Текст книги "Современные вопросы исламской мысли"

Часть вторая
Человеческая мысль, божественная мудрость и исламская философия

Для того, чтобы занять среднюю позицию между двумя крайними позициями, которые обнаруживаются среди современных мусульманских мыслителей по аналогии с жестким рационализмом и фидеизмом в христианской мысли, следует предположить, что размышления об универсальности философских рассуждений в отношении религии показывают: рациональная философская защита религиозной мысли не должна отбрасываться в сторону, но сама философия должна при этом пониматься намного шире, чем то, что ассоциируется с известными древнегреческими философами и их наследием. Чтобы исламская философия могла процветать и служить исламу, она должна выйти за рамки собственного наследия, при этом не пренебрегая этим ценным наследием. Она должна стремиться быть подобной мудрости и скромности пророков, начиная с Адама (да будет с ними со всеми мир!).

Слово «философия» имеет греческое происхождение, но начало того, что подразумевается под этим словом, не может быть ограничено греческими городами-государствами, существовавшими за тысячу лет до рождения пророка Исы

(А), даже если мы понимаем философию в весьма узком смысле слова. Часто Фалеса Милетского (ок. 640–546 (?) до н. э.) считают первым философом древней Греции. Выходец из среды финикийских переселенцев в Греции, он учил, что даже камни и кажущаяся мертвой материя полны жизни. Он обладал мистическим восприятием природы, и утверждал, что все вокруг полно богов. Некоторые историки предполагают, что свое наиболее известное воззрение, что в основе всего лежит вода, он заимствовал от египтян¹. Независимо от того, можно ли считать Фалеса первым древнегреческим философом или нет, мы можем быть уверены в том, что его не называли «философом» при его жизни, поскольку этот термин был пущен в оборот одним из самых выдающихся учеников Фалеса, Пифагором. Таким образом, изобретателями термина «философия» были пифагорейцы, последователи тайного аскетически-мистического культа.

Древнегреческая философия часто делится на досократическую и после-сократическую. Некоторые считают Сократа первым настоящим древнегреческим философом. В любом случае, Сократ – один из наиболее значительных древних греков, известных под именем философа, то есть – любителя мудрости.

Хотя этимология термина «философия» и дает некоторый ключ к пониманию его смысла, этот смысл ныне гораздо более специфичен, нежели просто любомудрие. Древнегреческая философия является основанием, на котором зиждится история западной философии, естественных и гуманитарных наук. Ввиду ее основопологающего значения для западного мышления, некоторые ученые определяют философию как цепочку идей, включающую таких гигантов современной европейской мысли, как Декарт, Юм и Кант, и ведущую назад через христианское средневековье в Грецию, к Аристотелю, Платону, Сократу или Фалесу, один из которых должен быть объявлен основателем подлинной философской мысли. Но если мы станем строить предположения относительно происхождения греческой философии, и если мы попытаемся отыскать причину для предпочтения одной из упомянутых личностей над другими в качестве настоящего отца философии, тогда определение философии как цепочки идей, включающей хорошо известных гигантов, не будет удовлетворительным. Более ранние звенья представляются настолько отличными от более поздних, что кажется невозможным решить, следует ли включить в эту цепь того или другого древнегреческого мыслителя, либо нет.

Чтобы ответить на вопрос, кто из древних греков может считаться первым философом, нам следует оставить определение философии как цепочки учителей и учеников и вместо этого задаться вопросом: что характеризует философское мышление?

Установить специфическую суть философской мысли – задача не из легких. Ее определенно нельзя отождествлять с неким частным набором доктрин, несмотря на то, что в определенные периоды такое отождествление было популярным. Так, когда Газали писал свою «Тахафут аль-фаласифа», он пытался отпровергнуть не философию как предмет или набор предметов для обсуждения и исследования, но как определенные доктрины, ассоциируемые со смесью неоплатонизма и аристотелизма, чьим главным поборником был Ибн Сина. В том, что касается метода и предмета, Газали был не меньшим философом, чем Ибн Сина и Ибн Рушд. Для Газали было бы более точным назвать свою книгу как «Тахафут фалсафа Ибн Сина», но идеи Ибн Сины стали настолько доминирующими в философской мысли исламского мира, что в итоге сама философия была отождествлена с доктринами, которым учили Ибн Сина и его последователи. Эта линия мысли была формой рационализма, которую Газали заклеймил как «[недозволенное] нововведение» (бид’а), поскольку он считал предлагаемые ею, как продиктованные разумом, заключения не только находящимися в противоречии с религией, но и основанными на ошибочных аргументах, в которых разум переступает собственные пределы. Тот факт, что философы делают необоснованные утверждения от имени разума, стал объектом сарказма Мавланы Джалал ад-дина Руми в его «Маснави»².

Мавлана утверждает, что философы грешат двумя вещами: во-первых, они переоценивают силу рационального интеллекта, и, во-вторых, недооценивают значение более прямой формы знания через озарение.

Философ опутан умопостигаемыми вещами,

Чистый, как искусный наездник, восседает на разуме разума³.

Знай, что знание состоит в созерцании огня воочию,

А не в заключении, что «дым указывает на огонь».

О, ты, чье указание в глазах мудреца

Еще дурнее пахнет, чем указание врача,

Поскольку у тебя нет иного указания

Сынок, ешь экскременты и исследуй мочу!

О, вы, чье указание подобно посоху у него в руке,

Указующему на то, что он страдает от слепоты!

Шум и высокомерная речь и притязание на власть означают:

«Прости меня, я не вижу!»⁴.

Объектом насмешки Руми является не просто любая форма философии, но такая форма, против которой выступал и Газали. Сопряжение философии и медицины во второй строчке приведенной выше цитаты заставляет вспомнить о том, что Ибн Сина был известен одновременно и как врач, и как философ. Определенно, Руми не стремится включить Сократа в число тех, кого он считает виновным в «шуме и высокомерных речах», поскольку Сократ, как и Руми, обличал невежество тех, кто надменно, но необоснованно притязал на знание. Платон также не подпадает под определение философа, данное Руми, поскольку он, так же, как и сам Руми, учил о превосходстве озарения над отысканием улик и построенными на силлогизме умозаключениями. Даже Аристотель не вполне подходит под образ философа, рисуемый Руми, поскольку он более, нежели его средневековые последователи, был занят выявлением проблем (апорий), для которых он не мог предложить ясного решения (в качестве примера можно привести проблему субстанции, рассматриваемую в центральных книгах его «Метафизики», или проблему будущих возможных сущих, рассматриваемую в [трактате] «О истолковании»). Наиболее важным вопросом, вытекающим из этих рассуждений, является то, каким образом неоплатонизм и аристотелианство стали считаться официальной философией, то есть рационально авторитетным набором доктрин вместо предположительных рассуждений, предлагаемых греческими мыслителями. Как нерешенные, проблемы, которые были так важны для Аристотеля, были отодвинуты в сторону, уступив место смелым притязаниям на разум? Как философия стала испорченной, догматичной и высокомерной, когда это начало проявляться? Впрочем, начав искать ответы на эти вопросы, мы оставили бы поставленную перед собой задачу, а именно – дать общую характеристику философии.

Философия не может быть определена ни как простая цепочка учителей и учеников, ни как набор доктрин. В то же время важно попытаться охарактеризовать философские сочинения таким образом, чтобы мы могли отличить их от религиозных текстов и того, что иногда называют «книгами мудрости» (wisdom literature). Конечно, мы не утверждаем, что никакие религиозные тексты не должны считаться философией, равно как и не отрицаем наличие философского содержания в некоторых «книгах мудрости». Мы ищем способ различения фалсафа и хикма, философии и мудрости, допуская при этом возможность их взаимного пересечения. Поскольку мы уже отбросили историческую преемственность и доктринальное содержание как средства определения философии, остаются, по-видимому, две альтернативы: предмет и метод.

Со времени Аристотеля метафизика, или первая философия, определялась как наука о бытии как таковом, и мусульманские философы в большинстве своем принимали это определение. Это определение, однако, не охватывает все ответвления философии. Философия имеет следующие ответвления: метафизика, эпистемология, логика, этика и эстетика. Существуют также и другие ответвления философии: философия закона, философия языка, философия науки, философия медицины, социальная и политическая философия, философская антропология, философия ума и т. д. Это «и т. д.» очень важно. Похоже, невозможно его вычеркнуть, равно как и нет перечня дисциплин, чья претензия на исчерпанность не могла бы оказаться поставленой под сомнение развитием новой ветви философии. Нам необходимо каким-то образом понять, когда новое направление человеческого поиска начинает считаться разновидностью философии, и когда это что-то иное – относится, например, к области психологии, идеологии или культурной критики. Мы можем надеяться отыскать некий критерий, обратившись к методу.

Часто говорится, что философы отличаются от мудрецов тем, что используют разум. Тогда как мудрецы черпают мудрость из фольклора, религии, мифологии и прочих элементов культуры, философ якобы полагается только на чистый разум. Но мудрецы, без сомнения, тоже используют разум. Кажется, именно это хотел сказать Руми, говоря, что чистые восседают на Разуме разума. Иногда утверждается, что, хотя все науки используют рациональные принципы, философия уникальна в том, что полагается единственно на разум, не апеллируя к эмпирическим данным. Этому можно противопоставить два возражения. Во-первых, есть другие науки, кроме философии, полагающиеся единственно на чистый разум, как-то чисто математические науки, такие как теория чисел или геометрия Евклида. Во-вторых, философия, или, по крайней мере, некоторые из ее отраслей, по более внимательном исследовании, оказываются не совсем независимыми от эмпирических открытий и идей, произведенных от них. Нет абсолютно четкой линии, отделяющей философию математики от чистой математики или чистую математику от прикладной математики⁵. Разум представляется используемым тем же или только слегка измененным способом при переходе от частной науки к философии этой науки. Метафизические теории были выдвинуты на основании философского размышления над физикой элементарных частиц, космологией и даже биологией⁶.

Вопросы представляются нам иначе. Вопросы науки – это внутренние вопросы, которые, по-видимому, предполагают, что ответы на них могут быть найдены посредством развития и расширенного применения методов, используемых в настоящее время в данной сфере. Вопросы частной науки выходят за рамки установленных путей поиска в двух направлениях: в прикладном направлении и в направлении философии. Разум, однако, является опорой в равной степени во всем спектре направлений: он одинаково важен как для построения машины, так и для рассуждений о природе бытия. Поскольку философия противоположна прикладным наукам, соблазнительно попытаться определить философский метод как в определенном смысле не эмпирический, даже если ясно, что никакое теоретизирование не является абсолютно невосприимчивым к идеям, рождающимся непосредственно от размышления над наблюдением и измерением. Даже если философия и не полагается исключительно на разум, и опыт может рассматриваться как путь открытия философской истины наряду с рациональной рефлексией, философы все же не пытаются формулировать свои теории способами, предполагающими их опытное подтверждение или отрицание.

В конечном итоге представляется, что если мы хотим быть честными, мы должны признать, что мы не можем представить точного определения философии, которое бы включало в себя все, что традиционно считается принадлежащим к этой сфере, одновременно исключая специальные науки. Возможно, мы в действительности не знаем, что такое философия, или, может быть, мы знаем, что это такое, но только приблизительно, что исключает возможность дать точное определение.

Свет внутри света.

Аллах ведет к Его свету того, к кому

Он благоволит. (Nur, 35).

Каллиграфия из Великой Мечети. Бурса, Турция. 1399 г.

По всей видимости, ближе всего мы подходим к определению философии посредством [попытки определения] ее субъекта и метода, утверждая, что философия включает в себя метафизику, эпистемологию, этику, эстетику, логику, и изучает основы частных наук. Философский метод рационален, в противоположность эмпирическому, но это не означает, что эмпирические исследования не имеют отношения к философии. Например, результаты эмпирических исследований привели к развитию квантовой теории, которая выдвинула ряд интересных философских положений относительно природы материи и энергии, и замена ньютоновской физики теорией относительности сделала немало для того, чтобы подорвать некоторые основные тезисы философии Канта. Признание того, что философия должна следить за развитием экспериментальных наук и откликаться на него, тем не менее, не свидетельствует о правомерности утверждения, что метод философии – эмпирический. Инструментом философа является разум, но это утверждение не очень информативно, поскольку разум применяется также исследователями естественных и гуманитарных наук. Нет такой науки (’илм), которая не требовала бы разума.

Философские методы – это анализ и синтез, и в обоих случаях особое внимание уделяется логике. Синтез является попыткой представить объяснение на достаточно общем уровне, зачастую создавая некую теорию или образец, или защищая проект, посредством которого такие объяснения могут быть даны. Например, материализм – это теория, принятие которой требует отвержения всех объяснений, содержащих неустранимые ссылки на нематериальные сущности. Это требование создает дополнительные трудности в философии ума, философии математики и многих других сферах. Материализм, таким образом, генерирует программу, заключающуюся в попытке представления единого способа объяснения различных феноменов во всех сферах человеческого поиска. Утилитаризм в этике представляет собой другой пример программной теории, посредством которой предполагается объяснить различные моральные аспекты жизни. Каждый широкий философский тезис или теория создает свои проблемы. Чтобы успешно защитить философский тезис, необходимо представить его свободным от противоречий, интегрировать его в общем философском контексте. Поставленные им проблемы должны быть интересными и решаемыми, тезис должен быть применимым в различных сферах, и должен открывать интересные перспективы в сферах своего применения.

Применение тезиса к специфической сфере поиска часто требует привлечения другого важного философского метода – анализа. Анализ может принимать различные формы. Существует лингвистический анализ, концептуальный анализ, и другие виды анализа. Возможно, их следует рассматривать в комплексе как разные пути анализа проблем. Когда Сократ спросил: «Что такое справедливость?», он тем самым приглашал к философскому анализу. В ответ некоторые станут рассматривать, каким образом используется слово «справедливость», или обратятся к его этимологии, другие станут рассуждать об общепринятом представлении о справедливости, третьи будут пытаться объяснить ее, помещая ее внутри более широкой философской теории. Таким образом, методы синтеза и анализа взаимодополнительны. Посредством синтеза создаются теории, анализирующие проблемы; анализ же дает отчет о частной проблеме исходя из более общей теории, или показывает, каким образом проблема может быть решена средствами этой теории. Так, например, Хайдеггер дает анализ проблемы посредством рассмотрения этимологии включенных в нее терминов, выбирая наиболее показательные из предложенных аспектов и затем формулируя некий тезис относительно проблемы, включающий положения, выявленные при анализе, зачастую продолжая цепочку до рассуждений, обнаруживаемых у различных западных мыслителей.

Процесс философского анализа и синтеза имеет место в критическом контексте. На каждом этапе труд философа становится объектом критики других мыслителей, исследующих те же сферы. Возражения возникают тогда, когда у теории возникают неожиданные последствия, когда в ней обнаруживается логическая погрешность, или когда подтверждающие ее доводы содержат изъяны. Философские теории также критикуют за их неспособность решать важные проблемы, или даже тогда, когда им недостает изящества. Основным методом философской критики является анализ доказательств. Здесь на первый план выступает логика, поскольку именно посредством логики доказательства определяются и оцениваются как состоятельные или несостоятельные. Логика, однако, не всегда способна установить истинность или ложность посылок, на которых основаны данные доказательства. Для оценки посылок иногда необходимо прибегать к эмпирическим исследованиям, иногда – к рациональной интуиции, иногда же могут понадобиться дальнейшие доказательства. Полная характеристика философских методов потребует написания сочинения о логике и критическом мышлении. Несомненно, такие книги существуют и всегда существовали в немалом количестве на протяжении всей истории философии, которой они помогли обрести ее настоящую форму. Однако, о том, что в общих чертах представляет из себя философия, здесь было сказано достаточно.

Философия является сферой исследований, включающей в себя метафизику, эпистемологию и т. д., и использующей метод анализа и синтеза в контексте логической критики. Понимая философию таким образом, мы вооружены в достаточной степени, чтобы бросить вызов утверждению о том, что философия зародилась исключительно в древней Греции. Философия может быть обнаружена в Древнем Китае, Индии и Африке. Под философией здесь мы имеем в виду не только мудрые изречения жрецов или клириков, а критическое использование разума в анализе и синтезе, направленное на некоторые ключевые вопросы метафизики, этики и т. д.

Необходимо сказать несколько слов о религиозной мысли. Некоторые религиозные теории являются выражением религиозной преданности, а иные – выражением внутреннего озарения, некоторые из них выражают доктрину, но некоторые из них имеют философский характер. Место соприкосновения религиозной и философской мысли иногда именуется философией религии, а иногда – философской теологией. Порой между ними можно обнаружить различие. Философию религии можно понимать аналогично философии математики, или философии истории. Это – философское исследование самых основных вопросов религии: сущности и атрибутов Бога, отношения между религией и этикой, и внешних парадоксов в религиозном веровании. Эдгар Шеффильд Брайтман, защищающий эмпиризм в широком смысле, включая внутренний опыт наряду с чувственным постижением, определяет философию религии следующим образом:

«Философия религии является попыткой установления посредством рационального толкования религии и ее отношения к другим видам опыта, истины религиозных верований и ценности религиозных подходов и практик. Философия религии является ответвлением метафизики (в особенности, аксиологии), интерпретирующим от ношение человеческого опыта, заключающегося в религиозных ценностях к остальной части его опыта»⁷.

Философская теология подразумевает применение философского метода в отношении важных вопросов теологии, исходя из предположения, что данное богословское утверждение – верно. Термин «философская теология» используется и в других смыслах различными учеными: для некоторых он эквивалентен философии религии, для других он тождественен понятию естественной теологии. Некоторые настаивают на том, что философская теология, как теология, должна ограничивать сферу своего внимания определенным вероубеждением, при этом – не только защищая последнее, но иногда атакуя его. Однако даже в этом последнем весьма узком смысле (когда предметом философской теологии является только одно особое исповедание, чье правдоподобие зиждится на том, что выдается за философский стиль аргументации) из философской теологии нередко вырастает настоящая философия. Поскольку теологи применяют критические методы для рассмотрения различных мнений среди принимающих данное вероубеждение, как следствие, критическое внимание может быть обращено на самые основные предположения, разделяемые исповедующими общую веру; эти предположения могут включать в себя представления об окружающей действительности, истине, рациональной вере, ценности и других предметах философских споров. Следовательно, мы должны быть осторожны в том, чтобы не отбросить все теологические споры как нефилософские. В исламской традиции, например, много подлинной философии может быть найдено в каламе. Ранние мутакаллимы во многом обязаны своими взглядами и анализом рассматриваемых ими проблем понятиям, разработанным грамматиками арабского языка. К концу третьего столетия по хиджре, одним из основных занятий мутакаллимов Басры было систематическое объяснение онтологических подтекстов, ассоциируемых с применением арабских предикатов, сифат. Хотя они, вне сомнения, бы ли заинтересованы в специфических теологических вопросах о сущности и атрибутах Бога, им удалось развить гораздо более общие теории относительно существования вещей, подсказанные подлежащими и сказуемыми⁸.

Традиция, берущая начало в древней Греции, отличается своей продолжительностью и объемом литературы, которую она оставила после себя, большим числом направлений и глубиной видения, продолжающими привлекать новых исследователей. Слава западной философской традиции, включающей в себя исламскую философию в качестве одного из основных своих ответвлений, не должна, однако, скрыть от нашего взора те традиции философской мысли, которые развились независимо от греческой философии. В их числе наиболее важными представляются китайская и индийская философии.

За столетия до того, как Сократ начал свою философскую карьеру, индийцы Южной Азии критически рассматривали окружающую вселенную, занимаясь метафизикой, эпистемологией, этикой и философской теологией⁹. Китайские и буддийские философы, бывшие современниками Сократа, также развили философскую диалектику, основанную на традиции мысли, уходящую корнями вглубь на несколько столетий. Во многих аспектах критические размышления восточных философов аналогичны таким же взглядам западных философов. Как западные, так и восточные философы заняты вопросами природы человека, вселенной, реальности и предельного. Существуют также более специфические сферы, в которых сходство между западной и восточной философией особенно заметно. В начальной стадии обеих традиций материализм утвердился как философская альтернатива превалирующим образам мысли, и в обеих традициях можно обнаружить мыслителей, делающих более сильный акцент либо на опыт либо на разум в обретении человеческого знания. Наконец, обе группы в этих вопросах видели большие возможности для самосовершенствования.

Одной из наиболее важных сфер философии, развившихся независимо друг от друга в Греции, Китае и Индии, является логика. Самой ранней из известных работ по логике в индийской традиции является «Тарка Шастра» Готамы, которая была предположительно составлена в 550 г до н. э. Эта работа включала в себя два предмета – искусство спора (тарка), и средства действенного знания (прамана). Ко второму веку н. э. к работе Готамы были добавлены силлогическое умозаключение и обзор современных философских доктрин и вся работа целиком стала известна как «Ньяя Сутра».

Хотя некоторые предполагают, что силлогизм Ньяя, возможно, развился под влиянием аристотелевского силлогизма, который, скорее всего, пришел в Индию через Александра, это в высшей степени спорно, и большинство современных историков полагает, что индийский силлогизм развился независимо от греческой мысли¹⁰. Эта работа служила основополагающим текстом для последующего развития индийской логики среди различных буддийских, джайнских, равно как и других индийских философов.

Считается, что логика в Китае начинается с работы «Мо цзы» Мо Ди, который умер предположительно в 400 г до н. э. Мо Ди обсуждает истинность и ложность, подтверждение и отрицание «с намерением установить порядок и устранить беспорядок»¹¹. Он описывает как метод философского анализа и сравнения элементов, так и метод синтеза. Анализ начинается с разума и заканчивается уликой. Синтез обобщает несколько фактов и завершается выводом. Также проводится разделение между практическими и теоретическими суждениями. Дискуссии в «Мо цзы» – не просто дофилософские фрагменты учения, они отражают утонченную восприимчивость к логике. Философия, развитая Мо Ди, повлияла на длинную цепочку китайских философов, известных под наименованием моистов, пересекавшихся с мыслителями других китайских школ, критикуя их и подвергаясь критике с их стороны.

Также существует версия, что греческая мысль могла проникнуть в Китай через Бактрию во время завоеваний Александра, но опять-таки это в высшей степени спорно, и в любом случае работа Мо-Ти была завершена задолго до того, как стало возможным греческое или индийское влияние¹².

Только те, кто не знаком с логическими рассуждениями школы Ньяя в индийской философии или школы моистов в китайской философии, а также с диалектикой защитников и критиков этих двух школ, может утверждать, что философия в приведенном выше определении имеет исключительно греческое происхождение. Такое невежество уже не является извинительным, поскольку было опубликовано немало книг, в которых индийская и китайская философии рассматриваются в дополнение к упомянутым выше. Помимо книг, существуют различные философские журналы, публикующие новые исследования в этих сферах: «Chinese Studies in Philosophy», «Journal of Indian Philosophy» и «Philosophy East and West».

В недавние годы также было опубликовано определенное число исследований по африканской философии, хотя относительно древней африканской философии трудно делать какие либо утверждения, поскольку она бытовала в устной культуре. Тем не менее, считать, что древняя Африка не обладала философией, разумным анализом и теорией о различных вопросах метафизики, эпистемологии, этики и т. д., означает совершить ошибку ad ignorantum, то есть прийти к заключению, что что-то не существует, лишь поскольку мы не располагаем веским его доказательством.

Даже доктор Шариати, несмотря на его знакомство с Фаноном и свою преданность делу притесняемых, жалуется на тех европейцев, которые не имеют представления о богатой культуре Ирана и воспринимают Иран как не имеющий культуры, «подобным Африке». Похоже, что это – оговорка, однако уж очень распространенная. И даже если подобные ремарки не мотивированы подсознательными националистическими чувствами, гипертрофированным снобизмом или расизмом, они определенно способны подлить масла в огонь порочных представлений. Это – темная сторона отрицания незападных философий, которая может быть показателем вещей более зловещих, нежели невежество.

Обуянный гордыней, философ говорит: только я способен понимать глубинную истину, давать точные определения, воспринимать тонкие материи, только я могу разумно рассуждать. А поскольку разум есть специфическое отличие человека, значит, только я – человек – я и мои учителя по линии, уходящей вглубь к древней Греции. На языке многих племен понятия члена племени и человека обозначались одним словом.

В противовес этому эксклюзивистскому отрицанию универсализма философии, мы можем говорить о философии пророка Адама (да будет над ним мир!). Это обращает наше внимание на тот факт, что в самой природе человека заложено стремление задавать вопросы о действительности, знании, добре, красоте, здравом умозаключении и искать первоосновы. И человеческой природе также присуще искать ответы на эти вопросы посредством методов мышления: диалектики, анализа, синтеза, критики, спекулятивных рассуждений.

В Коране сказано: «И Он научил Адама именам, всем им…» (2:31). Согласно Ибн аль-’Араби, это – имена Бога, хотя комментаторы иногда утверждают, что по соображениям арабской грамматики эти имена не могут быть атрибутами, но должны быть именами живых существ. Этот довод, однако, не полностью убедителен, поскольку атрибуты также могут быть персонифицированы как фигура речи. Если знание Адама (А) распространялось на имена Бога, это должно восприниматься как символ анализа, посредством которого божественная реальность воспринимается через множество своих имен. Эти Имена множественны, в то время как сущность Бога – проста и едина. Выучив Имена, Адам (А) получил способность анализировать простое божественное единство в контексте его отношений с творениями как множество атрибутов. Даже если имена, которым научили Адама, и не понимать как Божественные Имена, а как имена неких иных реальностей, исключительность положения Адама в отношении Единственного Творца и данное ему знание множественности имен определенно предполагает проблему единственности и множественности, наименования и отношения и человеческого знания. Это дает основание думать, что мудрость Адама

(А) была, хотя бы отчасти, философской. Адам (А) был первым философом. Это означает, что философия, как мы описали ее выше, присуща человеческой натуре, и что философские проблемы могут быть ассоциированы со знанием, данным Богом Адаму, как описано в Коране.

Мулла Садра описывал мудрость Адама следующим образом: «Знай, что мудрость (хикма) началась от Адама и его потомков – Сета и Гермеса, т. е. Идриса, и Ноя, поскольку мир никогда не был лишен человека, служащего опорой науки единства (таухид) и возвращения. И это великий Гермес был тем, кто распространил ее (хикма) по всем уголкам мира и различным странам, проявляя ее и проливая на «истинно поклоняющихся». Он – «Отец философов» (Абу ’ль хукама ’) и учитель тех, кто является обладателями наук»¹³. Говорить об Адаме как о философе – значит, перешагнуть границы философской универсальности и ввести в обсуждение религиозный элемент. Философия Адама – религиозна. С секулярной западной точки зрения подобного рода утверждения будут звучать до абсурдного нелепо. Не только атеисты, но также западные христиане, считающие себя просвещенными, думают об Адаме как о мифической фигуре, персонаже древних сказок, не имеющем отношения к рациональному анализу философских проблем и научному складу мышления, типичному для современного философа. С другой стороны, религиозные люди с узким пониманием богобоязненности сочтут недопустимым и противоречащим религии описание пророка Адама (А) как философа. Пророческое знание, возразят они, получаемо путем Откровения и не нуждается в недостаточных методах разума.