Текст книги "Наоми"

Месяцы пребывания в камере и тяжёлое запутанное расследование окончились страшным судом. Мой хрупкий мир рухнул! Всё, что я годами наживал и выстраивал, плавно исчезало, просачиваясь сквозь пальцы. Я терял всё: себя, карьеру профессионального боксёра, Энджи, будущую семью и, в общем-то, жизнь. Оказывается, жизнь взрослого мужчины может разрушиться всего лишь от маленькой детской и даже не твоей шалости.

Суд состоялся тридцать первого октября в половине второго. День был ужасный. Нескончаемый ливень и град размером с куриное яйцо освежил наш прибрежный городок своей сумбурной внезапностью. Энджи на судебном заседании не присутствовала. Она, оказывается, после моего спасительного бросания её к лифту сильно ударилась головой, и всё, что она теперь помнит, сводится к первым семнадцати годам её жизни, поэтому показания никакие она дать не смогла. Но я за это её не виню, я счастлив, что Энджи хотя бы жива и почти что здорова.

Поначалу я отрицал всё, полагаясь на записи камер, но они запечатлели совсем не то, что мне было нужно. Одна камера зафиксировала то, как мы с Энджи входили в гараж, другая – мою остановку напротив отсека с авто, третья – то, как я с ножом в руке толкаю Энджи в сторону лифта. Перечислять дальше нет смысла, потому что все записи демонстрируют меня не с лучшей стороны, хотя и оголяют неправду, но кому до этого дело. Может, Энджи когда-нибудь вспомнит всё это и освободит меня из тюрьмы государства и собственного затворничества. Я мечтаю об этом и смею надеяться, что это произойдёт быстрее, чем я сломаюсь от горя.

Кстати, на ноже найдут лишь мои отпечатки, Майкл умело работал в перчатках. Талантливый парень! Всё подстроил и срежиссировал так, что и комар носу не подточит, что говорить о простых смертных людях. А его речь на суде была просто божественна. Некий добрый отзывчивый мальчик, спасающий свою бывшую одноклассницу от боксёра-ревнивца, заподозрившего её в измене. Якобы между ними вспыхнули прежние школьные чувства, но Энджи, захотев сделать всё как можно честнее, рассказала мне обо всём и захотела уйти, а я, взбесившись, что какой-то водитель обыграл меня на этом поприще, ударил Энджи ножом. Хорошо, что Майкл поджидал свою любовь неподалёку и смог прийти ей на помощь, потому что, если бы не он, неизвестно чем бы всё это закончилось. Он плакал перед присяжными, говоря, что безумно расстроен, что Энджи не помнит об их заново вспыхнувшем романе, а только презирает его за школьную драму, произошедшую с ними ещё в пятом классе, хотя и благодарна ему за спасение. Под конец заседания я уже просто молчал, зная, что все мои выкрики и слова просто бессмысленны – я не в силах ничего изменить!

Суд вынес мне за попытку убийства Энджи Смит и причинение средней степени тяжести вреда здоровью личному водителю Майклу Джонсу, считая при этом мою профессиональную карьеру боксёра отягчающим обстоятельством, весьма суровый приговор, который вылился, не глядя, в семнадцать лет тюрьмы строго режима. На вопрос судьи о том, считаю ли я себя виновным во всём случившемся и признаю ли я свою вину в этом, я ответил лишь гордым молчанием, потому что слова не имеют уже никакого значения.

Меня перевезли в стены нового казённого дома сразу же после приговора суда. Огромная тюрьма, базирующаяся на острове посередине бушующих волн, меня принимала не слишком радушно, но, а чего я, в принципе, мог ожидать – это же не отдых в Бали, к которому я так привык. Моя одиночная камера, но с двухъярусной почему-то кроватью должна была стать моей комнатой на семнадцать долгих лет, если, конечно, Энджи не вспомнит обо мне раньше. Я жил надеждой и верой, что это когда-нибудь произойдёт, пока в одно злополучное утро я не получил отпечатанную на компьютере записку без адреса и отправителя, которая и разрушила миф моей и без того слабой надежды:

«Милое солнышко, не старайся сильнее светить! Твоя гусеница уже не сможет превратиться в красивую бабочку и спасти тебя, чему я, если честно, несказанно рад. Если ты захочешь спустя семнадцать долгих мучительных лет всё же увидеть свою бабочку, тебе придётся покинуть этот мир, потому что твоя бабочка сгорела в лучах моего, никого не щадящего, солнца!»

Я впервые плакал. Мне было больно за себя, за Энджи и за нашу мечту, которая не сможет исполниться теперь ни у одного из нас. И недолго думая, я начал рвать простынь на полоски, скручивая их в трубочки и связывая узлами. Грубая ткань впивалась в мои руки, оставляя глубокие, местами рваные, порезы, но мне было всё равно, я больше так не смогу, я не стану терпеть. Перекинув один конец верёвки через перила кровати второго яруса, я привязал другой её конец к своей шее. Потом, сидя на своей кровати внизу я связал себе ноги в согнутом положении, не давая им ни малейшего шанса выпрямиться и коснуться бетонного пола. Затем я натянул верёвку между шеей и спинкой кровати второго яруса и просто сполз с матраса собственной лежанки, падая на пол. И вися на расстоянии каких-то пяти сантиметров от пола, я задохнулся, отправляясь в другой, более счастливый для меня, мир.

Когда так мучительно и болезненно умер Стив, душа Наоми стала свободна. Облегчение от того, что не придётся терпеть семнадцать лет долгих страданий, заставило Наоми феерически метнуться из этого мира навстречу своим новым препятствиям, но вскоре обретённая свобода и небывалое счастье омрачились внезапно вспыхнувшей болью, буквально изрешетившей мою успокоившуюся хоть и на время ипостась. Просто и разом зазеркалье второй двери рухнуло, возвращая избитую душу Наоми в её не менее страдающее от всего этого тело. Испытание под номером два так же успешно было провалено, оказывается, далеко не всё находится в силах Наоми. Пора бы ей уже это понять!

Глава 4
Дверь третья – «Закон подлости»

 
Когда пустынный путник пал,
Он облака дождя искал,
И как ни корчился родник,
Но путник тучи ждал визит.
 

Наоми Томпсон-Саммерс

Открыв глаза и выпустив холодный сожалеющий вдох, я коснулась руками уже слегка примятого заляпанного моей кровью коврика. Голова кружилась, а всё тело болело так, словно меня пытали и издевались надо мной в течение нескольких дней. Хотя каюсь, вряд ли я могла своё нынешнее состояние сравнить с чем-то из моего прошлого, которое ещё недавно так ненавидела. Но в отличие от сегодняшнего со мной обращения в прошлом меня холили и лелеяли, заботясь обо мне, как только могли. Ох, моя милая Мамочка, я так хочу вернуться домой! Я так хочу к тебе, к папе и дядям. Никогда больше не усомнюсь в твоей ко мне любви, никогда. Если я, конечно, вернусь вообще!

Мои руки по локоть и ноги по самое колено теперь были покрыты чешуёй болотного цвета. В местах, где грубая тюремная ткань разрезала мои ладони, когда я рвала простыню на верёвки, торчали щипы. И чем глубже и разодраннее был порез, тем больше и безобразнее был костный нарост, торчащий из тела. Теперь буквально все руки были покрыты костными образованиями разной величины и формы. Но самое страшное зрелище заключалось не в этом! Мои ноги, которые я связала верёвкой, чтобы они не смогли выпрямиться при сползании Стива с кровати, теперь выглядели более чем странно, напоминая фигуру тонкого полумесяца, обращённого чашей наружу. Но это меньшее из зол, которые меня ожидали. Моя шея была красочно обрамлена грязно-чёрным ободком разлезшейся, не первой свежести, плоти. Гной и кровавые потёки то и дело сочились из глубокой испорченной временем раны, омывая наросты, спокойно соседствующие с кусками обвисшей и иногда шевелящейся плоти. Тело под чешуёй чесалось и изнывало, но я пока изо всех сил сдерживала порывы содрать чешуйки с моего по-девичьи прекрасного тела, зная, что наросты моментально займут место болотистой наледи.

– Я гляжу, ты вернулась, – доносится где-то со стороны моей полусогнутой бременем спины заносчивый и уверенный голос Лорда, – не прошло и два года, как мы снова вместе.

Его внешний вид меня просто обескуражил: это был уже не тот Лорд, которого я оставила перед путешествием по просторам содержимого второй деревянной двери. Его светлая футболка, джинсы и рубаха, не застёгнутая и надетая просто поверх, были чистыми и целыми, словно никаких дырок и не было вовсе. Его волосы теперь были игривого каштанового цвета, который прежде мне не удавалось разглядеть из-за грязных сосулистых образований. А самым главным, что изменилось в его образе, были глаза: налёт злости и отчаяния исчез, обнажая сочный коньячного цвета оттенок.

– А я гляжу, ты время пока не терял и здорово сумел прихорошиться к моему появлению, – с такой злостью и обидой прошипела ему я в ответ.

– О, дорогая, это всё ты! – сложив свои руки в замок на груди, произнёс Лорд с лёгкой ухмылкой на своём бледном лице, – это ты меня так балуешь, сам бы я так преобразиться не смог!

– На здоровье! Пользуйся, пока можешь! – я шипела и злилась на него, как пустынный гремучник, потому что причинить боль я всё равно ему не могла.

Я с трудом подползла к двери под номером три, едва совладав со своими изогнутыми странной формы ногами, и, дотянувшись рукой до новой латунной ручки, которая теперь воплощала собой пару детских пинеток, заключённых в холодный плен золотого металла, просто распахнула деревянную дверь, не желая больше ни говорить, а тем более видеть похорошевшего Лорда.

Густой туман обвил моё тело, и я, не сопротивляясь, погрузилась в реалии третьей двери с одним только желанием выжить, не меняя истории.

– Милая, с тобой всё в порядке? – заботливый мужской голос раздался где-то за моею спиной, а затем я почувствовала лёгкое сжатие плеча надёжной, но нежной ладонью.

– Да, просто всё это для меня слишком волнительно! – слова вырвались у меня изнутри сами собой, словно второе я, в которое душа Наоми только что вселилась, чётко следовало намеченного им же плана. – Извините меня за вызванную неловкость.

– Ничего, мэм! Я понимаю, что не каждый день вы принимаете столь серьёзные для вас и не только для вас решения, – произносит элегантная девушка, держа в руках огромную кипу бумаг.

– Мы для себя уже всё давно выяснили и решили, – произносит мужчина, видимо, муж, – Иви просто волнуется перед первым свиданием.

– Ну, мистер Тейлор, не стоит так волноваться, ваш выбор свёлся к грудничкам, а они молчаливы и, к счастью, мало, что понимают, – произносит уверенно девушка, слегка опуская очки на нос, – просто постарайтесь прочувствовать, когда ваше сердце забьётся сильнее. Это и будет тот самый малыш, которого вы будете любить больше всего на свете.

– Спасибо, мисс Кларк, за совет, – мой муж неловко улыбался, явно плохо расценивая её шутку, но всё же добавил, – и прошу, зовите меня Сайман.

– Хорошо, мистер Тейлор, точнее Сайман. – Слишком приветливо улыбается девушка, но мне пока явно не до неё. – Миссис Тейлор, Иви, готовы пойти на первое ваше свидание?

– Да! – всё, что я смогла сейчас выдавить из своего сжатого от страха горла.

– Тогда давайте приступим! Может, уже сегодня вы найдёте своего единственного!

– Может и найдём. На всё воля Божья! – тихо-тихо почти шёпотом произносит Сайман слова, которые звучат слишком жалобно и страдальчески, но, несмотря на всё это, он крепко сжимает мою ладонь в знак поддержки и настоящей решимости.

Мы выходим из кабинета, где так долго беседовали и заполняли кучу основных предшествующих этому событию справок, канцелярских форм и требуемых от нас тестов. Если кабинет был выполнен в сочных радостных жёлто-зелёных тонах, то коридор представлял собой белый слишком длинный и освещённый тоннель с многочисленными дверями, состоящими наполовину из толстостенного слегка затемнённого со стороны коридора стекла.

– Отделение с грудничками находится в самом конце коридора, – разбавляет своими словами белоснежный плен нескончаемого тоннеля грусти и ожидания милая девушка, работающая с нами в качестве специалиста по усыновлению.

На вид слишком юная, но хорошо разбирающаяся в своём деле и, как ни странно, в детях в целом, она находилась здесь явно на своём месте. Её нежность и чуткость были заключены в оболочку или, сказать лучше, с годами сформированную броню или кольчугу, разрушение которой не поддавалось никому: ни ей самой, ни всем окружающим. Некий прекрасный только что распустившийся рыжий цветок с шипами на стебле мог с лёгкостью постоять за себя и принудить всех сидеть только лишь на своём месте.

Не дойдя до конца коридора всего-то пару метров, из боковой двери справа вылетает, буквально сбивая нас с ног, белокурый мальчишка с зелёными цвета первой травы глазами, которые горят нечеловеческим желанием, погруженным в недетскую грусть. Боль и обида навсегда запечатлены на его милом личике, так рано выросшем и повзрослевшем.

– Привет, Кэти Кларк! – настолько непринуждённо малыш общается с нашей помощницей по усыновлению, что сразу и не скажешь, сколько в действительности ему было лет. – Сегодня ты опять привезла к нам родителей? – последнее сказанное им слово звучит надменно и с отвращением, что волей-неволей становится не по себе. – И, как всегда, их желание свелось к грудничкам, – сочувственный вздох вырывается из его маленького хрупкого тельца, а зелёные глаза, не отрываясь, рассматривают меня.

– Здравствуй, Дэнни! Ты, как всегда прав! Но не отчаивайся, и на твоей улице когда-нибудь будет праздник! – произносит мисс Кларк с совершенно несвойственным ей чувством трепета, поглаживая мальчика по голове, – возвращайся в свою группу, я зайду к вам чуть позже.

Мальчишка разворачивается и молчаливо уходит, а я понимаю, что уже не хочу идти в отделение грудничков. Мой выбор сделан и изменению он не подлежит.

– Мисс Кларк, я хочу усыновить этого мальчика! – очень уверенно и настойчиво произношу я, сама себе удивляясь, а сама в глубине души думаю: «Наоми, детка, да ты и впрямь повзрослела, вот бы Мама сейчас меня видела!».

– Миссис Тейлор, Иви, вы уверены? – произносит Кэти с недоверием, явно желая меня остановить.

– Милая, ты, правда, уверена в этом? – и даже Сайман своим тоном и выражением на лице, старается меня переубедить.

– Да, окончательно и бесповоротно! – отвечаю я, кивая головой в знак подтверждения.

– Тогда, прежде чем ближе познакомиться с Дэнни, стоит вернуться обратно в кабинет для изучения больничной карты ребёнка и заполнения необходимых бумаг для оформления, – с огорчением произносит мисс Кларк.

Да, что-то не так было с этой девушкой? Но меня это мало волновало на тот момент, потому что в первый раз в своей жизни моё желание перекрывало мои, по сути, возможности. Но отступить здесь я не могла, отступать здесь я просто не хотела.

– Вот, миссис Тейлор, возьмите карту мальчика и ознакомьтесь с его заболеваниями и диагнозами, – протянула мне амбулаторный томик мисс Кларк, – а я пока поработаю с бумагами вместе с мистером Тейлором, а потом вы поменяетесь.

Я кивнула головой, мысленно соглашаясь с этой особой. Вообще-то Наоми всегда и всем перечила, даже своей родной Матери, но в этой девушке было что-то такое, что не позволяло мне это делать. Я глубоко вздохнула и открыла эту многотомную книгу ужасов, в душе желая, чтобы кошмары были всё-таки излечимы.

Первое из всего многообразия, что бросилось мне в глаза, было то, что мальчик родился весом чуть больше, чем кило восемьсот, но дышал сам. Сколько же желания жить было сконцентрировано в этом комочке, что он, несмотря на массу отклонений своего хрупкого здоровья, всё-таки смог обогнуть все трудности и препятствия на своём пути и родиться на свет.

– Где его мать? – вырвалось у меня внезапно, словно голова и сердце стали работать не в ладу друг с другом.

– Она умерла ещё при родах, – вздохнула Кэти, – этот мальчик тяжело ей дался.

– А отец? – продолжала я с намерением выудить всю подноготную мальчика.

– Он отказался от Дэнни, когда тот появился на свет, – Кэти сморщила свой маленький носик и спустила очки чуть ниже обычного, заглядывая мне прямо в глаза, – в наше время слишком мало порядочных людей, да и те научились умело маскироваться, чтобы их не узнала действительность.

К чему это она завела подобные речи? Я некомфортно заёрзала на диване и, чтобы отвлечься от её пронзительных глаз, уткнулась опять в многотомную карточку.

Врождённый порок сердца и операция в год были для меня не единственным шоком, который я испытала, читая эту книгу ужасов, но всё, что бы я там ни вычитала, не могло сломить моё стойкое желание забрать этого малыша с собой.

С одного года до двух мальчик развивался обычно без особых отклонений и изъянов, а вот после двух, когда ему покорилась высота словесного изливания детской души, Дэнни и приоткрыл завесу своего главного отклонения, в котором, в общем-то, и не было его вины сроду.

Всех мальчишек и девчонок, с которыми он пребывал в детском доме долгое время, как-то быстро разобрали по новым семьям, а его ввиду сложного детского заболевания от рождения и последующего физического отставания забирать просто отказывались. Дэнни, не желая общаться со вновь поступившими, просто замкнулся в себе. Отстранённость и нежелание какого-либо контакта послужили первым стимулом приписать ребёнку синдром раннего детского аутизма, а последующее нервное реагирование на раздражитель в виде истерики и ударов головой о стену вообще создали в его карточке новую главу под названием «Шизофрения». Всё общение Дэнни сводилось к беседам с воображаемым другом, и это навсегда пригвоздило Дэнни к особому постоянному месту в этом детдоме.

– Миссис Тейлор, простите меня за нескромный вопрос, но почему у вас нет своих детей? – Кэти сегодня была невозмутима и неотступна.

Я судорожно старалась найти в закромах своей памяти хоть какой-нибудь ответ, но поскольку Иви и Наоми были едины, то слова вырвались сами собой, обнажая простую действительность.

– В возрасте пятнадцати лет я провалилась под лёд, когда мы с девчонками катались на коньках по замёрзшему озеру. Я чудом выжила, но женские заболевания один за другим стали моими вечными попутчиками в становлении статуса половозрелости. – Я вздохнула, вспоминая свою добрую, но сильную Маму. Её речи о том, как они с отцом и не надеялись обрести меня, поскольку папа, будучи Ангелом Смерти, вообще на это был не способен, но всё изменилось, когда Мама оживила его, взяв папино сердце себе под крыло в буквальном смысле этого слова.

– Простите, мне очень жаль. – Кэти покраснела от неловкости, но всё же не смогла удержать себя от следующей реплики, – Дэнни очень особенный ребёнок, его восприятие этого мира отличается от привычного для вас, но он не шизофреник. Жизнь – сложная штука, и она играла с Дэнни не по правилам, но в этом нет его вины, просто он так научился жить, и я как специалист, педагог и просто человек горжусь этим маленьким, но таким сильным и выносливым человечком!

– Я закончил с документами, – мой муж перебил Кэти, чем заслужил моё восхищение, уж слишком она была заботлива к этому мальчику.

– Замечательно, теперь я погружусь в бюрократические аспекты нашей нелёгкой современной жизни, – я радовалась тому, что ненадолго, но всё же смогу не общаться с заносчивой мисс Кларк.

Когда документы были заполнены и подписаны, мы договорились о близком завтрашнем знакомстве с мальчиком. Мисс Кларк всё так же мило улыбалась, но морщинки на её лбу, совсем не свойственные её возрасту, были натянуты, как напряжённые струны.

Всю дорогу домой мы молчали, а дома, лишь только дойдя до кровати, просто уснули, свернувшись калачиком. Такого напряжения и дискомфорта я никогда не испытывала в своей жизни, как будто несколько часов я ходила по канату над пропастью. Сон был поглощающим и совсем без сновидений – некая потусторонняя дыра с господствующей в ней безмятежностью.

Утро наступило так быстро, словно мы и не спали. Мы по-армейски быстро позавтракали, и, прихватив с собой машинку и коробку пирожных, мчались в детский дом номер восемь на утреннюю беседу к своему новому сыну.

Шёл дождь. Мелкий моросящий и, кажется, совсем не собирающийся заканчиваться дождик навевал и без того господствующее чувство грусти и страха. Мисс Кларк ожидала нас на крыльце. Свежая и нарядная, она просто светилась как солнышко.

– Доброе утро, Сайман, Иви! – кивнула она нам, – готовы приступить к следующему важному этапу процедуры усыновления?

– Да, Кэти, готовы как никогда, – произнесла я за двоих, но уверенности в глазах хватало не каждому. Сайман в отличие от меня был охвачен думами, в дебри которых я лезть не хотела, по крайней мере, не в данный момент и не в эту секунду.

– Тогда не будем задерживаться у входа. Тем более нас уже ждут. – Кэти, не удосужившись убедиться в нашей положительной реакции, неслась по коридору к двери комнаты для общения.

– Здравствуй, Дэнни! – с нежностью Кэти погладила по голове светловолосого мальчика, а затем, улыбнувшись, добавила, – это Иви и Сайман, они хотят быть твоими родителями.

– Здравствуй, Кэти! – мальчик говорил монотонно, а лицо его было скованно и напряжено до предела, – доброе утро, миссис и мистер Тейлор. Как ваши дела? – поначалу мне показалось, что ребёнок просто боится незнакомых людей, но его последующие фразы сразу опровергли мои предположения, они просто разбили их в хлам. – Странно, что вы вообще пришли ко мне. Обычно все передумывают.

– Дэнни, мы очень хотим забрать тебя и быть твоими родителями, – робко и осторожно я обращалась к нему, – если, конечно, ты позволишь нам это.

– Всё зависит не от меня! – Дэнни засмеялся, – вы сами куёте своё счастье, и от вашего выбора зависит дорога, по которой вы будете двигаться.

– Дэнни, мы принесли пирожных, чтобы всем вместе позавтракать, – Сайман пытался наладить с ним хоть какой-то контакт. – А ещё у нас для тебя припасён автомобиль, чтобы дорога до дома казалась быстрей.

– Мой биологический отец, как мне сказали, является дальнобойщиком, и я ввиду понятных всем признаков с недавних пор не терплю никакие машины. Но не расстраиваетесь, в этом нет вашей вины – у каждого ведь своё детство.

– Дэнни, я надеюсь, что твоя дальнейшая жизнь наполнится светом, которого тебе так не хватало, – уже всхлипывая, произносила я каждое слово.

– Мне не хватает любви, а не выдуманного вами света! – Дэнни крикнул так, что слёзы полились из глаз неожиданно и непроизвольно.

– Успокойся, Дэнни, я уверена, что именно это и имела в виду Иви, говоря нам о свете, – Кэти опять дотронулась до его головы, – давай лучше попьём чаю.

– Хорошо, Кэти, прости, что огорчаю тебя! – мальчик вздохнул глубоко, а в глазах появилась тоска и невыносимая боль, – кажется, я опять остаюсь в детском доме.

Всё чаепитие мы с Сайманом молчали, слушая, как Кэти расхваливает Дэнни. Она искренне восхищалась его успехами в плавании и новой картиной, которую он нарисовал ей в подарок. Она так легко и непринуждённо говорила с ним обо всём: об учёбе, хобби, погоде и даже о его вымышленном друге, называя его по имени и обращаясь к нему за столом. Слушая всё это, я чётко усвоила себе, что мальчик не такой, как его все описывают: да странный, да болезненный, да помешанный, но не больше, чем все остальные. И я чётко решила сама для себя, что я непременно заберу этого чудака из детдома. Когда я поставила в своих мыслях жирную точку, слова, сказанные Дэнни, ввели меня в ступор.

– Если вы, Иви и Сайман, всё для себя предельно решили, то не стоит задерживать ни меня, ни себя, а лучше направиться по домам, чтобы подготовить всё для моего переезда, – Дэнни встал резко из-за стола и направился в свою комнату.

– Вот такой и есть в реальности наш чудак Дэнни, но он не плохой! – пожимая плечами, говорила мисс Кларк, смотря огромными карими глазами на свои сплетённые руки. – Если вы по-прежнему хотите забрать Дэнни, то пройдёмте в кабинет, чтобы поставить последнюю подпись.

И мы направились в кабинет. Долго разговаривали и обсуждали мальчика. Я консультировалась у Кэти, как лучше обустроить его спальню, и какие игрушки купить. Она сказала, что Фоксик – друг, которого Дэнни себе выдумал, любит оранжевое, но спит на лиловой подушке. Прежняя подушка мала и порядочно измоталась, и Дэнни был бы рад новой кровати для Фоксика.

После долгого разговора с мисс Кларк мы с Сайманом мчались в торговый центр, чтобы купить всё нам необходимое, для того чтобы Дэнни смог уже к концу этой недели переехать в свой новый дом.

Выбрав кровать и постельное, я никак не могла найти подушку лилового цвета, и Сайман подсказал мне зайти в отдел тканей, чтобы купить материал и самой сшить лиловый чехол для подушки. Но когда мы с мужем нашли и вошли в нужный нам магазинчик, я почувствовала себя плохо, но решила никоим образом не выдавать себя Сайману. Мы отыскали нужного нам цвета материал, а когда Сайман позвал продавца, чтобы нам отмерили всего лишь три метра, я, коснувшись материала, просто падаю в обморок.

Пришла в себя я только в больнице. Мой муж сидел рядом и улыбался как сумасшедший.

– Что со мной случилось? – произнесла я, пытаясь подняться с кровати.

– Тише, лежи, – Сайман подбежал ко мне, укладывая обратно в кровать, – тебе нужен покой!

– Что? Мне нужно домой, чтобы устроить детскую для Дэнни! – закричала я на него, раздражаясь от его глупой ухмылки.

– Иви, мы не будем усыновлять Дэнни, потому что ты беременна, тебе нужен покой, а он не даст тебе этого. Я много работаю, поэтому не смогу заботиться о тебе и о мальчике. Иви, прояви, наконец, благоразумие, он – угроза для нашего с тобой малыша!

– Сайман, что ты сейчас говоришь, я не верю тебе! – я плакала, но не от того, что Сайман не хотел усыновлять Дэнни, а от того, что я наконец-то смогла забеременеть, и у меня будет малыш.

Когда пришёл доктор, то подтвердил мне слова, которые я так хотела услышать уже целых пятнадцать лет брака. Я была на седьмом небе от счастья и в помине не думала ни о каком Дэнни. Я просто вычеркнула его из своей жизни, как забытую и ненужную вещь.

Отлежав в больнице больше месяца, я вернулась домой. Мой слегка округлённый живот начал выдавать моё интересное положение, чем меня несказанно радовал. Я проводила Саймана на работу, а сама принялась разбирать накопившуюся почту, которую Сайман не в силах был рассортировать без меня. И, дойдя где-то до середины внушительной бумажной стопки, я наткнулась на письмо, подписанное детской рукой. Это было письмо от Дэнни. Сайман, конечно, не позволил бы мне его прочитать, если бы сам разбирал почту, но он, к сожалению, этого никогда и не делал. И даже сейчас он вырвал его бы у меня из рук, но Саймана не было дома, поэтому я вскрыла конверт, погружаясь в пляшущие детские буквы.

«Дорогая миссис Тейлор, я очень рад за вас! Вы наконец-то обретёте своё настоящее счастье. Мисс Кларк запретила мне писать вам письмо, но я тайком высмотрел ваш адрес. Я написал вам, потому что не мог не поблагодарить за вещи, которые передал мне от вас мистер Тейлор. Лиловый чехол для подушки, сшитый вашими руками, очень нравится Фоксику. Он жадничает и не даёт мне даже прикоснуться к подушке. Спасибо вам большое за всё, хоть вы и не стали забирать меня в свой дом, но вы далеко не единственные, которые от меня отвернулись. Видимо, я вас недостоин! Простите и прощайте, миссис Тейлор! И, Иви, будьте счастливы, несмотря ни на что, какие бы препятствия не сулила вам жизнь, как это делаю я!»

Бросив письмо на пол, я схватилась за свой округлившийся совсем недавно живот. Резкая боль пронзила меня всю насквозь. Я упала на колени и почувствовала тёплую жидкость, текущую у меня по ногам. Боясь посмотреть вниз, я набрала номер мужа, которой примчался ко мне так быстро, как не делал никогда, но этого, к сожалению, нам не хватило.

Долгие годы ушли у меня на восстановление. Я вышла из больницы сломленной и подавленной, часто вспоминая Дэнни, чтобы хоть как-то себя оправдать, но мне никак не удавалось этого сделать, отчего лечение затягивалось и не давало должные результаты. Теперь я, как и Дэнни, общаюсь с невидимым и неизвестным объектом и зову его Харди. Теперь-то я понимаю ребёнка и не считаю его сумасшедшим.

Как-то днём я решила прогуляться по городу, чтобы хоть как-то отвлечься. Шагая по главному городскому проспекту, я решила свернуть на узенькую полную книжных магазинчиков улочку и никак не ожидала встретиться лицом к лицу с ребёнком, которого боялась больше всего на свете.

Дэнни, держась одной рукой за ту самую Кэти Кларк, вёл на поводке рыжего спаниеля. Я сразу вспомнила каждое слово из его кричащего мне письма. И вопрос, который мучил меня уже столько лет, наконец-то нашёл свой ответ. Лиловый чехол для подушки сшила не кто другой, как сама Кэти, боясь, что мальчик не переживёт ещё одну, уготованную мной травму, поэтому-то и выдала себя за меня, думая, что сшитая мной наволочка скрасит отчаяние ребёнка. И, к моему удивлению, она была и в этом права!

– Здравствуйте, Иви! – Дэнни просто светился от счастья, – мы с мамой покупали книжки по воспитанию Фокса – он у меня такой непослушный. Кстати, он по-прежнему любит вашу подушку.

Я вытаращила свои глаза на него и на Кэти, не в силах сказать им не единого слова. Испуг завладел мной и моим телом, и даже столкнувшись лицом к лицу со своим жутким страхом, я не смогла попросить у ребёнка прощения. Закрыв рот руками, я с дико вытаращенными глазами бросилась от них прочь. Я бежала так быстро, как только могла, боясь, что они всё-таки станут преследовать меня, но лишь заливистый лай золотистого спаниеля был моим преследователем и попутчиком. Выбегая на новый перекрёсток, я решилась оглянуться назад, чтобы удостовериться в том, что за мной не бегут, но останавливаться при этом я не хотела, поэтому, не смотря на дорогу, я выбежала на шумную проезжую часть, и была почти сразу же остановлена навсегда золотистым тонированным «Фордом». Мне было больно, но я была рада тому, что моя жизнь и история этой двери наконец-то закончилась. Третья история многому меня научила, но справиться с ней я по-прежнему не смогла, а раньше-то мне казалось, что Наоми может сделать всё, что угодно, но и тут я опять ошибалась.