Текст книги "Предатель в Северной Корее. Гид по самой зловещей стране планеты"

10. Страна счастья (Мортен первый)

Родина – это настоящая мать для каждого, колыбель его жизни и счастья[59]59
  Изречения Ким Чен Ира. С. 5, – Прим. науч. ред.


[Закрыть].

Ким Чен Ир

* * *

1977-й. Высокий, одеревеневший от долгого сидения в самолете и слегка дезориентированный во времени норвежец в темном велюровом костюме с расклешенными брюками – последний писк моды – спускается по трапу в международном аэропорту Сунан в паре десятков километров от северокорейской столицы. Построенный в Советском союзе самолет авиакомпании «Эйр Корио» только что приземлился после восьмичасового перелета из Москвы. Мортен Йёргенсен, секретарь избирательного штаба норвежской Социалистической левой партии, полным ходом готовящейся к осенним парламентским выборам, очень рад поехать в эту экзотическую страну, вырвавшись из серых будней. В ближайшие несколько дней он наряду с тысячами более или менее выдающихся политиков и активистов левых партий со всего мира примет участие в крупной международной конференции чучхе, посвященной учению Великого вождя Ким Ир Сена.

Его длинные соломенные волосы, модная одежда и довольно небрежные манеры, возможно, не намекают на будущую политическую карьеру, зато неплохо смотрятся в свете вспышек камер партийных фотографов. Школьницы в корейских национальных костюмах с широкими, хотя и несколько напряженными улыбками вручают ему и остальным гостям букеты, обернутые в шуршащий целлофан. Йёргенсен отнюдь не единственный норвежец – или представитель Социалистической левой партии, – принимавший (и вручавший) цветы в Корейской Народно-Демократической Республике в последние десятилетия, но он один из немногих, кому довелось пожать руку Великому вождю[60]60
  История Мортена Йёргенсена рассказана на основе интервью Юна Ронглиена «Красный Восток по ту сторону Сибири», входящего в электронное приложение к книге «Den store ML-boka» (Kagge Forlag, 2009), и личных бесед с автором.


[Закрыть].

«Во время предвыборной кампании Социалистическая левая партия получила приглашение в Пхеньян для участия в международной конференции, темой которой – в общих чертах – была „философия Ким Ир Сена“. Руководство партии – в частности Берге Фюрре и Ханна Кванму – сочло, что будет весьма неуместно, если газеты поднимут шумиху вокруг поездки в столицу страны, порождающей столько страха и слухов. На заседании Центрального комитета было решено постараться минимизировать риск скандала, то есть не отправлять в Пхеньян известных партийцев. И тут кого-то осенило, и он посмотрел на меня: „Мортен, ты ведь хочешь поехать?“ КОНЕЧНО, ответил я!

В левополитических кругах ходило множество мифов и легенд о поездках в Корею. Ну разумеется, я согласился!

Я решил смотреть на это как на приключение. Руководителем делегации стал профессор и бывший ректор Высшей школы Осло, Стейнар Стьернё, в то время занимавший пост зампредседателя Социалистической левой партии. Он был одним из анонимных руководителей партии, очень скромный человек. С другой стороны, у него были титулы, что немало значило для корейцев. В дополнение к высокому посту Стейнара – член исполнительного комитета Центрального комитета Социалистической левой партии Норвегии – мне тоже присвоили громкое звание генерального секретаря предвыборного штаба. При этом для норвежских газет поездка двух рядовых партийных чиновников не должна была стать информационным поводом.

Час пик. Общественный транспорт есть только в крупнейших городах, причем потрепанный жизнью и плохо развитый. Поскольку не все могут позволить личный автомобиль, система общественного транспорта всегда перегружена. Если вы живете в деревне, то для поездки на дальние расстояния вам придется голосовать на дороге – если повезет, остановите попутный грузовик.

Помню, как Ханна Кванму вздохнула с облегчением. Ответить на приглашение отказом означало бы пойти на поводу у прессы и общественного мнения. Кроме того, считалось, что мы должны оказывать поддержку странам, «оказавшимся в сложном положении», таким как Куба и Северная Корея. И хотя ситуация в КНДР была совершенно не комильфо, страна по крайней мере пыталась вырваться из лап капитализма. Отсеивать страны из-за того, что они кому-то не нравились, считалось в Социалистической левой партии совершенно неприемлемым, партийное руководство было настроено общаться со всеми. А еще на конференции ожидалось немало участников, с которыми партии очень хотелось наладить контакт. В частности, там мы познакомились с представителем чилийского Левого революционного движения (MIR), работавшего в условиях военной диктатуры. Также прибыли представители Организации освобождения Палестины (PLO) и нескольких африканских освободительных движений, главы государств и высокопоставленные политики из ряда африканских стран, включая некоторых министров. Другими словами, конференция была серьезная, хотя участвовали в ней главным образом представители развивающихся стран. К тому времени у Северной Кореи установились неплохие отношения со многими африканскими режимами. Она даже оказывала им гуманитарную помощь. Торговля велась в основном с независимыми государствами за пределами Европы. Из Норвегии приехали только я и Стейнар. Мы старались держаться вместе с делегацией из Дании, которую представляли один профсоюзный деятель и один писатель по имени Арне Херлёв Петерсен. В 1970-х он выиграл конкурс на лучший эротический роман, проводившийся газетой „Экстрабладет“. Забавный товарищ.

Шестнадцатилетние ученики и ученицы Пхеньянской средней школы № 1. В Северной Корее школьное образование обязательно и состоит из дошкольного этапа, начальной и средней школы. Обучение в общей сложности длится 11 лет.

Сама конференция длилась три-четыре дня и проходила в большом зале гигантского партийного Дворца съездов. В задних рядах сидели около тысячи корейских партийных чиновниках, а в передних – делегаты от примерно сотни зарубежных стран. Нас поселили в гостинице с шелковыми простынями и золотыми рыбками в саду, с личным официантом и водителем на шведской «Вольво», которая наверняка досталась корейцам бесплатно. Машин на улицах практически не было – в основном велосипеды, повозки и военный транспорт плюс сельскохозяйственная техника да грузовики. Личные автомобилей в Северной Корее отсутствовали – только партийные. Стейнар ехал на отдельном лимузине, а мой шофер повез меня другой дорогой. Он понял, как мне угодить, и за ним никто не следил. Если ехать окружным путем, можно увидеть настоящую страну. Мне махали дети, махали старики, люди улыбались и останавливались. Некоторые подростки в школьной форме отдавали честь. Но мне не казалось, что они при этом думали: „Вот едет большая шишка, надо проявить вежливость“. Когда я махал им в ответ, они расцветали от счастья. Атмосфера наводила на мысли скорее о всенародно любимом короле Олафе[61]61
  Вероятно, автор пишет об Олафе II – короле Норвегии с 1015 по 1028 год, одном из самых почитаемых в Скандинавии святых. – Прим. ред.


[Закрыть], нежели о тирании. Удивительно. До Северной Кореи я отдыхал в Югославии, бывал я и в России – в обеих странах нас постоянно останавливали солдаты с автоматами или полицейские. В Советском Союзе – за то, что я проехал на красный. Все люди, которых я видел бредущими по тротуарам в Москве, выглядели несчастными и подавленными. Я знал Северную Корею лишь образца 1977 года, до смерти Ким Ир Сена. И в то время местные жили довольно неплохо по сравнению с жителями соседних стран: бесплатное здравоохранение, бесплатные школы и детские сады, большие досуговые центры для детей – все что душе угодно.

Начало семестра в одном из многочисленных пхеньянских университетов. Студенты сменили школьную форму на более простой, но такой же стандартизированный вариант.

Дворец школьников района Мангёндэ в Пхеньяне – это гигантский общественный комплекс с множеством различных секций. Дети маршировали по улицам в красной, белой и синей школьной форме и громко распевали радостные песни – совсем одни, без учителя. Я не заметил никаких признаков недоедания. Повсюду люди занимались спортом. И Пхеньян, и Кэсон показались мне очень чистыми и опрятными. С асфальта можно было есть: вся страна казалась отмытой до блеска. Норвежские субботники по духу и рядом не стояли. Корейцы были гиперответственными. Зато материализм в любых формах здесь не в чести. В Пхеньяне располагался торговый центр, ассортимент которого состоял приблизительно из ста товаров, – зато жители очень гордились самим зданием.

„А вас повозили по стране или вы были только на конференции?“ – спрашивали нас. Конечно, мы побывали везде: на заводах, фермерских хозяйствах, на концерте, в театре и в опере. А еще мы посетили детские сады и дома культуры. Жизнь в Северной Корее делится на до и после смерти Ким Ир Сена и падения Берлинской стены. Эти события совпадают в пространстве, хоть и не во времени. Я не узнаю страну, которую сейчас вижу по телевизору. Она похожа на Восточный Берлин или Москву образца 1977 года. Но именно тогда Северная Корея выглядела иначе. Тогда она напоминала благочестивый летний лагерь. Люди были неимоверно счастливы. О том, какова жизнь в Северной Корее сегодня, я не имею ни малейшего представления. Я видел несколько видео, и мне они показались неприятными».

Деревня в провинции Хванхэ-Пукто. Три самые южные провинции Северной Кореи – наименее гористые и наиболее плодородные. Именно здесь производят большую часть провизии.

Спустя тридцать лет, одно грехопадение, один национальный траур, одного нового вождя, несколько природных катаклизмов, системный кризис и всеобщий голод этот благочестивый летний лагерь местами скорее напоминает постапокалиптическое общество из фильмов вроде «Планета обезьян: Революция», «Дорога» или «Сталкер», населенное людьми с немытыми волосами, плохими зубами, в вечно грязной одежде, вырабатывающими электричество с помощью самопальных агрегатов и влачащими существование между тоской по былому и стыдом за нынешнее. Огромные области Северной Кореи – руины утопии, сохранившейся в относительно неизменном, законсервированном и мумифицированном виде лишь в Пхеньяне и других крупных городах вроде Кэсона или Вонсана. Это страна-лилипут с 23-миллионным населением, находящаяся в состоянии холодной войны практически со всем миром. Первый раунд завершился вничью более полувека назад, и Северная Корея по-прежнему не дает спуску США – единственной стране, сохранившей статус сверхдержавы.

В нашей части света тоже есть одна страна со столь же упрямым, неполиткорректным и зачастую самоусиливающимся менталитетом Астерикса – Израиль, чья внешняя политика определяется всей его кровавой историей, проходившей под постоянным давлением враждебно настроенных и более крупных соседей… По крайней мере, такая мысль приходит в голову, когда едешь на дребезжащем японском микроавтобусе, произведенном еще в 1970-х, по шоссе Воссоединения, ведущему от Пхеньяна на юг. Это четырехполосная трасса – прямая, будто прочерчена по линейке. Она ведет в направлении южнокорейской столицы, Сеула, и светлого будущего, в котором демилитаризованную зону разминируют, а границы откроют. А еще она совершенно пустынна. За три часа, которые уходят на дорогу до ДМЗ, весь трафик составляют лишь пара коз на обочине да видавший виды китайский военный грузовичок, везущий полный кузов крестьян и солдат с одной стройки или сельскохозяйственной работы на другую. В символическом пограничном пункте Пханмунджом представители одного народа, но двух разных армий, стоят буквально нос к носу у бетонной полоски 20 см шириной и около 10 см высотой и пытаются уничтожить друг друга взглядами.

Май, работы на рисовых полях в провинции Хванхэ-Пукто. Обрабатываемых земель в Северной Корее совсем немного: страна на добрых 80 % состоит из горных ландшафтов. Отчасти поэтому «первая заповедь» чучхе о полном самообеспечении всегда была самообманом.

В остальном же контакт с окружающим миром плотнее всего на другом конце страны, у границ с Китаем и Россией, и именно там постепенно распространяются приметы нынешнего времени. За пределами больших городов и крупных транспортных магистралей Пхеньян – Кэсон – Вонсан все скудное движение представлено старенькими китайскими грузовичками, нагруженными древесиной и дровами (вроде тех, которыми топили генераторы в Норвегии во время Второй мировой).

В окне поезда или автобуса проносятся бесконечные вырубки на горных склонах и скудные пашни. Эти безлюдные пейзажи поддерживают наши стереотипы о «загадочной стране», «кулисах» и «пустой сцене». Северокорейский ландшафт отражает плановый характер социалистической экономики – в отличие от ландшафта других южноазиатских стран, например Камбоджи, где деревня напоминает лоскутное одеяло из небольших личных хозяйств и наделов, размер которых зачастую не превышает площадь стандартного палисадника. Северная Корея, напротив, состоит из бесконечных монокультурных полей, на которых выращивается то, что приказано: кукуруза, рис, яблоки. Деревни спрятаны в глубине; а поскольку крестьяне могут передвигаться только пешком и у них нет ни возможности, ни повода выходить куда-то за пределы своего небольшого мирка, мы нечасто можем видеть их на обочинах автодорог.

Почва здесь красноватая, песчаная. На самом деле она не очень хорошо подходит для интенсивного земледелия. Вдобавок она совершенно истощена. Жирная, черная плодородная почва – перегной – редко встречается в Северной Корее, которая на 80 % состоит из горных массивов и непроходимых мест. Как и норвежцы, местные жители очень гордятся горами. Это часть национального самосознания: последняя защита от вражеских войск, манящие голубые дали, преграда между влюбленными, молчаливые стражи темных тайн, лагерей военнопленных и полигонов для ядерных испытаний.

Во время кратких набегов в девять из двенадцати северокорейских провинций, в тени сотни гор, я раз за разом замечал эту слегка уязвленную, упрямую гордость моих корейских попутчиков – за их историю, за этот ландшафт и за своих Вождей, чьи судьбы переплетены так тесно, что разделить их можно, лишь разрубив на части.

* * *

11. Силовые линии истории 1: Ким Первый Чучхе 1 (1912) – чучхе 83 (1994)

Наша страна – креветка среди дерущихся китов[62]62
  Более распространена версия «Когда киты дерутся, креветок плющит». – Прим. науч. ред.


[Закрыть].

Старая общекорейская пословица

* * *

Одно из многих великих северокорейских противоречий состоит в следующем. Официальная пропаганда упрямо и громогласно твердит, что страна суверенна, независима, способна на самоуправление и самообеспечение, несмотря на то (а может, как раз потому) что вся ее история начиная с позднего Средневековья доказывает совершенно противоположное. На Корею всегда облизывались более крупные и могущественные соседи, от которых она в немалой степени зависела – то как от союзников, то как от оккупантов. Вероятно, именно это обстоятельство теперь компенсируется преувеличенной бравадой, ведь Корея всю жизнь была креветкой среди китов.

Двадцатый век еще не успел толком начаться, как разразилось настоящее геополитическое землетрясение – Русско-японская война 1904–1905 годов. Яблоком раздора стали как раз таки господство над слабым и обособленным корейским государством, которое веками находилось под китайским влиянием, и контроль над стратегически важными военно-морскими базами в соседней Маньчжурии. Год спустя столкновение закончилось неожиданным и сокрушительным поражением европейской сверхдержавы и победой азиатского выскочки в лице Японии. Русско-японская война считается первой в череде войн двадцатого столетия. Император Николай II вынужден был согласиться на унизительные условия мирного договора – над Кореей был установлен протекторат Японии. Еще через пять лет, в 1910 году, Корея официально вошла в состав Японской империи и прекратила существовать как самостоятельное государство. Сорокалетняя оккупация закончилась лишь с капитуляцией Японии в 1945 году. Это время было болезненным и неспокойным для корейского национального самосознания.

Эта эпоха легла в основу культа лидера и национальных мифов о героическом сопротивлении, становящихся все устойчивее с каждым новым поколением. Кроме того, согласно официальной пропаганде, Вождь и страна представляют собой единое целое и их истории переплелись так тесно, что их невозможно рассказывать по отдельности:

Великий вождь Ким Ир Сен вечно пребывает с нами!

(Девиз Северной Кореи)

* * *

1912–1945: Японская оккупация

Человек, которому суждено было стать крестным отцом Северной Кореи – причем во всех смыслах, – родился 15 апреля 1912 года под именем Ким Сон Чжу в селе Намни недалеко от районного центра Мангёндэ под Пхеньяном. Маловероятно, чтобы новость о крушении «Титаника», случившемся в тот же день, достигла этого отдаленного селения, да и всей остальной Кореи. Официальная пропаганда канонизировала дом бабушки и дедушки будущего вождя в Мангёндэ, где он провел несколько лет в детстве, как место его рождения. Сегодня это национальный памятник, музей и важнейшее место паломничества наряду с величественным Кымсусанским дворцом Солнца, где Ким Ир Сен покоится вечным сном в стеклянном саркофаге (автопортрет с дискошаром – разрешен, но только снаружи; в святая святых – ни в коем случае). В 2012 году к нему присоединился его сын Ким Чен Ир, вечный генсек Трудовой партии Кореи.

В начале XX века страна представляла собой изолированное, доиндустриальное и весьма консервативное общество. Его удерживала на плаву строгая классовая иерархия, в которой основная масса населения была крепостными крестьянами, фактически рабами небольшой прослойки коррумпированной аристократии (янбан) под властью слабого и равнодушного императора. Для подавляющего большинства было совершенно неважно, кто его эксплуатирует – корейский ли дворянин или японский колонизатор – и кому на него совершенно наплевать – корейскому императору или японскому наместнику.

Чтобы подкрепить легенду о юном корейском патриоте, пробившем себе путь из самых низов, официальная мифология, равно как и подробные и продающиеся огромными тиражами[63]63
  …в Северной Корее.


[Закрыть] мемуары самого Вождя, постоянно подчеркивает нищету, в которой якобы прозябала его семья[64]64
  Ким Ир Сен. В водовороте века (тома I–VIII). Пхеньян: Издательство литературы на иностранных языках.


[Закрыть]. Это, конечно, небольшое преуменьшение. Семья Ким далеко не была состоятельной, но относилась скорее к нижней прослойке среднего класса в обществе, где абсолютное большинство состояло из крестьян, живущих на полном самообеспечении, и к тому же крепостных. Отец Сон Чжу был учителем, а мать – дочерью директора школы. Важным аспектом семейной истории, о котором мало упоминают в северокорейских источниках, была религия – и родители будущего Вождя, и многие родственники с обеих сторон были активными последователями христианства. Американские миссионеры добились наибольшего успеха как раз на севере Корейского полуострова, так что Пхеньян иногда даже называли Корейским Иерусалимом. Сон Чжу, по слухам, тоже был усердным прихожанином, более того, в отрочестве играл на органе. Один из величайших кумиров Ким Ир Сена, И. В. Сталин, в юности учился на священника, а позднее построил свою формально атеистическую идеологию на откровенно религиозном культе личности.

Урок истории в детском саду Кёнсан в Пхеньяне. Ребята собрались вокруг диорамы, где отмечены (официально признанные) места рождения вождей – Мангёндэ и гора Пэкту. Стена украшена фотографиями с памятными моментами их детства.

В мемуарах стареющий Ким Ир Сен всячески избегает упоминаний о взаимоотношениях с религией. Истовое христианство родителей он называет лишь прикрытием для их участия в освободительном движении. Впрочем, не факт, что это чистый вымысел. Японцы с большой подозрительностью относились к христианам, считая их зараженными западным мышлением. Следовательно, границы между корейцем-христианином и корейцем-националистом естественным образом размывались.

Также имеются все основания полагать, что семья Ким недолюбливала японских оккупантов и мечтала о независимой Корее. И отец будущего вождя, и два его дяди в разное время оказывались в тюрьме за участие в деятельности освободительного движения.

Тем не менее японцы провели в Корее широкомасштабную модернизацию. Они строили заводы и дороги, развивали промышленность, основывали порты и рыли шахты. Они внедряли современные методы земледелия, а дети корейской элиты – куда входили теперь не только дворяне – получали образование в Токио и других японских городах. Горные районы на севере Корейского полуострова были богаты минералами, углем и другими полезными ископаемыми. Именно эту часть страны развивали в первую очередь, и именно здесь было заложено большинство промышленных предприятий. Южная часть Кореи, где мало что было, кроме рисовых плантаций, так и оставалась сельской провинцией, не считая столичного Сеула.

Неравенство в распределении природных ресурсов и, как следствие, в благосостоянии северной и южной частей Корейского полуострова сохранялось в течение многих десятилетий, оно пережило Корейскую войну и последующее восстановление и продержалось вплоть до начала 1970-х.

Между колонизатором и колонией, как это обычно бывает, происходил обмен населением. При колониальных властях, где на руководящих должностях преобладали японцы, Корея пережила наплыв иммигрантов из Японии. Вместе с тем поток переселенцев из Кореи в Японию был как минимум столь же интенсивным: по большей части это были бедняки, желающие попытать счастья в крупных японских городах. На сегодняшний день корейцы остаются самой большой этнической группой в Японии. Японцы называют их дзайнити, то есть «резиденты». В основном это потомки корейских переселенцев и невольников времен колонизации. Многие из них вошли в ассоциацию северокорейских граждан «Чхонрён», или, по-японски, «Чосен Сорен».

Как бы то ни было, в одном Северная и Южная Корея согласны: период японской оккупации был временем дискриминации, расизма и угнетения корейского народа и сопутствующий технический прогресс этого не оправдывал. Периодические восстания подавлялись всевозможными способами. Оккупанты весьма эффективно выслеживали и уничтожали небольшие партизанские отряды, и многие участники сопротивления бежали через границу в обширную и малонаселенную Маньчжурию, где примыкали к партизанским войскам Мао.

В 1920–1930-х, по мере того как в Японии набирало силу и становилось все более агрессивным фашистское движение – кстати, в наши дни похожий ярлык нередко вешают на Северную Корею, – идея о расовом превосходстве японцев становилась все более отчетливой как в теории, так и на практике. Господства над территорией Кореи было уже недостаточно. Необходимо было и корейскую культуру подчинить более «высокой» японской. Оказываемое при этом давление было значительно масштабнее, чем, к примеру, во время немецкой оккупации Норвегии: единственным языком государственного управления и образования стал японский. Все корейцы обязаны были взять японские имена. Именно в таких условиях рос Ким Сон Чжу, именно против них он хотел бороться. Известный специалист по Северной Корее Брэдли Мартин формулирует это так: Ким был патриотом задолго до того, как стал коммунистом. «Ни одно чувство не может быть более значительным, благородным и священным, чем патриотизм», – пишет Ким в мемуарах на склоне лет.

Возникает искушение заявить, что Ким Ир Сен всегда был в первую очередь корейским националистом и лишь во вторую – коммунистом. Но по иронии судьбы он прожил за границей большую часть жизни, пока оккупационная советская армия не поставила его во главе Северной Кореи после Второй мировой войны. На тот момент он уже даже не очень хорошо говорил по-корейски[65]65
  14 октября 1945 г. Ким Ир Сена представляют народу на массовом митинге в Пхеньяне как того самого легендарного партизанского полководца. Первое представление публике великого партизана вызвало, как говорят, некоторое удивление со стороны тех, кто не ожидал, что герой так молод. Кроме того, так как речь Ким Ир Сена была написана советскими офицерами и переведена на корейский, перевод был недостаточно качественным и звучал коряво – это породило как ропот на самом митинге, так и новый виток слухов о том, что Ким Ир Сен не настоящий. – Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Еще в детстве он вместе с семьей переехал в соседнюю китайскую Маньчжурию, где жили корейские националисты в изгнании и набирали силу партизанские отряды китайских коммунистов. Школьный учитель Кима впоследствии стал одним из ведущих историков коммунистического Китая, он и познакомил шестнадцатилетнего юношу с трудами Ленина, советских писателей вроде Горького и выдающихся теоретиков китайской компартии. Всего пару лет спустя, в 1931 году, Японская империя оккупировала всю Маньчжурскую провинцию и превратила ее в марионеточное государство Маньчжоу-го. Примерно в это время Сон Чжу примкнул к движению сопротивления и со временем стал командиром собственного отряда, состоявшего в основном из корейцев и формально находившегося в подчинении у китайского партизанского войска. Именно тогда он взял[66]66
  Ким Ир Сен в своих мемуарах утверждает, что это имя он принял по просьбе товарищей. Ранее он носил псевдоним Хан Бёль, который означал «(одна) Звезда», но поскольку звезд на небе много, ему предложили стать «Солнцем», и, несмотря на то что сам Ким отнесся к этому неодобрительно, считая, что слишком молод для такого патетичного псевдонима, имя к нему прилипло. – Прим. науч. ред.


[Закрыть] имя, под которым прославился и стал объектом страха и поклонения. Имя Ир Сен состоит из иероглифов, означающих «солнце» и «зреть»/«вставать», впоследствии ставших важнейшими метафорами официальной северокорейской пропаганды. Дни рождения Ким Ир Сена и его сына Ким Чен Ира считаются Днем Солнца и, соответственно, Днем Сияющей Звезды и отмечаются с большой помпой.

С днём рождения, ВЕЛИКИЙ вождь, парам-пам-пам! Задорное и немного фрейдистское убранство в честь празднования дня рождения Ким Ир Сена.

Даже независимые историки сходятся во мнении, что Ким Ир Сен сыграл заметную роль в антияпонском движении, хотя надежных источников о том, что происходило в этом отдаленном краю в те далекие времена, очень мало, а последующий культ личности с его преувеличениями еще больше размывает картину. Однако известно, что Ким Ир Сен прославился как одаренный и мужественный командир и солдаты его любили. В самой Корее власть японцев была очень сильна. Лидеры местных партизан либо погибли, либо отчаялись, либо, как семья Кима, бежали в соседнюю страну. С передвижных баз в обширной и пустынной Маньчжурии партизаны наносили точечные удары по японским силам на корейской территории – они имели лишь символическое значение, а в военном отношении скорее напоминали уколы булавкой. Отдельные большие рейды, вроде нападения на приграничный поселок Почхонбо в 1937 году, играют важную роль в истории Северной Кореи и развитии ее национального самосознания. Они сформировали героический образ молодого, красивого и харизматичного Ким Ир Сена в глазах как его соотечественников, так и китайских товарищей. К тому же он нередко участвовал в операциях китайских коммунистов, за что Мао с лихвой отплатил ему во время Корейской войны двадцать лет спустя.

Годы, проведенные во главе партизанского отряда, сформировали личность и мировоззрение Ким Ир Сена. Наряду с Корейской войной они легли в основу национального самосознания: креветка против кита, Давид против Голиафа, храбрые галлы Астерикса против всей Римской империи. Он был одним из немногих героев в борьбе против японских властей, которые в своей жестокости и расизме заходили порой даже дальше, чем немцы в Европе. За это Ким Ир Сена полюбили корейцы – и чувство жило долгие годы после освобождения от японцев.

Во время Второй мировой войны сотни тысяч корейцев вывезли в Японию для работы в военной и гражданской промышленности, для службы в императорской армии. Но самыми унизительными были так называемые станции утешения – военные бордели, основанные японцами по всему Тихоокеанскому региону, в которых десятки тысяч женщин, большинство из них кореянки, «утешали» японских солдат. Теперь Япония насиловала Корею не только в переносном, но и в прямом смысле. И насильник, и жертва – независимо от обстоятельств и культурного фона – на всю жизнь запятнаны чувством стыда. Нередко они пытаются замалчивать это. В консервативной и патриархальной культуре, характерной в равной степени для Кореи и Японии, стыд наложился на унижение, в котором жила угнетенная колония в течение целого поколения. Все это вылилось в общенациональную травму, которая по сей день осложняет отношения обеих Корей с Японией. Вдобавок насильник попросил прощения лишь 55 лет спустя и только у южной половины жертвы насилия. В 2010 году мало кто из действительных участников тех событий еще оставался в живых.

Можно понять, что подавляющее большинство корейцев как могли приспосабливались к сложившимся обстоятельствам и сотрудничали с оккупационными властями. Мало кто мог представить, что японское владычество закончится в обозримом будущем, так что сложившаяся позднее легенда о Ким Ир Сене как о единственном бескомпромиссном и последовательном противнике японских оккупантов вполне правдоподобна.

Тем не менее в действительности борьба с захватчиками то и дело принимала безнадежный характер. Около 1940 года японцы практически уничтожили сопротивление в Маньчжоу-го, и Киму с остатками отряда только и оставалось бежать на восток, в Советский Союз. Здесь они вошли в состав советской армии и направились в военный лагерь под Хабаровском, всего в нескольких десятках километров от китайской границы. Кима назначили капитаном взвода, составленного из его боевых товарищей по маньчжурским операциям, советских корейцев и китайских коммунистов, поддерживающих связи с партизанскими войсками Мао.

Приблизительно в это время сам Ким Ир Сен, а за ним и позднейшая северокорейская историография, совершил характерный маневр, «улучшив» сложившиеся обстоятельства и превратив их в великий и неприступный миф. Принятая в Северной Корее официальная и единственно истинная версия событий гласит, что в течение всей Второй мировой войны Ким Ир Сен по-прежнему боролся против японцев с «секретных баз» на священной горе Пэкту на севере Корейского полуострова – до тех самых пор, пока он (а вовсе не американцы и не советская Красная армия) не вынудил японцев капитулировать в 1945 году. Согласно той же версии, сын Вождя Ким Чен Ир родился в одном из партизанских лагерей на горе Пэкту, буквально под градом вражеских пуль. На самом деле Ким Ир Сен провел то время в Советском Союзе, восстанавливая силы после добрых десяти лет игры в кошки-мышки с могущественным врагом в условиях сурового и безжалостного климата, когда зимой температура часто опускалась до минус сорока. То же можно сказать о двух-трех десятках его выживших братьев по оружию, с которыми он бежал из Маньчжурии. Многие из них позднее стали его верными союзниками во власти, в том числе его будущая жена Ким Чен Сук, присоединившаяся к его отряду несколькими годами ранее. Они поженились, как только прибыли в Советский Союз, и в 1942 году[67]67
  Официальная версия КНДР, по другим данным – в 1941 году. – Прим. ред.


[Закрыть] в поселке Вятское, рядом с военной частью, у них родился первенец – Ким Чен Ир.

За пять лет относительно спокойной и безопасной жизни Ким Ир Сен наладил отношения с советскими офицерами, на которых произвел хорошее впечатление. Он был покладистым и беспрекословно подчинялся старшим по званию, при этом имел авторитет и пользовался уважением своих солдат. На него, в свою очередь, произвело большое впечатление слепое поклонение советских людей «отцу народов» Сталину, напоминавшее беспрекословную верность японцев своему императору. Это так ему понравилось, что впоследствии он включил культ личности в «самобытную» политическую систему Северной Кореи.

Портрет Вождя в образе молодого героя сопротивления: Ким Ир Сен, Ким Чен Сук и маленький Ким Чен Ир запечатлены на фоне священной горы Пэкту в разгар освободительной борьбы против японцев (полностью выдуманный эпизод).