Текст книги "Средневековая философия и цивилизация"

III. Новый дух: ценность и достоинство отдельного человека

Теперь мы видели процесс формирования новой духовности. Тогда что же составляет суть этого духа, духа, который поднялся из глубин средневековой души, который пропитан христианством и который из Англии и Франции проник в Западную Европу?

Феодальные чувства par excellence (по преимуществу), которые до сих пор так глубоко внедрены в наше современное сознание, – это чувства ценности и достоинства отдельного человека. Феодальный человек жил как человек свободный, он был хозяином своего дома, он искал свою цель в себе; он был – и это схоластическое выражение – propter seipsum existens (существующим сам по себе); все феодальные обязательства основывались на уважении к личности и данном слове. Скрупулезное соблюдение феодального контракта порождало обоюдную лояльность вассала и феодального сеньора; отцовские чувства и самопожертвование среди людей, также принадлежащих к этому сословию.

Под влиянием Клюни эти феодальные чувства стали христианскими по характеру, потому что христианство наложило на каждую душу, купленную жертвой Христа, бесценную значимость, и оно облекло бедных и богатых, великих и малых равным стандартом этой значимости. Скрупулезное соблюдение феодального контракта порождает верность. Когда верность становится христианской добродетелью, она умножает уважение к женщине и честность у бедняков, – ту честность, которая, по словам святого Луи IX[30]30
  Луи IX, Людовик IX, святой Луи Французский, святой XIII в. (1214–1270) – король Франции. Мудрый и набожный правитель, оставшийся в народной памяти благодаря Крестовым походам в Египет и Палестину. (Примеч. пер.)


[Закрыть], была подобна сладкому меду на губах. Честь стала паролем рыцарства – неким моральным институтом, наложенным на феодализм. Светские обычаи образованных мирян стали мягче благодаря общению с рыцарством и учтивыми манерами, распространившимися повсеместно.

IV. Новые формы искусства

Но XII век породил совершенно новые формы искусства, и действительно изумительным образом. Все ветви древа искусства быстро расцветали под благодарными зефирами грядущей новой весны: chansons de geste[31]31
  «Песнь о деяниях» – жанр французской средневековой литературы, эпические поэмы, самая известная из которых «Песнь о Роланде». (Примеч. пер.)


[Закрыть], или рыцарские романы (обычно в стихах), изобретенные трубадурами; письма Абеляра и Элоизы, которые хотя и сдержанные, но изображают весь пыл человеческой любви; гимны на чистейшей латыни, написанные такими людьми, как святой Бернар, плавность которых напоминает нам журчание ручейка, а время от времени шум речной воды в половодье, или стансы, сочиненные Адамом Сен-Викторским[32]32
  Адам Сен-Викторский (фр.) – монах-августинец, поэт (ок. 1110–1180). Ок. ИЗО г. стал монахом аббатства Сен-Виктор и оставался в нем до конца жизни. Наряду с Гуго Сен-Викторским и Ришаром Сен-Викторским Адам Сен-Викторский является выдающимся представителем духовной культуры этого аббатства. Авторство значительной части стихотворений, традиционно приписываемых Адаму Сен-Викторскому, является спорным, но про большинство из них известно, что они возникли в аббатстве Сен-Виктор. В творчестве Адама Сен-Викторского секвенция, как жанр возникшая в XI в., достигла своего совершенства. По содержанию поэзия Адама Сен-Викторского литургическая. Она продолжает традицию аллегорического истолкования Священного Писания; прославление Христа, Церкви и Девы Марии наполнено у Адама Сен-Викторского образами, взятыми из истории. Среди наиболее известных стихов Адама Сен-Викторского секвенции на праздник Святой Троицы и на Пасху, о святом Стефане Первомученике и ряд секвенций, посвященных Пресвятой Деве Марии, самая знаменитая из которых Salve Mater Salvatoris. (Примеч. пер.)


[Закрыть], этим замечательным поэтом, который в тишине своего монастыря в Париже, воспевал в совершеннейшей форме на латыни празднество божественной любви[33]33
  Ср.: Adams Н. Mont St. Michel and Chartres. Ch. XV «The Mystics».


[Закрыть].

Но, главным образом, именно в это время были выстроены те самые величественные аббатства и костелы в романском стиле с их разнообразными новыми формами, такими как бочкообразные своды, башни, дверные проемы, крестообразные планы постройки, хоры с окружающими их крытыми галереями и исходящие из центра капеллы.

В этих формах функции церковного храма заблистали с изумительной ясностью, и все-таки в них гармонично видна зрелая сила того периода. Появились местные школы архитектуры, такие как в Нормандии, Оверни, Пуату, Бургундии, а бенедиктинские аббаты были поборниками новых стандартов архитектуры. Они не стали заимствовать формы романского стиля, а, скорее, переняли и развили религиозную архитектуру, в которой им приходилось находиться.

В то же время они реквизировали на службу архитектуры все приемы украшения. Голые безжизненные колонны были облечены жизнью, их капители покрыты каменными цветами, порталы заселены статуями, в окнах святилищ были вставлены витражи, фрески или фресковая живопись покрывали стены и скрывали наготу камня, весь храм был покрыт мантией красоты. Монахи-художники обучались украшениям колонн и ваянию статуй, и они путешествовали из одной мастерской в другую, в то время как другие открывали такие школы живописи, как в Сен-Савене рядом с Пуатье, где фрески XII века до сих пор сохранили свои яркие краски[34]34
  На этих фресках поражает «этикет» того времени, особенно в манерах держать себя дам и рыцарей, полных элегантности.


[Закрыть].

V. Влияние Франции в XII веке

Вообще считается, что феодальный обычай и зачатки искусств родились во Франции и оттуда распространились в другие страны, а бенедиктинские ордена Клюни и Сито были ведущими организациями в этом распространении. В Англии проникновение феодальных обычаев объясняется близкими отношениями, существовавшими между двумя странами, и ордена Клюни и Сито полетели туда роем, словно пчелы из улья. Церкви аббатств Сент-Олбанса и Малмсбери, а также Фаунтинское аббатство были выстроены по принципам, заимствованным из Нормандии. Но, несмотря на все их заимствования, какими бы те ни были, они, несомненно, обладают очарованием оригинальности. Однако эпическая литература, которая достигла такой высокой степени совершенства у Чосера, все еще демонстрирует влияние французских фаблио[35]35
  Фаблио – жанр средневековой французской литературы: короткая стихотворная повесть, иногда поучительная. (Примеч. пер.)


[Закрыть]. Ведь в XII и XIII веках «Франция, если не Париж в действительности была оком и мозгом Европы, местом происхождения почти всех литературных форм, местом отделки и шлифовки даже тех форм, которых она не порождала» [36]36
  Saintsbury. The Flourishing of Romance and the Rise of Allegory. London, 1897. S. 266.


[Закрыть].

Немецкие историки, такие как Лампрехт[37]37
  Лампрехт Карл (1856–1915) – немецкий историк. Был профессором в Бонне, Марбурге и Лейпциге. На русский язык переведен его фундаментальный труд «История германского народа» (М., 1894) в 12 томах. (Примеч. пер.)


[Закрыть] и Штайнхаузен[38]38
  Шт ейнгаузен Георг (род. 1866) – немецкий писатель, директор университетской библиотеки в Йене, редактор известной Zeit-schrift fur Kulturgeschichte. Из его историко-культурных работ известны также Geschichte des deutschen Briefes (1889–1891); любопытны его очерки Aus dem Tagebuch eines Unbedeutenden (1894). (Примеч. nep.)


[Закрыть], признают ту же гегемонию французских идей и в Германии[39]39
  Steinhausen. Geschichte der deutschen Kultur. Bd. I. 1913. S. 312: «Frankreich wird das kulturell-fuhrende Land».


[Закрыть]. Цистерцианцы, которые хлынули из Франции, занялись в Германии, Богемии и Венгрии работой по вырубке лесов, что так сильно изменило экономический фасад Центральной Европы.

Но именно французы также ввели при швабском дворе правила этикета, начиная от манер приветствия и поведения за столом и кончая привычкой управления и регулирования во всем. Монахи Клюни привнесли романскую архитектуру на берега Рейна, в то время как цистерцианцы позднее стали пропагандистами готической архитектуры.

И наконец, романская архитектура рождена на крыльях французского влияния, была перенесена вместе рыцарством через Альпы. Они также миновали Пиренеи, и мавританский гений придал свою улыбку суровым формам западного искусства.

Итак, вернемся к нашей теме: XII век – век конструктивный, великие силы находятся в процессе формирования, хотя их усилия еще не объединены. Местный дух, который расколол Францию, Англию и другие страны на небольшие феодальные города с самоуправлением, проявляется даже в отдельных мастерских художников, в каждой детали организации светской и религиозной жизни.

Глава третья
Цивилизация, как она отражена в философии

I. Местонахождение философских школ; вторжение иностранцев во французские школы

Такая цивилизация созрела для понятий духовных. И так случилось, что культура, как интеллектуальная, так и философская, расцвела в этот весенний сезон Средневековья. Как редко встречающееся в природе растение, она быстро выросла посреди буйного сада. Мы ограничимся рассмотрением трех сторон отражения цивилизации в философии XII века, а именно: местонахождение школ; ясное разграничение некоторых отраслей знаний; подтверждение в философских терминах ценности человеческой личности.

Первое: было вполне естественным, что философская жизнь должна была подвергаться ограничениям того самого местного духа, который царил повсюду.

По всей Франции многочисленные независимые школы были собраны вокруг соборов и аббатств. Каждая была детищем свободы, литературной республикой, зависимой лишь от епископа или настоятеля, поскольку в XII и XIII веках правительственного контроля образования не было. Каждая школа стремилась превзойти других тем, что умножали свои библиотеки, приглашали преподавателей из числа известных, привлекали студентов на свои интеллектуальные турниры.

Такой образовательный режим был благотворным, поскольку способствовал изучению наук и взрастил легион выдающихся гуманитариев, теологов, юристов и философов. Нам ничего не остается, как упомянуть школы Клюни и Сито в Бургундии; Ле-Бек в Нормандии; школы Орийака и Святого Мартина в Туре; Лоба; Сент-Омера; школы при соборах Лана, Шартра, Реймса, Парижа и многие другие. Все они развивались среди феодальных княжеств, несмотря на тот факт, что сюзерены в основном пребывали в военных походах. В то время это было возможно, потому что военные действия интересовали лишь профессиональных военных и не влияли на условия жизни любой страны в целом. Среди самых знаменитых преподавателей XII века были Ансельм Лаонский, Гильом де Шампо, Абеляр, Гуго и Ришар Сен-Викторские, Аделард Батский, Алан Лилльский и ученые мужи Шартра; но есть много других, чьи имена появятся по мере нашего продолжения. Им нравилось странствовать из одного места в другое, и мы видим определенную систему обмена преподавателями, которая была тогда в моде. Гильом де Шампо успешно обучал философии в кафедральной школе Лана и Парижа, а также в Сен-Викторском аббатстве в Париже. Теодорик Шартрский был преподавателем в Шартре, а также в Париже; Вильгельм из Конша и Гильберт Порретанский – в Шартре и Париже; Аделард Батский побывал в Париже и Лане; Пьер Абеляр, странствующий рыцарь диалектики, который был вызван на турнир силлогизмов, как другие члены его семьи были вызваны сражаться на турнире, читал лекции в Мелене, в Корбее, в своей частной школе при Параклете[40]40
  Параклете – монастырь Святого Духа недалеко от Труа, во Франции, место убежища знаменитого философа Абеляра. (Примеч. пер.)


[Закрыть] и неоднократно возвращался в парижские кафедральные школы.

Во времена Абеляра наводнение французских школ иностранцами достигло своих высот. В основном наплыв английских студентов все время увеличивался. Это было благодаря близким отношениям, существовавшим между обеими странами, и недостатку образовательных центров на Британских островах. Не один оставался преподавать там, где обучался. Например, был такой Аделард Батский, который говорил о Gallicarum sententiarum constantia (согласованности французского образа мышления) и который оставил своего племянника в Лане овладевать Gallica studia (французской наукой), пока сам путешествовал по Испании[41]41
  «Meministi nepos, quod septennio jam transacto, cum te in gallicis studiis репе parvum juxta Laudisdunum una cum ceteris auditoribus in eis dimiserim, id inter nos convenisse, ut arabum studia ego pro posse meo scrutarer, gallicarum sententiarum constantiam non minus adquireres». Adelardi Batensis de quibusdam naturalibus quaestionibus // Man. lat. Escorial. О III. 2. Fol. 74 R^a. Cp.: Antolin P. Catalogo de los codices latinos de la real Bibl. del Escorial. Vol. III. P. 226. Мне не удалось обнаружить копию инкунабулы этого интересного трактата.


[Закрыть], а также шотландец Ришар Сен-Викторский в таинственном монастыре святого Виктора в Париже; и еще Исаак из Стеллы, также англичанин, в аббатстве Стелла близ Пуатье, но самым известным из всех был Иоанн Солсберийский, который стал шартрским епископом, после того как преподавал в кафедральной школе Шартра. После обучения в Париже другие, такие как Вальтер Man и Александр Неккам, поселились в своей стране. Между тем французские школяры также отправлялись в Англию и селились там, к примеру, Пьер де Блуа и Ричард Довер[42]42
  Sandys J.E. English Scholars of Paris and Franciscans in Oxford // The Cambridge History of English Literature. Vol. I. P. 199 ff.


[Закрыть]. Все эти люди сходятся в признании важности обучения, предоставляемого французскими школами.

Что касается Германии, привлекательность французского обучения была столь же непреодолимой. Еще в X веке германские императоры признавали это превосходство и выписывали к своему двору французских учителей.

Так, император Оттон III писал в письме к знаменитому Герберту, преподававшему в Реймсе и позднее ставшему папой Сильвестром II: «Мы сердечно желаем вашего присутствия здесь, уважаемый, чтобы вы могли избавить меня от моих саксонских деревенских нравов, Saxonica rusticitas»[43]43
  Lettres de Oerbert (983–997). Paris: Havet, 1889. P. 172.


[Закрыть]. Оттону удалось создать интересное интеллектуальное движение в пределах своей страны. Но этот ренессанс учения был непродолжительным, и начиная с XI века и далее школы Фульды и Рейхенау, а также Санкт-Галлен впали в упадок и разорение. В XII веке та же участь выпала и школам в Льеже, которые зависели от империи[44]44
  Ср. с моей Histoire de la Philosophie en Belgique. Louvain, 1910. P. 18–22.


[Закрыть]. Германское духовенство также отправлялось во французские школы – в Реймс, Шартр, Лан, Париж, Ле-Бек, – и юные бароны считали привилегией получить образование при дворе Людовика VII. Отлох Санкт-Эммерамский, Оттон Фрейзингский, Манегольд Лаутенбахский, Гуго Сен-Викторский – фактически все известные германские теологи, философы и гуманитарии в этой стране – получили образование во французских школах. «Париж – колыбель всех наук», – пишет Цезарий Гейстербахский[45]45
  Steinhausen. Op. cit. S. 355.


[Закрыть]; «Ученые, – добавляет Оттон Фрейзингский, – эмигрировали во Францию», и обе летописи лишь эхом вторят поговорке того времени: «В Италии – папство, в Германии – империя, а во Франции – учение».

Италия также посылала своих людей, и не в меньшем количестве. Примером тому служит в XI веке монах Ланфранк, странствующий преподаватель. Из Павии и Болоньи он отправился в аббатство Ле-Бек, и там к нему присоединился еще один итальянец – пьемонтец Ансельм из Аосты (Ансельм Кентерберийский). В XII веке Петр Ломбардский, Петр из Капуи и Препозитин Кремонский – все преподавали в Париже. Орландо Бандинелли, будущий папа Александр III, продолжал свое обучение у Абеляра, а тот, который потом стал папой Иннокентием III, учился теологии и грамматике в Париже. Нужно сказать, однако, что в Италии независимых центров интеллектуальной жизни было больше, чем в Англии и Германии. Достаточно упомянуть школы Болоньи, откуда возник университет, столь же древний и столь же влиятельный, как Парижский, а также бенедиктинские школы Монте-Кассино, где в XI веке Константин из Карфагена (Константин Африканский) установил один из первых контактов Запада с арабским миром и где позднее Фома Аквинский получил свое начальное образование.

Но не все французские школы пользовались равной известностью, они ценились в зависимости от славы их преподавателей, точно так же как сегодня репутация школы и ее ценность зависят от выдающегося мастерства ее преподавательского состава. Следовательно, мы можем понять перемены в репутации школ. Так, например, с началом XII века кафедральные школы Турне (Одон Турнейский), Реймса (Альберих из Реймса и Готье де Мортань), Лана (Ансельм Лаонский) лишились своего последнего великолепия. Поскольку их затмили кафедральные школы Шартра, основанные Фульбером, в которых развилась за первую половину XII века гуманитарная тенденция, обучение в них было посвящено достижению редкой элегантности стиля на латыни, отличному знанию классики и знакомству со всем «Органоном» Аристотеля[46]46
  «Органон» – философские сочинения Аристотеля, посвященные логике. (Примеч. пер.)


[Закрыть]. Бернар Шартрский в 1117 году стал первым из линии знаменитых учителей, а Тьерри (Теодорик) Шартрский около 1141 года написал свой знаменитый трактат о свободных исскуствах Heptateuchon, который был написан как раз в то время, когда работали над украшениями южного портала собора с его элементами скульптурных фигур, олицетворяющих тривиум и квадривиум [47]47
  Тривиум, квадривиум – цикл дисциплин, которые составляли основу средневековой системы образования. Они включали в себя грамматику, диалектику (логику) и риторику (представлявшие собой низшую ступень – тривиум), а также арифметику, геометрию, музыку и астрономию (высшая ступень – квадривиум). (Примеч. пер.)


[Закрыть].

Но еще до этого Париж занял позицию отстаивания превосходства своих школ. Известность Абеляра в соборных школах и школах Святой Женевьевы привлекала толпы студентов и учителей в Париж; монастырь Святого Виктора, где Гильом де Шампо основал кафедру теологии, стал бы центром мистических учений, если бы не зарождение университетов.

Узость интересов этих школ, однако, не препятствовала определенному единообразию в методике преподавания, в курсах обучения, а также в научной практике; и это единообразие помогло замостить дорогу к космополитическому характеру преподавания философии в университетах. Местничество и тенденция централизации смешивались очень похоже на то, как это происходило с автономией феодальных баронов и королевской политикой объединения в сфере политики.

Обучение и преподавание было монополизировано одним социальным слоем – духовенством. Международная иерархия церкви и всеобщее использование латыни как языка науки заложили естественный союз среди учителей Запада, частая миграция студентов и ученых из одной школы в другую способствовала распространению всех новшеств в методике, программах и лексиконе.

II. Ограничение некоторых наук; философия отличная от семи свободных искусств и от теологии

XII век остался верен традиционной программе семи свободных искусств, но рамки расширялись во всех направлениях. Это приводит нас ко второй группе идей, связанных с духом цивилизации и которую я называю демаркацией границ между науками. В ранние века периода Средневековья программа обучения включала грамматику-риторику-диалектику (логику), что составляло тривиум, а также арифметику-геометрию-астрономию-музыку, что входило в квадривиум, в этой программе легко можно узнать начала нашего современного среднего образования.

Грамматика включала не только изучение трудов древних и средневековых грамматиков (Донат[48]48
  Донат Элий (IV в.) – римский языковед, представитель Александрийской школы. Автор «Грамматического руководства», более тысячи лет служившего основным учебником латинского языка в Европе. (Примеч. пер.).


[Закрыть], Присциан[49]49
  Присциан Цезарейский – римский грамматик, родом из Цезареи в Мавритании, жил около 500 г. н. э. Величайшим из его трудов является Institutiones Grammaticae («Грамматические наставления») – учебник латинского языка в 18 томах. В Средние века он являлся самым распространенным руководством по латинскому языку и послужил основанием для новейших работ по латинской филологии.


[Закрыть] и Ремигий Осерский), но также изучение классиков, таких как Вергилий, Сенека, Гораций и другие. Цицерон и Квинтилиан, а также Марий Викторин упоминаются среди авторов, предпочтительных для обучения риторике[50]50
  Clerval. Les ecoles de Chartres du moyen age du V’e au XVI’e siecle. P. 221 ff.


[Закрыть]. Долгое время право также считалось предметом риторики, и лишь во времена Ирнения из Болоньи право стали преподавать как предмет, не входящий в курс свободных искусств[51]51
  Однако следует заметить, что в Западной Европе изучение римского права никогда не прекращалось полностью.


[Закрыть]. Около середины XII века изучение диалектики включало изучение всего «Органона» Аристотеля. Что же касается обучению квадривиуму, то оно всегда отставало от тривиума. Эвклид образец для математических наук. Изучению астрономии определенный импульс был придан Аделардом Батским, который был посвящен в арабскую науку в Испании где-то в середине XII века.

Но подобная программа казалась слишком узкой в XII веке, и философия явно получает определенное место вне свободных искусств, которые она оставляет за собой позади сразу за теологией.

Давно предполагалось, и до сих пор считается, что философию в Средние века путали с диалектикой (одним из трех предметов вышеописанного trivium) и что она ограничивалась горсткой скучных полемичных ссор по поводу силлогизмов и софистики. Эта тема имеет мнимое основание благодаря определенным акробатам диалектики, которые в XI и XII веках лишили философию всех идей и представляли ее, по словам Иоанна Солсберийского, exsanguis et sterilis (обескровленной и бесплодной).

Но истина совсем в противоположном. Этим virtuosi, с их игрой слов и многословными дискуссиями, давали сильный отпор, а такие достойные люди, как Ансельм Кентерберийский, Абеляр, Тьерри Шартрский, Иоанн Солсберийский и другие, не только преподавали диалектику или формальную логику с умеренностью и применяли ее в соответствии с доктриной, они также расчищали место для философии, отдельное от и вне свободных искусств и, следовательно, вне диалектики. Их записи касаются проблем метафизики и психологии, что вовсе отличается от формальной диалектики.

В то время как она вряд ли существовала в «глоссариях» каролингских школ, философия быстро прогрессировала к концу XI века, и в середине XII века она уже содержала значительную часть доктрины, которую последующие столетия должны были сделать плодотворной.

Теперь, когда философия получила свое отдельное место, стал очевиден вводный характер свободных искусств: они служат в качестве отправного пункта для дальнейшего обучения. Люди XII века принимали их во внимание, а первые, кто занимался классификацией наук, ясно выразились по этому вопросу. О свободных искусствах говорит кодекс Бамберга: «Sunt tanquam septem viae»; они, так сказать, семь дорог, ведущих к другим наукам – физике (часть философии), теологии и науке о праве[52]52
  «Ad istas ties scientias (phisica, theologia, scientia legume) paratae sunt tanquam viae septem liberates artes que in trivio e quadrivio continentur» (Cod. Q. VI, 30); Grabmann. Die Geschichte der scholastichen Methode. 1909. Bd. II. P. 39.


[Закрыть]. Гуго Сен-Викторский и другие говорят в том же смысле. В конце XII века иконография соборов, скульптуры и медальоны витражных окон, а также миниатюры в рукописях подтверждают это утверждение. Философия, которая вдохновляла художников, представлена как существующая помимо и рядом со свободными искусствами, к примеру в Лане и в Сэнсе, а еще больше в Осере, в окне, помещенном над хорами. В копии Hortus Deliciarum Герарды Ландсбергской[53]53
  Герарда Ландсбергская (1130–1195) – эльзасская монахиня, писательница и художница. Автор иллюстрированной энциклопедии «Сад утех» (Hortus deliciarum).


[Закрыть], до сих пор сохранившейся в Париже (оригинал в Страсбурге сгорел во время артиллерийского обстрела в 1870 году), философия помещена в центре розы с семью лепестками, расположенными вокруг нее[54]54
  Male Е. L’art religieux du ХШе siecle en France, Etude sur l’iconographie et sur ses sources d’inspiration. Paris, 1910. P. 112 ff. Cp.: Brehier L. L’art chretien. Son developpement iconographique des origines a nos jours. Paris, 1918. (Примеч. nep.)


[Закрыть], а на полу Иврейского собора, выложенном мозаикой, философия находится в середине, окруженная семью искусствами[55]55
  Porter A.K. Lombard Architecture. New Haven, 1907. Vol. I. P. 347.


[Закрыть].

Но XII век не только отделяет свободные искусства от философии, он к тому же ознаменовал радикальное отделение философии от теологии.

И упрочнение научной методологии этой доктрины является наиважнейшим в исследовании, которым мы сейчас занимаемся. Вопрос существования философии отдельно от теологии – дело жизни или смерти, и мы уверенно можем сказать, что на этот вопрос сегодня ответ определенно получен. Но здесь также имеются исторические этапы, и изучение их дает объяснения и предположения. Средние века сначала вернулись к неоплатонической и августианской идее полного отождествления философии с теологией. Так, именно об этом Иоанн Скот Эриугена писал в IX веке: «Quid est aliud de philosophia tractare nisi verae religionis, qua summa et principalis omnium rerum causa Deus et humiliter colitur et rationabiliter investigatur, regulas exponere»[56]56
  De divina praedestinatione. I, 1. Patr. lat. Vol. 122. P. 357–358.


[Закрыть] («Что же относится к философии, если не составление правил истинной религии, через которые мы рационально стремимся к Богу и смиренно его почитаем, как первую и главнейшую причину всего»).

Но в конце XI века, а особенно после того, как святой Ансельм дал свое решение проблемы отношений между верой и рассудком, различия между двумя науками были практически приняты, и легко видеть, что святой Ансельм, к примеру, иногда говорит как философ, а иногда как теолог. XII век делает шаг вперед, и различия между философией и теологией становятся одним из его характерных заявлений. Кодекс Регенсбурга XII века явно отделяет философов humanae videlicet sapientiae amatores, от теологов, divinae scripturae doctores[57]57
  Grabmann. Op. cit. I, 191. Cod. Clm. No. 14401.


[Закрыть].

Я, конечно, уверен, что кроме этих текстов есть и другие, в которых философию ругают или недопонимают; что реакционные умы, узкие богословы или презренные мистики презирают светскую науку как бесполезную, или если они и признают философию, то принижают ее до ранга вассала или служанки теологии. В XI веке Отлох Санкт-Эммерам-ский запрещал монахам ее изучать: он говорил, что они, отрешившись от мира, должны заниматься лишь божественным. Петр Дамиани писал касательно диалектики, что даже хотя иногда (quando), в виде исключения, философии позволительно заниматься теологическими предметами и загадками божественной силы (mysteria divinae virtutis), ей тем не менее следует отказаться от духа независимости (поскольку это будет самонадеянностью) и подобно служанке поставить себя на службу своей хозяйке, теологии: Velut ancilla dominae quodam famulatus obsequio subservire[58]58
  De divina omnipotentia. C. 5. Patr. lat. Vol. 14. P. 603.


[Закрыть].

Здесь эта знаменитая фраза появляется в первый раз. Она повторяется в XII веке объединенной группой так называемых «теологов-ригористов[59]59
  Ригоризм (фр. rigorisme от лат. rigor – твердость, строгость) – строгость проведения какого-либо принципа (нормы) в поведении и мысли. Ригоризм исключает компромиссы и не учитывает другие принципы, отличные от исходного. Часто это слово используется в отрицательном смысле, для обозначения чрезмерно мелочной строгости в соблюдении правил нравственности. Ригоризм является важным понятием этики. Ригористичны многие религиозные и философские учения (например, стоицизм и пуританизм). (Примеч. пер.)


[Закрыть]» – Петром из Блуа, Стефаном Турнейским, Мишелем де Корбейлем и многими другими. Высокомерные мистики монастыря Святого Виктора в Париже – Вальтер и Абсалон Сен-Викторские – зашли так далеко, что говорили, что философия – это дьявольское искусство и что некие теологи, которые используют ее, есть «путаница» Франции.

Но нужно не забывать, что этих клеветников на философию было меньшинство, как и диалектиков-уклонистов, образовавших исключительную группу, и что уже в XI и XII веках лучшие умы отвергали неудачную фразу Дамиани. Святой Ансельм отрекся от нее. Шартрианцы, Иоанн Солсберийский и Алан Лилльский, либо специально противопоставляют себя ей, либо показывают своими произведениями, что они отвергают ее. Более того, спекулятивные теологи, которые появились в начале XII века и почти сразу же основали три большие школы – Абеляр, Гильберт Порретанский, Гуго Сен-Викторский, – презирали робость ригористов, и апологетик, который они создали (о чем мы поговорим далее)[60]60
  См. гл. 7, IV.


[Закрыть], является эффективным противовесом тенденциям Дамиани. Сам Петр Ломбардский, вопреки своей практической точке зрения, протестовал против такой чрезмерной претенциозности. Эту формулу большинство интеллектуальных философов и теологов презирают. Следовательно, очень несправедливо судить философов Средневековья по доктрине меньшинства, – а это в XII веке, – против которой лучшие умы открыто восставали. Чтобы прояснить происхождение этого заявления, что философия есть служанка теологии, достаточно отдать справедливость этому вопросу.

Это рассмотрение должно освободить средневековую философию от того веского презрения, которое тяготило ее так долго, – презрения, основывающегося на убеждении, что она не имеет ни raison d’etre (смысла существования), ни стимулирующей методики, ни независимости!

Сказать, что философия к XII веку ясно отличалась, с одной стороны, от свободных искусств и, с другой стороны, от теологии, – значит признать, что ее границы были ясно очерчены и что она осознала самое себя. В данный момент этот великий шаг в организации был сделан одновременно и с другими науками, и они все получили независимость, хотя и в разной степени. Например, отмечалось развитие догматической теологии, которая быстро прогрессировала, как мы только что сказали, и широко распространилась в великих школах Абеляра, Гильберта Порретанского, Гуго Сен-Викторского и Петра Ломбардского. То же можно сказать и о свободных искусствах, то один, то другой предмет которых более основательно изучался в той или иной школе; например, грамматика в Орлеане и диалектика в Париже. Более того, я доказал появление медицины как отдельной дисциплины, и особенно гражданского (римского) и канонического права. Так, важные ментальные дисциплины, которые придут в расцвет в XIII веке, отстояли свою независимость и присущую им ценность.

Эти разграничения, которые нам кажутся такими естественными и самими собой разумеющимися, получаются ценой больших усилий в любой период истории, в котором делается попытка их введения, – и непременно так. Ведь первые греческие философы встретились с такими же затруднениями в этом отношении, что и схоласты XII века. Даже сегодня, когда классификация так далеко продвинулась вперед, возникают дискуссии относительно определения границ новых наук; свидетельство тому – пример социологии. Но это размежевание философии в XII веке было лишь одним из аспектов быстро развивающейся цивилизации. Разве мы не видим подобного движения в политической, общественной, религиозной жизни и жизни искусства? Королевские прерогативы, права и обязанности вассалов, статус мещанства и сельского населения, различия между церковным сбором и духовными функциями аббатов и прелатов, монастырская и епископальная иерархия, явное введение новых художественных стандартов – все это черты эпохи в процессе определения. Хаос и нерешительность X и XI веков исчезли. Новая эра проявляется через ощущение созревающих сил.