Текст книги "Очерки по теории гражданского процесса. Монография"

Материальные отношения могут складываться в общественной жизни, исходя из социальных потребностей людей, и регулироваться не правовыми, а иными социальными нормами (обычаями, традициями, нормами морали и т. п.). В дальнейшем государство, признавая их целесообразность, включает их в сферу правового регулирования, придавая им характер правоотношений. Так происходило с отношениями торгового оборота, некоторыми семейными отношениями (например, с приданием юридического значения фактическим брачным отношениям в СССР в 1926–1944 гг., с узаконением однополых браков в некоторых странах, с закреплением в законодательстве религиозных норм в мусульманских странах). В гражданском процессе такая ситуация невозможна. Судебное разбирательство происходит в строго определенной процессуальной форме. В судебном процессе возможно только поведение, предусмотренное процессуальными нормами, что является проявлением основополагающего принципа гражданского процессуального права – принципа законности. Законодатель заранее программирует судебный процесс. Поэтому процессуальные отношения сразу возникают в правовой форме, в форме гражданских процессуальных правоотношений¹⁶⁰. «Ребенок рождается в рубашке». Не изменилось положение и в связи с закреплением в ч. 4 ст. 1 ГПК РФ возможности преодоления пробелов процессуального права с помощью аналогии процессуального закона и процессуального права. При пробеле в процессуальном законодательстве процессуальные отношения не исключаются из механизма правового регулирования гражданского процессуального права, к ним применяются нормы, регулирующие сходные процессуальные отношения (аналогия закона) или принципы осуществления правосудия (аналогия права)¹⁶¹.

До сих пор дискуссионен в науке вопрос о характере гражданских процессуальных правоотношений, напрямую связанный с характеристикой метода гражданского процессуального права. Мы солидарны с авторами, рассматривающими метод правового регулирования в качестве совокупности способов, приемов, средств воздействия права на регулируемые им общественные отношения¹⁶². Основным, главным компонентом отраслевого метода правового регулирования является характер правового положения субъектов данной отрасли права (строятся отношения между ними на основе юридического равенства или власти и подчинения)¹⁶³.

Большинство процессуалистов полагает, что гражданские процессуальные правоотношения – это отношения власти и подчинения, властеотношения, господствующее положение в которых занимает суд как орган, осуществляющий судебную власть¹⁶⁴. Однако есть и другое мнение. Большое внимание на развитие процесса оказывает гражданский процессуальный принцип диспозитивности, в соответствии с которым движение процесса во многом зависит от волеизъявления сторон, суд в значительной мере связан этим волеизъявлением. Как суд, так и стороны заинтересованы в установлении истины по делу, в вынесении законного решения. Поэтому гражданские процессуальные правоотношения рассматриваются некоторыми учеными в качестве отношений сотрудничества суда с другими участниками процесса¹⁶⁵.

Гражданское процессуальное право – надстройка над материальным гражданским (в широком смысле) правом. Метод гражданского процессуального права во многом производен от метода гражданского материального права. Специфика метода гражданского процессуального права определяется двуединой сущностью гражданского судопроизводства, которое, с одной стороны, выступает формой правосудия, а с другой стороны, формой защиты субъективных гражданских прав¹⁶⁶. Поэтому в методе гражданского процессуального права органически сочетаются элементы императивности и диспозитивности. Это, однако, не опровергает вывода о руководящей роли суда в гражданском процессе. Только суд осуществляет судебную власть, только на нем лежит обязанность устанавливать истину по делу, обязанность осуществлять правосудие¹⁶⁷. Именно этим определяются повышенные требования, предъявляемые к судьям и особые гарантии их деятельности. Поэтому гражданские процессуальные правоотношения по своему характеру, несомненно, являются отношениями власти и подчинения, властеотношениями.

Не следует отождествлять судебное руководство процессом с государственным принуждением, трактовать последнее слишком широко. Так, Д.Г. Нохрин определяет гражданское процессуальное принуждение как «применяемый судом в отношении участников процесса метод управления, основанный на императивном методе правового регулирования (как части комплексного метода гражданского процессуального права), содержание которого составляет властное физическое, имущественное или иное воздействие, реализуемое в установленных процессуальным законом формах»¹⁶⁸. Необходимо разграничивать понятия правового регулирования и государственного принуждения. Правовое регулирование – наделение участников общественных отношений субъективными правами и юридическими обязанностями. Возложение на лицо юридической обязанности практически всегда связано с определенным неудобством для него, поскольку «сковывает» его поведение, направляет его в определенное русло. Однако это нормальное последствие правового регулирования. Ограничение свободы поведения лица осуществляется в интересах общества, а часто и в интересах самого обязанного лица (например, правила дорожного движения). Как правило, юридические обязанности реализуются добровольно в рамках регулятивных правоотношений, опосредующих нормальное, позитивное поведение участников общественной жизни. Государственное принуждение – резервное средство, элемент механизма защиты субъективных прав и интересов. Оно включается в случаях, когда в регулятивном блоке механизма правового регулирования возникают «перебои», юридические обязанности не исполняются добровольно.

Гражданский процесс выполняет охранительную функцию в отношении защищаемых им материальных правоотношений. Нельзя согласиться с утверждением Т.В. Сахновой о том, что «процессуальное право, будучи по природе регулятивным (выделено мною. – В.Б.), интегрирует право в целом в работающую систему, снимая и предупреждая правовые конфликты»¹⁶⁹. Подобные утверждения встречаются в науке уголовного права при характеристике уголовных правоотношений. Так, И.Я. Козаченко пишет: «…уголовная ответственность реализуется в рамках уголовного правоотношения, возникающего с момента совершения виновным лицом преступления. Существует мнение, согласно которому правоотношения, возникающие с момента совершения преступления, следует именовать охранительными… Думается, что это не совсем так. Охранительные уголовно-правовые отношения, которые, на наш взгляд, возникают в момент вступления в силу соответствующего уголовного закона, каждый раз при совершении преступления уступают свое место регулятивным уголовным правоотношениям. Именно с их помощью удается вытеснять (а не охранять) «аномальные», «конфликтные» отношения, возникающие при совершении преступления. Кроме того, адресатами охранительных уголовно-правовых отношений являются все граждане, в то время как регулятивные уголовные правоотношения носят персонифицированный характер и потому сориентированы лишь на лиц, совершивших преступления. Иначе говоря, уголовная ответственность в структуре регулятивного уголовного правоотношения выполняет роль его юридического содержания»¹⁷⁰.

Такое мнение противоречит основам общетеоретического представления о механизме реализации юридической ответственности и механизме правового регулирования как более общем явлении.

Налицо смешение различных понятий: общие и конкретные, регулятивные и охранительные правоотношения. Правовые отношения, в рамках которых существует статусная уголовная ответственность (элемент правового статуса гражданина) как абстрактная предпосылка несения ответственности в будущем, следует называть общеохранительными правоотношениями. Конкретные уголовно-правовые охранительные отношения возникают между гражданином и государством в момент совершения преступления¹⁷¹.

Гражданское процессуальное право можно назвать регулятивным только в том смысле, что оно, как и любая отрасль права, регулирует общественные отношения, входящие в предмет регулирования данной отрасли. Но смысл разделения правовых норм, отраслей права, правовых отношений на регулятивные и охранительные в ином: в необходимости подчеркнуть главное назначение норм и правоотношений, цель их существования. Гражданское право призвано регулировать гражданский оборот, повседневную жизнь, обычное нормальное поведение участников общественной жизни. Уголовное право рассчитано на случаи совершения преступления.

Необходимость в гражданском процессе возникает для разрешения конфликтной ситуации, патологии гражданского оборота (нарушения субъективного гражданского права, правового спора, устранения неопределенности в правовом положении лица или имущества и т. п.). Поэтому в целом гражданский процесс, гражданские процессуальные правоотношения должны рассматриваться в качестве охранительных правоотношений по отношению к предмету их защиты – материальным правоотношениям.

Однако, рассматривая гражданское процессуальное право в качестве самостоятельного объекта научного исследования, в отрыве от материального права, следует прийти к выводу, что процессуальные нормы не однородны. Одни из них (регулятивные) регулируют нормальное развитие процесса. Другие (охранительные процессуальные нормы) включаются в действие при нарушении регулятивных процессуальных прав и неисполнении процессуальных обязанностей. Две эти группы норм реализуются в рамках регулятивных и охранительных гражданских процессуальных правоотношений¹⁷². О процессуальном принуждении можно говорить только как об элементе охранительного блока механизма гражданского процессуального регулирования.

Практически о том же самом, с применением иной терминологии, пишет А.В. Юдин: «В широком (или в позитивном) смысле весь гражданский процесс представляет собой систему процессуального принуждения, когда суд, занимая руководящее положение, направляет процессуальную деятельность в нужное русло для достижения задач и целей гражданского судопроизводства… В узком (или в негативном) смысле гражданское процессуальное принуждение сводится к правовому принуждению, следующему за нарушением гражданских процессуальных обязанностей»¹⁷³.

С изложенной нами точки зрения нельзя относить к мерам принуждения, как это делает Д.Г. Нохрин, привлечение к участию в деле ответчика, третьих лиц, свидетелей, истребование документов и т. п.¹⁷⁴, хотя во всех этих случаях, так же как в праве суда задавать вопросы участникам процесса, определять порядок исследования документов, удовлетворять заявленные ходатайства или отказывать в их удовлетворении, разрешать или запрещать фотосъемку, видеозапись, теле-, радиотрансляцию судебного заседания, несомненно, проявляется властный характер гражданских процессуальных правоотношений.

С характером гражданских процессуальных правоотношений связана проблема соотношения прав и обязанностей суда с другими участниками процесса.

Русские дореволюционные процессуалисты вслед за О. Бюловым занимали в этом вопросе противоречивую позицию. С одной стороны, они исходили из того, что процессуальные права сторон являются средством защиты их материальных прав, которые находятся в их свободном распоряжении. Поэтому «в процессе права предоставлены сторонам, чисто процессуальных обязанностей они не несут, а на суде лежат только обязанности процессуальные, причем большинство этих обязанностей им исполняются не proprio motu ex officio, а по требованию сторон»¹⁷⁵. С другой стороны, те же ученые поддерживали публично-правовой характер процессуальных правоотношений, выделяли принцип судейского руководства в гражданском процессе, классифицировали по группам процессуальные права суда, отмечали обязанность сторон подчиняться формальному руководству и дисциплинарной власти суда, рассматривали права и обязанности суда в их неразрывном единстве (права суда одновременно являются его обязанностями)¹⁷⁶.

Нормы гражданского процессуального права и возникающие на их основе гражданские процессуальные правоотношения являются разновидностью правовых норм и правоотношений, обладают всеми их признаками. Из предоставительно-обязывающего характера гражданских процессуальных норм следует, что гражданские процессуальные правоотношения – корреляция (взаимная связь, соотношение) процессуальных прав и обязанностей. Этому общепризнанному положению не соответствует оригинальная теория М.А. Гурвича. Он считает, что лица, участвующие в деле, по общему правилу, юридических процессуальных обязанностей не несут. Нормы права не принуждают, а лишь побуждают их к совершению определенных действий. С другой стороны, и суд в гражданском процессе не несет обязанностей перед участвующими в деле лицами, так как у последних право на санкцию исполнения судом его обязанностей по правосудию отсутствует. Свои обязанности суд несет только перед государством¹⁷⁷. Впоследствии М.А. Гурвич довел свою концепцию до логического конца. Полагая, что судьи независимы и подчиняются только закону, он утверждал, что суд не несет юридических обязанностей ни перед кем (в том числе и перед государством)¹⁷⁸.

Критики теории М.А. Гурвича справедливо отмечали, что она разрушает само понятие гражданских процессуальных правоотношений. По замечанию Ю.К. Толстого, суд в трактовке М.А. Гурвича оказывается в отношениях с самим собой¹⁷⁹. М.А. Гурвич исходит из слишком узкой трактовки санкции правовой нормы как указания на меру государственного принуждения. Если исходить из более верного широкого понимания санкции как указания на любые юридически неблагоприятные последствия нарушения диспозиции нормы, то все «связанности», «побуждения» и т. п. явления, за которыми скрывается установленное правом долженствование определенного поведения, оказываются ничем иным как процессуальными юридическими обязанностями¹⁸⁰.

Исходя из изложенного выше понимания сложного гражданского процессуального правоотношения, можно сделать вывод о том, что комплексное право на обращение в суд за судебной защитой (элемент его содержания) в конкретных гражданских процессуальных правоотношениях проявляется в виде конкретных процессуальных прав и обязанностей.

Суд в гражданском процессе обладает компетенцией – совокупностью властных полномочий, в рамках которой права и обязанности трудно отделимы друг от друга. Отправление правосудия – право и обязанность суда, осуществляемое в рамках сложного гражданского процессуального правоотношения. В рамках конкретных процессуальных правоотношений с участниками процесса она проявляется в конкретных процессуальных правах или обязанностях.

Очерк 7
Юридические факты в гражданском процессуальном праве

При исследовании юридических фактов в гражданском процессуальном праве следует, во-первых, опираться на общетеоретическое определение юридических фактов (как всякая отраслевая юридическая наука гражданская процессуальная наука не должна создавать свой собственный понятийный аппарат, противоречащий базовым общетеоретическим категориям) и, во-вторых, раскрывать специфику гражданских процессуальных юридических фактов.

Юридические факты занимают важное место в механизме правового регулирования. Специфика юридических фактов является одной из характеристик метода правового регулирования отрасли права. Метод правового регулирования как наиболее общая характеристика отрасли права не может быть сведен к какой-либо одной черте или специфической особенности отрасли. Это именно совокупность всех основных способов, приемов, средств воздействия отрасли права на общественные отношения. При такой трактовке метод правового регулирования не только служит дополнительным (наряду с предметом правового регулирования) критерием разграничения отраслей права, но и имеет важное методологическое значение для изучения общих тенденций развития той или иной отрасли, совершенствования на этой основе законодательства, поскольку наиболее ярко воплощает в себе специфические особенности ее юридического режима. Специфические черты отраслевого метода регулирования концентрированно выражаются в правовом положении субъектов, в основаниях формирования правоотношений, способах определения их содержания и юридических санкциях той или иной отрасли права¹⁸¹. Исходя из двуединой сущности гражданского судопроизводства (оно одновременно является формой защиты субъективных гражданских прав и формой правосудия) метод гражданского процессуального права характеризуется органическим слиянием начал диспозитивности и императивности. Динамику процессуальных правоотношений определяет поведение как лиц, участвующих в деле, так и суда.

Традиционно под юридическими фактами понимаются конкретные обстоятельства, с наступлением которых нормы права связывают возникновение, изменение и прекращение правоотношений¹⁸². В науке гражданского процессуального права категория юридического факта используется при исследовании динамики гражданских процессуальных правоотношений (их возникновения, изменения и прекращения), рассматривается как предпосылка гражданских процессуальных правоотношений, как предусмотренное законом фактическое обстоятельство, порождающее, наряду с нормами гражданского процессуального права и гражданской процессуальной правоспособностью, правовые последствия¹⁸³. Наиболее полное исследование роли юридических фактов в механизме гражданского процессуального права проведено В.В. Ярковым в его докторской диссертации¹⁸⁴.

Отличная от общепринятого мнения точка зрения высказана Е.А. Крашенинниковым. Он попытался вывести понятие юридического факта из структуры правовой нормы. Юридический факт фиксируется в гипотезе правовой нормы. Гипотеза содержит указание на условия, при наличии которых возникают права и обязанности, предусмотренные диспозицией. Поэтому юридические факты следует определять как предусмотренные гипотезами правовых норм обстоятельства, с наличием которых диспозиция норм связывает возникновение субъективных прав и обязанностей. Правообразующих и правоизменяющих юридических фактов нет¹⁸⁵. Естественно, Е.А. Крашенинников не может отрицать, что правоотношения имеют обыкновение не только возникать, но и изменяться и прекращаться, причем такое изменение и прекращение связано с предусмотренными законом фактическими обстоятельствами (смерть гражданина, прекращение отношений собственности в связи с уничтожением вещи действиями природных сил, прекращение обязательства невозможностью исполнения, изменение и расторжение договора по соглашению сторон, прекращение производства по гражданскому делу и т. п.) Однако, поскольку все эти обстоятельства не вписываются в его определение юридических фактов, они «обнимаются более общим понятием юридически значимых фактов»¹⁸⁶. Какое место эти юридически значимые факты занимают в структуре правовой нормы и каково принципиальное отличие их роли в динамике правоотношения, Е.А. Крашенинников не объясняет, а без этого спор приобретает чисто терминологический характер, не имеющий никакого теоретического и уж тем более практического значения.

Юридическими фактами в гражданском процессуальном праве, как и в любой другой отрасли права, могут быть действия и события. Особо важное значение имеет поведение (действия и бездействие) субъектов процесса. Можно согласиться с П.Ф. Елисейкиным в том, что процессуальные действия нельзя рассматривать только в качестве юридических фактов. «В одном элементарном процессуальном правоотношении они могут выступать еще как средство реализации субъективных прав и обязанностей суда и участников процесса, в другом элементарном правоотношении они служат основанием (предпосылкой), а в третьем – тем, на что направлены субъективные права и обязанности (т. е. объектом правоотношения). Этими качествами процессуальных действий объясняется механизм «сцепления» элементарных гражданских процессуальных правоотношений и их объединение в сложное правоотношение»¹⁸⁷.

Поведение всех участников процесса имеет юридическое значение. Правдивые показания свидетелей способствуют достижению цели правосудия – установлению истины, квалифицированное руководство ходом процесса – соблюдению сроков рассмотрения дела, корректное поведение судьи – формированию уважительного отношения к закону и суду, т. е. достижению одной из задач судопроизводства (ст. 2 ГПК РФ). Однако подобное поведение не играет роли юридических фактов, поскольку не влияет на динамику процессуальных правоотношений. Отсутствие, вопреки требованию закона, в зале суда государственных символов (герба и флага РФ) не является основанием к отмене судебного решения. Ложные показания свидетеля могут быть основанием привлечения его к уголовной ответственности, некорректное поведение судьи – основанием привлечения его к дисциплинарной ответственности, но данные обстоятельства находятся за пределами гражданского процесса, не относятся к гражданским процессуальным юридическим фактам.

Н.А. Чечина считала, что юридическими фактами в гражданском процессе могут быть лишь действия, но не события. «События могут служить только поводом к совершению действий или к бездействию лиц, участвующих в процессе. Действия служат опосредствующим звеном между совершившимися событиями и возможностью наступления процессуальных отношений»¹⁸⁸. Разумеется, суд непосредственно не наблюдает каких-либо событий (например, смерти стороны). О них он узнает через поведение участников общественной жизни – оформление свидетельства о смерти, заявление ходатайства о прекращении или приостановлении производства по делу. Однако именно смерть истца или ответчика является главным обстоятельством в юридическом составе, влекущем прекращение или приостановление производства по делу (ст. 215, 220 ГПК РФ), процессуальное правопреемство (ст. 44 ГПК РФ) и т. п. Процессуальные действия – основные юридические факты в гражданском процессуальном праве, однако чаще всего они выступают не единым юридическим фактом, а в системе с другими юридическими фактами. Здесь имеют место фактические составы, т. е. совокупность процессуальных юридических фактов, которые во взаимодействии вызывают определенные процессуальные последствия¹⁸⁹. Мною, в частности, достаточно подробно был исследован состав гражданского процессуального правонарушения как основания гражданской процессуальной ответственности¹⁹⁰.

Кроме действий и событий, среди процессуальных юридических фактов выделяются правовые состояния¹⁹¹. Участие ответчика в боевых действиях, нахождение стороны в лечебном учреждении является основанием приостановления производства по делу (ст. 215, 216 ГПК РФ), нахождение тождественного дела в производстве суда – основанием возвращения искового заявления (п. 5 ч. 1 ст. 135 ГПК РФ).

В соответствии со ст. 46 Конституции РФ каждому гарантируется судебная защита его прав и свобод. Реализация конституционного права на судебную защиту требует, в частности, создание широкой возможности для любого гражданина и организации обратиться в суд за защитой своих прав и интересов, режима доступности судебной защиты. Гражданское процессуальное право на обращение в суд (ст. 3 ГПК РФ) носит основополагающий характер для гражданского процесса, означает не только возможность требовать от суда возбуждения гражданского дела, но и комплекс возможностей (элементарных гражданских процессуальных прав) по отстаиванию своих интересов на протяжении всего процесса. Закрепление права на судебную защиту в качестве конституционного (еще ранее оно было закреплено в ст. 57 Конституции СССР) означает, что возможность гражданина обратиться к суду в случае нарушения его интересов должна быть общим правилом, а отказ в рассмотрении дела судом – исключением из этого правила. Перечень оснований к отказу в принятии заявления судом должен быть четким, не допускающим произвольного толкования, исчерпывающим и немногочисленным.

В науке гражданского процессуального права сложилось достаточно устойчивое представление о том, что гражданское процессуальное право на обращение в суд занимает самостоятельное место в механизме судебной защиты. Оно не тождественно ни конституционному праву на судебную защиту, которое реализуется в рамках конституционных правоотношений гражданина с государством, где государство обязано обеспечить создание правового режима защиты прав и интересов в случае их нарушения¹⁹², ни гражданской процессуальной правоспособности как абстрактной предпосылке права на обращение в суд¹⁹³.

Обращение заинтересованного лица в суд с заявлением является «первотолчком», «импульсом» гражданских процессуальных правоотношений. С фактом такого обращения возникает обязанность суда отреагировать на него: признать наличие у истца права на обращение суд и принять заявление к своему производству, возбудить гражданское дело или констатировать неправомерность обращения в суд и отказать в принятии заявления или возвратить его заинтересованному лицу.

В науке была предпринята попытка выявить единственный юридический факт, порождающий гражданское процессуальное право на обращение в суд. Таким фактом Е.А. Крашенинников считает внепроцессуальные обстоятельства, которые обусловливают появление у лица процессуального интереса в судебной защите (гражданское правонарушение, объективно-противоправное деяние и другие обстоятельства). Все они, по мнению Е.А. Крашенинникова, порождают право заинтересованного лица обратиться в суд за судебной защитой и корреспондирующую ему обязанность суда возбудить гражданское дело. Но в силу принципа диспозитивности гражданского процессуального права суд не может исполнить лежащую на нем обязанность прежде, чем заинтересованное лицо осуществит свое право на предъявление иска. Отсюда следует, что осуществление им этого права в форме подачи искового заявления создает для суда не обязанность возбудить гражданский процесс – она возникает в момент появления у лица интереса к процессу, а возможность приступить к исполнению этой обязанности. В случае альтернативной подсудности такая обязанность возникает у нескольких судов. Но поскольку одно и то же право на предъявление иска не может быть реализовано дважды, то после того, как избранный истцом суд возбудит гражданское дело, соответствующая обязанность других судов прекращается¹⁹⁴.

Согласиться с таким утверждением нельзя. Как уже отмечалось выше, внепроцессуальные фактические обстоятельства могут быть важной составляющей процессуального фактического состава, но сами по себе, не будучи опосредованы процессуальными действиями, не способны играть роль предпосылки процессуальных правоотношений. «Сам по себе факт правонарушения не в состоянии автоматически вызвать действие процессуальной нормы. Для того чтобы процессуальная норма вступила в действие, необходимо еще обращение заинтересованного лица в юрисдикционный орган»¹⁹⁵. Защита нарушенных прав осуществляется не только судами (общими и арбитражными), но и третейскими судами, а также государственными органами в административном порядке (ст. 11 ГК РФ). Стороны вправе обратиться за разрешением спора в постоянно действующий третейский суд (значит, обязанность рассмотреть дело возникает у всех таких судов, действующих на территории страны, в момент появления у лица интереса в защите?). Стороны могут своим соглашением создать третейский суд для разрешения конкретного дела. Значит ли это, что в момент правонарушения возникла обязанность принять заявление у органа, который еще даже не создан? Как соотносятся с утверждениями Е.А. Крашенинникова правила договорной подсудности (ст. 32 ГПК РФ)?

Все сказанное свидетельствует об искусственности придуманной Е.А. Крашенинниковым конструкции. Она не дает теоретического обоснования момента возникновения права на обращение в суд и противоречит процессуальному законодательству. Согласившись с Е.А. Крашенинниковым, следует признать, что в стадии возбуждения дела суд должен выяснить факт нарушения прав истца, а выявив, что такого нарушения нет, констатировать отсутствие интереса в защите и отказать в принятии заявления. Между тем делать это суд не вправе. В противном случае он уже в стадии возбуждения дела выносил бы окончательное суждение о правах и обязанностях сторон – акт правосудия без судебного разбирательства и судебного решения.

Обращение в суд может быть связано с заблуждением истца относительно своих прав, а иногда и с сознательным злоупотреблением правом (предъявление заведомо необоснованного иска). Во всех этих случаях право на обращение в суд реализуется в возникшем процессе. Отсутствие нарушения права истца, так же как и ненадлежащий характер сторон процесса, не является основанием отказа в принятии заявления истца и прекращения производства по делу.

Таким образом, определение момента возникновения права на обращение в суд не имеет практического значения. Процессуальные правоотношения возникают в момент обращения в суд и продолжают свое развитие в случае констатации судьей наличия предпосылок права на предъявление иска (ст. 134 ГПК РФ) и соблюдения условий его реализации (ст. 131, 132, 135 ГПК РФ).

Новеллой нашего ГПК РФ является основание отказа в принятии искового заявления, если «в заявлении, поданном от своего имени, оспариваются акты, которые не затрагивают права, свободы или законные интересы заявителя». Прежде всего неясно, что понимает законодатель под термином «акты»: любые действия (например, сделки) или нормативные и правоприменительные акты государственных органов. Скрывает ли в себе данное основание к отказу в принятии заявления ненадлежащий характер сторон, или незаинтересованность заявителя в исходе дела, или то и другое? Ответы на эти вопросы должны дать гражданская процессуальная теория и судебная практика.

Важнейшая роль в динамике материальных и процессуальных правоотношений принадлежит судебному решению. Оно подводит итог судебному разбирательству, разрешает правовой спор, является актом защиты законных интересов, создает необходимые предпосылки защиты субъективных прав. Роль суда не сводится к простому подтверждению прав и обязанностей сторон. Оно выступает индивидуальным поднормативным регулятором общественных отношений.

Роль судебного решения в конкретизации защищаемого субъективного права отметил Н.Б. Зейдер¹⁹⁶. Обычно конкретизирующая роль судебного решения связывается с применением норм с так называемым «незавершенным регламентом»¹⁹⁷. Так, российское законодательство не устанавливает какого-либо перечня оснований расторжения брака в судебном порядке. Суд расторгает брак, если установит, что дальнейшая совместная жизнь супругов и сохранение семьи невозможно (п. 1 ст. 22 СК РФ). По мнению М.А. Гурвича, в подобных случаях «прекращение и изменение правоотношения является особым, отдельным видом защиты гражданских прав, осуществляемой судом… наряду (и, следовательно, в отличие) с признанием прав, восстановлением нарушенного права, присуждением к исполнению обязанности в натуре и другими формами защиты. Изменение и прекращение правоотношений не является тем самым общей формой защиты прав, а формой специальной, по общим началам гражданского права предполагающей наличие специального указания в материальном законе»¹⁹⁸. Только в таких случаях М.А. Гурвич усматривал конкретизирующую роль суда. В отличие от него наш законодатель не считает изменение и прекращение правоотношений судом экстраординарным способом защиты интересов и не требует обязательных указаний конкретных случаев в законе (ст. 12 ГК РФ). Статья 134 ГПК РФ также не знает такого основания отказа в принятии искового заявления, как «избрание истцом недозволенного законом способа защиты».