Текст книги "Тайны закрытых городов"

Кыштым находится в пятнадцати километрах езды от нашего закрытого города. Во времена моего детства мы ездили туда с мамой на базар. По пути обратно мы всегда заходили в универмаг, и меня приводили в недоумение полупустые полки и товары, лежащие странно далеко друг от друга. Это было так непохоже на то, что было всегда в магазинах нашего города, всего в тридцати минутах езды. «Мама, почему у них в Кыштыме нет всего того, что есть у нас? Они что, бедные? А почему? Ну они же тоже живут в нашей социалистической стране!» – спрашивала я у мамы, насмотревшись пропагандистских картинок про жизнь нищих в США.

Позже, став школьницей, я также осознала, что одежда и обувь людей тоже отличаются от того, что носят в нашем городе. Поскольку на большинство моих вопросов, в том числе о несоответствии нашего города другим, мама отвечала стандартно: «Об этом мы вопросов не задаем», а в тот момент я уже знала, что в нашем городе мы делаем что-то особенное, ТО, ЧЕГО НЕЛЬЗЯ НАЗЫВАТЬ, я в своей детской голове сделала вывод. Вероятно, то, что мы делаем в нашем городе, делает нас какими-то особенно ценными (специальными!) для государства. Поэтому нас надо хорошо и вкусно кормить, модно и красиво одевать. В общем, снабжать особо, не так как всех. Потому что мы не такие, как все. Что же в нас такого особенно? Про плутоний и атомную бомбу я тогда ничего не знала.

Разница между нами и ними была во всем. От мороженого до мебельного гарнитура. Ну, может быть, спички у нас были с одной спичечной фабрики. Все остальное у нас было из Москвы и импортное, а у них из области или местное. В конце 80-х ситуация для закрытых городов ухудшилась. Появились «талоны». А вместе с талонами и бизнес, с ними связанный. Талоны продавали, меняли, «отоваривали». Не все было так просто – получил талон – купил товар. Проблема с талоном была в том, что по месту работы тебе выдавали талон совсем не на то, что ты хотел, часто и не твоего размера, а тот, который база УРСа распределила на твою работу.

Скажем, тебе были нужны босоножки тридцать восьмого размера. А талон тебе давали на сапоги тридцать девятого. Конечно, ты мог честно и благородно отказаться, и, если бы ты отказался, твой талон отдали бы следующему по очереди, возможно, именно ему нужны сапоги тридцать девятого. Но кто же это отказывается от «живого» талона! Ты брал доставшийся талон и затем сначала пытался поменять его на то, что тебе нужно, а если не получалось, то дальше можно было действовать двумя путями. Или выкупить по талону то, что дали, а затем менять уже эту вещь на то, что нужно. Путем многоходовочек можно было все-таки добраться до вожделенных босоножек. Или продать за деньги свой талон обладателю тридцать девятого размера, нуждающемуся в сапогах. Первый путь был более популярен, и все доски объявлений в городах были завешаны объявлениями типа «меняю финское платье серого цвета (продавались 22 мая 1983 года) сорок четвертого размера на австрийские туфли тридцать шестого размера (были в обувном по талонам в начале мая)».

Были ли у нас очереди? Как ни странно, но были, и их было много. Регулярно, за тем, что по местным меркам было дефицитом. У нас были очереди за бананами, арбузами, немецкими куклами-пупсами и первыми кубиками Рубика, французскими бюстгальтерами. Здесь ведь, как говорится, «у кого-то щи жидкие, а у кого-то бриллианты мелкие». Наши бриллианты были все-таки мелковаты. А то, что у соседей (всей страны) были из-за нас жидкие щи, мы знать не собирались. Важность каждого гражданина страна оценивала сама и мы не собирались в это вмешиваться. Нам жилось прекрасно.

Вся эта история продолжалась в СССР и с его развалом ушла в историю. В 90-е годы, когда ЗАТО перестали быть интересны Москве, снабжение резко ухудшилось. Полки магазинов опустели и стали похожи на полки Советского Союза. Даже в салоне новобрачных, а этот салон был нашей сакральной коровой – там было все самое-самое дефицитное – государство поощряло особо создание семей в закрытых городах, нужны были новые кадры для атомного производства. Некоторые, правда, специально подавали заявление в ЗАГС, чтобы отовариться, а отоварившись, расторгали помолвку. Так вот, в салоне витрина с золотом выглядела бедно, а ассортимент белых туфель упал с пятнадцати до двух. Постепенно и это исчезло, салон был пуст. Люди из УРСа в одночасье перестали быть местными «богами». Это был ужас, кошмар и караул, никогда не ведомый жителям ЗАТО с момента его основания. Они ведь так были нужны, раздутое чувство собственной значимости никуда не делось, идеология жила и процветала, только вот в кошельках и на полках подтверждения больше не было. Что делать и как выживать, было непонятно.

В 1991 году я выходила замуж. Мне было девятнадцать лет. Я недавно въехала в свою новую кооперативную квартиру, счастливо свалившуюся на меня внезапно по причине того, что моя мама-врач спасла от смерти сына бухгалтера кооператива, у меня не было ничего и, самое главное, не было холодильника. Холодильников уже в свободной продаже не было. Они были «по спискам». Начав работать в местной больнице всего год назад, я, естественно, была в списке одной из последних. Первыми в списке на холодильник были те, кто дольше всех работал, потому что они туда встали, как только образовалась очередь. Логично. Правда, вот у этих первых было у всех уже как минимум по одному холодильнику, купленному в золотые времена безлимитного снабжения. Максимум же имеющихся холодильников определить не представляется возможным. Но старожилы упорно желали стоять в очереди, и мой холодильник уходил… к ним. По стажу. Мои наивные доводы о том, что вообще-то они могли бы и снизойти до моего положения и понять, что жить совсем без холодильника – это не то же самое что жить без двух или трех, ни к чему не привели. На работе мне холодильник не выделили. Пришлось доставать холодильник по блату через мою будущую свекровь, которая работала кассиром в столовой (вот он – ОРС) плутониевого завода. Вы будете смеяться, но на этой должности у нее было больше возможностей, чем у главного инженера этого же завода. Она владела массой знакомств среди таких же кассиров, как она, по всему ОРСу, а также копченой колбасой и икрой – в общем, именно она владела миром ЗАТО. Холодильник я получила вне очереди.

В 90-е ЗАТО потеряли все привилегии. Это был шок. Последний поезд с условными сервизами и стульями дошел в каждое ЗАТО примерно в 1990 году, чтобы больше никогда не выйти на эти рельсы. Вскоре пуповина с Москвой была перерезана, им сказали: «Выплывайте сами, передаем вас в областное подчинение, теперь вы как все. Все, что можем сделать, придать вам особый статус и снять статус секретности». Эпоха сменилась.

ЗАТО, конечно, выжили. Преодолев трудности, использовав весь свой потенциал, они, как и вся остальная Россия, прошагали трудные 90-е, испытав все «социальные болезни общества». Они выжили, поднялись и почти выздоровели. Многое потеряли, много приобрели. Многому научились. Кануло в лету московское снабжение в прямом смысле этого слова. Но и в нынешних исторических условиях Большая земля продолжает поддерживать своих.

Сегодня Большая земля для ЗАТО – это государственная корпорация «Росатом» и Министерство экономического развития РФ. Первое осуществляет генеральное руководство предприятиями ядерно-топливного цикла, являющимися градообразующими на территории ЗАТО. Второе осуществляет государственное финансирование различных программ закрытых городов, формирует, так сказать, генеральную повестку дня с точки зрения экономического развития города, стремясь к тому, чтобы однажды закрытые города добились наибольшей экономической независимости и перестали быть «закрытыми», а стали обычными, нормальными городами.

Со стороны кажется, что они успешно работают вместе. Но нет. Отношения между ними сложные и конфликтные, как между супругами, находящимися в конкуренции. И дело, конечно, в утилитарном, а именно в деньгах. Формально полномочия этих структур разделены. «Росатом» отвечает за градообразующее предприятие и все, что с ним связано. Основная деятельность «Росатома» и его предприятий на территории ЗАТО коммерческая, а значит, живут они на собственную прибыль и тратят деньги на свое экономическое развитие, а Минэкономразвития отвечает за общее экономическое развитие и стабильность. Такая цель и возможность заложена в законодательстве о ЗАТО. Закон предусматривает специальный «переходный» период города. Подготовки между состояниями «закрытого» и будущего «обычного». До настоящего времени этим механизмом не воспользовался ни один закрытый город системы «Росатома», однако Минэкономразвития не теряет надежды. А пока светлое независимое будущее для ЗАТО не наступило, на благосостояние закрытых городов должны скинуться все мы с вами, российские налогоплательщики. Нам всем нужен ядерный щит.

Будем честными, однако, российскому бюджету закрытые города обходятся довольно дорого, вложение средств должно быть оправданно, а «Росатом» традиционно почти не тратит деньги своей прибыли на развитие закрытых городов, ограничивая свое участие в социальной жизни города организацией песенных или театральных конкурсов, что, безусловно, развлекает народ, но не делает погоды в доме в целом. И в общем, наличие прекрасного голоса у поющего или таланта у театральной группы, честно признаемся себе, не является заслугой «Росатома», а является результатом таланта ученика и родителя. А пока атомные бизнесмены ограничивают свое участие в жизни проведением театральных постановок и виртуальных праздников, Министерство экономического развития пытается удержать по-прежнему, увы, спадающие штаны закрытых муниципалитетов при помощи дотаций. Давайте посмотрим, каким образом они рассчитываются. Снова заглядываем в закон и видим в нем много… математики.

Извините, это будет еще хуже, чем право. Но в таком щепетильном деле, как ЗАТО, совершенно нельзя быть голословным, поэтому потерпите. В крайнем случае просто пробегите глазами формулы по диагонали, чтобы убедиться, насколько серьезно государство подходит к вопросу финансирования закрытых городов.

«Размер дотации на компенсацию дополнительных расходов, связанных с режимом безопасного функционирования закрытого административно-территориального образования и потерей доходов в связи с ограничением права ведения хозяйственной и предпринимательской деятельности, владения, пользования и распоряжения природными ресурсами, недвижимым имуществом, выделяемой из федерального бюджета бюджету субъекта Российской Федерации для предоставления бюджету закрытого административно-территориального образования (конкретного ЗАТО) на очередной финансовый год (Di), определяется по формуле:

Di = Dio (1 – N),

где:

N – размер норматива для формирования нераспределенного остатка дотации на соответствующий финансовый год в соответствии с пунктом 2 настоящей методики; (то есть, если что-то не потратили в прошлом году, извините, ваши проблемы, минусуем). Dio – расчетный размер дотации для i-го закрытого административно-территориального образования на соответствующий финансовый год, определяемый по формуле:

Dio = D / H × Hi × ИБРi × Ki,

где:

D – общий размер межбюджетных трансфертов, выделяемых бюджетам субъектов Российской Федерации для предоставления дотаций бюджетам закрытых административно-территориальных образований, предусмотренный в федеральном бюджете на очередной финансовый год и плановый период; H – численность населения, проживающего на территориях закрытых административно-территориальных образований; (численность ВСЕГО населения закрытых городов – это очень важная переменная, и в следующей главе вы увидите, каким образом ЗАТО увеличивают статистическую численность);

Hi – численность населения i-го закрытого административно-территориального образования (численность населения конкретного ЗАТО); ИБРi – индекс бюджетных расходов субъекта Российской Федерации, на территории которого расположено i-е закрытое административно-территориальное образование, используемый для распределения дотаций на выравнивание бюджетной обеспеченности субъектов Российской Федерации; (значение этой переменной знают только экономисты, но, по все вероятности, это что-то важное). Ki – коэффициент, определяемый в порядке, установленном Министерством финансов Российской Федерации, для учета особенностей формирования доходов и расходных обязательств отдельных закрытых административно-территориальных образований (таинственная составляющая, смысл и формула получения должны быть точно известны Минфину).

Как следует из этих доступных для широкой публики, но довольно таинственных по своему математическому содержанию формул, государство очень старается компенсировать расходы, связанные с потерей налога на землю (изъятую из оборота или ограниченную в обороте), от которой освобождены территории ЗАТО. Обычные территории живут, в первую очередь, на эти деньги. И пока жизнь продолжается в таком формате, закрытые города всегда и во всем будут зависеть от Большой земли, стараясь всеми только им известными способами увеличивать или уменьшать те математические переменные в формуле Минфина, на которые они способны влиять. А что им еще остается делать? Здесь на ум сразу приходит случай семейной пары из предыдущей главы, которая пыталась получить разрешение на проживание в ЗАТО мужа. Особый режим и демография это, как у Пушкина: «вода и пламень, стихи и проза, лед и пламень».

Мы и сейчас, в XXI веке, говорим у себя в ЗАТО – «надо ехать на Большую землю», «поеду учиться (лечиться, жениться, закупаться) на Большую землю», «привезут с Большой земли». Мы знаем до сих пор, что наша свобода относительна. Сегодня мы больше не имеем тех благ, что имели наши оголодавшие после войны предки. Мы живем на искусственно выращенном в нас чувстве исключительности, считая его нашим преимуществом перед всем остальным миром и государственной дотации. И уж, извините, мы не собираемся терять и отказываться ни от первого, ни от второго. Знать, что всего лишь по причине атомного происхождения и наличия атомного производства, к которому ты все равно как будто причастен, даже если не работаешь там, а просто живешь в ЗАТО, ты всегда лучше, чем все остальные, при этом за это преимущество тебя еще и поддерживают налогоплательщики страны, это слишком приятно. «В нашей прекрасной „зоне“ мы будем обреченно вздыхать о Большой земле как о потерянном рае, который нам больше не нужен. Поэтому оставьте нас в покое, не трогайте нас!» (журналист Сергей Кириллов, фильм «Сороковка»).

Вывод главы 6

В советские времена закрытые города полностью подчинялись Москве по двум главным вопросам – атомное производство и жизнедеятельность города (снабжение продуктовыми и продовольственными товарами). С тех пор жители города делят территорию на «зону» и «Большую землю». Сегодня финансирование ЗАТО происходит из федерального бюджета при помощи системы целевых субвенций, рассчитываемых по математической формуле. Минэкономразвития РФ является федеральным органом власти, курирующим и определяющим экономические условия и развитие. Главный конфликт интересов лежит именно в сфере финансов – усиление или небрежное применение режимных ограничений местными и атомными органами власти приводит к уменьшению оттоку населения, что в свою очередь приводит к снижению дотации, размер которой рассчитывается именно исходя из численности популяции.

Часть 2
Физиология закрытого города
Что, как и почему происходит внутри ЗАТО? Заглянем в «замочную скважину»

Вернемся на грешную, вернее, «безгрешную» землю ЗАТО и ознакомимся с тем, как на сегодняшний день происходит на этой многострадальной местности течет повседневная жизнь под бдительным оком осуществляющих охрану особого режима ОТ (извините за оговорку, конечно, ДЛЯ) разных категорий граждан, желающих его посетить. В общем, как говорится, добро пожаловать, или посторонним вход воспрещен! И начнем с двигателя развития любой общественной системы – людей.

Глава 7
Закрытый город и его обитатели

КАК ЛЮДИ ТУДА ПОПАДАЛИ РАНЬШЕ И ПОПАДАЮТ СЕЙЧАС, КТО, КАК ПОЧЕМУ И ЗАЧЕМ ТАМ ЖИВЕТ, ГДЕ ОНИ РАБОТАЮТ? А ТАКЖЕ О ТОМ, КТО ТАКИЕ ШОКОЛАДНИКИ И ПОЧЕМУ ЖИТЕЛИ ЗАКРЫТЫХ ГОРОДОВ ДО СИХ ПОР ЧУВСТВУЮТ СЕБЯ НЕМНОГО «ОСОБЕННЫМИ»? В ЭТОЙ ГЛАВЕ Я РАССКАЖУ ОБ ИСТОРИИ ЗАСЕЛЕНИЯ ЗАТО И О ЛЮДЯХ, КОТОРЫЕ ЖИВУТ ПОСТОЯННО В ЗАКРЫТОМ ГОРОДЕ, СТРУКТУРЕ ПО ПОЛУ И ВОЗРАСТУ, О ТОМ, ГДЕ РАБОТАЮТ ЛЮДИ И ЧЕМ ОНИ ЗАНИМАЮТСЯ, КАК ПРОИСХОДИТ МИГРАЦИЯ И ПРОЧ.

А есть ли в ЗАТО люди? Сколько? Они какие-то особенные? А чем? Для наглядности давайте взглянем на таблицу:

¹ Численность населения Российской Федерации по городам, поселкам городского типа и районам Российской Федерации на 1 января 1996 года, М. Госстат России, 1996, 210 стр. (данные за 1995 год).

² Всероссийская перепись населения 2002 года. Том. 1, таблица 4. Численность населения России, федеральных округов, субъектов Российской Федерации, районов, городских поселений, сельских населенных пунктов – райцентров и сельских населенных пунктов с населением 3 тысячи и более (данные за 2002 год).

³ Численность населения Российской Федерации по муниципальным образованиям на 1 января 2015 года.

⁴ Численность населения Российской Федерации по муниципальным образованиям на 1 января 2020 года.

Как вы видите, в каждом атомном ЗАТО живут десятки тысяч людей. Самое крупное – Северск в Томской области – насчитывает больше ста тысяч жителей, самое маленькое Трехгорный – чуть более тридцати двух тысяч. Я хотела намеренно взять для сравнение год примерно 90-й, чтобы показать вам тендению, но не получилось. Как вы уже знаете население раскидывали по стране с целью сохранения секретности, и данные, которые удается найти, относятся уже к демократическому периоду истории, который был пиком расцвета экономики в ЗАТО, чтобы вы наглядно увидели, что очевидной тенденцией является сокращение населения в ЗАТО. Поэтому 1995, 2002, 2015 годы и 2020 год, двадцать лет разницы и неявные тенденции уменьшения населения.

Однако, здесь есть одна хитрость. Все имеющиеся данные не указывают на «пополнение» многих ЗАТО в ходе административной реформы 2005 года, когда в их состав вошли соседние населенные пункты, и ЗАТО получили от 5000 до 10 000 тыс. человек. Если учитываем это, то цифры выглядят уже по-другому – население закрытых городов уменьшается. Для ЗАТО это очень плохо, потому что, как вы уже видели из формулы Минфина, люди им чрезвычайно нужны для субвенций. Исключения составляют Снежинск и Саров, города системы, в которых градообразующими являются не заводы, а научные институты. Грубо говоря, не руки, а мозги, им как видим удается даже увеличить численность населения, несмотря на то, что они все-таки, вероятнее всего обладают большими тайнами.

Вcем остальным, на что только не приходится идти, чтобы справиться с отрицательным приростом. На многое, увы, кроме облегчения процедуры въезда для тех немногих оставшихся желающих, которые все еще хотят приехать извне, чтобы жить в закрытом городе, который и вправду совсем неплохой для жизни город (об этом мы поговорим в третьей части).

Как же люди попадали туда раньше? А как попадают сейчас, если, конечно, они там не родились? Если столько сложностей с въездом, а они все-таки приезжают, значит это возможно? Кто, зачем, когда, почему и откуда? Ответим на эти и другие вопросы об обитателях ЗАТО, а также об их загадочной душе и мировоззрении.

Первыми жителями в закрытых городах стали ученые разных калибров и специализаций. Их было меньше всех, и они были воодушевлены сверхидеей создать ядерное оружие. Совсем недолго условия для них были скромные, но затем к ним отнеслись, как самым дорогим гостям – все самое лучшее и передовое. Для начала – элитный поселок финских коттеджей на две семьи руками спецпоселенцев (немцев). Большие просторные комнаты и непременно сад. Водопровод и канализация – это обязательно. Затем закрытая система снабжения продуктами. Первые личные автомобили. Заграничная одежда. Поначалу за это даже не нужно было платить деньги. Нужно просто было сделать заказ и на следующий день забрать.

Второй, средней по численности группой были военные. Во-первых, военные вообще не задают вопросов, что приказали, то и делают, а дисциплина нужна была железная. Во-вторых, помните, надо было хранить секрет, а кто, как не военные, умеют хранить военную тайну? В-третьих, нужно было отыскивать вредителей и шпионов, контролировать «языки» и «мысли», выраженные на рабочих местах, разговорах на кухне и письмах наружу. Наконец, нужно было охранять и дисциплинировать огромную армию первых поселенцев – заключенных. Военные так же, как и ученые, относились к местной нарождающейся «элите» и обладали примерно тем же набором земных благ.

Заключенные исправительно-трудовых лагерей ГУЛАГа стали самой огромной категорией прибывших. Схема использования бесплатного подневольного труда в нечеловеческих условиях была к тому времени хорошо отработана государством. Осужденные по разным статьям, от политических от до уголовных, они прибывали на стройку десятками тысяч, сами для себя возводили бараки и затем сами себя обслуживали. Заключенных не считали за «людей», места на генеральном плане – площадки для них не нашлось. Питание, как это было принято в ту пору, осуществлялось по остаточному принципу. Из-за тяжелой работы многие умирали. Охраняли их строго, в случае побега было разрешено стрелять. Собственно, навык, который от них требовался для работы на атомном проекте, был универсальный – копать, копать и копать. Где-то котлован под реактор, где-то пробивать насквозь гору и так далее, куда пошлют… Опасаясь болтливости, атомное руководство не допускало их к квалифицированной, хотя и «грязной» атомной работе. Однако именно они стали жертвами первой ядерной аварии 1957 года и приняли на себя миллионы кюри.

Со временем часть заключенным начала освобождаться, у кого-то кончался срок, многие попали под амнистию после смерти Сталина. И тут у руководителей атомного проекта с этой группой «непослушного» населения начались проблемы. Привыкшие к лагерной жизни люди, которым уже нечего было терять, никак не желали понимать и принимать норм и правил общежития нового светлого общества в социалистическом городке и портили статистику преступлений. Они пили, дрались, нападали на женщин и, как зараза, разносили свои привычки. Один такой «отступник» легко находил себе компанию и сводил с панталыку десяток вольнонаемных. Такой деградации местного сообщества, тщательно отсеиваемого и отбираемого семени, никак нельзя было допустить. Руководством было предложено кардинальное решение – отправлять всегда и всех заключенных, незадолго до освобождения из лагеря в запретке, в другие лагеря страны с тем, чтобы и следа их не осталось на этой земле. Естественно, с подпиской о пожизненном неразглашении. Так и порешили и с тех пор, так и поступали. Известны лишь единичные случаи, когда бывшие зэки смогли остаться и закрепиться в ЗАТО. Связаны эти истории чаще всего с профессиональной незаменимостью и полной покорностью характера личности осужденного.

Совсем крохотную часть составляли «благонадежные» жители местных деревень, на базе которых были организованы первые работы. К их появлению относились довольно настороженно и подозрительно, так как, люди они были местные, неизвестно что имевшие на уме. Женщинам было остаться легче, их не хватало. Мужчинам было необходимо чем-то особенно отличиться – доставлять продукты, хорошо знать местность, быть мастером на все руки.

С увеличением потребности в рабочих руках и развитием инфраструктуры закрытых поселков, им стали необходимы все новые и новые люди. Не только на стройку и на завод, а в медицину, торговлю, сферу обслуживания, в школы и ясли. Следующим источником человеческого ресурса для ЗАТО стали «вольнонаемные» граждане. Название «вольно» довольно условное, учитывая, что те, кому была предложена эта работа, отказаться от нее практически не могли. Партия сказала, НАДО! Подходящих людей с «чистой анкетой» по линии НКВД (не сидел, не был в плену ни он, ни родственники) отбирали и направляли через отделы кадры предприятий, где они работали. Моя бабушка была инженером-химиком на Сурском суконном комбинате в Пензенской области. Именно по этой специальности ее и мобилизовала и направила на строительство и затем работу по профилю на «Маяке» коммунистическая партия. Муж ее погиб на фронте, репрессированных в ее анкете не числилось. У нее также было двое детей. Будущий человеческий ресурс для социалистического городка.

Самым полноводным источником «свободных» душ в атомном проекте, стали выпускники всех сортов учебных заведений «по направлению». На них у государства была самая большая надежда. Вот, где были самые пламенные патриоты СССР. Рожденные перед войной, пережившие рядом с вдовами-матерями, все ее тяготы, они, как ни одна из предыдущих групп населения, желали помочь Родине в борьбе с врагом. Молодые, мотивированные, имеющие вместо «сердца пламенный мотор», они воспринимали поставленную перед ними задачу как испытание юности, находили романтику в самых нечеловеческих условиях труда, им все было по плечу. Из «благонадежных» отбирали лучших из лучших, студенческую элиту. По сути, в атомном проекте происходил грандиознейший эксперимент «искусственного отбора». Самые успешные, самые правильные, дисциплинированные и сознательные. Самые-самые во всем. Увы, как мы увидим из более поздних глав, эксперимент показал, что, сколько ни отбирай молодежь по принципу преданности делу партии, из любой самой «элитной элиты» получится примерно одинаковое население. С привычками, обычаями, нормами и правилами среднестатического жителя страны, в которой он живет, но об этом позже.

Сначала государство совсем не хотело брать на атомную стройку женщин. Военнослужащие и заключенные составляли по большей части мужское население будущего ЗАТО. Мужчины приезжали одни и жили все вместе, сначала в бараках, а затем в общежитиях. С семейными парами возиться никому не хотелось. Если даже они образовывались, то продолжали жить отдельно, туда, где поселят. Отсутствие и недостаток в человеческом сообществе женщин всегда приводит к одним и тем же последствиям. Мужчины начинают конкуренцию. Форма ее зависит от уровня образования. Кто-то просто убивает конкурента, кто-то нападает на женщин без согласия, а кто-то уводит подругу у друга.

С одной стороны, женщина становится огромной ценностью, в первую очередь с точки зрения брачных отношений и получения потомства. В такой популяции у женщины всегда есть огромный выбор между самыми разными представителями мужского пола. Социальный лифт в виде замужества прекрасно работал в то время. Посудомойка без образования могла легко стать женой главного конструктора завода. С другой стороны, в таких условиях женщина становится объектом охоты и добычи, количество преступлений против половой неприкосновенности вырастает в разы. Угроза изнасилований возникает для лиц женского пола даже не фертильного возраста (девочек и пожилых женщин). Не избежали этой тенденции и атомные объекты социалистического строительства. Моя мама рассказывала мне, что в конце 40-х – начале 50-х им, девочкам школьного возраста, а также молодым женщинам, было категорически запрещено ходить поодиночке в школу и по территории соцгородка. Случаи нападения на женщин случались довольно часто, некоторые из них имели трагические последствия.

В любом случае, такая неприятная ситуация на атомном объекте, была нежелательна. По всем этим причинам руководство атомного проекта приняло решение разрешить потенциальным вольнонаемным работникам прибывать к будущему месту работы целыми семьями. Проблема дисциплинизации мужчин решалась сама собой, за него отвечала жена. Когда через десять лет секретность чуть ослабла и стало ясно, что наличие женщин в городе не только улучшает быт мужчин, но и дисциплинирует их, работники стали привозить свои семьи, жен и детей. Кстати, известны, однако, случаи, когда мужчины оправдывали свое отсутствие перед прежней женой запретом выезжать и… женились повторно, становясь юридически двоеженцами.

Как только увеличилось количество женщин, ожидаемо вспорхнула рождаемость. В середине пятидесятых годов рождаемость в поселках доходила до десяти человек в день (сегодня это примерно три человека в день при большой численности населения). Дети появлялись, росли, учились, и их стало необходимо выпускать за пределы ЗАТО. Молодая поросль ЗАТО не могла, да уже и не хотела обучаться в открытых к тому времени почти во всех запретках секретных филиалах Московского-инженерно-физического института (МИФИ). Городам требовались и иные кадры. Дети закрытого города стали выезжать на учебу, создавали семьи за пределами КПП и возвращались в город уже со своими супругами.

Многие люди, поработав в одном закрытом городе, принимали предложение переехать на строительство другого, если обещанные жилищные и иные условия их привлекали. Именно они, в свою очередь, становились первыми жителями следующего «закрытого города». Для своего атомного работодателя они были весьма привлекательным контингентом – им не нужно было повторно объяснять вопросы секретности, во-первых, а во-вторых, они обладали необходимым уникальным опытом работы, чего не было у тех, кто прибывал на такой объект впервые.

Первые несколько десятилетий население ЗАТО стремительно увеличивалось за счет внешней миграции. Когда размеры населения их достигли уровня самообеспечения, то есть снабжение продуктами первой необходимости было налажено за счет внутренних ресурсов и их не требовалось завозить извне (молочный завод, колбасный завод, кондитерская фабрика, подсобное хозяйство и пр.), политика местных властей изменилась в сторону ужесточения норм въезда. Город не хотел обременять себя «бесполезными» человеческими ресурсами, а все вакантные места были уже заняты местными жителями ЗАТО. Жизнь в закрытом городе считалась источником благосостояния, а те, кому там посчастливилось родиться, жить или переехать, считались избранными счастливчиками.

Постепенно, примерно к концу 60-х годов, гендерный баланс выровнялся. И на сегодняшний день соотношение мужчин и женщин в ЗАТО повторяет тенденции среднестатистических показателей по России, то есть мальчиков рождается больше, чем девочек. Затем лица мужского пола чаще умирают, и примерно к тридцати годам их соотношение выравнивается. К более пожилому возрасту мужчины мрут как мухи, и после шестидесяти женщин становится в разы больше, чем мужчин. Сегодняшнее население ЗАТО – это почти всегда прямые потомки одной из тех категорий, о которых я рассказала. Говорить отдельно о мужчинах и женщинах в ЗАТО я не стану, потому что они типичные мужчины и женщины современной России. Их единственное отличие состоит лишь в том, что все они прямым или косвенным образом связаны с атомным производством. Про то, сколько людей из них знает гостайну, вы уже прочитали – их немного. Все остальные – обыкновенные, такие же, как мы с вами. А вот на пенсионерах ЗАТО, пожалуй, чуть остановимся отдельно.