Текст книги "Чувство капучино"

Надя Де Анджелис
Чувство капучино

© Надя Де Анджелис, 2016

© Оформление. ООО «Издательство Пальмира»,

ПАО «Т8 Издательские технологии», 2016

* * *

Глава первая
Декабрь. Скажи мне «си»!

С чем в России хорошо – так это с разводами. Платишь сто рублей, ждешь месяц – и ты снова свободный человек. Эта мысль меня очень утешает, хотя я пока свободна как птица. Но минут через десять стану птицей окольцованной. Мой жених тоже доволен, что мы женимся не в Италии: там, чтобы развестись, потребуется четыре года и две тысячи евро.

За окном – московский полуденный полумрак. Кружатся снежинки. Я одета не совсем по погоде – на мне розовый летний костюм. Я же теперь безработная и не могу себе позволить свадебное платье. Туфли по-осеннему желтые. Они гармонируют с желтыми волосами. Так уж неудачно меня покрасили в районной парикмахерской, не перекрашиваться же.

Гости расчехляют фотоаппараты, обмахиваются букетами и бросают на нас любопытные взгляды. Гости – это мой папа, двоюродный брат Харитон, школьные друзья Саша и Оксана с отпрысками. Последними влетают две фурии в черном: моя лучшая подруга Лена Колено и ее дочь Зойка.

Со стороны жениха – никого.

На мою группу поддержки с плохо скрываемым раздражением смотрит Алла Дмитриевна Райская, которая будет нас женить. Я знаю, как ее зовут, потому что именно она месяц назад принимала у меня документы для бракосочетания. Трудно забыть табличку «А.Д. Райская» (советские родители-атеисты весело пошутили). Тогда мне тоже было очень страшно – казалось, что остальные пары, молодые и красивые, будут хихикать надо мной, сорокалетней невестой без жениха. Но в очереди сидела старушка с двумя мужьями (так случайно получилось, волновалась она, и порывалась всем рассказать свой юридический казус), глубоко беременная пара и девушка, как я – с женихом-иностранцем, только еще и сидящим в тюрьме. Я приободрилась и, хотя А.Д. Райская смотрела на меня свысока и придиралась к каждой закорючке, вылетела из загса с датой собственной свадьбы в зубах.

Сейчас Алла Дмитриевна сияет так, что больно глазам: на ней алый костюм с искрой, блестящие колготки и лаковые туфли на шпильках. По-английски такие туфли называются stiletto, потому что острым каблуком, как и стилетом, вполне можно убить человека. У меня тоже такие есть, и вчера мой будущий муж интересовался, не собираюсь ли я надеть их на свадьбу. «Нет, дорогой, не собираюсь», – ответила я и мысленно содрогнулась.

Да, так получилось. Лысина моего будущего мужа маячит где-то в районе моего плеча. Он – итальянец, старше меня на десять лет и ниже на двадцать сантиметров. И я не из тех девушек, что стремглав сбегают из-под венца. Нервы у меня железные, вот только кошки на душе скребут.

В воздухе разлито недоумение. И как я дошла до жизни такой? Ведь все у меня было хорошо и правильно. Квартира. Машина. Друзья. Путешествия. А главное – работа: отдельный кабинет, за сидение в котором я получала стабильно растущую зарплату. Если в начале карьерного пути я радовалась тому, что в Европе есть магазины дешевле, чем в Москве, то теперь я радовалась тому, что в Европе есть дорогие магазины и они все равно дешевле, чем в Москве. У меня завелись костюмы, пара вечерних платьев, несколько рядов туфель на каблуках и домработница, которая все это гладила и чистила. О существовании районной парикмахерской я даже не подозревала. В обеденный перерыв отправлялась в фитнес-клуб с бассейном, после которого меня по очереди дожидались гламурный стилист Егор-зайка, маникюрша Валечка и тайская массажистка Ёк, а если мне хотелось еще и поесть, то я звонила на работу и говорила строгим голосом: «Я на встрече, задержусь. Рассчитываю увидеть у себя на столе цифры за прошлый квартал», ну или что-то в этом роде.

Сильнее всех недоумевает мой папа. До сих пор он только и делал, что хвастался: Надя окончила школу с золотой медалью, Надя поступила в МГУ, Надя купила машину, Надю назначили начальником отдела, Надя отправилась в круиз, Надя едет на семинар в Рио-де-Жанейро, Надя получила премию и поменяла машину.

И вот два месяца назад поступательно-карьерное движение вперед резко застопорилось, и покатилась папина девочка по наклонной плоскости. Новости я выдавала ему маленькими кусочками. Сначала сообщила, что уволилась. Папа почти не волновался: был уверен, что меня пригласили в компанию покруче. Однако когда я продала машину и перестала ходить на тайский массаж, он не на шутку растревожился. И тут я ему сообщила, что выхожу замуж.

Это был, конечно, шок. Никто на это уже давно не надеялся! В том числе и я.

Конечно, время от времени у меня появлялись бойфренды. Но я их с папой не знакомила, потому что о том, чтобы завести дома какое-нибудь живое существо на постоянной основе, хотя бы хомячка, не могло быть и речи. У меня даже пластмассовые цветы и те вяли! Какой муж?! Куда его деть? И главное, когда им заниматься? Личная жизнь никак не вписывалась в мое жесткое расписание. Пятидневная рабочая неделя – «понепятница» – с десяти до «пока пробки не рассосутся». Вечер пятницы – друзья, клубы, пляски на столах и прочие излишества. Суббота – сон до вечера, потом легкий шопинг или кино. Воскресенье – все те процедуры, которыми я не успела заняться на неделе (мезотерапия, фотоэпиляция, бионаращивание роговых отростков, и что там еще я успела вычитать в свежей прессе).

Деликатный папа так формулировал мою позицию, защищая меня перед назойливыми родственниками: «Надя – не тот человек, чтобы жертвовать карьерой ради семьи». В оптимистические моменты я тоже так считала, но гораздо чаще думала грустную думу: мой женский поезд давно ушел. Слава богу, что не раздавил меня, как Анну Каренину.

И тут появился он.

Интернет.

Вдруг обнаружилось, что в нем полно мужчин и практически все жаждут со мной познакомиться, а в перспективе – и жениться. Как только я зарегистрировалась на сайте знакомств, в меня стали влюбляться примерно двенадцать мужчин в минуту. И я подумала: черт возьми, а почему бы и нет! Раз столько желающих, то вдруг найдется тот один-единственный, который не будет меня сильно раздражать? Которого можно будет поселить дома?

Сказано – сделано. Как подобает эффективному менеджеру, я подошла к делу ответственно. Составила список из ста относительно приятных мужчин. Вычеркнула женатых. Бородатых. Курящих. Системных администраторов. Психологов. Тех, кто изъясняется афоризмами. Ну и, естественно, тех, кто пишет с орфографическими ошибками.

В результате в списке не осталось никого. Некоторых пришлось вычеркнуть по два-три раза. На следующий день я повторила эксперимент с другой сотней, но с тем же результатом.

Так что идея выйти замуж через Интернет сдохла на корню – я даже ни с кем не встретилась. Вместо этого я начала учить английский язык. Меня в очередной раз повысили, докладывала я теперь непосредственно американскому начальнику, а он уже неоднократно морщился, когда ему приходилось общаться с подчиненными через переводчика. На очередном новогоднем корпоративе он прилюдно пообещал двадцатипроцентную прибавку к зарплате каждому, кто через год будет свободно говорить по-английски. Для меня это оказалось отличным стимулом. Я стала просыпаться на полчаса раньше и первым делом, еще в пижаме, садилась за учебник. Смотрела английские комедии без перевода. Выписала себе женский журнал из Австралии. И прочно окопалась на сайтах для изучающих язык – то помогая кому-то с русским, то, наоборот, спрашивая про непонятные английские слова.

Однажды мне написал переводчик по имени Бруно, который помогал изучающим английский и итальянский, а сам иногда спрашивал что-то насчет русского и испанского. Письмо состояло из двух строчек.

sdrastvuy!

I like your choice of words!

У меня не было ни одной причины отвечать на это письмо. Ни единой. Ну что мне за дело до того, что какому-то незнакомцу нравится, какими словами я выражаюсь!

Но за окном лил дождь, работа была сделана, а ехать домой было еще рано – пробки только начинались. Поэтому я, неожиданно для себя, спросила его:

Where are you from?

Эта фраза, похоже, и решила все дело. Если бы я ее не написала, то он бы понял, что я не расположена к общению, и не стал бы больше мне писать. Не тот человек, не приставучий (это я уже, конечно, поняла гораздо позже).

Однако он ухватился за мой вопрос, и следующее письмо было уже подлиннее: Бруно – итальянец, но много лет живет в Лондоне, и у них стоит такая-то погода, а какая погода стоит в Москве? Он накануне варил себе макароны и включил на кухне телевизор, который вообще-то не смотрит. А там показывали репортаж из России, и его поразило, что все одеты в серое и никто не улыбается; интересно, почему?

Пришлось ответить и на это. Я и глазом не успела моргнуть, как мы стали переписываться каждый день, несколько раз в день, а потом обменялись телефонами и стали перезваниваться. Эта непринужденная болтовня меня ни к чему не обязывала и никак не напрягала. Мой разговорный английский стремительно совершенствовался, и это главное. Ну и, чего уж там, было очень приятно, что где-то на другом краю Европы человек, который никогда в жизни меня не видел, просыпался в пять утра, чтобы сказать мне по телефону «Dobraya utra, Nadyenka!».

Но я для себя твердо решила, что в нашем общении нет абсолютно никакой романтики. Поэтому, когда Бруно начинал говорить об отношениях и чувствах, я лишь хихикала и переводила разговор на другое. Дескать, мы только буквы и пиксели на экране, какая любовь, о чем ты, дорогой друг?

И тут я попала в примитивнейшую ловушку.

– Что же, – спросил он как-то раз, – если бы мы были лично знакомы, то это что-нибудь изменило бы? В такую любовь ты веришь?

– Ну конечно, – с легким сердцем ответила я, предварительно убедившись, что расстояние между Лондоном и Москвой составляет две с половиной тысячи километров. В абстрактную любовь я, конечно, верила, но вот в то, что незнакомый человек купит билет на самолет, получит визу, закажет дорогущую московскую гостиницу и прилетит со мной знакомиться, – это уж дудки. Я не такой наивный цветочек, чтобы верить в детские сказки про прекрасных принцев. Однако зачем ему об этом знать? И я вдохновенно продолжала: – Конечно, я верю в любовь! И когда-нибудь обязательно настанет тот день, когда мы встретимся, и я увижу тебя, и ты увидишь меня, и мы посмотрим друг другу в глаза, и…

Я не хотела терять ни малейшей возможности совершенствоваться в английском, поэтому собиралась еще долго распинаться на тему нашей будущей встречи, но неожиданно Бруно меня перебил.

– Этот день, – сказал он, – настанет в следующую пятницу, когда ты прилетишь на конференцию в Гамбург. Я тоже туда прилечу, уже купил билет. Ты же говорила, что у тебя будет свободный вечер?

…Черт, черт, черт! Как я могла быть такой легкомысленной? За несколько месяцев интернетно-телефонного общения я уже привыкла рассказывать ему все свои планы безо всякой задней мысли. И что теперь делать?

Конечно, можно было сказать ему прямо: не прилетай в Гамбург. Я не хочу тебя видеть. Но это было бы враньем. Мне было очень любопытно взглянуть на человека, с которым я так много общалась за последние месяцы. Часто ли на моем жизненном пути попадались люди, которые меня целиком и полностью понимали и одобряли? Тем более мужчины? Вот то-то и оно.

…Встреча получилась короткой и скомканной. Бруно оказался симпатичным, но очень маленьким человеком. А я, конечно же, по такому случаю прибавила к своим 175 сантиметрам каблуки. Мы отправились в ресторан, где я уселась на низенький диван, а он – на высокий стул. Стало чуть полегче. Обменялись подарками. Он мне подарил бутылочку оливкового масла и украшение на шею, а я ему – сборник русских пословиц с английским переводом.

Погуляли. Посмотрели на темный мокрый Гамбург. Поговорили о всякой ерунде. И всё, пришла пора расставаться. Никакого чуда не произошло. Никакой любви с первого взгляда, никакого ёканья в сердце – ничего, кроме обоюдной симпатии. Было совершенно непонятно, что с этой симпатией делать дальше.

И вдруг в аэропорту Бруно сказал совершенно будничным тоном:

– Надя, а давай поженимся!

Я, естественно, попыталась перевести все в шутку, но не вышло. Этот маленький человек был дьявольски серьезен. Жег мне сердце своими итальянскими глазами, похожими и на шоколад, и на уголь одновременно, и не хотел улетать без ответа. Погода была на его стороне: оба наших рейса, в Москву и в Лондон, задерживались. И мне совсем не хотелось его обижать – он же не сделал мне ничего плохого, зато сделал много хорошего.

Поэтому я ответила ему так: теоретически я бы, конечно, не прочь. Но как же это практически? У него работа в Лондоне, у меня в Москве. Квартирки у нас у обоих крошечные. Что мы будем делать, поженившись? Где жить?

И тут Бруно достал из кармана джокер.

– Мне моя работа осточертела, и Лондон тоже. У меня, – сказал он, – есть в Италии дом. Как это по-русски? – dacha, но жить в нем можно и летом и зимой. В деревне Триальда, это недалеко от Санремо. Четыре этажа, на втором этаже – камин. Ты будешь сидеть в кресле с бокалом красного вина и смотреть на огонь. Но это зимой. А летом ты будешь сидеть в шезлонге. Под оливой. Или под персиком. И смотреть на горы. С бокалом белого. Я тебя не тороплю, но ты все-таки подумай!

На том мы и расстались.

Позже Бруно клялся, что никогда не изучал нейро-лингвистическое программирование и вообще не знает, что это такое. Но, по-моему, это было именно оно: два неимоверно притягательных образа (камин-кресло-красное, олива-шезлонг-белое) немедленно поселились у меня в подсознании и стали оттуда вести подрывную работу.

Вот просыпаюсь я в семь утра. Пора на службу. И начинаю размышлять о том, что ведь в какой-нибудь другой жизни можно было бы спать до упора! За окном хмуро и пасмурно. «А в Триальде небось двадцать пять градусов!» – думаю я и, вместо того чтобы одеваться и красить глаза, лезу в Интернет. Двадцать семь и солнце. Еду на работу – естественно, не еду, а стою в пробке. И вспоминаю, что плотность населения в Триальде – два человека на квадратный километр. Смотрю на полку с вином в супермаркете и прикидываю, сколько оно стоит в Италии. Получается, что в пять раз дешевле. Или в семь.

На работе меня тоже стали одолевать навязчивые мысли: зачем я сижу в офисе? Отчего на мне строгий серый костюм в элегантную полосочку? Нужен ли человечеству этот график соответствия одних показателей другим показателям, который я должна изучить и подписать? А мне лично он нужен?

Все эти вопросы без ответов меня начали ужасно раздражать. И даже фитнес-клуб со стилистом Егором-зайкой и массажисткой Ёк перестал радовать: потея на беговой дорожке, я представляла себе, как гуляю по тенистой горной тропе.

Из Интернета вынырнуло слово «дауншифтер» – так себя называли люди, которые уезжали в далекие края, куда-нибудь в карельскую деревню или в Индию. И жили себе не тужили, не думая о карьерном росте и ежегодной премии. Но все же чем-то они там занимались – плели украшения из бисера или возили туристов на экскурсии. А я-то вообще ничего не умею, кроме как работать менеджером в офисе!

Чтобы избавиться от морока, я опять полезла в Интернет и нашла кучу сайтов, посвященных бракам с иностранцами. Картина вырисовывалась довольно-таки страшная.

Во-первых, выяснилось, что типичный иностранный жених в реальности уже давно, глубоко и безнадежно женат. А переписку с симпатичной дамочкой из далекой страны ведет просто так, для поднятия боевого духа.

Во-вторых, если же он все-таки не женат, то разведен и платит алименты на шестерых детишек, поэтому ему жизненно необходима работящая, не привыкшая к роскоши женщина, которая будет зарабатывать ему на пиво мытьем полов и лежачих старушек.

Ну и третий вариант – самый шокирующий. Выходите вы замуж за иностранца: алиментов не платит, хорошая работа, с виду все в порядке. Приезжаете в его уютный домик. Он показывает вам, где спальня, где кухня, где ванная. Но одна комната заперта на ключ. Новоиспеченный муж строго-настрого предупреждает: сюда нельзя! Категорически запрещено! Не влезай – убьет!

Естественно, рано или поздно любознательная русская жена все-таки расковыряет замок шпилькой, а там!.. Полный шкаф женских платьев, чулок и «лодочек» сорок четвертого размера. Короче говоря, мужчина – трансвестит, а жена ему нужна для прикрытия. Чтобы не было мучительно стыдно перед родственниками.

Помимо этих кошмаров, все жаловались на патологическую жадность иностранных женихов. Например, приезжает он в гости, знакомиться с родителями невесты, и говорит: я не знал, что тебе подарить, поэтому привез тебе в подарок тысячу долларов, вот, купи себе что хочешь. Ой! А кошелек-то я дома забыл! Нет, кредитной карточкой воспользоваться не могу, потому что мой банк снимет огромные проценты. Так что давай-ка ты пока что тут меня корми и развлекай, а потом мы поженимся – и все мое будет твое. Плюс тысяча долларов. Через некоторое время отъевшийся на домашних пельменях с рыночной сметаной жених уезжает – и с концами. А через полгода приходит от него письмо: здравствуй, дорогая, разве ты не находила у себя в ванной мой наполовину использованный шампунь от перхоти? Немедленно вышли его мне экспресс-почтой!

…Странное дело: чем дольше я изучала все эти жуткие истории, тем сильнее во мне крепло ощущение: Бруно не такой.

Я стала присматриваться к итальянским коллегам, которые время от времени наезжали в наш офис, – российское отделение считалось у них чем-то вроде диковинного зоопарка. Чего стоил только аттракцион с путешествием от Шереметьева до гостиницы на Тверской, которое могло занять и три часа, и пять, и даже восемь!

А этот наш интересный обычай пить водку безо льда, зато с соленым огурцом? А клуб «Голодный гусь», куда (гуськом и на цыпочках) отправлялся исключительно топ-менеджмент мужского пола, – где еще в Европе можно себе позволить такой вызывающий сексизм?

Общаясь с ними, я усвоила некоторые ключевые моменты про Италию: паста – не зубная, а макароны; макароны – не гарнир, а первое блюдо; до еды пьют аперитив, а после еды – дижестив; в названии лучшей в мире машины есть буква «г» – ламборгини, а не «ламборджини», а в картофельных клецках ее, наоборот, нет – ньокки, а не «гноччи»; Италия – чемпион мира (не нужно даже уточнять, по какому виду спорта, и так понятно), но от судейских ошибок и несправедливости судьбы никто не застрахован. Итальянцы вносили живую ноту в любое, даже самое унылое мероприятие: на них всегда прекрасно сидели костюмы и галстуки попугайских расцветок, они громко разговаривали, махали руками и по-особенному, с одобрением смотрели на женщин.

Только и на них Бруно совершенно не похож. Галстуков не носит, футболом не интересуется, вина не пьет, черных кудрей не имеет. Вот разве что любит женщин и макароны, но является ли это достаточным основанием для долгой и счастливой семейной жизни?

Он меня с ответом не торопил, но действовал так, как будто его уже получил: сворачивал свои дела в Лондоне, чтобы развернуть их в Триальде. А тем временем Москва начала меня всерьез выживать. На работе случился нешуточный кризис – одно начальство поссорилось с другим, все были нервные и передавали друг другу страшные слухи: премии не будет. Почти новая машина чихала и кашляла. Бассейн закрылся на ремонт.

Но хуже всего было дома. Сначала кто-то сдох в шахте лифта, и ездить на 22-й этаж из-за страшной вони стало очень трудно (а не ездить – невозможно). А потом в моей собственной квартире завелись мыши, которых я боюсь до обморока. Я долго не могла в это поверить, но когда своими глазами увидела, как мышь неспешно удаляется за батарею и спокойно продолжает там заниматься своими делами, не обращая никакого внимания на мой истерический визг, стало понятно, что надо что-то делать. Друзья и родственники наперебой давали мне советы: завести кошку (папа), купить прибор для отпугивания кротов (Харитон), завести мышеловку (Саша), завести гуманную мышеловку, чтобы, поймавшись, мышь не повредила себе здоровье (Колено и Зойка).

Я решила действовать наверняка и позвонила в санэпидстанцию. Ответ был неутешителен: мышей потравить они могут, но мне это не понравится. Потому что эвакуацию и захоронение трупов санэпидстанция на себя не берет. То есть они так и будут разлагаться где-нибудь у меня под ванной. Будет вонять, как в лифте.

И тут я поняла, что больше так жить не могу. Вот предел моих человеческих возможностей. Никакая карьера, никакие деньги не избавят меня от маленьких серых чудовищ. Спасти меня может только настоящий герой.

И он незамедлительно прилетел! С кучей подарков, среди которых был и специальный клей для ловли мышей. За сутки к липким бумажкам приклеились восемь отвратительно пищащих грызунов. Бруно сам и выбросил их в мусоропровод. Без лишнего шума, и, кажется, даже не осознал своего героизма. Только фыркнул: «Маленькая серая тряпочка! Чего тут бояться?»

Тут я поняла, чего мне в жизни не хватало. Вот этого. Чтобы был человек, разделяющий со мной мои проблемы – любые, даже такие странные. Да, я хочу выйти замуж за Бруно.

Так решение было принято, а все остальное оказалось делом техники. С работы я уволилась безо всякого сожаления, бумажную волокиту, несмотря на препятствия, чинимые А.Д. Райской, преодолела. Папа вроде бы тоже смирился с тем, что я уезжаю из Москвы, хотя время от времени звонил мне в панике: ну как я там буду без него?

– Мне сорок лет, – мягко напоминала я.

– Да хоть сто сорок! – кипятился папа. – Ты все равно ничего не умеешь. Кто будет носить твои туфли в починку? Ты вообще хоть раз была в обувной мастерской? А в химчистке?

Вообще-то у папы были основания волноваться: после того как умерла мама, он стал заботиться обо мне с удвоенной силой – под тем предлогом, что мне некогда и я должна думать о карьере. Поэтому мои отношения со службой быта выглядели так: папа заезжал ко мне на работу, я выдавала ему пакет с одеждой-обувью или поломавшийся электроприбор, а через некоторое время он привозил мне вещи обратно – чистыми и починенными.

– Но, папа, – урезонивала я его, – я же выучилась водить машину и по-английски говорить; может, и службу быта освою?

Двоюродный брат Харитон на сообщение о моем замужестве отреагировал с куда большим энтузиазмом.

Харя – бизнесмен. До сих пор он вел дела с Румынией и Черногорией, но как только узнал, что мой жених – итальянец, у него в глазах сразу защелкали плюсики и минусики. Я ему сто раз повторила, что у Бруно полностью отсутствует коммерческая жилка, но Харитон мне не поверил. С тех пор как он вернулся из тюрьмы, коммерческая жилка видится ему в каждом мужчине без исключения. Слава богу, он отрицает всякое ее наличие у женщин. Но пока Харитон не мог объясниться с Бруно по причине языкового барьера, он названивал мне почти каждый день с какой-нибудь новой оригинальной идеей: окна! подштанники! грибы!

– Какие грибы, Харя? – спрашивала я злобно. Потому что было всего девять утра, а я ведь ему говорила, что уволилась.

– Кто-нибудь импортирует из Италии грибы?

– Понятия не имею. Вряд ли. Зачем?

– Вот и я о том же! Вчера пробежался по суперам – нигде не видел итальянских грибов. Ты там первым делом узнай, как у них вообще с грибами, растут ли они? Наоборот тоже спроси – из России в Италию.

Харитон посвятил меня в азы экспортно-импортных операций. Оказывается, его жизнь сильно упростится, если мы будем ввозить и вывозить одну группу товаров. Например, грибы.

– Те же самые, что ли? – терла я лоб в отчаянии понять бизнес-логику. – Они же сгниют, пока будут взад-вперед колбаситься.

Харитон наконец понимал, что со мной каши не сваришь, и, чертыхаясь, оставлял меня в покое – до завтра.

Самым сложным было рассказать о грядущем замужестве лучшей подруге. Мы с Леной Коленом как два сапога пара: я блондинка, она брюнетка, я высокая, она маленькая, я скучный менеджер, а она – творческий работник, главный в России сочинитель майонезной рекламы. «Не в кармашке, а вкусняшка», «А кто мне намажет?!», «Тюбики против банок» – это всё ее шедевры. Я всю жизнь думала о карьере, а Колено мечтала о семье, которая у нее вообще-то уже есть в виде дочери. С моей точки зрения, Зойка – отличная девица двенадцати лет, которую воспитывать – только портить, но Колено все равно постоянно ноет, что ей крайне необходимо выйти замуж, потому что ребенку нужен отец. Хотя бы только попробовать и сразу же развестись (Зойкин папаша до загса не дошел, и, естественно, это нанесло Колену тяжелейшую психологическую травму).

До сих пор я настаивала, что никакой муж ни Колену, ни тем более мне совершенно не нужен и даже будет мешать. Корми его, обстирывай, разговаривай о политике…

И вдруг – такой поворот событий. Новость о том, что я выхожу замуж, я сообщила Колену, когда мы ужинали в итальянском ресторане. На лице подруги отражались сложные чувства.

– Слушай, ну ты, конечно, уже проверила… или думаешь, что проверила…

– Что такое?

– Твой Бруно – он не голубой?

– В смысле?!

– Ну знаешь, как бывает… на два фронта. Или, например, чтобы маме сделать приятно.

Майонезную рекламу снимают интернациональные команды. Время от времени у Колена бывают романы с операторами, звукорежиссерами, гримерами – всех мыслимых национальностей, от мексиканцев до якутов. Но вот с итальянцами, составляющими чуть ли не половину тех, с кем ей приходится работать, – никогда. Ни разу. Как еще это можно объяснить, кроме как их нетрадиционной ориентацией?!

– Ну не может же вся нация быть поголовно голубой!

– Вот недавно, – оживилась Колено, – был у нас один режик-итальяшка. Режиссер то есть.

– Голубой?

– Естественно… но не в этом дело. Главное – как он ел! Это песня какая-то. У нас пожар, все сроки прошли, клиент говнится, бегаем туда-сюда с выпученными глазами, а этот деятель только прилетел, всех собрал и говорит: «У меня на сегодня лишь один вопрос, но очень важный. Где здесь можно прилично пообедать?»

– И куда вы его послали?

– В «Сказки Пушкина». Вернулся довольный, сказал, что на эти деньги мог бы год питаться в любимой пиццерии, лег на диванчик и еще час продрых! И хоть трава не расти! Кстати о траве…

Колено подарила мне два ценных совета: климат Лигурии, где мне предстоит жить, идеально подходит для выращивания конопли, а дешевое, но вполне приличное вино стоит в итальянских супермаркетах на самых нижних полках.

Колено – мой персональный демон-соблазнитель, который со школьных времен парит у меня над левым плечом и учит дурному. Зато справа нависают целых два ангела-хранителя по фамилии Прохоровы, наставляющие меня на путь истинный. Уж они-то давно мечтали выдать меня замуж. Оксана – идеальная женщина, у которой квартира сияет чистотой, на кухне всегда готов полный обед и пекутся какие-нибудь хитрые суперполезные для здоровья плюшки, дети выпиливают лобзиком и играют в «Что? Где? Когда?», а выглядит она при всем этом богиней. А вот Саша был бы идеальным мужчиной, если бы на заре перестройки с ним не случилось ПГМ, как выражается его жена. То есть «православие головного мозга».

Как только религию «разрешили», он перепробовал всё – от индуизма до иудаизма. И всему отдавался со страстью, но быстро перегорал. Наконец остановился на православии. Сначала я даже пыталась за ним угнаться, но быстро поняла, что религия – это не мое, тем более такая: жирная, надсадная, с мрачными храмами, злобными старушками и толстыми попами, получающими колоссальный доход от торговли сигаретами.

Естественно, мы на эту тему давно уже не спорим – дружба дороже. Болтаем в основном про машины и компьютеры. А с Оксаной – про хозяйство и мужиков. Если Саша не слышит. К сожалению, после рождения Гоги и Логи, то есть Георгия и Евлогия, он превратился в домостроевца: то запрещает Оксане ноги брить, то губы красить, то требует исключительно постную пищу, от которой его характер делается невыносимым.

Конечно, Колено с ним в контрах. Завидев Сашкину рожу с окладистой бородой, она начинает неконтролируемо язвить. Оксана бросается грудью вперед защищать мужа. Прохоров-старший не так остер на язык, поэтому огрызается или вообще срывается в откровенную грубость, о чем потом страшно жалеет, и налагает на себя епитимью, или как там это у них называется: вместо того чтобы посвятить лишний час жене и детям, бьет поклоны перед иконостасом.

Тем не менее я люблю и Прохоровых, и Колено с Зойкой, но всячески стараюсь сделать так, чтобы они встречались как можно реже.

Но когда я праздную день рождения, встреча неминуема. И конфликт тоже. Например, в прошлом году Саша хвастался, как его старшенький выиграл на очередном интеллектуальном турнире пирограф (никто из присутствующих даже не знал, что это такое, оказалось – прибор для выжигания по дереву), самостоятельно его освоил и подарил бабушке искусно выжженный пейзаж с овечками и коровками. Колено тут же подхватила тему детского творчества и порадовала нас историей про комиксы, которыми Зойка изрисовала купленные для ремонта обои. И – какое совпадение! – тоже про бабушку. Точнее, про способы ее уничтожения, которые явно были навеяны злоключениями первых христиан: сначала старушку вели в зоопарк и бросали в клетку со львами, но львы, только попробовав ее, тут же начинали блевать. Потом ее топили в бассейне, но она упорно всплывала. Хеппи-энд: героиня отправлялась служить в армию, и там ее наконец-то успешно расстреливал взвод солдат.

Саша был в ярости и кричал, что Зойка плохо влияет на его потомков, а Колено – на него самого. Я их всех пыталась помирить, но тут же сама пострадала от детских шалостей: девица стащила мою сумку, изучила содержимое, а потом подговорила младшего Прохорова во всеуслышание спросить: зачем у тети Нади в сумке презервативы, если у нее нет пениса?..

Сегодня всё как всегда: дети начинают беситься, родители друг друга подкалывать, обстановка накаляется, а разряжает ее последний человек, от которого этого можно было бы ждать, – мой жених Бруно. Он что-то говорит Зойке на ухо и уводит всю детскую компанию куда-то за гардероб. В результате взрослые получают возможность спокойно поболтать на русском языке. Слава богу, мы следующие – церемония скоро начнется. По настоятельному требованию Бруно она пройдет в полной тишине, без марша Мендельсона, который он терпеть не может, другая музыка из предложенного загсом списка его тоже не удовлетворила. А.Д. Райская, когда я ей об этом заявила, посмотрела на меня саркастически – дескать, а жених-то жмот! Пожалел тыщу рублей. Но я не стушевалась и ответила ей победительной улыбкой: какой ни есть, а все же женится на мне и увозит в Италию. А вам, госпожа регистраторша, между прочим, уже тоже далеко за тридцать, и морщинки под глазами, и животик пообвис. А колечка-то на пальце нет!