Текст книги "100 великих замков"

В Ноттингем – к Робин Гуду

В средневековой Англии немало песен и баллад было сложено про веселого Робин Гуда – защитника угнетенных. Под протяжное гудение волынки на зеленых полянах их исполняли странствующие музыканты-глимены. Народ узнавал из этих легенд о вольном Шервудском лесе, о метких стрелках, притаившихся в заповедных чащах, и о том, как боролись они с феодалами, шерифами и жадными монахами.

Робин Гуд, как говорится в балладах, жил во второй половине XII века – в царствование короля Генриха II. В те времена в Шервудском лесу укрывались саксы – последние представители старинного населения Англии. Этот свободолюбивый народ не желал подчиняться власти завоевателей, чужим законам и обычаям. Они жили в лесу, сохраняя военную организацию, которая отличала их от простых разбойников больших дорог: нападали только на богатых норманнов, на их судей, священников и монахов. И Робин Гуд был вождем именно таких благородных разбойников. Вместе со своими храбрыми и веселыми друзьями он отбирал земли у богатых и раздавал деньги беднякам. Хронист того времени говорит о нем всего несколько слов.

Между людьми, лишенными собственности, был тогда знаменит Робин Гуд, которого простой народ так любит выставлять героем своих игр и комедий и которого история, воспеваемая менестрелями, занимает саксов более всех других историй.

Вот и все, что сказано о Робин Гуде хронистом той эпохи, но популярность его была так велика, что в течение веков жители городов и деревень ежегодно (обычно в один из майских дней) устраивали в честь любимого героя торжественные игры – праздник весны и леса. В этот день вся Англия откладывала свои дела и занятия, «церкви и мастерские были пусты; ни святой, ни проповедники не могли одержать в этот день победы над народным любимцем». Жители всей страны наряжались в зеленые кафтаны и отправлялись в лес, где проводили состязания в стрельбе из лука, разыгрывали сцены из жизни Робин Гуда и его друзей. Почти 400 лет праздновался этот день, и английский епископ Латимер, живший еще в XVI веке, жаловался, что

церковь небольшого города близ Лондона оказалась пуста, когда он хотел произнести в ней проповедь. Какой-то человек сказал: «Сэр, мы сегодня не можем слушать вашу проповедь, потому что мы празднуем день Робин Гуда. Все наши прихожане в лесу, и вы напрасно стали бы ожидать их».

Любой англичанин уверен в историческом существовании Робин Гуда, однако находятся ученые, которые порой решают полностью изменить устоявшееся во всем мире представление о нем. Например, в 60-х годах прошлого века появилось сообщение, что профессор Ч. Уайкилс готовится написать подобную книгу: известие это было враждебно встречено во всей Англии, но особенно неприязненно в графстве Ноттингемшир. Власти решительно заявляли, что не позволят украсть собственные легенды графства и часть своей истории. Мол, знаем мы этих исследователей: каждые два-три года они выступают с очередной теорией, что Робин Гуда, дескать, вовсе не было; а если и был, то совсем другой; а если и такой, то жил он не в Ноттингемшире, а в каком-нибудь другом графстве…

На этот раз профессор утверждал, что Робин Гудов было много, трудно даже сказать сколько. После завоевания Англии норманнами множество саксонских феодалов – баронов, баронетов, графов и т. д. – всех, кто лишился земли, ушли в леса. И всех, кто в то время боролся с королем и укрывался в лесах, звали Робин Гудами, что означает «лесная птаха». Знатные саксонцы, хотя и стали жертвами завоевателей-норманнов, в своем отношении друг к другу были завистливы и коварны и только грабили крестьян. Норманнские короли, в отличие от них, стремились объединить страну и как следствие лишить саксонских баронов власти. В этой объединительной политике помощниками королей стали шерифы, утвердившиеся в замке Ноттингем и замках других графств. Их задача состояла в постоянном наблюдении за исполнением королевских законов, и саксонские бароны вскоре превратились в обычных разбойников, готовых напасть на очередного встречного.

Да и беднякам такие «робин гуды» ничего не раздавали, потому что бедняки не жили в лесах. Поэтому трудно поверить, утверждает профессор, будто защитники угнетенных выбирались из лесов, чтобы облагодетельствовать какого-нибудь бедняка. Если же такое и случалось, то это не было актом благотворительности: просто лесные разбойники платили за молчание тем, с кем время от времени сталкивались, ведь за их головы всегда назначались большие выкупы.

Так было до времени правления короля Генриха II, а потом удалившиеся в леса аристократы поняли, что тягаться с королем им не под силу, и стали искать поддержку у Ричарда Львиное Сердце, известного своими воинскими доблестями. Если бы баронам удалось посадить его на английский трон, они вернули бы свои прежние права. И в самом деле: едва Ричард Львиное Сердце надел корону, как бароны с триумфом вернулись в свои замки, а в леса потянулись крестьяне и йомены. Когда же Ричард отправился в крестовый поход и там погиб, законным монархом стал его брат Иоанн. Для баронов пробил последний час: под шервудским дубом, прозванным «парламентским», король Иоанн объявил о своем решении ликвидировать власть благородных разбойников. Времена «робин гудов» кончились – началась эпоха легенд о Робин Гуде.

Так в общем виде выглядят основные положения, выдвигаемые профессором в своей книге. Однако история не впервые грозила раздавить миф фактами, и разве погибла под тяжестью исторических доказательств хоть одна легенда? Про Шекспира тоже говорили, что его не было на свете или что он ни строчки не написал сам. Поэтому, как говорят жители деревни Мирфолд, все эти ученые могут хоть в лепешку разбиться, а легенда все равно останется. И потому посетителей маленькой деревенской таверны «Три монахини» окружают витражи, на которых изображены главные герои легенд и баллад: сам Робин Гуд, Маленький Джон, брат Тук и настоятельница монастыря Элизабета Стейнтон, у которой укрылся раненый Робин Гуд. Из монастырского окна храбрый предводитель вольных стрелков выпустил последнюю стрелу и сказал Маленькому Джону: «Куда она упадет, там меня и похороните». Стрела полетела к Шервудскому лесу, где вонзилась в землю возле векового дуба. Потом на могиле выросла трава, и теперь никто не знает, где покоится Робин Гуд.

Легендарному дубу очень много лет, но выглядит он еще молодцом. Ствол его могуч и кряжист, сильные корни вздулись, будто вцепившиеся в землю когти. Лишь ветви, похоже, не выдерживают тяжести многих веков, и люди поддержали их распорками и стальными цепями. Ведь это не просто дуб, это дерево примечательное – дуб Робин Гуда! Под ним располагались отряды его лесных товарищей, здесь они обсуждали планы нападения на епископов, стражу короля и людей шерифа из Ноттингемского замка. Здесь храбрые лучники пировали, разделав добытые меткой стрелой туши кабанов и оленей; здесь они пили и пели, допрашивали пленных и в шутку сражались друг с другом.

В самом Ноттингеме есть улица, таверна и даже целый район, названные в честь Робин Гуда. В 1952 году жители города торжественно открыли памятник славному защитнику угнетенных. Известный английский скульптор Д. Вудфорт изобразил героя с натянутым луком, который Робин Гуд направляет в сторону Ноттингемского замка. Автор монумента не забыл и о его веселых спутниках: сцены из жизни Маленького Джона и других друзей Робин Гуда скульптор воссоздал в небольших статуэтках, окружающих центральную фигуру, и в медальонах на стене замка…

Сначала памятник Робин Гуду украшал одну из площадей Ноттингема, но потом его перенесли во двор замка. Сделано это было по необходимости, потому что охотники за сувенирами слишком настойчиво пытались выкрасть лук и стрелы героя. Так Робин Гуд оказался там, где при жизни никогда и не думал искать убежища…

Московский Кремль

Первоначальная ограда появилась на Кремлевском холме одновременно с селением, которое расположилось тут, как считают ученые, в первой половине I века, когда русские начали заселять междуречье Оки и Волги. Славяне издавна жили под защитой ограды и укрепляли не только каждое селение, но часто и каждый двор. Гардарикой (страной городов) называли Древнюю Русь жители Скандинавии, так как каждое селение, окруженное оградой, казалось им городом. А место на высоком мысе при слиянии Москвы-реки и Неглинной с самого начала представляло собой стратегический пункт, так как находилось на перекрестке дорог – с севера на юг и с северо-запада на северо-восток.

Зерно будущего Кремля и по месту, и по размерам очень походило на древние городища, которые почти всегда располагались на высоких холмах при слиянии двух рек: с двух сторон они были ограждены крутыми обрывами, а с третьей – рвом и валом. К 1147 году, когда Москва впервые упоминается в летописях, она сделалась уже значительным селом, и к этому времени укрепления ее состояли, по-видимому, не из одних только земляных насыпей с частоколом наверху. О размерах этого укрепления можно судить по местоположению первой на Москве церкви во имя Иоанна Предтечи, которая до 1847 года стояла на старом месте. Находилась она в 120 шагах от Боровицких ворот, а так как церкви ставились обычно на середине селения, то Кремль простирался и по другую сторону от церкви тоже на 100–120 шагов. Предположение это впоследствии подтвердилось, когда при возведении Большого Кремлевского дворца нашли остатки вала и рва. Таким образом, вся крепость тогда из конца в конец равнялась приблизительно 250 шагам.

В начале апреля 1147 года суздальский князь Юрий Долгорукий, возвращаясь из похода на Новгород, пригласил на пир своего родственника и союзника Святослава Северского. Князья встретились на высоком берегу Москвы-реки, где среди густого бора стояла сельская усадьба. Так что своих гостей хлебосольный князь встретил не на пустом месте, и ему было чем угостить их: обед в честь званых гостей, по словам летописца, был «силен» – то есть щедрый и обильный. Существует легенда, что Юрий Долгорукий будто бы повелел заложить новый город после одного чудесного видения.

Ехал князь с дружиной через дремучие леса, топкие болота, по сторонам посматривал. Вдруг видит, что впереди между деревьями то ли туман встает, то ли дым клубится.

– Что это там такое? – воскликнул князь.

Посмотрели все и увидели, как облако на глазах превращается в неведомого зверя с тремя головами и пестрой шерстью. Замерла княжеская дружина в изумлении, а чудный зверь стал таять да и исчез совсем.

– Что сие значит? – спросил князь мудрого старца. Задумался тот, а потом ответил:

– Явление сего чудного зверя есть знак, что поблизости сих мест быть великому городу.

Молча поехал князь дальше, погрузившись в свои думы. Ведь в нескольких землях его обширного Владимиро-Суздальского княжества уже есть города: Переславль-Залесский, Дмитров, Юрьев-Польский…

Через девять лет после пира Юрий Долгорукий привел сюда суздальских, владимирских и псковских мастеров и повелел своему сыну Андрею насыпать новую крепость, так как старая была не только мала, но уже и обветшала. Автор древней повести «О зачале царственного града Москва» писал:

Юрий князь взыде на гору и обозре с нее очима своими семо и овамо, по обе стороны Москвы-реки и за Неглинною, возлюби села оные и повелел вскоре сделати град мал древлян, по левую сторону реки на берегу и прозва его званием реки Москва град.

Город был действительно мал, занимал одну десятую часть нынешнего Кремля, но место было выбрано очень удачно. На мысу между реками срубили княжеский дом и церковь; над 40-метровым обрывом (у нынешних Боровицких ворот) углом сходились бревенчатые стены, на земляном валу стоймя укрепили бревна, остро обтесанные сверху. В новом городище, защищенном с двух сторон обрывами и реками, узкий, но глубокий ров выкопали только со стороны «приступного места». Края рва укрепили кольями и надолбами, а с приземистых вежей[21]21
  Так до нашествия татар назывались башни.


[Закрыть] вглядывались вдаль дозорные.

Главным сооружением всей фортификации как раз и были башни: заполненные землей и камнями, они могли противостоять ударам стенобитных орудий. Если врагу и удавалось завладеть стеной, он оказывался под огнем башен. Каждая из них представляла собой крепость, отдаленную друг от друга на полет стрелы. Хоть и невелик был сначала Кремль, но своими укреплениями он прикрывал торговые пути и поселения, расположившиеся вокруг Боровицкого холма, да и люди могли укрыться в лихое время за его стенами.

После смерти Юрия Долгорукого летописи упоминали о Москве лишь изредка. Так, например, в них отмечалось, что через 21 год после возведения кремлевских укреплений над ними взметнулось пламя и толпы половцев с гиканьем кинулись на приступ. Однако нелегко было «брать копьем» новое поселение, и потому приведший половцев рязанский князь Глеб «пожже Московь всю, город и села», чем и положил начало длинному списку осад и пожаров.

Но городок над рекой не сдавался, само его расположение стягивало к нему людей, которые упорно и терпеливо рубили на пепелищах новые хоромы, сквозь бор прокладывали дороги, заселяли окрестности… Много сделал для Москвы князь Андрей Боголюбский – сын Юрия Долгорукого. Он не поехал в Киев сесть на престол отца и деда, а заставил признать себя князем всей Русской земли. Некоторые ученые даже предлагают считать его основателем Москвы, другие же считают, что он был только исполнителем работ, задуманных его отцом.

В 1272 году в городище над холмом поселился удельный князь Даниил Александрович – сын Александра Невского. Над частоколом засверкал крест небольшой церквушки, над крутым берегом реки Неглинной поднялись жилые терема. В грубом, но прочном доме князя Даниила разместились низенькие горницы и клети, под ними – в амбарах и ледниках – хранились всевозможные припасы. В Кремле разместилась и ближняя дружина князя, на береговых пристанях год от года ширился торговый и ремесленный посад, лепившийся поближе к крепости. А на площади, где сейчас стоят кремлевские соборы, паслись коровы и росла репа.

В смутное время феодальной раздробленности и иноземных нашествий вокруг Москвы стало складываться централизованное русское государство, ибо не было другого княжества, которое располагалось бы так выгодно и удобно. На окраинных землях жить опасно, каждый час можно ожидать набегов, пожаров, смерти… На западных границах Руси крепнет литовский князь, в юго-восточных степях – жестокая и дикая Орда. Далеко на север тоже забираться опасно – неприютен суровый край, поэтому охотнее всего переселенцы тянулись к Москве-реке: соседние княжества, леса и болота, кольцом окружавшие Москву, сдерживали врагов. Богатейшие заливные луга обеспечивали скот кормами, реки изобиловали рыбой, леса давали хороший строительный материал, да и зверья в них много…

При Иване Калите московская крепость становится уже тесной для двора князя и двора митрополита Петра, который в 1328 году перенес свою резиденцию из Владимира в Москву. Поэтому решено было снести старые стены, возведенные из смолистой горючей сосны, и в 1339 году был заложен «град Москвов дубов». Иван Калита отдал свой дворец митрополиту, а для него поставили новый деревянный дворец – по соседству с нововоздвигнутыми храмами. Из аршинных дубовых брусьев строители возвели новые стрельницы и стены, Кремль раздался в ширину (в сторону нынешней Красной площади), и теперь в крепости сидела уже не ближняя княжеская дружина, а большой гарнизон: лучники, пушкари метательных машин, оружейники для починки «ратного сосуда» и прочий военный народ.

Всего за пять месяцев при Иване Калите возвели мощные дубовые стены, быстро строился и укреплялся новый город, но от пожаров он также быстро превращался в золу и пепел. Чуть больше 30 лет простоял дубовый Кремль, а в княженье Дмитрия Ивановича, которого впоследствии назовут Дмитрием Донским, от церкви Всех Святых на Черторьи (Кропоткинские ворота) начался пожар невиданной силы. В лето 1365 года огненный смерч обрушился на скученные строения Кремля, и за два часа гибельный пожар уничтожил все до основания; остались только уныло торчащие обугленные кремлевские стены с выгоревшими навесными бойницами.

После такого бедствия молодой князь Дмитрий Иванович созвал бояр и князей на совет о новых укреплениях города, потому что негоже было Москве впредь обходиться деревянными стенами, как деревне. Все лето и зиму заготовляли белый камень в селе Мячково, а весной 1367 года собрали со всех русских земель мастеров каменного дела, которые и стали выкладывать первые каменные стены Кремля. Но старые дубовые стены снесли не сразу, так как нельзя было даже на короткий срок оставлять Москву без укреплений. На смену «великой тишине», которую оставил своим преемникам искусный правитель Иван Калита, пришло время военных столкновений с Золотой Ордой и с соседями. Москве по-прежнему угрожали тверские князья, все еще добивавшиеся великокняжеского престола. На западе вставала могущественная Литва, поддерживавшая в своих интересах воинственные устремления Твери; со всех сторон и в любой час великокняжеский стольный град ожидало внезапное нападение.

При возведении белокаменных стен Кремля трудилось более 2000 строителей – неслыханные по тем временам масштабы. Каменные стены ставили вне деревянного Кремля, местами отдаляясь от старой линии на 35 и более метров. Крепость росла быстро, и работы в основном были закончены к началу 1368 года. Над Москвой засияли белоснежные каменные стены и башни, и новый Кремль расширился почти до размеров нынешнего. Он был опоясан глубоким рвом и имел железные ворота; на его высоких стенах грозно ощетинились каменные зубцы, пространство между которыми забиралось толстыми досками для защиты от стрел нападавших.

Население посадов при нападении врага укрывалось за кремлевскими стенами, принимая самое активное участие в обороне. А таких случаев в то тревожное время было немало, и не зря спешили москвичи с возведением каменных стен. Едва успели строители покинуть места работ, как примчался в Кремль гонец: литовский князь Ольгерд «тихим обычаем» перешел русский рубеж и перебил пограничный сторожевой пост. Узнав, что князь в Москве и почти без рати, литовцы поспешили сюда. На разбогатевший город, который за 40 лет мира будто бы отвык воевать, Ольгерда натравливали тверские князья, пуще всего боявшиеся возвышения Москвы. Когда литовское войско, одетое в звериные шкуры, подошло к Кремлю, он был готов к обороне. Мосты над рвами были подняты, ворота наглухо заложены камнями и бревнами, над башнями зловеще поблескивали щиты и копья…

Окружив Кремль, литовцы занялись грабежом близлежащих сел, но князь Ольгерд видел уже, что здесь он напрасно теряет время. А тут еще из дома пришла тревожная весть, что в Литву пожаловали тевтонцы, и через три дня литовцы сняли осаду Кремля.

Несмотря на победу русских войск в знаменитой Куликовской битве, в 1382 году хан Тохтамыш решил отомстить Москве за разгром Мамая. При пособничестве рязанского князя Олега он с огромными силами внезапно обрушился на город. Москвичи заперлись в белокаменном Кремле, и все попытки татар взять его штурмом окончились полной неудачей. Три дня кремлевские стены осыпались тучами стрел, приступ за приступом следовали беспрерывно, но осажденные мужественно выдерживали натиски врага, обливая его со стен Кремля горячей водой, осыпая градом камней и скатывая толстые бревна. Только обманом татарам удалось захватить Кремль: у них в плену находились нижегородские князья, которые торжественно поклялись, что хан не причинит никому никакого вреда, если его впустят в Кремль и в знак уважения поднесут дары. Защитники доверчиво поверили нижегородцам и открыли городские ворота. Русский историк Н.М. Карамзин писал по этому поводу:

Сие злодейство было началом ужаса: по данному знаку, обнажив мечи, тысячи монголов в одно мгновение обагрились кровью россиян безоружных… хотевших спастись бегством в Кремль; варвары захватили путь и вломились в ворота; другие, приставив лестницы, взошли на стену… Неприятель в остервенении своем убивал всех без разбора, граждан и монахов, жен и священников, юных девиц и дряхлых старцев; опускал меч единственно для отдохновения, а потом снова начиналось кровопролитие.

Многие укрывались в церквах каменных. Татары отбивали двери и везде находили сокровища… свезенные из менее укрепленных городов. Кроме богатых икон и сосудов, они взяли несметное количество золота и серебра в казне великокняжеской, у бояр старейших и купцов знаменитых – наследие их отцов и дедов, плод бережливости и трудов долговременных. К вечному сожалению потомства, грабители предали огню множество древних книг и рукописей…

Через 13 лет после нашествия хана Тохтамыша на Москву двинулась новая гроза – полчища Тамерлана, разгромившего могущественного турецкого султана. Но Тамерлан не пошел дальше Оки, а разбойный набег свирепого хана Тохтамыша уже не мог сломить возвышавшуюся Москву. И хотя ей снова пришлось спешно восстанавливать кремлевские укрепления и соборы, она быстро оправилась при Василии Дмитриевиче – сыне Дмитрия Донского.

Наступило время правления Ивана III – период создания единого Русского государства, которое проходило в непрерывной борьбе с татарами, Литвой и Польшей, Ливонским орденом и Швецией. Все они стремились ослабить Русское государство, не допустить его к Балтийскому морю и изолировать от Западной Европы. Но именно тогда, как писал Карл Маркс в «Секретной дипломатии XVIII века», «изумленная Европа, в начале царствования Ивана едва замечавшая существование Московии, стиснутой между татарами и литовцами, была ошеломлена внезапным появлением на ее восточных рубежах огромного государства, и сам султан Баязет, перед которым Европа трепетала, впервые услышал высокомерную речь московитов».

Во второй половине XV века белокаменный Кремль уже ни своим внешним видом, ни внутренним состоянием не соответствовал международному и политическому положению московского государя. Утратил он и свою оборонительную мощь: белый известковый камень не обладает достаточной прочностью, поэтому кремлевские стены и башни к этому времени уже сильно обветшали. Кроме того, после многочисленных пожаров они были настолько сильно залатаны деревом, что в 1470-х годах показались итальянскому путешественнику Контарини деревянными. Не в лучшем состоянии был и деревянный Кремлевский дворец, некогда великолепно украшенный, сильно пострадали от пожаров и каменные храмы.

Внутри Кремль, за небольшими исключениями, представлял собой «городок» всевозможных деревянных построек – жилых и служебных домов. Кроме великокняжеской семьи, бояр, высшего духовенства и многочисленной придворной челяди, в Кремле проживал еще самый разнообразный люд. Неприглядные домишки обывателей заполняли все пространство в границах кремлевских стен и лепились по склонам холма.

Иван III задумал перестроить Кремль, сделать его достойной резиденцией правителя могучей державы и неодолимой твердыней, чтобы в случае необходимости отразить натиск любого врага. А вместе с тем и украсить Кремль величественными зданиями, которые олицетворяли бы мощь Русского государства. В 1480 году сносятся обветшавшие стены и башни, а на их месте закладываются новые. Первыми были заложены башни, прикрывавшие равнинную тыловую площадку – «приступ» – и речную полосу; крепятся сваями крутые берега, в реку выводятся подземные ручьи. Надо было укреплять и грунт, чтобы он надежно держал каменные громады.

Иван III приказал «на сто сажен да на девять» расчистить пространство за стенами, снести десятки лачуг и церквушки с погостами, облепившие старые стены. Явное святотатство рушить Божьи престолы и выбрасывать кости из древних могил, но князь и слушать не хочет: пусть мертвые не стесняют живых… А на месте, где располагались небольшие дворцы купцов и бояр, поднялись великолепные здания, блистающие своей красотой.

Весь Кремль – его стены, башни и соборы – сложены руками русских мастеров, собранных из разных городов. Именно они возвели крепкой русской кладкой уникальный кремлевский ансамбль, который и поныне восхищает всех своим величием и монументальностью. К этому времени уже в течение 60 лет строили и обустраивали каменную Москву итальянцы-фрязове, но и иностранные «муроли» (архитекторы), прежде чем приступить к работам, должны были поездить по другим городам, чтобы познакомиться с русским зодчеством.

Укрепляя Кремль, итальянские зодчие использовали и весь опыт римских фортификаторов: стены и башни располагались по заветам хитроумного Витрувия: «Надо, чтобы башни прерывали ход по стенам; если неприятель завладеет одной частью стены, остальные были бы от него отрезаны». Каждая башня являлась самостоятельной крепостью: отняв приставную лестницу, гарнизон наглухо замыкался в каменной ограде, но в случае необходимости мог скрыться потайными ходами. Круглые башни, если их заполнить землей, оказывали громадное сопротивление снарядам. Кроме того, у них нельзя было разрушить углы, как в квадратных башнях.

Новые укрепления отвечали требованиям тогдашнего фортификационного искусства, и Кремль представлял собой систему надежных и сильно вооруженных башен, контролирующих окружающее пространство. Стены идут с небольшим изломом, башни же несколько выдвинуты вперед. Благодаря этому с каждой стрельницы во время осадного боя можно было наблюдать за положением на соседних башнях и своевременно оказывать им помощь. Внутри башни были разделены сводами и деревянными настилами на несколько ярусов и имели хитро расположенные друг над другом амбразуры. Приспособленные для верхнего, среднего и нижнего боя, они располагались так, что никто не мог укрыться, притаившись у стены, или скрытно подобраться к ней. Сверх того, были устроены и навесные бойницы, а наверху башни заканчивались боевыми площадками, прикрытыми деревянными навесами, что придавало им еще более суровый вид. Под стенами, башнями, храмами и другими постройками нового Кремля были устроены подземные ходы и водоемы, сводчатые погреба и кладовые для хранения пороха, оружия и других запасов.

Когда в Кремле завершились каменные работы, в 1508 году итальянский мастер Алевиз Фрязин поднял шлюз на реке Неглинной и бурный поток наполнил ров, прорезавший всю Красную площадь от Неглинной до Москвы-реки. Кремль, окруженный с трех сторон водной преградой (Москва-река, Неглинная и ров на Красной площади), стал возвышаться как неприступный замок на острове. Проникнуть в него можно было только через подъемные мосты проездных башен, ворота которых дополнительно забирались железными решетками. За щетиной своих зубчатых стен Кремль стал подлинно неприступным и ни в чем не уступал прославленным замкам Западной Европы. Однако, в отличие от них, он не имел угрюмого вида благодаря своим новым храмам с блестящими главами и нарядным дворцовым палатам с пестрыми кровлями, живописно поднимавшимися за укреплениями.

Еще в 1499 году в том месте, где ныне высится Кремлевский дворец, для Ивана III был сооружен каменный дворец, одна из палат которого получила название Грановитой[22]22
  О Грановитой палате подробнее можно прочитать в книге «100 великих дворцов мира».


[Закрыть]. В том же году итальянский архитектор Аристотель Фиораванти, точно следуя образцам русского зодчества, воздвиг Успенский собор – самый большой из кремлевских соборов. Через 11 лет неподалеку от него псковские мастера возвели Благовещенский собор, в котором проходили повседневные моления великого князя и его семьи. А в 1509 году Алевиз Фрязин рядом с Благовещенским построил Архангельский собор, ставший усыпальницей великих князей. На Соборной площади находились также церковь Ризположения, собор Двенадцати апостолов и другие памятники.

Высоко поднялась над кремлевскими стенами колокольня Ивана Великого, сооруженная в первые годы XVI века. Этот своеобразный храм, служивший одновременно и сторожевой башней, возводил Бон Фрязин, который закончил строить его в 1508 году. К востоку, за огромным столпом Ивана Великого, широко раскинулась Ивановская площадь, которая была довольно оживленным местом. У зданий многочисленных приказов всегда толпился народ и челобитчики, подьячие громко зачитывали царские указы и распоряжения приказов, отсюда и родилось выражение «кричать во всю Ивановскую».

По повелению Бориса Годунова колокольню Ивана Великого в 1600 году надстроили, и в таком виде она сохраняется до наших дней. Еще через 20 лет архитектор Петрок Малый начал сооружать звонницу с церковью, непосредственно примыкающую к колокольне. В 1624 году была воздвигнута увенчанная шатром пристройка, получившая название Филаретовской.

После смерти Бориса Годунова наступило время смут и потрясений, появились самозванцы и началась польско-шляхетская интервенция. Поляки засели в Кремле, а когда их выгнали оттуда, он, еще недавно такой богатый и красивый, представлял собой весьма печальную картину. Все кремлевские хоромы и палаты стояли без крыш, полов, дверей и крылец; все деревянное в них было сожжено, «государева казна» разграблена. Вокруг Кремля стояли почерневшие укрепления Китай-города и Белого города, а за ними простирались полусожженные слободы и разоренные деревни и села.

К приезду нового царя Михаила Романова постарались привести в пристойный вид жилые царские палаты, но денег, мастеров и строительного материала не было, поэтому все делалось наскоро, лишь бы хоть чуть-чуть прикрыть следы разрушения. Но уже с 1620-х годов возобновилось такое широкое строительство, что «невозможно было подробно рассказать или описать множество новых сооружений, возникших тогда в Москве».

Когда Русское государство раздвинуло границы, Кремль утратил свое военное значение. В первой половине XVII века его боевые башни начали перестраивать, в результате чего они получили стрельчатый верх. Деревянная крыша над стенами и забрала между зубцами, выгоревшие при очередном пожаре, больше не восстанавливались; мелели и высыхали рвы, а потом их совсем засыпали.

«Башня Отелло» в крепости Фамагуста

В последний раз стены Кремля видели чужеземную армию в 1812 году, когда в нем с торжеством разместился французский император Наполеон. Но вскоре тревожность положения и неизвестность насчет будущего стали смущать Наполеона, его маршалов и солдат. Некоторые историки считают, что во время своего пребывания в Кремле французский император задумывал поход на Петербург, но затем оставил эту мысль как неосуществимую. Между тем дисциплина в рядах французов падала с каждым часом, недостаток съестных припасов и рано наступившие холода еще более способствовали этому. Хотя надежды на мир с Россией таяли, Наполеон хотел показать своим солдатам и офицерам, что в Москве их положение прочное. Узнав, что в русской столице находятся несколько французских актеров, он повелел устроить театральные представления, которые давались в доме Познякова на Никитской улице. В Кремлевском театре представлений не было, но устраивались концерты, в которых выступали итальянский певец Тарквинио и пианист Мартини.