Текст книги "Необъяснимые странности. Жизнь под гипнозом. Книга 1"

III Подарок мужа

Анну проводили через двор в фойе сельской больницы. В окне мелькнула ветка сирени. Подойдя к окну, она увидела своего довольного и счастливого сына Макара.

– Мама, это тебе. А где братик?

– Сейчас принесут.

– А папа пошёл ловить такси.

Вскоре вынесли новорожденного Стасика. Никита вручил медсестре торт и цветы. Немного растерянный и счастливый, осторожно взял сына на руки, и они покинули территорию районной больницы. Поджидающий их шустрый водитель открыл двери машины, приглашая садиться. Анна была счастлива.

– Высажу вас здесь, близко к вашему дому подъехать не смогу, кто-то поперёк дороги вырыл большую траншею, – предупредил водитель, и высадил их далеко от общежития. Никита рассчитался.

Дул холодный пронзительный ветер, моросил дождь. Легко одетая Анна, оставив позади мужа с сыновьями, бежала по лужам и грязи к своему дому. Она очень сильно мёрзла. Беспричинный страх терзал её.

Дома мамаше стало плохо. Её бил озноб, во всём теле какая-то беспомощность. Не было сил отключить телевизор, вещающий о беспредельной преступности мафии. Под зловещую музыку бандиты убивали начальника уголовного розыска. Коррупция, убийство опасных для бандитов неподкупных стражей порядка. Слишком глубоко и широко внедрённое беззаконие. Раньше таких беспросветных фильмов не показывали. Хотя действие происходило в чужой капиталистической стране, Анну всю трясло, озноб усиливался.

«Боже мой, как я буду ухаживать за ребёнком, я сама такая беспомощная», – бедняга, закутавшись в одеяло, дрожа всем телом, сидела на диване. Младенец спал, муж на кухне варил борщ.

– Мама, ты заболела? Принести тебе чаю? – Макар старался чем-нибудь облегчить страдания матери.

– Всё нормально, сейчас пройдёт, – стуча зубами и не понимая, что с ней происходит, отрывисто произнесла Анна, – да, сынок, принеси мне чаю.

«Хорошо было в роддоме, – думала она, – там меня лечили, делали уколы, ухаживали за малышом, я только спала и весело смеялась, как на банкете, теперь же мне нужно самой готовить, стирать, убирать, мыть посуду».

Усилием воли она пыталась справиться с ледяной лихорадкой, но не могла.

– Что с тобой? – Забеспокоился Никита, – может тебя в больницу отвезти? Вызвать скорую помощь?

– Ни в коем случае. Это вероятно, послеродовой синдром. В больницу могут забрать на лечение только без ребёнка. Кто будет со Стасиком? Я кормящая мать. Нет, только не это, я справлюсь.

– Ты, наверное, под дождём простыла. Я, дурак, не догадался плащ взять. Ты так легко была одета. Отдыхай, согрейся. Я присмотрю за малышом. Мне на работе выделили дачу, недалеко, одна остановка на электричке, как ты мечтала. Есть просёлочная дорога, в сухую погоду можно на велосипеде ездить. Я тебе велосипед купил. Место хорошее, дачи с домиками продаются за четыре тысячи рублей. Домик я сам построю, стройматериалы сейчас дешевые, только нужно в очереди полдня постоять в рабочий день. Поправишься, поедешь на базу стройматериалов, оформишь и оплатишь заказ. Гараж и машину нам рано покупать, купим, когда в городе получим квартиру.

Анна всегда мечтала ездить на велосипеде по безлюдной просёлочной дороге, пахнущей ароматом цветущих полей на свою собственную дачу, но сейчас её это не обрадовало, судорожно сотрясаясь всеми внутренностями под одеялом, не могла ничего сказать вразумительного, тупо уставившись в телевизор, где под горестную мелодию от мафии погибал лучший друг главного героя.

– Иди, поешь свежего борща.

– Не, – сквозь трясущиеся зубы, пробормотала жена.

– Смотри, я скорую вызову.

– Нет! – заорала Анна, больно прикусив при этом свою губу.

– Ладно, отдыхай, если что, я рядом, – Никита бережно прикрыл её ещё одним одеялом, – в квартире холодно, скоро лето, топить перестали, не видят, что на улице похолодало. Свой дом всё-таки лучше: топишь сам, когда нужно.

Малыш всё время спал.

«Почему он всё время спит?» – подумала Анна и сама провалилась в тёмную бездну сна. Сквозь болезненное ощущение холода, с которым невозможно никак справиться, ей снился тёмный коридор, многочисленные двери. Безобразная, чёрная ведьма закрывала двери и не разрешала бедолаге их открывать.

Наконец одна из дверей немного приоткрылась, послышалось тихое хныканье младенца. Мать быстро вскочила, прижала Стасика к груди. Сын не хотел брать грудь. А ведь в роддоме он жадно и требовательно сосал, смотрел на неё любящими глазами, казался большим и крепким.

«Несомненно, его там чем-то подкармливали», – рассуждала она. Сын слабо сосал грудь.

«Наверно, это из-за моей болезни», – беспокоилась Анна.

Постепенно всё встало на свои места. В жизнерадостной суматохе бежали дни, в организм вливались новые жизненные соки.

Стас много спал, но иногда внезапно начинал громко кричать, как будто его терзали какие-то боли, подолгу не мог успокоиться. Анна повезла его в детскую поликлинику.

В кабинете врача стояли весы, предназначенные для взвешивания младенцев. Медсестра взвесила ребёнка.

– Сколько он весил при рождении? – спросила она мамашу.

– Три килограмма, так на бирке было написано.

Медсестра подошла к врачу, что-то тихо ей сказала. Анна прислушалась, не слыша весь разговор, поняла только, что Стасик весит меньше, чем положено.

– У вас весы неправильные, – возмутилась она, – малыш хорошо питается, я его грудью кормлю.

У Анны внезапно разболелась голова, она была как во сне и плохо соображала.

– Бывает, новорожденные теряют в весе после родов, – сквозь туман непонимания долетела до неё фраза врача, эти слова нашли в её неповоротливом мозгу понимание и запомнились.

– Но быстрее всего вы что-то путаете. У нас всё записано в карточке. Вы сами-то как чувствуете, он поправляется?

– Да, поправляется, был намного меньше. Скажите, он здоров? – как бы извиняясь, спросила посетительница.

– В норме. Ухаживайте за ним лучше, через месяц покажете.

– А сколько он весил в родильном доме, что у вас в карточке записано, я не расслышала – пыталась добиться ясности мать, – дайте мне его карточку.

– Чего захотела. Не положено! А сами вы что, не знаете? Странная мамаша, вечно что-нибудь перепутают, – тихо ворчала пожилая врач, изучая карточку ребёнка:

– Ходит к вам патронажная сестра?

– Ходит.

– Справляетесь?

– Справляемся.

– Сколько можно ждать? Я на автобус опаздываю, – из коридора доносились возмущённые голоса и плач детей. Анна очень расстроилась, она хотела что-то спросить, но забыла – что. Пелена тумана застилала ей мозги. Как большое раненое животное, трепетно прижимая своего ребёнка к груди, пытаясь что-то понять, она шла к автобусной остановке:

«Почему я во время беременности поправилась на семнадцать килограмм?»

Чувство, что она чего-то не узнала, что касалось её и сына, мучило женщину. Может вернуться, расспросить врача поподробнее? Но она во всём своём обмякшем теле чувствовала усталость.

На остановке скопилась большая толпа предприимчивых сельчанок с набитыми до отказа сумками и авоськами. Подошёл рейсовый автобус. Шустрые старушки быстро его заполнили. Анна, опасаясь случайно получить тумака, зашла в салон позже всех.

Прислонившись спиной к металлической стойке, придерживая сумку ногами, двумя руками держа малыша, защищая его локтями от случайных резких прикосновений, усилием воли она старалась удерживать равновесие. Автобус ехал по ухабистой дороге, поднимая столбы пыли. От тряски шатались пассажиры. На каждой остановке Анна выходила, пропуская доехавших пассажиров, затем снова входила в салон.

Старушки громко обсуждали современную молодёжь, поглядывая при этом на Анну:

– Родят одного и носятся с ним. Вот мы по десять детей рожали и не заглядывались на них, работали, рожали в поле, хозяйство большое держали.

В разговор вступили мужчины:

– Сейчас тоже не сахар, власть часто меняется. Брежнев в ноябре тысяча девятьсот восемьдесят второго года умер, после него тяжелобольной Андропов скончался в феврале восемьдесят четвёртого, Черненко тоже умер.

– Избрали молодого генерального секретаря Горбачёва, наведёт порядок, перестроимся. Автобусы чаще ходить будут. Пора порядок наводить.

– Для чего приняли постановление о борьбе с пьянством? Что мы – алкоголики? Все работают, тунеядцев нет. Кто напьётся, заберут в вытрезвитель, сообщат на работу, мало не покажется. Кто не работает без уважительной причины, заставят, безработицы тоже нет. Вино качественное в магазинах продаётся, если человек и выпьет с семьёй в праздник, что плохого? Заводов по производству вин понастроили, а теперь всё развалить собираются. Во всём мире люди пьют не меньше нашего.

– А тебя это волнует? – спросил дед, – будешь самогон гнать, как мы раньше.

– Конечно, волнует! – запальчиво доказывал мужчина, – я на винзаводе работаю. Мы делаем отличные недорогие плодово-ягодные вина с низким градусом содержания алкоголя. Даже иностранцы приезжали перенимать у нас опыт. В малых дозах такое вино полезно для здоровья. А сейчас, ходят слухи, завод закроют, куда я пойду? У меня семья, дети. Чем я их кормить буду?

– Под производство сока ваш завод переоборудуют.

– Что-то сомневаюсь.

Автобус резко тряхнуло, перед тем, как остановиться. От остановки, глотая пыль от проезжающих мимо машин, Анна шла ещё полчаса по обочине дороги, иногда сворачивая на появляющиеся узкие тропинки.

К вечеру они добрались до дома. Поздно вечером пришёл с работы усталый Никита.

– А что, у нас есть нечего?

– Сейчас всё будет готово. Я ездила в детскую поликлинику. Что-то Стасик мало весит.

– А ты лучше его корми, и сама лучше ешь, а по врачам меньше бегай. Дома есть нечего, а ты разгуливаешь. Стасик, – он нежно взял сына на руки,

– Мужик! Хороший здоровый сынишка, улыбается папе.

***

Насвистывая мотив «Там за речкой», Анна ехала на новеньком велосипеде по просёлочной безлюдной дороге на дачу. Машины объезжали этот путь стороной, так как в двух местах посреди дороги были громадные лужи, не просыхающие даже в жару. Дачница предусмотрительно слазила с велосипеда и шла по лесной еле заметной среди высокой грязной травы тропинке. Её ноги были грязны, руки тоже, но душа пела. Разогнавшись, она впитывала в себя со всех сторон упоительную свежесть тёплого весеннего утра, наслаждаясь благоуханием трав и пением птиц.

Сидеть постоянно дома с телевизором, твердящим про ускорение, перестройку и антиалкогольную компанию ей претило, она была счастлива, что Никита остался дома с детьми и дал ей возможность окунуться в великолепие природы.

На заводе Анне каждый год выделяли небольшой земельный участок под огород, они с мужем сажали картошку и другие овощи, работники завкома следили за использованием земли по назначению. Осенью, после уборки урожая, огород в идеальном порядке сдавался представительнице завкома, а на следующий год выделяли другой участок. В этом году семья отказалась от огорода, у них появилась собственная дача!

Излюбленное развлечение простых городских тружеников – проводить свободное время на своих шести сотках земли. Вдали от цивилизации, на дачном участке не было пока света.

Строить большие двухэтажные дома с капитальными подвалами запрещалось, необходимо было уложиться в двадцать пять квадратных метров. Вместо второго этажа строили просторные мансарды. Строители, дачный кооператив принадлежал строительным организациям, увлечённо давали волю своим фантазиям. Каждый домик по-своему был оригинален: домик в виде средневековой крепости, в виде избушки на курьих ножках. Каждый норовил удивить соседей красивой отделкой либо иной причудливостью. Заборов не было, они не нужны. Не нужны и карьерные достижения. Здесь все одинаковы. Любой может выйти на границу своего участка и делиться с соседом радостью по поводу первых всходов овоща или посадки экзотического фрукта. Не редко, это заканчивалось обмыванием такого события в домике соседа.

Никита успел лопатой вскопать всю дачу, посадить деревья. Колышками был отмечен будущий фундамент домика: пять на пять метров.

От Анны не требовалось прилагать больших усилий, овощи и фрукты недорого можно было купить в магазине или на рынке, но она всё равно занималась грядками, пока не устала. Кстати, подошла соседка:

– Привет, скоро нам свет проведут. Уже столбы начали ставить. Воду тоже в этом году обещают провести за счёт предприятия. Можно будет жить здесь летом. Я новый сорт семян огурцов купила, пишут, хорош для засолки. У меня никогда банки с соленьями не взрываются.

Обменявшись с соседкой семенами и опытом по выращиванию овощей, Анна, напевая песню про калину, поехала домой. Поставив велосипед в своём сарае, находящимся в подвальном помещении пятиэтажки, она искупалась в ванной и погрузилась в счастливую семейную жизнь.

IV Визит сотрудницы

В дверь постучали.

– Интересно, кто это? – гадала Анна. Телефона у них не было, поэтому гости приходили без предупреждения.

Оказалось, к ней приехала сотрудница Валя:

– Анечка, как ты здесь? Мы за тебя переживаем. Родила?

– Родила, Стасика. Проходи, раздевайся, чай пить пойдём.

– А я тебе масло привезла, ты деньги оставляла, мы тебе купили.

– Вообще-то у меня есть масло, если ты привезла, я возьму. Больше можете не покупать, мы у соседки покупаем, домашнее.

На заводе каждый месяц всем работникам продавали по две пачки масла и другие продукты, считающиеся дефицитными. Всё это можно было купить и в магазине, но после работы там были небольшие очереди. В одни руки давали по одному килограмму колбасы по два рубля двадцать копеек за килограмм, по пачке масла по шестьдесят копеек. Можно было, отоварившись, подойти к прилавку через некоторое время и снова купить те же дешевые продукты по фиксированным ценам.

В кооперативных магазинах очередей не было. Прилавки ломились от деликатесов. Хорошая сырокопчёная колбаса продавалась по семь рублей за килограмм, в два раза дороже, чем в государственном магазине.

На рынках сельчане продавали качественное мясо от трёх до четырёх рублей за килограмм, но многие предпочитали, возвращаясь с работы, попутно покупать мясо в государственных магазинах от полутора до двух рублей за килограмм. В рабочее время очередей в гастрономах не было.

На крупных предприятиях в столовые завозились продукты по государственным ценам. При столовых работали буфеты, там всегда продавались недорогие качественные продукты.

Кто-то распускал слухи о нехватке продуктов, но работники предприятий города Н. этого недостатка не ощущали, напротив, поддавшись внушению о дефиците, многие держали в своих холодильниках излишние запасы продовольствия.

Охрана городского мясокомбината закрывала глаза на то, что работники проносили через проходную ворованное мясо, это оправдывалось тем, что бедные рабочие получали маленькую зарплату. «Бедные работники» продавали филейные вырезки без костей через знакомых по три рубля за килограмм.

– Не привозите мне больше масло, пусть мою долю забирают себе те, кому нужно. У нас всего вдоволь, холодильник ломится. Рядом небольшой рынок. Всё домашнее, вкусное, не дорого. Колхозники продают. Будешь идти на электричку, зайди на наш маленький рынок, уйдёшь оттуда с полной сумкой домашних продуктов, там всего много и всё недорого, не то, что на городском рынке.

– Какой хорошенький, – разулыбалась Валя, увидев Стаса, – а наш начальник предполагал, ты двойню, или может, тройню родишь. У тебя такой большой живот был.

– Как он может предполагать, если у него самого детей нет? – удивилась Анна, – да, у меня были сильные отёки, я очень поправилась за время беременности, врач в роддоме сказала, что это из-за неправильного обмена веществ. Возможно, у меня проблемы с почками. Ты же видела, я вся была отёкшая.

– Съезди в заводскую поликлинику, проверь свои почки.

– Сейчас они меня уже не беспокоят. Я чувствую себя здоровой, только по-прежнему толстая, живот ещё как у беременной, – Анне казалось странным, почему она, такая беспомощная и больная после родов, так быстро поправилась.

– Да, действительно, можно подумать, что ты ещё беременная. Худеть надо. Но отёков у тебя уже нет, ноги и руки стройные, как и раньше, только животик большой. Ты кормишь грудью? – равнодушно-вежливо поддерживала разговор Валя.

– Да, кормлю.

– Как перестанешь кормить, так начнёшь худеть, а сейчас питайся лучше, о своей красоте не думай. Делай только физзарядку.

– У меня были сложные роды, врачи сказали, намучились со мной, мне делали наркоз, выскребали какое-то место, я в этом не разбираюсь, ничего не помню, так плохо себя чувствовала. Долго от наркоза отойти не могла, вообще ничего не помню, такая вся измученная там лежала, спала постоянно. Хорошо, Стасик здоровенький. Со мной в палате лежала женщина, мы с ней разговаривали, смеялись, весело так было. А в тот день, когда я выписывалась, зашла в палату медсестра и сказала, что её ребёнок не здоров, что-то с ним не в порядке, он ещё ни разу не описался и не обмазался. Бедная женщина сидела и плакала. Так жалко этого малыша.

– Не может такого быть, эта медсестра что-то напутала, – удивилась Валя.

– Может быть это нянечка была, я не обратила внимания. Я так переживаю за этого ребёнка, из головы не выходит, постоянно о нём думаю. Жаль, забыла адрес взять у этой его мамаши, она так сильно рыдала, а я даже не помню, как её зовут и откуда она. Мне так хочется их увидеть и узнать, как здоровье малыша. Я сама там так плохо себя чувствовала, а сейчас ничего, отошла. Ещё слышала, одному ребёнку при родах ножку вывихнули. Так жалко малыша. Так жалко этих детей. Всё время о них думаю.

Высказывая это, Анна почувствовала, постороннему человеку должно показаться странным, что её так близко к сердцу волнует здоровье незнакомых малышей.

– Чего только в роддомах не наслушаешься, лучше бы ты в городе рожала, как мы тебе советовали, – любезничала Валя; запутавшись в рабочих документах, она рассчитывала получить от коллеги необходимую консультацию.

– Да, я хотела в город поехать, но как-то всё внезапно быстро получилось, прямо на улице. Добрые люди скорую вызвали, не помню даже кто; а скорая увезла в роддом по месту жительства. Зато я долго не мучилась, сразу же в этот день и родила. Время там так быстро пролетело, целыми днями спала, отоспалась. А теперь кручусь, как белка в колесе, едва успеваю всё переделать, дня не хватает. Ничего, всё нормально. Стасик такой хорошенький, забавный. Как твои дела? Что новенького в отделе?

– Анечка, мне начальство передало твою работу, объясни, пожалуйста, пока твой мальчик спит, мне не понятно кое-что, а спросить не у кого, ты у нас самая умная.

Валя достала из сумки папку с бумагами. Простая и понятная для Анны работа трудно давалась её коллегам.

Проснулся Стасик. Мамаша довольно улыбнулась, взяла на руки малыша и добросовестно объясняла Вале её работу, для наглядности делая на бумаге записи. Она поняла, зачем приехала сотрудница, но всё равно ей было приятно, так как специалист уже скучала без своей работы.

– Я ещё приеду, – сообщила гостья, укладывая исписанные Анной листы бумаги в свою сумку.

– Конечно, приезжайте, всегда рада помочь.

Шло время. Окружённый любовью и заботой своей семьи, Стас быстро рос. Это был забавный, голубоглазый белокурый малыш, он пытался всё узнать и всё попробовать. Его заразительный смех радовал родителей.

Незаметно для себя, мамаша снова стала стройной, она забыла страхи насчёт своих болезней. Надоело сидеть дома, душа её рвалась на работу. Отпуск по уходу за ребёнком давался до полутора лет; как только Стасику исполнилось восемь месяцев, Анна поехала хлопотать об устройстве его в ясли.

В отделе специалиста ждали. Начальник написал ходатайство о выделении ей детского воспитательного учреждения:

– Выходи быстрее на работу.

В кабинете, где стоял рабочий стол Анны, проходил несанкционированный митинг по поводу отъезда в Израиль Марины Ивановны, сотрудницы вычислительного центра, подруги Галины.

Возбуждённая Марина Ивановна объясняла скорее себе, чем окружающим, своё поведение, приводя весьма убедительные доводы:

– Да, уезжаем, нам с сестрой прислали визу. Надвигается неотвратимый кризис. Где плюрализм мнений? Из состава политбюро области выведены опытные работники, новые не обладают необходимым жизненным опытом, никаких нужных для области инициатив не проявляют, своим противникам слова не дают сказать. Скатитесь ускоренно в пропасть по инициативе «сверху». А я хочу жить по-человечески.

– А как же сын? Будет там в армии служить, воевать, – возразил новый сотрудник Генчик.

– Сын здесь остаётся, наши квартиры будет продавать. Его мы после вызовем.

– Что вам здесь не живётся? Кто вас обижает? Напротив, тебе разрешали даже шмотками торговать в рабочее время. Денег, небось, здесь накопила, а тратить их за границей будешь.

– Не твоё дело.

Обиженная Марина Ивановна ушла. Всеобщее мнение не изменилось в её пользу.

– Снова поменяет своё имя, чего ей здесь не хватает? Поддалась на пропаганду запада. Меньше нужно «Радио свободы» слушать. Грязь на нас ушатами льют. А сейчас, тем более, свобода слова, неизвестно для кого. Допускают на телевидение откровенных агентов влияния, таких как мы с вами не допустят.

Анна не стала встревать в шумные дебаты сотрудников. Она недолюбливала Марину Ивановну, отличающуюся самоуверенной надменностью.

Поприветствовав своих коллег, сказав каждому несколько тёплых слов, работница пошла в завком, где ей сразу выдали направление в городские ясли.

– Поезжайте к заведующей, она обменяет вам ясли на ваше село.

Едва Стасу исполнился год, мамаша оформила его в ясли рядом с домом и вышла на работу.

В конце апреля Никиту вызвали по повестке в военкомат.

– Не беспокойся, родная, я же военнообязанный. Уеду на сборы всего на три месяца, собирать в дорогу ничего не нужно, всем необходимым обеспечат.

В августе он вернулся, осунувшийся и явно нездоровый:

– Вероятно, я простудился в дороге, устал. Ни о чём меня не расспрашивай, я был на секретном объекте. Я обязан хранить тайну.

Анна послушалась, ведь узнав что-нибудь, она могла разболтать подругам, а так всё ясно: был на сборах, главное вернулся. Кстати, ей предложили бесплатную путёвку в семейный дом отдыха.

– Никита, бери отпуск, поедем, отдохнём по путёвке.

– Кто меня с работы отпустит? Езжай одна.

– Одна я не поеду, едем вместе. Покажешь на работе путёвку, это веский довод.

Видя, что Никита колеблется, жена шутливо сказала:

– Если не отпустят, сама пойду тебя отпрашивать. Нельзя без отпуска работать!

Они замкнули своё общежитие и семьёй отправились в путешествие.

Прекрасная столовая, пляж на берегу живописного озера, библиотека с редкими книгами для дождливой погоды – всё способствовало веселью и здоровью.

Дети в восторге купались в тёплой воде, Никита научил Стасика плавать.

Однако, муж не привык сидеть без дела, не прошло и недели, как отдых его уже тяготил:

– Бездельничаем тут, а на даче помидоры пропадают.

– Помидоры стоят на рынке копейки. Десять копеек килограмм. Ведро один рубль. Купим пять вёдер, заготовим на зиму томат. Отдыхай, и ни о чём не думай, – смеялась Анна, – Давай, лучше в видеосалон сходим. Вполне официальный, легальный, недавно разрешили эту предпринимательскую деятельность. Подростки рвутся в эти повсеместно открытые видеосалоны, бурно обсуждают на автобусных остановках, не стесняясь взрослых. На меня свысока посмотрели, когда узнали, что я ни разу там не была. Ради интереса, посмотрим, что это такое, почему люди рвутся в эти видеосалоны. Неужели фильмы там лучше «Анжелики»?

– Что я там забыл? Хочешь, сходи сама, а меня туда не тянет, никогда не посещал видеосалонов и посещать не хочу, слышал от друзей, какую там иностранную гадость показывают, всё, что было раньше запрещено цензурой. У себя, небось, такое не навязывают людям, своих не развращают, а нас специально затягивают в это дерьмо. Я лучше историческую книгу почитаю. А ты сходи, научись чему-нибудь, – съехидничал Никита.

В полуподвальном помещении без окон была открыта дверь. Люди со странностями, в том числе и подростки, отдавали по полтора рубля невзрачному, худому с потухшим взглядом типу и садились на стулья напротив затрапезного небольшого экрана. Погас свет, включили видеомагнитофон. Анне жутко и неприятно было сидеть безмолвно в душном застоявшемся воздухе и сквозь головы впереди сидящих созерцать во мраке пошлую жизнь героев. Хорошо, что на экране были помехи, издалека изображение было расплывчатым и неразборчивым, слов не разобрать, чего попавшие на это совращающее зрелище впервые люди и не старались делать. Отравленные фильмом чувства были притуплены. Цензурное ограничение на всё зарубежное было уже разрушено.

Анна выбежала из этого логова, ей казалось, что она навсегда испачкалась в ранее неведомой одурманивающей грязи, стала соучастником порока. Ужасный по своему цинизму фильм терзал её совесть. Как после такого смотреть в глаза Никите? Хорошо, что не был с нею, иначе, она скончалась бы от стыда.

***

Бодрая и отдохнувшая, специалист вышла на работу. К ней подошла страховой агент, женщина, которая так часто к ним заходила, так непринуждённо себя вела, что создавалось впечатление, что она заботится о работниках. На самом деле ей платили солидную премию за каждого застрахованного. С расчётливой любезностью хитрюга уговорила Анну перечислять с зарплаты ежемесячно по пятнадцать рублей для того, чтобы в будущем, когда та станет пенсионеркой, её пенсия увеличилась на пятьдесят рублей.

– Мне ещё далеко до пенсии. Я надеюсь получать максимальную пенсию сто тридцать рублей.

– Что такое пятнадцать рублей в месяц? – убеждала агент. Это такая мелочь, зато на пенсии ты будешь обеспеченной, тебе не придётся подрабатывать. Ты будешь получать сто восемьдесят рублей пенсии, будешь независимой.

– Это шикарная пенсия, – согласилась Анна и подписала договор страхования.

Теперь у неё каждый месяц из зарплаты высчитывали по пятнадцать рублей.

– А я не застраховался, – укоризненно сказал Генчик, – на эти пятнадцать рублей в месяц я лучше куплю шоколадных конфет и мяса с рынка своим детям или схожу три раза в ресторан.

– Три раза уже не получится, водка подорожала, самая дешёвая уже девять рублей с копейками стоит, – возразила Галина.

– Зарплату на десятку повысили, а водку в три раза, – недовольно пробурчал любитель спиртного, – говорят, скоро продукты подорожают, не даром талдычат про пустые полки в магазинах.