его светло-голубая рубашка в грязно-серых пятнах. Он озирает зал заседаний полицейского участка, до сих пор ощущая во рту вкус мяса под соусом, которым не так давно пообедал.

Эта комната без окон с желто-серыми ткаными обоями и консольными полками на стенах будет их штаб-квартирой в расследовании убийства Йерри Петерссона.

Два жестких диска.

Вся его успешная профессиональная карьера свалена в кучу в чулане полицейского участка.

«Печально», – думает Юхан. Тем не менее он рад, что в эту пятницу все-таки что-то произошло. Они не успели доехать до Несшё, куда направлялись к родителям жены, когда позвонил Свен Шёман, рассказал, что случилось, и поинтересовался, не сможет ли Юхан приехать.

«Я буду через час-два», – ответил Якобссон.

Жена пришла в ярость, и он не мог ее в этом винить. Скрепя сердце она отвезла его в Скугсо, а потом одна, с детьми, повернула обратно, в сторону Несшё.

Но даже вся эта бумажная работа, ожидающая их, в сотни раз веселее общения со стариками. Им всегда есть что сказать по любому вопросу, в частности о семейной жизни. Гораздо больше, чем под силу выслушать Якобссону.

Каждый должен заниматься своим делом, так гораздо лучше.

Бумаги в папках и документы на жестких дисках рассказывают о тех случаях, когда люди делали не то, что должны, – по крайней мере, в этом Юхан уверен. Какого дерьма здесь только не найдешь! На какое дерьмо только не выйдешь через эти бумаги! А может, они ничего и не найдут. Ведь иметь сомнительную репутацию не противоречит закону.

Папки помечены датами, в некоторых случаях именами. Они просмотрели лишь несколько из них. Йерри Петерссон был, похоже, аккуратный человек, каждый документ на своем месте. Это не уменьшает объема работы Юхана и Вальдемара Экенберга, хотя и несколько упрощает ее.

Имена на папках неизвестны Юхану, кроме одного: Гольдман. Манящая тень, кажется, больше из области фантастики, хотя этот человек и существует в действительности. Форс звонила, говорила о связи Петерссона с Гольдманом, а теперь папка с его именем лежит на столе перед Юханом. Как минимум тридцать документов, испещренных цифрами – своеобразными символами алчности.

Голос у Малин грубоватый, какой бывает от алкоголя, немного усталый и печальный. С каждым днем она выглядит все более измотанной, и Юхан хочет спросить ее, как она себя чувствует. Но Малин Форс не из тех, с кем можно болтать об эмоциональных переживаниях.

Дверь открывается с сердитым скрипом. В проеме стоит Вальдемар, отягощенный двумя коробками. В них папки с бумагами и жесткие диски.

«То, что мне сейчас надо», – думает Юхан, но Вальдемар воспринимает эту работу как наказание. Вероятно, в какой-то степени так оно и есть: Свен хочет держать этого печально известного безумца под контролем. Слухи верны: Якобссон сам не раз видел, как Вальдемар вытягивает из людей информацию. Однажды он прижал пистолет к шее одного подозреваемого, чтобы добиться от него правды или того, что полицейский считал правдой. Иногда это работает, но только в краткосрочной перспективе. В конце концов насилие всегда кусает себя за хвост.

Вальдемар небрежно бросает коробки в угол комнаты и распрямляет спину. Он фыркает и пыхтит, бормочет что-то насчет того, что ему нужна сигарета. Потом садится за стол, и Юхан видит, как неудобная прорезиненная обивка стула прогибается под спиной коллеги.

– Черт, что за дерьмо на нас спихнули!

– Если нам повезет, всплывет что-нибудь, с чего мы, по крайней мере, могли бы начать, – отвечает Якобссон.

Он вспоминает, как прибирался в квартире своих родителей четыре года назад, когда умер отец, всего лишь через несколько месяцев после матери. Как рылся в бумагах, искал что-нибудь, из чего можно было бы извлечь деньги: ценные банковские бумаги или выигрышный лотерейный билет – единственный способ для его родителей получить более-менее существенную сумму. Но ничего такого он не находил. И ему было стыдно.

– Ты веришь в это? – спрашивает Вальдемар.

– Нет.

– Что же указывает на то, что этот Петерссон был таким негодяем? Был ли он связан с преступным миром города? Надо навести справки. Я мог бы выйти и переговорить кое с кем.

– Сейчас сосредоточимся на бумагах, – устало отвечает Юхан.

Вальдемар вытаскивает пачку сигарет из кармана пиджака и протягивает Юхану.

– Хочешь? Ты не против, если я закурю?

Комната наполняется тошнотворным табачным дымом.

В здании полицейского участка курить запрещено, но Якобссон не может сказать «нет», не хочет выглядеть неженкой со слабыми легкими в глазах настоящего парня.

«Почему меня должно заботить, что он обо мне подумает?» – спрашивает себя Юхан.

Тем не менее его это заботит.

Они рассеянно пролистывают бумаги. Юхан потребовал несколько дополнительных мониторов и клавиатур, чтобы читать документы с жестких дисков Петерссона здесь, в комнате.

С чего начать? Ни малейшего понятия. И Вальдемар высказывает вслух его собственную мысль:

– Чертовски много работы. Нам нужна помощь. И потом, там будет информация по финансам, в которых я, честно говоря, ничего не смыслю. А ты?

Юхан качает головой:

– Немного.

– Нам нужен кто-нибудь из отдела экономических преступлений.

– А еще лучше для начала как следует поискать в Интернете. Не найдем ли мы там чего-нибудь подозрительного? В том числе и касающегося его отношений с Гольдманом.

Вальдемар роняет черную папку на пол, ругнувшись, поднимает ее и кладет высоко на полку.

«Бумаги, бумаги, бумаги», – думает Юхан.

Жизнь бизнес-юриста, адвоката, производителя бумаг. И скрытого преступника? Нельзя, имея таких знакомых, как Гольдман, самому оставаться чистым. Или все-таки можно?

В Гугле имя Йерри Петерссона упоминается 1 278 989 раз. Положим, в тысяче случаев речь идет о том самом Йерри Петерссоне. Несколько раз встречается и название его фирмы в Стокгольме – АО «Адвокатская контора Петерссона».

Юхан просматривает последние годовые отчеты. Похоже, юрист работал один, никого не нанимал, даже секретаря. Правда, были аудиторы, с которыми он даже не встречался. И никакой отчетности после того, как он купил замок. Только бумаги, подтверждающие то, что деятельность фирмы прекращена. В то же время он открывает новую фирму, «Ром продакшнс», чтобы развивать Скугсо. Бегло просматривая документы, Юхан не нашел в них ничего подозрительного, при всей своей неосведомленности в теме финансовой отчетности.

«И все-таки довольно много упоминаний», – думает он, стараясь не обращать внимания на тяжелый кофейно-табачный запах, распространяемый коллегой, наклонившимся прямо к его уху.

Теперь они сидят за столом Юхана в общем офисном помещении, работать в закрытой комнате стало невыносимо.

Множество раз под именем Йерри Петерссона упоминается семнадцатилетний игрок в гольф из города Арбуги.

Часто имя Петерссона встречается рядом с именем Гольдмана: в статьях в «Дагенс индастри», «Веканс афферер», «Сверье дагенс нэрингслив»[27]27
  Центральные шведские экономические газеты.


[Закрыть]. Такое впечатление, что Петерссон был доверенным лицом Гольдмана, пока тот жил за границей, посредником в его контактах с властью и СМИ.

В нескольких случаях речь идет о деловых контактах. Но никаких сенсационных историй, только скучные, на первый взгляд совершенно нормальные, торговые соглашения.

И вот имя Йерри Петерссона всплывает в связи с неким компьютерным предприятием, проданным фирме «Майкрософт» в начале 2002 года. Петерссон был, по-видимому, одним из инвесторов этого предприятия и от продажи должен был получить двести пятьдесят миллионов крон.

Юхан присвистнул.

– Вот дьявол! – вздыхает Вальдемар.

«Работа бизнес-юриста сделала тебя денежным мешком, – думает Юхан. – Но, черт возьми, после этой сделки ты стал просто неприлично богат!»

Они читают о компании.

Ничего такого, что указывало бы на раскол. На первый взгляд все вполне корректно. Ничего подозрительного, просто масса новоиспеченных счастливых мультимиллионеров.

И вот снова Гольдман.

Если верить статье, написанной в этом году, в то время, когда истек срок давности преступления Гольдмана, он проживал на Тенерифе. К статье прилагаются фотографии дородного, чем-то похожего на жабу мужчины с темными волосами и в солнцезащитных очках. Мужчина сидит за рулем большого спортивного катера в залитой солнцем гавани.

– Вот с чего мы должны начать, – говорит Юхан.

– Так мы и сделаем, – соглашается Вальдемар. – Однако не мешало бы и порасспросить моих знакомых.

Свен Шёман меряет шагами свой кабинет. Вероятно, в таких случаях ему не хватает его большого живота, надежной круглой опоры для сложенных в замок рук, помогающей думать. Вместо него под бежевой рубашкой и пестрым коричневым пиджаком пустота.

Карим Акбар стоит возле своего письменного стола. Он только что звонил в Стокгольм и просил помощи у экономического отдела.

Пресс-конференция через двадцать минут.

Только что они получили предварительный отчет от Карин. Вскрытие тела Йерри Петерссона показало, что он умер от удара по затылку тупым предметом, возможно камнем. Ножевые ранения, всего около сорока, были нанесены, скорее всего, после его смерти либо потери сознания от удара по голове. В легких нет воды, а значит, он точно был мертв, когда попал в ров. По состоянию трупа можно предположить, что смерть наступила между четырьмя и половиной седьмого утра, он пролежал в воде не более четырех часов. Убийство – вот единственно возможное заключение. Преступник может быть как мужчиной, так и женщиной. Раны достаточно глубокие, но не настолько, чтобы их не могла нанести женщина. Судя по направлению ударов, убийца правша.

Осмотр автомобиля Петерссона еще не закончен, но на склоне замкового холма ничего найти не удалось: дождь уничтожил все возможные доказательства.

В самом замке тысячи различных отпечатков пальцев. Многим из них, вероятно, десятки лет, но нет ничего, что указывало бы на преступление. Имущество жертвы как будто нетронуто. Никаких свидетельств убийства с целью ограбления. В часовне и прочих замковых строениях все так же чисто.

Нужно искать орудие убийства, а для этого лучше всего освободить ров от воды. Водолазы ничего не смогли найти в донном иле. Свен подумал было о рыбках, но понял, что ими придется пожертвовать.

– Что будем говорить журналистам? – Свен смотрит на Карима.

– Говори как есть, не вдаваясь в детали.

– А связь с Гольдманом?

– Об этом они уже знают, есть на сайте «Коррен». Здесь четвертый канал, национальное телевидение. Многие ждут. Чертова суматоха!

Свен вспоминает лицо Малин Форс. В замке она выглядела измотанной как никогда. Красная, опухшая, почти старая. Как будто пила всю ночь. Или что-нибудь случилось с Туве? Она винит себя в том, что произошло прошлой осенью в Финспонге. А может, здесь дело в ее отношениях с Янне? Похоже, там не все ладится.

«Что за черт? – думает Шёман. – Откуда у меня такое чувство, что самое страшное еще впереди?»