Автор книги: Мустафа Акийол
Жанр: Словари, Справочники
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 3
Возрождение в Аравии
В 610 году в западной части Аравийского полуострова, в небольшой пещере, произошло событие, изменившее мир.
В пещере сидел в уединении человек. Он привык приходить сюда один из близлежащего города Мекки, «матери городов», чтобы поразмыслить в тишине и одиночестве, вдали от шумного городского рынка. Сам он был на этом рынке купцом – с хорошим делом, хорошей репутацией, хорошей женой. Ему было сорок лет – для того времени возраст уже пожилой – и от жизни он, скорее всего, не ждал никаких перемен. Но перемены были уже рядом.
Звали его Мухаммад, что на языке его матери – арабском, близком к еврейскому и арамейскому, – означает «достойный похвалы». Народ его, арабы, в самом деле был отдаленно родствен евреям. Легенда гласит, что младший сын Авраама Исаак стал прародителем израильтян, а старший его сын Измаил – предком арабов. Но, если иудеи оставались верны единобожию Авраама, арабы создали политеистическую религию, поклонялись множеству богов, часто изображаемых в виде идолов. Например, Узза была богиней плодородия, Манат – богиней судьбы, Хубал – богом Луны.
Мекка, город Мухаммада, был центром арабского идолопоклонства. В самом центре города возвышалось строение в форме куба, называемое Кааба. (Возможно, от его названия и происходит само слово «куб»[156]156
Обычно считается, что слово «куб» происходит от греческого kubos, но и это греческое слово может иметь арабские корни. Карен Армстронг в своем словаре терминов уверенно замечает: «От Каабы пришло к нам слово «куб»». Holy War: The Crusades and Their Impact on Today’s World (New York: Anchor Books, 2001), p. 591.
[Закрыть].) Арабы считали, что это храм, построенный Авраамом и Измаилом – следовательно, он мог быть возведен лишь для поклонения единому Богу; однако давно уже Кааба превратилась в языческий храм. Во времена Мухаммада в Каабе стояло более трех сотен идолов, и каждый год со всего полуострова приходили к ним паломники, чтобы выразить им свое почтение и принести дары. Идолопоклонство способствовало и престижу Мекки, и ее процветанию.
Однако Мухаммад все сильнее ощущал недовольство существующим порядком вещей. Во-первых, идолы казались ему бессмыслицей – как и всей небольшой группе арабских монотеистов, так называемых ханифов, считавших идолопоклонство отступлением от веры в единого истинного Бога.
Во-вторых, ему казалось несправедливым жесткое иерархическое устройство общества в Мекке, где надменные богачи втаптывали в грязь униженных бедняков и рабов. Его собственное племя, курейшиты, всего два поколения назад тоже были бедняками и боролись за существование в пустыне. Однако, осев в бурно развивающейся Мекке, они сделались богачами-нуворишами. Мекка стала городом крайностей и безудержной эксплуатации: мужчины здесь продавали друг другу женщин-рабынь как проституток, богачи выжимали все соки из бедняков.
Обо всем этом с тревогой размышлял Мухаммад, когда покинул город и направился к своей любимой пещере, чтобы, как обычно, посидеть там немного и пойти домой. Но в этот день – один из дней 610 года, в лунный месяц рамадан – произошло нечто очень странное. Из тьмы пещеры воззвал к Мухаммаду голос и приказал: «Слагай стихи!» Мухаммад, ужаснувшись, распростерся на земле. «Но я не поэт!» – отвечал он. Поэты в Мекке были тем же, что и риторы в Античном мире. Тогда голос начал читать стихи сам:
Читай и возгласи!
Во имя Бога твоего, Кто сотворил —
Кто создал человека из сгустка.
Читай! Господь твой – самый щедрый!
Он – Тот, Кто человеку дал перо и научил письму,
А также обучил тому, что он не знал.[157]157
Коран 96:1–5. Здесь и далее цитаты из Корана приводятся по русскому переводу смыслов Корана Валерии Пороховой.
[Закрыть]
Мухаммад ужаснулся еще сильнее. Он выбежал из пещеры и поспешил домой, убежденный, что стал жертвой нападения джинна – сверхъестественного и часто демонического существа из арабского фольклора. Оказавшись наконец в объятиях своей жены Хадиджи, деловой женщины пятнадцатью годами его старше, он воскликнул: «Укрой меня!» – и рассказал ей, как встретил джинна в пещере.
Однако Хадиджа отнеслась к голосу, так напугавшему ее мужа, с большим доверием. Она предложила посоветоваться с человеком, лучше понимающим в таких таинственных вещах – своим двоюродным братом Баракой ибн Навфалем. (По-арабски «ибн» означает «сын такого-то», так же, как по-еврейски «бен».)
Исламское предание рассказывает нам, что Барака изначально был одним из ханифов. Но то же предание рассказывает, что затем он обратился в христианство, видимо, путешествуя по Сирии, изучал Библию и даже стал священником. Итак, христианин Барака выслушал, что случилось с Мухаммадом в пещере, и пришел к выводу, что так испугавший его голос был не демоническим, а божественным. «Свидетельствую Тем, в Чьих руках душа Бараки, – сказал он, – ты – Пророк народа сего».
В биографии Пророка, написанной мусульманским историком Ибн Исхаком, мы читаем также, что Барака сказал Мухаммаду: «Услышал ты величайший закон, тот же, что слышал Моисей»[158]158
Muhammad Ibn Ishaq, The Life of Muhammad, trans. A.Guillaume (Oxford, UK: Oxford University Press, 1955) p. 107.
[Закрыть]. Арабское слово, означающее «закон», здесь – «намус», то же, что греческое «номос». Последнее часто используется в Новом Завете, в посланиях Павла и, в более положительном смысле, в Послании Иакова. Используя это слово, полное силы и значения, Барака, по-видимому, подразумевал, что Мухаммаду будет дано не просто одно откровение из нескольких слов, но целый божественный закон для целого народа.
Неудивительно, что откровения продолжались. Поначалу Мухаммад все еще с трудом убеждал себя, что он – Пророк, избранный Богом, а не безумец, преследуемый демонами. Вот почему новое откровение вначале успокоило его: «По милости Владыки твоего ты, Мухаммад, не одержим»[159]159
Коран 68:2.
[Закрыть]. Когда на время откровения прекратились, Мухаммад растерялся. Новое откровение снова ободрило его: «Тебя Господь твой не оставил, тебя не разлюбил Владыка твой»[160]160
Коран 68:3.
[Закрыть]. Иными словами, миссия Мухаммада началась вовсе не с гордыни и нетерпеливого ожидания победы, как часто бывает с религиозными шарлатанами. Скорее, он чувствовал, что его, беспомощного, втягивают в какую-то непредвиденную и нежеланную борьбу – как часто бывает с истинными пророками и апостолами.
Откровения продолжались двадцать три года и постепенно составили книгу, впоследствии названную «Коран», или «чтение вслух». Тем временем вокруг Мухаммада собралась община верующих, и началась ее поразительная история. Вначале, первые три года, новую веру распространяли лишь несколько человек и втихомолку. Начав провозглашать новую веру публично, как того потребовало откровение, они столкнулись с преследованиями со стороны языческой элиты Мекки. К 622 году, через двенадцать лет после начала откровений, всем им пришлось бежать из города, спасаясь от смерти. Лишь восемь лет и три великие битвы спустя вернулись они в Мекку во главе огромной армии и заняли ее без пролития крови. Они очистили Каабу от идолов и снова сделали ее храмом единого Бога.
Вскоре мир узнал об их вере – новой религии, именуемой исламом. Сам ислам, однако, настаивает на том, что ничего нового в нем нет.
Единобожие для язычников
В богословском смысле рождение ислама было не чем иным, как победой монотеизма над политеизмом. Идолов, которым привыкли поклоняться арабы, Коран в одном из первых же стихов объявляет лишь «именами, что вы и ваши праотцы изобрели»[161]161
Коран 7:71.
[Закрыть]. Нет никаких истинных богов, обладающих истинной властью над людьми. «Если взываете вы к ним, они не слышат вашего призыва, – говорит Коран, – а если бы и слышали, то внять бы не могли»[162]162
Коран 35:14.
[Закрыть].
Однако есть Бог, которого почитали арабы-язычники и почитает Коран: Аллах. Само это слово – сокращение арабского определенного артикля «аль», имеющего то же значение, что и английский артикль the, и слова «илах», означающего «бог». Таким образом, Аллах – не просто какой-то бог, но Бог вполне определенный. Арабы-язычники считали Его высочайшим невидимым божеством, намного выше всех прочих богов, предстающих людям в виде идолов. Аллах для них был творцом неба и земли, однако очень далеким от людей – поэтому, по их вере, людям и приходилось поклоняться идолам. «Мы служим им лишь для того, чтобы они приблизили нас к Аллаху», – так, согласно Корану, рассуждали идолопоклонники в Мекке[163]163
Коран 39:3.
[Закрыть].
Коран отвечает на это: Аллах – единственный истинный Бог, и только он достоин поклонения. Связывать с Аллахом каких-то «спутников» или ширк – тяжелейший грех. Отсюда основной символ исламской веры, изо дня в день звучащий по всей земле, из уст верующих и с минаретов в мечетях: «Ла илахе иллаллах» – «Нет бога, кроме Бога». Именно такой смелый, мощный, бескомпромиссный монотеизм лег в основу новой веры. Вот почему она стала называться «ислам», то есть «покорность» одному лишь истинному Богу – и никому более.
Но кто же этот единый истинный Бог? Ответ Корана прям и однозначен: Бог Авраама, Измаила, Исаака и Иакова[164]164
Коран 2:132–33.
[Закрыть]. Он же – Бог Ноя, Лота, Моисея, Иосифа, Иова, Ионы, Илии, Давида и Соломона. Все эти фигуры, известные в иудео-христианской традиции как иудейские праотцы, пророки и цари – вместе лишь с тремя арабскими пророками, Шуаи-бом, Салехом и Худом – почитаются в Коране как хранители монотеистической традиции. Признается и особая роль иудеев в истории единобожия. «Сыны Израиля, – говорит Бог в Коране, – вы вспомните ту милость, которой Я вас одарил, и то, что Я возвысил вас над прочим людом»[165]165
Коран 2:47.
[Закрыть]. Однако Коран учит также, что единобожие – не изобретение иудеев, а изначальная религия, провозглашенная и многим другим народам устами многих других пророков, не названных по именам[166]166
В Коране 4:167 мы читаем: «И были средь посланников от Нас те, о которых рассказали Мы тебе, но были также и такие, о коих Мы тебе не рассказали». [В русском переводе это стих 4:164. – Прим. пер.]
[Закрыть].
Согласно взгляду на историю, выраженному в Коране, пророк Мухаммад – не изобретатель новой религии, а лишь провозгласитель древних истин, обычный человек без всяких сверхъестественных способностей. «Среди посланников Господних я не носитель новоявленного слова, – такие слова приказывает передать народу откровение. – Не знаю я, что будет сделано со мной и с вами. Я только следую тому, что мне открыто. Я – лишь увещеватель явный»[167]167
Коран 46:9.
[Закрыть]. В другом откровении также отмечается, что Мухаммад послан Богом «нести увещевание народу, к которому посланник до [него] не приходил»[168]168
Коран 28:46.
[Закрыть]. Имеются в виду арабы, у которых, хотя они и приходятся сродни иудеям, не было ни своих пророков, ни писаний.
Более того, другие народы, за прошедшие столетия в основном принявшие ислам – персы, турки, курды, берберы, пуштуны, индо-арии, малайцы, яванцы и многие другие, – с точки зрения авраамических религий все также имели богатое «языческое» прошлое. В результате во всех четырех концах земли ныне можно встретить миллионы людей с именами Исхак (Исаак), Юсуф (Иосиф) или Давуд (Давид), почитающих Авраама за его послушание Богу и Моисея за смелое противостояние фараону, несмотря на то, что их собственные национальные истории никак не связаны с сынами Израилевыми.
Иными словами, распространение по миру ислама привело к поистине тектонической экспансии по всему земному шару авраамического единобожия – как и в случае с христианством. Глядя на разрастание этих двух ветвей, сперва – христианства, а затем – ислама, вполне можно сказать, что авраамическое единобожие, исторически укорененное лишь в крохотном народе Израильском, теперь завоевало большую часть мира[169]169
Интересное прочтение мировой истории через фильтр глобального распространения «авраамизма» см. в: Walter Russell Mead, God and Gold: Britain, America, and the Making of the Modern World (New York: Alfred A. Knopf, 2007), p. 275–282.
[Закрыть].
Страсть к спасению
В чем же секрет поразительного успеха ислама? Как стало возможно, что крохотный изначально культ в небольшом городке в арабской пустыне так быстро распространился и завоевал значительную часть Старого Света, от Испании до Индии?
С XVIII века, с начала «ориенталистских» исследований, этим вопросом справедливо задавались многие западные ученые. Большинство их искали ответ в факторах, внешних по отношению к тому, что сам ислам считает своей сутью – к вере. Наиболее прямо выразил это направление мысли в 1881 году французский ориенталист Эрнест Ренан, написавший, что «мусульманское движение возникло и развивалось почти без религиозной веры»[170]170
Ernest Renan, “Mohammedanism,” Cyclopжdia of Political Science, Political Economy, and the Political History of the United States, ed. John J.Lalor (New York: Maynard, Merrill, 1889), Vol II: доступен в интернете в: “Online Library of Liberty,” http://oll.libertyfund.org. Accessed on July 14, 2016.
[Закрыть]. Для него и других европейских ориенталистов возникновение и развитие ислама объяснялось арабским национализмом, империализмом, жаждой власти или даже секса (наложницы и гаремы).
Этот ранний ориенталистский взгляд влиятелен и по сей день. Большинство социологов склонны отметать религиозные объяснения общественных процессов как производные от чего-то более «реального», то есть материального. То, что ислам оказался достаточно рано и тесно связан с властью, облегчает применение таких секуляристских объяснений. Некоторые западные христиане, испытывающие понятный ужас перед насилием мусульманских экстремистов, экстраполируют эту проблему в прошлое и пишут, что ислам всегда был «политической идеологией, замаскированной под религию»[171]171
Примеров этому множество: один из них – Elisabeth Sabaditsch-Wolff, “Islam Is a Political Ideology Disguised as a Religion,” CBN (Christian Broadcasting Network), September 14, 2010.
[Закрыть].
Однако некоторые современные академические исследования на Западе ставят под вопрос эти популярные мнения о происхождении ислама. Так, Фред М.Доннер, американский исследователь ислама, в своем труде 2010 года «Мухаммад и верующие» выдвигает против них сильные аргументы. Доннер решительно спорит с учеными, объясняющими возникновение ислама чисто земными обстоятельствами. Напротив, говорит он, Мухаммад и его последователи составляли искренне религиозное движение, сфокусированное на одной-единственной цели – личном спасении. «По моему убеждению, – пишет он:
Ислам начался как религиозное движение, а не социальное, экономическое или «национальное»; в особенности важна для него была забота о достижении личного спасения через праведное поведение. Ранние верующие [мусульмане] были озабочены общественными и политическими вопросами лишь постольку, поскольку связывали их с понятиями благочестия и правильного поведения, необходимого для спасения[172]172
Fred M. Donner, Muhammad and the Believers: At the Origins of Islam (Cambridge, MA: Belknap Press of Harvard University Press, 2010), p. xii.
[Закрыть].
Доннер прав: важнейшая тема Корана – личные отношения человека с Богом, Творцом и Хранителем земли и небес, Милосердным Господом всех людей. Вера в Бога и служение Ему, вместе с необходимостью почитать Его заповеди и повиноваться им – первейший долг каждого человека. Каждому человеку отпущено короткое время на земле, а далее, после смерти, всех нас будет судить Бог. Поэтому известная нам временная жизнь – не что иное, как проверка, испытание, выбор между истиной и ложью, добром и злом. В одном из самых первых откровений Корана говорится о том, что Бог создал человека и показал ему «два пути»:
Мы человека создали на тяготы земные;
Так неужели он воображает,
Что здесь над ним никто не властен?
Он может говорить:
«Я заплатил за все сполна!»
Ужель он думает, никто его не видит?
И разве не дано ему двух глаз,
И языка, и пары губ?
И не указаны два главных направленья
Добра и Зла?
Но не спешит избрать стезю крутую человек!
Как объяснить тебе, что значит “крутизна”?
Освободить раба,
Дать пищу в дни лишений
Сироте, который близок вам по крови,
Иль бедняку, презренному другими.
И вот тогда вы станете одним из тех,
Кто верит в Бога, и смиренно сострадает,
И с милосердием творит добро.
Таков лик праведных – стоящих
По праву сторону в День Судный.
Но тем, кто Наши ясные знамения отверг,
Почить на левой стороне —
Под сводом пламенным Огня![173]173
Коран 90:4–0.
[Закрыть]
Насколько мне известно, никто еще не отмечал, что эти «два направленья», о которых учит Коран, удивительно схожи с двумя путями, которые находим мы в другом священном тексте: Дидахе или «Учении двенадцати апостолов», иудео-христианском документе конца I столетия. Вот как начинается Дидахе:
Есть два пути: один – жизни и один – смерти, но между обоими путями большое различие. Путь жизни таков: во-первых, ты должен любить Бога, создавшего тебя, во-вторых, – ближнего своего, как себя самого, и всего того, чего не хочешь, чтобы было с тобою, и ты не делай другому[174]174
Дидахе 1:1–. (Русский перевод доступен на сайте: https://azbyka.ru/otechnik/pravila/didahe_rus).
[Закрыть].
Эти два отрывка, из Корана и из Дидахе, удивительно схожи – не дословно, но по смыслу. Оба говорят о том, что Бог показал людям два пути и что путь добра – это преданность Богу и благоволение к другим людям. Иными словами, оба предлагают человечеству спасение путем правой веры и добрых дел – в отличие от Павлова учения о спасении «одной верой», или sola fide (богословский термин, введенный позже Мартином Лютером).
Этот акцент на вере и делах в Коране столь важен, что сами верующие определяются там как «уверовавшие в Бога и творящие добрые дела». Это выражение встречается приблизительно в сорока пяти стихах, часто – как определение самой формулы спасения. «К уверовавшим в Бога, творившим добрые дела, – гласит один стих, – любовь проявит Милосердный»[175]175
Коран 19:96.
[Закрыть].
К вопросу о том, как единобожие и благочестие Дидахе, отражающее иудео-христианство I века, воскресло в Коране шесть столетий спустя, мы еще вернемся. Но вначале задержимся немного на рождении ислама и на его взаимоотношениях с сестрами-авраамическими религиями.
Межрелигиозные связи
Мы уже отметили, что в начале VII века на Аравийском полуострове идолопоклонство было нормой. Однако здесь существовали и другие религиозные общины. Помимо монотеистов ханифов, о которых нам известно очень мало, были иудеи и христиане.
Иудаизм появился в Аравии достаточно рано, возможно, сразу после разрушения римлянами Иерусалимского храма в 70 году н. э. Ко времени Мухаммада в городах-оазисах в северо-западной части полуострова – Табуке, Тайме, Хайбаре и Ятрибе – существовали арабоязычные иудейские общины[176]176
Подробнее о них см. в: Donner, Muhammad and the Believers, p. 30.
[Закрыть]. Именно в Ятриб переселился Мухаммад в 622 году, когда проповедь в Мекке начала угрожать его жизни. Поэтому Ятриб стал для мусульман «второй родиной» и позднее получил прозвище «Город Пророка» – Мадинату ан-Наби. Вскоре название Ятриб заменилось словом Мадина (Медина), означающим «город».
В этой-то Медине обитали три иудейских племени, с которыми Пророк вскоре после прибытия подписал весьма значительный договор. Один из пунктов этого договора гласил: «У иудеев – своя религия, у мусульман – своя». Однако этот договор, сегодня интерпретируемый мусульманскими интеллектуалами как основа для плюрализма, к сожалению, просуществовал недолго: тайные связи иудейских племен с язычниками из Мекки привели к их трагическому изгнанию из Медины[177]177
Трагичным было не только изгнание, но и, еще более, истребление мужчин третьего иудейского племени в Медине, Бану Курайза. Однако существуют и неортодоксальные прочтения этой печальной истории, о которых я рассказываю в предыдущей своей книге, Islam without Extremes: A Muslim Case for Liberty (New York: W.W.Norton, 2011), p. 57–58.
[Закрыть]. Однако взаимодействие мусульман с иудеями в этом городе, следы которого можно заметить во многих стихах Корана, включало и диспуты, и межрелигиозный диалог.
Христианство в Аравии присутствовало в основном на юге, в Йемене, и на севере и западе, в областях, пограничных с нынешними Ираком и Сирией.
Следовательно, в годы формирования ислама мусульмане непосредственно сталкивались с христианами реже, чем с иудеями, однако какие-то контакты между ними в любом случае были. Сам Мухаммад встречал христиан во время торговых путешествий в Сирию, еще до начала своей пророческой миссии. Исламское предание рассказывает нам, что во время одной из таких поездок христианский монах по имени Бахира распознал в подростке Мухаммаде, приехавшем в Сирию вместе с дядей, будущего Пророка. Эта история, вместе с историей о священнике Бараке, подчеркивает не только мусульманскую мысль, что «истинные христиане» видели свет пророка Мухаммада. Она – независимо от ее исторической достоверности – подчеркивает и то, что мусульмане видели свет в христианстве и признавали в нем религию-предшественницу.
В сущности, ислам, совершивший монотеистическую революцию в политеистическом обществе, воспринимал другие монотеистические религии, особенно иудаизм и христианство, как сестер и даже союзниц. Коран называет иудеев и христиан «Людьми Книги», уважая их священные писания: Таврат, то есть Тору, Забур – Псалтирь, и Инджиль – Евангелие (от греческого слова евангелион). Сам себя Коран описывает не как нечто совершенно новое, но как подтверждение этих древних книг[178]178
Коран 3:3.
[Закрыть].
Поэтому от представителей старших монотеистических религий не требовалось обязательное обращение в ислам – лишь то, чтобы они всем сердцем и душой следовали своим писаниям. «Пусть обладатели Евангелия, – прямо говорит Коран, – судят по тому, что в нем Аллах им ниспослал»[179]179
Коран 5:47.
[Закрыть]. Иными словами, иудеи и христиане просто должны быть хорошими иудеями и христианами. Вот стих из Корана, обещающий им спасение, пока они хранят веру и творят добрые дела:
О том, кто такие «сабеи» – религиозная община, очевидно знакомая древнейшим мусульманам, – идут споры. Обычно считается, что «сабеи» из Корана – это мандеи, представители гностической месопотамской религии, испытавшей на себе влияние зороастризма и христианства, центральной фигурой в которой стал Иоанн Креститель. То, что Коран обещает им, вместе с иудеями и христианами, спасение, свидетельствует о такой богословской свободе раннего ислама, которую большинству современных мусульман трудно даже вообразить.
В книге «Мухаммад и верующие» Доннер утверждает: богословская свобода эта в раннем исламе была так широка, что, в сущности, движение верующих – муминун, термин, используемый в Коране почти тысячу раз – включало всех монотеистов. Те верующие, что следовали именно Мухаммаду, назывались мусульманами – муслимун, слово, встречающееся в Коране семьдесят пять раз. Но эти мусульмане лишь возглавляли «конфессионально открытое религиозное движение», «включавшее всех монотеистов, живущих в строгом повиновении закону Божьему, который Бог открывал человечеству много раз – в Торе, в евангелиях, в Коране»[181]181
Donner, Muhammad and the Believers, p. 75.
[Закрыть].
Стоит отметить, что такой плюралистический путь не был для ислама самым простым или естественным. «Для ранней мусульманской общины куда проще было бы однозначно порвать с иудеями и христианами», – замечает американский историк Закари Карабелл. Мухаммад мог бы просто «отвергнуть их как отступников и врагов, предоставить им выбор: обратиться – или умереть»[182]182
Zachary Karabell, People of the Book: The Forgotten History of Islam and the West (London: John Murray, 2007), p. 19–20.
[Закрыть]. Однако этого он не сделал, и, помимо возможных прагматических причин, несомненно, этому была и богословская причина – общая приверженность единобожию.
Такое благоволение к старшим монотеистическим религиям в раннем исламе вело и к любопытным политическим союзам. В 615 году, на пятый год после первого откровения, новорожденная мусульманская община в Мекке столкнулась с жестоким преследованием со стороны идолопоклоннического истеблишмента. Особенно уязвимы были мусульмане без сильных клановых связей, и Пророк приказал примерно восьмидесяти четырем из них бежать, чтобы спасти свою жизнь. Они должны были уехать в христианское царство Аксум в Абиссинии, на территории нынешней Эфиопии, по другую сторону Красного моря. «Это дружественная страна, – сказал Мухаммад, – и ее царь не потерпит несправедливости»[183]183
По рассказу Ибн Исхака в его «Сира» (биографии) Пророка; цит. по: F.E.Peters, A Reader on Classical Islam (Princeton, NJ: Princeton University Press, 1993), p. 62.
[Закрыть]. Аксумский христианский царь, называемый Негусом, в самом деле благосклонно принял беглецов из Аравии, ищущих убежища в Абиссинии, был счастлив узнать, что они также верят в единого Бога и даже в девственное рождение Христа, – о чем мы подробнее поговорим позже. Эти мусульманские беженцы прожили в Абиссинии пятнадцать лет, а когда в Аравии стало для них безопаснее, вернулись домой.
Более значительными политическими событиями того времени стала серия войн между Византией и Империей Сасанидов – или, в религиозных терминах, между христианами и зороастрийцами. В первое десятилетие ислама, с 610 по 620 годы, Сасаниды побеждали: они нанесли византийцам ряд сокрушительных поражений. В 614 году сасанидские войска взяли Иерусалим, вырезали множество его жителей-христиан, сожгли церкви, конфисковали Святой Крест – тот самый, на котором, как верили христиане, был распят Иисус. Вскоре Сасаниды захватили также Сирию и Египет и открыли себе путь на столицу Византии, Константинополь. Саму Аравию Византийско-Сасанидские войны не затронули, но арабы увлеченно следили за этим столкновением двух мировых держав. Еще больше интереса вызывала война в Мекке, где мусульмане отождествляли себя с христианами-византийцами, которых называли «римлянами», а идолопоклонники «болели» за зороастрийцев-Сасанидов. Победы последних разочаровывали мусульман. Однако приблизительно в 615 году, вскоре после взятия Иерусалима, Мухаммад возвестил новое божественное откровение, которое обещало скорый и благоприятный поворот событий:
Побеждены восточные римляне
На близлежащих землях к вам.
Но за победою над ними
Вновь победить им предстоит
Спустя недолгий срок.
Решение всего – во власти Бога,
Как было прежде, и сейчас, и будет после.
В тот день возрадуются верные
Господней помощи в одержанной победе, —
Ведь Он дарует помощь лишь тому,
Кого сочтет Своим желаньем, —
Он истинно могущ и милосерд![184]184
Коран 30:2–5.
[Закрыть]
Любопытно, что вскоре, в 627 году, в битве при Ниневии римляне в самом деле разбили Сасанидов. Эта победа помогла им отвоевать Сирию и Месопотамию, в том числе и Иерусалим, и вернуть себе Святой Крест, увезенный в Персию как трофей. Приведенное выше откровение включено в Коран в качестве вступительных строк к главе, называемой «Рум», то есть «Римляне». Оно свидетельствует о том, что в годы возникновения ислама мусульмане считали христиан союзниками.
Более того, римский император Ираклий, разбивший Сасанидов, удостоился любопытного хвалебного изображения в мусульманской литературе. Ранние истолкователи Корана восхваляли его христианское благочестие и добродетельное правление. Мусульманские историки писали также о послании Мухаммада к императору Ираклию, «великому вождю Рума», в котором Мухаммад приглашал его принять ислам или хотя бы последовать призыву Корана к иудеям и христианам: «О люди Книги! Давайте к слову, равному для нас и вас, придем: чтоб нам не поклоняться никому, кроме Аллаха, других божеств Ему не измышлять и средь себя не воздвигать других владык, кроме Аллаха»[185]185
Коран 3:64.
[Закрыть]. Ираклий, читаем мы в мусульманских источниках, ответил на это письмо тепло и доброжелательно. Быть может, все это благочестивый вымысел – однако он ясно свидетельствует о симпатии к христианскому Руму среди ранних мусульман[186]186
Подробнее об образе Ираклия в исламе см. в: Nadia Maria El-Cheikh, “Muhammad and Heraclius: A Study in Legitimacy,” Studia Islamica 89 (1999): 5–2.
[Закрыть].
Рим (то есть Византия) находился к северу от Аравии. В 631 году, за год до кончины Мухаммада, состоялся другой важный контакт, на этот раз с христианами с юга – группа их пришла в Медину из Наджрана, города между Меккой и Йеменом. Это посольство, возглавляемое человеком по имени Абдул Масих, то есть «раб Мессии», остановилось в столице, и Мухаммад позволил им молиться в мечети. (Современная Саудовская Аравия, в которой христианам запрещено посещать Мекку и Медину, как видно, не извлекла из этого случая должных уроков.) Мусульманские историки сообщали позднее, что христиане были тронуты тем уважением, которое проявляли мусульмане к Иисусу, но не могли согласиться с утверждениями Корана относительно природы Христа. Однако Мухаммад подписал с ними договор, включавший следующий пункт:
Наджран – под защитой Бога и Мухаммада, Пророка Его: защищены их жизни, вера, земля и имущество, их присутствующие и отсутствующие, их одноплеменники и союзники. Ничего в своих прошлых обычаях изменять им не нужно. Права их и права их религии остаются неприкосновенными. Никто из епископов, монахов или церковных стражей не должен потерять свое место[187]187
The Covenant of the Prophet Muhammad with the Christians of Najran, trans. John Andrew Morrow (Tacoma, WA: Angelico Press, Sophia Perennis, 2013).
[Закрыть].
Однако терпимость ислама к другим религиям, столь ярко проявлявшаяся в Коране и в жизни Пророка, постепенно угасала по мере того, как ислам осознавал себя отдельной религией, отличной от других монотеистических традиций и даже им враждебной[188]188
По Доннеру, это пост-кораническое развитие ислама достигло своего полного воплощения при халифате династии Уммайядов (661–744). Уммайяды «более, чем кто-либо еще, помогли верующим сформировать ясное сознание своей отдельной идентичности и наследия своей религиозной общины». Donner, Muhammad and the Believers, p. xii.
[Закрыть]. Этот «культ ислама как единственной истинной религии», пишет Карен Армстронг, заставил забыть слова ее основателя о том, что он не открыл никакой «новой особенной веры»[189]189
Karen Armstrong, A History of God (New York: Ballantine Books, 1993), p. 395.
[Закрыть]. Тем временем и земные геополитические вопросы вели ко все более жестоким столкновениям между расширяющейся империей мусульман и христианскими странами – а со временем привели и к контратаке Крестовых походов.
Однако ранняя близость мусульман с их монотеистическими «старшими родственниками» все же оставила некоторое наследство и принесла некоторые практические результаты. Коран запрещает мусульманам вкушать пищу язычников, которая может быть нечиста или даже заклана в жертву идолам, однако пищу иудеев и христиан есть разрешает[190]190
«Сегодня вся благая снедь дозволена вам в пищу. Дозволена вам также пища тех, кому было ниспослано Писанье, и ваша пища им разрешена». Коран 5:5.
[Закрыть]. Вот почему самые консервативные мусульмане, живущие на Западе, не всегда уверены в ритуальной чистоте обычной пищи, однако спокойно едят кошерные продукты. Аналогично Коран запрещает мусульманам браки с многобожниками, однако разрешает мусульманам брать в жены иудейских и христианских девушек, причем обращаться в ислам от них не требуется[191]191
Обычно в исламской традиции считается, что Коран разрешает лишь мусульманским мужчинам брать в жены иудейских и христианских женщин, но не наоборот. Однако в стихе Корана, разрешающем межрелигиозные браки, нет открытого запрета и на браки мусульманок с людьми Книги: «Разрешено вам в жены брать не только целомудренных, уверовавших в Бога, но также целомудренных из тех, кому ниспослано Писание до вас, коль вы дадите им (предбрачный) дар, при этом скромность соблюдая, не предаваясь похоти и не беря любовниц».
[Закрыть].
Более того, в исламе сохранилось определенное уважение к людям Книги, и именно оно позволило иудаизму и христианству сохраняться и под мусульманской властью. Власть эта, как часто отмечают, распространялась «мечом» – однако свою религию мусульмане мечом не навязывали[192]192
Оценку описания мусульманских завоеваний, данную в недавно изданных христианских трудах, см. в: Zafer Duygu, “The Projections of Islamic Conquests and Muslim Sovereignty in 7th Century on the Christian Historiography,” Journal of Artuklu Academia 1, no. 1 (2014): 33–65.
[Закрыть]. И письменные, и археологические свидетельства показывают, что после мусульманского завоевания Сирии – в VII веке цитадели восточного христианства – церкви остались нетронутыми и, более того, строились новые церкви. В первом столетии ислама известны даже священные места, почитаемые как христианами, так и мусульманами – в Иерусалиме, Дамаске и Хомсе[193]193
Donner, Muhammad and the Believers, 107.
[Закрыть].
Вот почему около 650 года глава Восточно-сирийской церкви, католикос Ишояхб III, доброжелательно отзывался о мусульманских завоевателях, отмечая: «Они – не только не враги христианству, но, напротив, восхваляют нашу веру, чтят служителей Господа и наших святых, поддерживают наши церкви и монастыри»[194]194
Michael Philip Penn, When Christians First Met Muslims: A Sourcebook of the Earliest Syriac Writings on Islam (Oakland, CA: University of California Press, 2015), p. 36.
[Закрыть]. Правда, не все христиане отзывались о мусульманах так благостно; однако и четыре десятилетия спустя Иоанн бар Пенкаи, сирийский несторианский монах, радовался тому, что «царство Персидское» сменилось «царством детей Агари», как называл он мусульман. «[Бог] внушил им почтение к христианам, – писал он. – Несомненно от Бога пришла им заповедь чтить и поддерживать наши монастыри»[195]195
Там же, p. 88–89, 92. Стоит отметить, что у восточных христиан, покоренных мусульманскими армиями, встречаются и совсем другие, негативные описания мусульман. Майкл Филип Пенн рассматривает это «невероятное разнообразие сирийских отзывов, от нескрываемо враждебных до откровенно дружественных», и подчеркивает, что «о враждебности всех сирийских христиан в целом не может быть и речи». По его словам, «эти тексты напоминают нам, что первые встречи христиан и мусульман далеко не всегда были враждебными» (там же, p. 7).
[Закрыть].
Распространение ислама на Ближнем Востоке помогло и иудеям, положив конец их тоске по Иерусалиму. В 135 году, после неудачного мятежа Бар-Кохбы, язычники-римляне запретили евреям даже находиться в святом городе. И после IV века, когда римляне приняли христианство, запрет этот возобновился, теперь – из-за христианских предрассудков. Отец церкви Иероним благословлял преследование евреев римлянами, называя его «гневом Божьим» на «детей этого испорченного народа… [которые] не заслуживают сострадания». Однако после 637 года, когда халиф Омар завоевал Иерусалим и подчинил его исламской власти, мусульмане не только вновь позволили иудеям жить в Иерусалиме, но даже поощряли их туда возвращаться. В конце IX века еврейский ученый Даниил аль-Кумуси одобрительно писал об этом возвращении, замечая, что при «царе Измаила», то есть арабском халифе, «с четырех концов земли сошелся Израиль в Иерусалим, чтобы молиться и проповедовать»[196]196
Цитаты из Иеронима и аль-Кумуси, а также подробности завоевания арабами Иерусалима и его влиянии на иудеев см. в: Moshe Gil, A History of Palestine, 634–1099 (Cambridge, UK: Cambridge University Press, 1997), pp. 69–71.
[Закрыть].
За пределами Иерусалима мусульмане также проявляли гостеприимство и доброжелательность к иудеям – в ту самую эпоху, когда христиане проклинали их как «богоубийц». Поэтому во время исламских завоеваний на Ближнем Востоке и в Северной Африке «иудеи обычно радовались, когда христианские территории попадали в руки мусульман»[197]197
Allan Harris Cutler and Helen Elmquist Cutler, The Jew as Ally of the Muslim: Medieval Roots of Anti-S emitism (Notre Dame, IN: University of Notre Dame Press, 1986), pp. 92–93.
[Закрыть]. В ответ христиане часто «считали иудеев союзниками мусульман и исламской “пятой колонной” на своей территории»[198]198
Там же, p. 89.
[Закрыть].
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
