Текст книги "Средневековая философия и цивилизация"

III. Гармония феодального ощущения персонального мира с философской доктриной того, что существует лишь один индивидуум

Теперь мы можем проникнуть глубже и рассмотреть множество философских доктрин, которые родились в результате достижений XII века. Делая это, нельзя не отметить, как основные доктрины развивающейся метафизики соответствуют господствующим добродетелям феодального духа. И это приводит нас к нашему третьему пункту, и поистине самому интересному, касающемуся отражения цивилизации в философии: а именно гармонии феодального чувства ценности личности с философской доктриной реальности индивидуума.

Феодальный человек всей душой стремился к независимости, его отношения с его сюзереном были определены свободным контрактом, более того, словно заразная болезнь, стремление к равной степени независимости распространилось на горожан и сельское население. Такое естественное положение вещей обрело христианский тон благодаря церковному учению о ценности жизни индивидуума – о цене души индивидуума. И в соответствии с этим принципом гуманности преподобный Петр называл крепостных своими братьями и сестрами[61]61
  См. с. 28.


[Закрыть].

Римское, а также каноническое и феодальное право – три формы права, которые так быстро развивались начиная с XI века и далее, – пришли к удивительному согласию в вопросе существования естественного права; и во имя этого права, основанного на человеческой природе, они провозгласили всенародное равенство. С таким началом они стали считать все различия в социальном положении условными, и было провозглашено, что рабство и крепостничество идут вразрез с естественным правом. Если, однако, три формы права и признавали легитимность крепостничества, то это было вследствие особых условий того времени.

Крепостничество считалось социальной необходимостью. Под влиянием христианства все три системы права стремились облегчить крепостничество; и это особенно верно для гражданских юристов и для знатоков церковного права, которые привели в исполнение ряд мер на благо крепостного, которые гарантировали ему нерасторжимость брака, обеспечивали ему право на убежище, поощряли его освобождение и предписывали правила в отношении посвящения его в духовный сан и уход в монастырь. Эти идеи вели конечно же медленно, но непреклонно к такому состоянию общества, в котором крепостной мог бы быть раскрепощен и пользоваться свободой, которая полагается всем людям[62]62
  Концепции естественного права и крепостничества среди феодальных теоретиков XI и XII вв. см.: Carlyle. A History of Mediaeval Political Theory in the West. Vol. III. Part II. Ch. I; среди юристов по гражданским делам. Ibid. Vol. II. Part I. Ch. IV; среди специалистов по каноническому праву: Ibid. Vol. II. Part II. Ch. V.


[Закрыть].

Схоластическая философия XII века положила эти юридические декларации на метафизическую основу; и после многовековых дискуссий пришли к одному важному заключению – к заключению, которое больше не ставилось под сомнение, – что единственная существующая реальность есть реальность индивидуума. Существует только индивид, и только индивид может существовать. Этот тезис был общим в своем применении. Человек ли, или животное, или растение, или химическая субстанция, или то, что не является существом, должно существовать как индивид, единый и неразделимый.

Точно так же все, что влияет на существование существа, индивидуально; человеческий акт мышления, форма (животное, высота растения, активность химической молекулы) – все, что существует, существует в условиях индивидуальности. Схоластическая философия плюралистична; она рассматривает реальный мир как собрание общего и частного[63]63
  См. далее, гл. 9.


[Закрыть].

Индивидуальность в отношении к человеку называется личностью. На протяжении всего XII века философы единодушно повторяют слова Боэция: persona est rationalis naturae individua substantia[64]64
  Boethius. De duabus naturis.


[Закрыть] («Личность есть неделимая (индивидуальная) субстанция разумного порядка»).

Долгое время школы колебались между экстремальным реализмом, который вместе с Платоном учит, что универсальные абстракции, такие как гуманизм, реально существуют, а антиреализм отрицает существование таких реальностей. Но к XII веку дебаты были закончены с победой антиреализма. Несмотря на некоторые тени отличия[65]65
  Ср. с моей Histoire de la Philosophie Medievale. P. 217–221.


[Закрыть], теория respectus, выдвинутая Аделардом Батским в Лане и Париже, доктрина status, преподаваемая Вальтером де Мортанем, так называемые «теория безразличия» и «теория совокупности», эхом повторяемые анонимным автором De Generibus et Speciebus («Об общем и частном»), – все эти теории упоминаются Иоанном Солсберийским в его Metalogicus[66]66
  II, 17.


[Закрыть], – сходятся в утверждении, что универсальные абстракции существовать не могут и что лишь индивид существует реально.

Отсюда человеческое совершенство, которое составляет человеческую реальность, одинаково в каждом человеке, будь то король или его подданный, сюзерен или вассал, хозяин или слуга, богатый или бедный, все они одной сути. Реальность, которая составляет человеческую личность, не допускает различий в качестве. В соответствии со схоластической философией существо либо человек, либо не человек. Ни один человек не может быть более или менее человеком, чем другой, хотя каждый из нас обладает более или менее вескими способностями, которые производят более или менее совершенные действия[67]67
  См. гл. 9.


[Закрыть]. В этом смысле Абеляр и Гильберт Порретанский и многие другие согласны с преподобным Петром и заявляют, выражаясь философским языком, основанным на метафизических принципах, что «крепостные не менее и не более человеческие существа, чем их хозяева».

Но Абеляр продвинулся еще на шаг вперед. Как лишь недавно было обнаружено в результате важного открытия его Glossulae super Porphyrium («Комментарии к Порфирию»)[68]68
  Грабманом и Гейером в библиотеках Милана и Лунель. Публикацию этого важного текста см.: Geyer В. Peter Abaelards philosophisehe Schriften. I. Die Logica Ingredientibus. 1. Die Glossen zu Porphyrius // Beitrage zur Oeschichte der Philosophic des Mittelalters. Bd. XXI. Heft 1. Munster, 1919.


[Закрыть], теперь мы можем сказать определенно, что Абеляру принадлежит большая заслуга в решении проблемы общего в той форме, которой следовали в XII, XIII и XIV веках.

Действительно, к метафизической доктрине Абеляр добавляет психологическую, которую можно кратко суммировать следующим образом: хотя существует только отдельный человек и никто не зависит от другого в своем существовании, разум тем не менее обладает общим понятием гуманности, принадлежащей каждому из них; но эта форма обобщения есть продукт нашей умозрительной деятельности и не воздействует на реальное существование[69]69
  «IIIud quoque quod supra meminimus, intellectus scilicet universalium fieri per abstractionem et quomodo eos solos, nudos, puros nec tamen cassos appelemus…» (Ed. Geyer. P. 24 ft). Эпистемологическое решение явно появляется в следующем тексте: «Cum enim hunc hominem tantum attendo in natura substantiae vel corporis, non etiam animalis vel hominis vel grammatici, profecto nihil nisi qui in ea est intelligo, sed non omnia quae habet, attendo. Et cum dico me attendere tantum earn in eo quod hoc habet, illud tantum ad attentionem refertur, non ad modum subsistendi, alioquin cassus esset intellectus» (Ed. Geyer. P. 25).


[Закрыть]. Вот так было дано в сжатой форме, по существу, схоластическое решение известной проблемы отношения между общим и единичным.

Эта доктрина развивалась постепенно, и ее формирование шло параллельно с формированием феодального чувства. Даже несмотря на то, что она, очевидно, была выражена в разнообразных философских трудах, феодальное рыцарское чувство появляется во всей своей чистоте и силе в Chansons de Geste. Самыми ярыми защитниками этого философского решения были сыновья рыцарей – пылкий Абеляр, наследник сеньоров Палле (Pallet); Гильберт Порретанский, епископ Пуатье; аристократичный Иоанн Солсберийский, который пишет по этому вопросу следующее: «Мир состарился, трактуя эту проблему, а для решения ее потребовалось времени больше, чем нужно было Цезарю, чтобы завоевать и овладеть миром»[70]70
  Polycraticus. VII, 12.


[Закрыть].

Великие схоласты XIII века воспользуются этой доктриной для своих целей, гармонизировав ее с психологией, этикой, общественной и политической теориями; и они присоединят ее к тому великому синтезу, который есть самый доминирующий продукт средневекового разума, то есть схоластику.

IV. Феодальная цивилизация и антиреалистическое решение проблемы общего и единичного

Подведем итог. XII век был свидетелем того, как новая цивилизация упрочнилась в поразительной форме. Войны королей с вассалами, появление коммун, учреждение гражданства, свобода крепостных – все эти факты свидетельствуют о том, что среди социальных сил установилось равновесие. Новые привычки, основанные на чувстве собственного достоинства и уважения к себе индивидуума, были порождением феодализма, и церковь наложила на них отпечаток христианства. Внезапно оживает новое искусство, и интеллектуальная культура делает заслуживающий внимания прогресс. Дух местничества, который был результатом раздробленности феодализма, прорывается в многочисленных школах Запада, и здесь впервые появляется отражение эпохи в ее философии. Демаркация границ между философией и всеми остальными дисциплинами обнаруживает дальнейшую гармонию между философией и духом эпохи вообще – эпохи, которая создает во всех отраслях и ни в одной не разрушает.

И наконец, основное качество феодализма отражается в одной из главных доктрин метафизики: независимость индивидуума, будь то предмет или человек, провозглашалась в школах Франции и Англии, и французы и англичане никогда не забывали эту гордую декларацию своих предков, схоластику XII века.

Глава четвертая
Великое пробуждение философии в xiii веке

I. Причины: приобретенный импульс

Сегодня повсеместно принято считать, что XIII век отмечен кульминацией роста философской мысли в Западной Европе в эпоху Средневековья. С десятилетия с 1210 по 1220 год начинается развитие необычайной жизнеспособности, которая простирается на период в сто пятьдесят лет. Давайте рассмотрим причины и результаты этого движения мысли.

Каковы же причины столь выдающегося развития философской мысли? Как так получилось, что мы видим появление столь многочисленных сильных систем, словно щедрой рукой в плодородную почву Западной Европы были брошены семена?

Первая причина – это то, что я называю «приобретенным импульсом». Интеллектуальные труды XII века дали изначальный толчок. Мы уже рассмотрели некоторые из их достижений, к примеру их вклад в методологию, посредством которой были установлены границы каждой науки и без чего невозможен никакой интеллектуальный прогресс. Мы также отметили осмотрительное и единодушное заявление, что только индивид может быть наделен действительным существованием и реальностью. Для индивида – землевладельца или вассала, свободного человека или крепостного, священника или мирянина, богатого или бедного – философия говорит эти смелые слова: «Будь собой, твоя личность принадлежит только тебе, твоя сущность есть независимая ценность, береги ее; будь уверен в себе, только добровольное соглашение может связывать тебя с другим человеком».

Существует много других философских теорий, которые XII век отдал последующим поколениям. Среди них – различие между восприятием сути и рациональным знанием, а также «абстрактность» последнего по отношению к первому; множество доказательств существования Бога, исследования Его бессмертия и сочинения, примиряющие судьбу человека и его свободу; связь между сущностью и существованием; взгляды на естественное равенство людей и божественное происхождение власти. Но эти доктрины не были объединены в единое целое, и, следовательно, философы XIII века пользовались ими как материалом для создания своей системы взглядов на познание.

Но не только в философии отмечался чрезвычайный рост и быстрое созревание, это же было верно и для всех других областей. Составление Великой хартии вольностей (1215), предоставление Филиппом Августом[71]71
  Филипп II Август, Филипп Кривой (1165–1223) – король Франции из династии Капетингов в 1180–1223 гг., сын короля Людовика VII Молодого и Адель Шампанской. (Примеч. пер.)


[Закрыть] привилегий Парижскому университету, рождение святого Луи и Фомы Аквинского, смерть святого Франциска – все эти события близко совпали по времени; и рост развития схоластической философии тесно следовал за ростом развития готической архитектуры.

Однако самое лучшее доказательство ценности трудов уже завершенных заключается в самой быстроте развития в XIII веке, ведь последующие поколения этого века быстро воспользовались преимуществом благоприятных условий, которые для них уже были созданы. Таким образом, через несколько лет после того, как возникли эти самые благоприятные условия, то есть приблизительно в 1226–1230 годах, Вильгельм Овернский, епископ Парижский, и францисканец Александр из Гэльса положили начало своим великим системам мысли, а затем почти сразу же появляются такие люди, как Роджер Бэкон, Бонавентура, Фома Аквинский и Раймонд Луллий. То, что они сделали, было бы невозможным, если бы их век не был подготовлен принять их труд – препарат уже гарантированной в XII веке закваски доктрины с перспективой его роста и приумножения.

Но были также и внешние причины, которые подтолкнули эту разработку доктрины. Среди них особенно следует отметить три. А именно: подъем Парижского университета, основание двух величайших религиозных орденов (они оба были посвящены обучению); и распространение большого числа новых философских трудов, привезенных с Востока, которые были неизвестны Западу до этого времени в период Средневековья. Эти три причины объединялись в уникальной манере. Ведь университет Парижа был центром учения; новые ордена снабжали тот же университет преподавателями, а книги, привезенные с Востока, составили заметное пополнение в его рабочей библиотеке.

II. Подъем университетов (Париж и Оксфорд)

В последние годы XII века французская метрополия монополизировала в свою пользу интеллектуальную деятельность, которая ранее была рассеяна в различных французских центрах. Университет затмил епископальные и монастырские школы и, таким образом, заменил дух местного патриотизма духом централизации обучения[72]72
  См.: RashdalL The Universities of Europe in the Middle Ages. Oxford: Clarendon Press, 1895. Cp.: Denifle H. Die Universitaten des Mittelalters bis 1400. Berlin, 1885.


[Закрыть].

К середине XII века школы Парижа были представлены тремя группами: а) школы собора Нотр-Дам под руководством канцлера и через него епископа Парижа; б) канонические школы монастыря Святого Виктора, который стал беспокойным центром мистицизма, но где также Гильом де Шампо открыл школу, в которой он некоторое время преподавал философию; в) школы за пределами аббатства Святой Женевьевы.

Но нотр-дамские школы занимали первостепенное место, и именно из них образовался университет. Он возник на самом деле не по правительственному декрету и не по решению попечительского комитета, а как цветок растет из своего стебля, непосредственным собранием учителей и учеников, ведь их число умножилось в результате постоянного развития предметов изучения. Преподаватели и ученики группировались по четырем факультетам в соответствии с собственными особыми интересами – университетские документы сравнивают их с четырьмя реками рая, точно так же как иконография соборов символически представляет четырех евангелистов, выливающих воду из урн в направлении четырех частей света. Это факультеты теологии, искусства (названный так в память свободных искусств раннего Средневековья), юриспруденции и медицины.

Программа обучения в университете – вещь живая и подвижная. Она начинает развиваться со второй половины XIII века, и в тот момент она раскрывается в великой непорочности основных принципов, как нечто новое и свежее, характерный и привлекательный продукт Средневековья.

Если сделать, так сказать, моментальный снимок факультета искусств или философии такими, какими они были приблизительно в 1270 году, то можно было бы обнаружить, что он в корне отличен от других факультетов, даже от факультета теологии, как в наши дни сегодня. Но занятия на этом факультете занимают очень особое место в университетском расписании, поскольку они обычны или скорее востребованы, предваряя занятия на других факультетах. Они были формирующего характера и являлись подготовительными, и по этой причине факультет искусств появляется в документах под названием «низшего» факультета, facultas inferior, в отличие от трех других факультетов, которые ставятся над ним и, следовательно, называются «высшими», facultates superiores[73]73
  Denifle et Chatelain. Chartularium Universitatis Parisiensis. I. P. 600.


[Закрыть]. Вследствие этого студенческое население факультета искусств было юным и многочисленным, подростковым – pueri, как говорится в уставах. Они поступали в четырнадцать лет, в двадцать они уже могли закончить курс обучения на факультете искусств и выпуститься. Затем, как правило, они поступали на другой факультет. Но они получали печать своих учителей, а впечатления, произведенные философской школой, неизгладимы, о чем следует помнить. Со своей стороны учителя, или профессора факультета искусств, набранные из выпускников этого же факультета по любопытному обычаю, о котором мы поговорим через минуту, составляли молодой и, следовательно, деятельный элемент преподавательского состава.

Легко различить на факультете искусств две основные черты, которые характеризуют весь университет: корпоративный дух и постоянное расширение программы обучения. Университет, рассматриваемый в целом, есть корпорация, или группа учителей и учеников.

Он представляет собой именно это, и ничто иное; слово universitas взято из римского права и означает корпорацию, или группу; и в период Средневековья этот термин употребляется для обозначения любой группировки, будь то большой город, паства, даже сама Церковь, в то время как документы именуют собственно университет всеобщим центром обучения, – studium generate. Корпоративная идея проявляется, следовательно, в организации факультетов и придает факультету искусств или философии особую значимость. Он объединяет в себе мастеров и подмастерьев. Действительно, студент в Париже является apprentice-professor, кандидатом на должность преподавателя. Его карьера обычно увенчивается не получением диплома, что просто является признанием знаний, а преподаванием в корпорации его же учителей. Учеба тоже представляла собой просто долгое ученичество ради должности преподавателя или профессорства. Студент становится профессором, выполняя работу профессора, как кузнец становится кузнецом, занимаясь ковкой. Действительно, вся ситуация имеет сильное сходство с организацией работников, резчиков по камню и каменотесов, которые приблизительно в это время занимались строительством и резьбой великих соборов Франции. Они тоже имели синдикаты трудящихся, и среди них организовывались профессиональные школы. Обучающийся работник подвергался суровому и длительному посвящению и работал под руководством мастера. Чтобы стать, в свою очередь, мастером, он должен создать работу, достойно оцененную и названную шедевром. Для будущих профессоров философии в Парижском университете этот процесс ничем от этого не отличался.

За шесть лет обучения молодой человек минует три ступени: бакалавриат (bacchalaureus), лиценциат (licentiatus) и магистратуру (magister). Но испытания на степень бакалавра уже включали попытку публичной лекции. После того как новый участник подвергался некой предварительной экзаменовке (responsiones et examen), от него требовалось взойти на трибуну и защищать методично подготовленную диссертацию – процедура, которая иногда длилась весь Великий пост, – и отвечать на возражения присутствующих. Такая публичная защита называлась determi – natio, и студент после защиты становится бакалавром – термин, который использовался корпорацией работников в особом смысле, бакалавры – это «те, кто выдержал экзамен на мастера искусств, но кто не был приведен к присяге при вступлении в должность». Экзаменовка на бакалавриат окружена корпоративным церемониалом, столь дорогим XIII веку. Студент носит специальную шапочку. Потом, когда seance (заседание) заканчивается, подают вино, и устраивается пирушка. Молодежь повсюду одинакова – славные дни университетской жизни должно весело отпраздновать. Между бакалавриатом и лиценциатом был период разной продолжительности, во время которого бакалавр был одновременно и студентом, и aprentice-professor (кандидатом на должность преподавателя). Как студент он слушает лекции своего преподавателя и продолжает приобретать знания; в качестве apprentice-professor он сам объясняет другим определенные книги Аристотелева Organon. Когда его шестилетний срок истекает и он достигает девятнадцатилетнего или двадцатилетнего возраста, бакалавр мог предстать перед канцлером[74]74
  Канцлером в феодальных государствах называлось высшее должностное лицо. (Примеч. пер.)


[Закрыть] (президентом университета), чтобы быть допущенным к лиценциату. Формальности многочисленны: так, нужно пройти новую экзаменовку перед несколькими профессорами факультета (temptatores), а потом перед канцлером, которому помогают четыре экзаменатора, выбранные им и одобренные факультетом; затем следует публичная дискуссия в Сен-Жюльен-ле-Повр по предмету по выбору бакалавра и в конечном итоге с большой помпезностью присуждение столь давно желанного права преподавать и открыть собственную школу.

Остается третий шаг, который нужно сделать, – магистратура; и здесь мы возвращаемся к чистейшей концепции средневековой корпоративности. Магистратура – это возведение в должность недавно дипломированного члена перед факультетом или сообществом мастеров – этой закрытой организации, столь ревниво относящейся к своей монополии, в которую доступ разрешен только по согласию всех ее членов, и после принесения клятвы верности ректору и факультету, которая связывает мастера на всю жизнь.

Магистратура была, в принципе, свободной профессией. безо всяких правил, за исключением тех, что относились к организации в целом, и без ограничений в численности членов. В результате такого устройства был большой приток в преподавательской профессии. Нельзя лишить права преподавать ни одного студента, который завершил регулярный курс обучения; и число магистров искусств, объединенных факультетом, было теоретически неограниченным. Мы без труда узнаем определенные характерные черты в этой системе университетского обучения XIII века: свободная конкуренция в преподавании среди всех тех, кто получил степень; свобода студентов, которые стали докторами или «магистрами», открывать школы рядом со своими бывшими учителями; и свободу студентов выбирать себе преподавателей – самых понятных в изложении, самых красноречивых в манере преподавания, самых глубоких мыслителей – целиком и полностью полагаясь на собственный выбор.

Эта свобода в преподавательской карьере отражалась и в самом преподавании, – в духе и поступках преподавателей. Действительно в XIII веке была большая свобода мысли и речи – вопреки тому, что теперь считается по этому вопросу. Очень наглядный тому пример можно привести в лице философа Годфри Фонтейна, который в конце века был также «доктором теологии». С преподавательской кафедры – и отдавая себе полный отчет в своих привилегиях и ответственности – он направляет наисуровейшую критику против своего начальника, епископа Парижа, Симона де Бюси[75]75
  Подробности см. в моем исследовании относительно Годфри Фонтейна Etudes sur la vie, les oeuvres et l’influence de Godefroid de Fontaines (Louvain, 1904).


[Закрыть].

Он оправдывает свою смелость, ссылаясь на правило, состоящее в том, что университетский доктор обязан говорить правду, несмотря на то что его речь может обидеть богатых и могущественных. «Найдешь немногих, – говорит он, – кого можно обвинить в излишней откровенности, но поистине многих можно обвинить в молчании». Pauci inveniuntur qui culpari possunt de excessu in veritate dicenda, plurimi vero de taciturnitate[76]76
  Godefridi de Fontibus Quodlibeta. XII. Q. VI. Fol. 278 Rb. Latin MS. №. 15842. Bibl. Nat. Я издаю эти Quodlibeta с помощью своих бывших учеников; уже вышло три тома (в серии: Les Philosophes Beiges. Vols. II and III. Louvain, 1904 and 1914), и за ними последуют еще два или три.


[Закрыть]. Можно процитировать еще много примеров этой великой свободы речи среди мастеров, особенно университетские проповеди изобилуют ею[77]77
  См., к примеру: Langlois С. Sermons parisiens de la premiere moitie du ХШ’е s. contenus dans le Ms 691 de la Bibl. d’Arras // Journal des Savants. 1916. P. 488 and 548.


[Закрыть].

Хотя в Парижском университете имелось четыре факультета, он был особенно знаменит преподаванием философии и теологии, как и университет в Болонье, близнец Парижа, был знаменит обучением по юридической части. Далекий университет в Оксфорде, который был его единственным соперником в этой области, превзошел Париж[78]78
  Многие другие университеты были учреждены по модели Парижского и Болонского, например Кембриджский, университеты Монпелье, Тулузы, Саламанки, Вальядолида, Неаполя, и все в XIII в.


[Закрыть]. Так, Париж стал центром философии на Западе, международным местом rendezvous для всех тех, кто интересовался спекулятивной мыслью, – и имя им легион.

С целью возвеличивания этой философской теории в университете документы описывают Парижский университет в самых напыщенных выражениях: parens scientiarum, alma mater наук, sapientiae fons, фонтан мудрости, то есть фонтан философии.

Париж привлекал к себе бесконечный поток иностранцев, интересующихся этими предметами. На протяжении XIII столетия все те, кто имел имя в философии или теологии, рано или поздно прибывали туда для более или менее продолжительного пребывания. Итальянцы, такие как Бонавентура, Фома Аквинский, Пьер де Тарантез, Жиль де Ром, Джакомо да Витербо, встречались с мастерами из германских провинций, такими как Альберт Великий, Ульрих Страсбургский, Теодорих Фрайберг. Из Фландрии или из Валлонской области Бельгии приезжали Готье из Брюгге, Сигер Брабантский, Генрих Гентский, Годфри Фонтейн; и они встречались с датчанами, такими как Боэций Дакийский, и также английскими мастерами, такими как Стефан Лэнгтон, Михаил Скот, Альфред Англичанин (Альфред де Серешель), Вильгельм из Мелитона, Александр из Гэльса, Ричард Миддлтонский, Роджер Бэкон, Роберт Килуордби, Вальтер Бурлей, Дунс Скот и Уильям Оккам. Испания также представлена выдающимися людьми, такими как Петр Испанский, кардинал Хименес из Толедо и Раймонд Лулий. Действительно, можно перечесть по пальцам одной руки философов XIII века, которые не обучались в Париже, таких как Эразм Витело из Силезии или Роберт Гроссетест, основатель Оксфордского университета, но даже последний ощущал косвенное влияние Парижа. Все эти иностранцы смешивались с мастерами французского происхождения, такими как Вильгельм Осерский, Бернард Овернский, Вильгельм из Сент-Амура, Вильгельм Овернский, епископ Парижа, Иоанн (Жан) из Ла-Рошели и Винсент из Бове. Из их среды вербовались ремесленники той великой космополитической философии, которая была призвана формировать умы образованных слоев населения.