Текст книги "Вера творит чудеса"

– Но в Вашем посёлке ведь тоже дети живут. Нельзя думать только о городских ребятах. Может, стоит к областным чиновникам обратиться? – предложила взволнованная проблемой местных жителей Вера. – Всё же председатель – это одно, он всё, что угодно, может здесь наговорить. А в области, возможно, даже и не знают, что на ремонт школы требуются дополнительные средства.

– Да кто же к нему пойдёт? Нас тут всех запугали, что не дай Бог лишнего чего взболтнём в области, так мигом лишимся и дома, и заработка, – нахмурился Валерий и стал говорить на пол тона тише. Мальчишки по-прежнему сидели смирно и поглядывали своими сонными глазёнками то на отца, то на странную гостью, у которой, видимо, совершенно не было личных проблем, раз она принялась вникать в чужие.

– Ну, у меня здесь нет ни дома, ни работы, поэтому я, наверное, рискну и обращусь, куда следует, – повеселев, объявила Вера, словно найдя вдруг смысл своей новой жизни. «Раз не смогла я себя и любимого мужа сделать счастливыми, значит, так тому и быть, – буду осчастливливать посторонних людей, которые не остались в стороне от моей беды, а помогли и сюда добраться, и дядю по-человечески похоронить», – простучало в ее голове, и она искренне обрадовалась этой мысли.

– Не боитесь, что и Вас потом достанут или нам дальше житья не дадут? – заговорщически переспросила Людмила, нервно потеребив свою чуть растрепавшуюся косу и почему-то вдруг перейдя с гостьей на «Вы». – Вы не думайте, что у нас ремонт школы – это единственная проблема.

На самом деле, хлопот выше крыши: больницы нет, фельдшерский пункт прикрыли на неопределённый срок, и чтобы попасть в городскую или областную больницу, нужно за свои деньги искать бензин и машину, либо записываться заранее, чтобы к дому подослали «скорую помощь».

У нас очередь занимается за месяц вперёд, а то и за два, в зависимости от времени года. Зимой, например, болеют чаще, так как мужики после работы любят расслабиться винишком, иногда не рассчитывают свою норму, вот и засыпают на морозе, а потом с обморожениями попадают на койку, когда уже пальцы нужно ампутировать. Вера внимательно слушала Людмилу и не могла поверить, что всё это происходит сейчас, когда по планете вовсю шагает двадцать первый век.

– Я вот, например, не совсем хорошо представляю, как поеду четвёртого рожать со своим диагнозом. Мне врач вообще запретил беременеть в дальнейшем, сказав, что сердце может не выдержать таких нагрузок. Советовали делать аборт, но я отказалась, – сообщила Людмила и покосилась на мужа, который вдруг перестал жевать и тоже краем глаза посмотрел на жену.

– А что, скоро рожать? – не смогла скрыть своего удивления Вера, которая искренне считала, что жена Валерия просто полновата, а совсем не в положении. – В конце октября, – улыбнувшись, сообщила женщина и погладила себя по животу, который теперь действительно вырисовался, и Вера смогла его разглядеть. – А на кого же Вы мальчишек оставите, пока будете в роддоме, – Валерий ведь, наверняка, будет на работе? – снова поинтересовалась Вера и в очередной раз удивилась смелости и отчаянности этой молодой и сильной женщины.

– Соседку попрошу, – мы с ней в хороших отношениях. Я с ее шалопаями тоже периодически остаюсь, когда ей надо съездить в город к дочке. Она там у нее учится в техникуме. – Было бы, конечно, проще, если бы родители наши сейчас жили, но у Валеры они друг за другом ушли три года назад, а я с раннего детства сирота, – вздохнув, сообщила Людмила, и Вера вдруг почувствовала, что ее боль, которая комком торчала в горле и мешала дышать, начала отступать на второй план. – Да, вообще, как здесь сменился председатель, начался настоящий бардак. Прошлый председатель, Пётр Иваныч, многое делал для нашего посёлка, – и фельдшерский пункт отремонтировал, и школой занялся, и даже музей тут нам запроектировал. Однако что-то не устроило в нём областную администрацию, и его решили сдвинуть с должности, отправили работать в какой-то другой район. Для нас всех это стало настоящей потерей, так как он выслушивал каждого, каждому старался помочь. Порой не жалел даже собственных денег, если кого-то необходимо было срочно отправить в больницу, а машину заправить было нечем, – откровенно делилась с гостьей Людмила своими переживаниями, словно она стала им уже совсем родной.

– Да уж, ну и дела у вас здесь творятся, – вздохнула девушка и ощутила, что проблемы, о которых только что поведала хозяйка дома, ей далеко не безразличны.

– На ремонт крыши или сарая, да, что там, элементарно, на кладку печи денег тоже не допроситься. Дрова очень дорогие, а зима прошлая выдалась совсем лютой. Мы за себя не переживали, боялись, что мальчишки помёрзнут, особенно Егорка. Он тогда еще совсем маленький был и болел постоянно. Вера слушала женщину, приоткрыв рот и выкатив глаза, кажется, не в состоянии поверить в подлинность всего услышанного.

– Ой! Что же это я Вас заболтала совсем? Вы кушайте, кушайте. С дороги ведь, и устали, и проголодались…! – спохватилась Людмила, пододвигая к Вере свежевыпеченный хлеб, аккуратно нарезанный ломтиками, домашнее масло и огромную тарелку с картошкой, которая уже практически остыла.

– Спасибо, Людмила, я не голодна, я и так Вас тут совсем стеснила, и мальчишкам уже спать пора, давайте я уж лучше пойду и переночую у дяди? – предложила Вера, действительно ощущая дискомфорт из-за столь позднего и неожиданного визита в дом этой семьи. Теперь, когда она узнала об интересном положении хозяйки, ей стало совсем неудобно.

– Нет, что Вы?! Куда ж Вы пойдёте на ночь глядя? Оставайтесь у нас, места всем хватит. А с утра я сама провожу Вас на могилку к «Митричу», чтобы смогли с ним нормально поговорить и попрощаться, – запротестовала Людмила, которой, кажется, действительно не хотелось выпускать сейчас Веру из своего дома.

Валерий тоже поддержал жену положительным кивком головы, и семья вместе с гостьей дружно принялась поглощать плотный и вкусный ужин, который снова напомнил Вере о детстве.

Периодически ей казалось, что за ее спиной кто-то стоит и смотрит прямо ей в затылок. Возможно, это полная глупость, но она явно ощущала присутствие на кухне еще одного человека, хотя и не видела его собственными глазами. Она почти готова была поклясться, что это Митрич.

Закончив с ужином и пожелав мальчишкам «доброй ночи», Вера направилась вслед за хозяйкой в сторону невысокой пристройки, где оказалось довольно тепло, как и утверждал Валерий. Людмила принесла простынь, подушку и толстое одеяло, помогла Вере всё расстелить на деревянном пологе, потом сунула ей в руку свечу и спички и удалилась. Девушка оказалась в совершенном одиночестве в тёмной бане, куда свет практически не проникал даже через маленькое окно. Она явно слышала, как по стеклу скребутся ветки деревьев, растущих у бани, как где-то далеко ворчит филин, как покрикивают на улице соседские коты.

Сначала обстановка пугала ее, но потом она плотно закуталась в тёплое одеяло и уговорила себя не бояться всяких глупостей, а хорошенько выспаться, так как завтрашний день обещал быть богатым на события. На утро Вера запланировала «встречу» с «Митричем», после которой хотела пройтись по окрестностям, чтобы получше познакомиться с посёлком.

Она уже практически провалилась в сон, как увидела всплывшее в сознании смешное и хорошенькое личико Егора, к которому с первой же минуты прониклась какой-то непонятной нежностью и заботой. Девушка улыбнулась и всем телом ощутила, что стала согреваться. Сейчас она не хотела думать ни о Ленке, ни об Олеге, которые, наверняка, счастливы в своей полноценной семье и в квартире, где еще совсем недавно она сама наводила тщательный порядок.

На удивление Веры, ночь пролетела абсолютно незаметно. И ей совсем не хотелось разлеплять свои глаза после того, как в десятый раз прокричали петухи.

Дверь слегка скрипнула, и девушка приоткрыла глаза, поймав на щеке упрямый лучик солнца, который припекал и настырно старался ее разбудить. На пороге еле слышно показалась улыбающаяся Людмила, никак не решавшаяся войти во временную «спальню» своей гостьи.

– Вер, ты спишь? – тихо поинтересовалась она, и девушка еле заметно покачала головой из стороны в сторону, пытаясь сообщить, что уже проснулась.

– Нет, не сплю. Доброе утро, Людмила, – поприветствовала она хозяйку и с благодарностью посмотрела на неё.

– Ой, что ж ты прям «Людмила», да «Людмила»? Люська я, – меня здесь все так называют, и ты не стесняйся! – бодро сообщила «Люська» и протянула Вере слегка потрёпанный, но чистый халат. – На, вот, если нужно, переоденься. Умыться можешь прямо здесь, – вода, наверняка, еще тёплая, так как мы вчера баню топили, чтобы мальчишек помыть. Они ж, как кочегары у нас! – засмеялась женщина, и Вера опять отметила про себя, что она очень обаятельная и приятная.

– Спасибо огромное, Люся, – сонно поблагодарила она женщину и подумала, что та встала уже, наверное, очень давно. Людмила вышла на улицу и прикрыла за собой дверь так, чтобы Вера смогла спокойно привести себя в порядок. Та еще немного понежилась в уютной постели, весьма удивлённая тем обстоятельством, что ее спина совсем не затекла спать на деревянных досках. Потом потянулась и встала, всем телом ощущая, что наступил первый день ее новой жизни, жизни, в которой больше нет места ни Ленке, ни Олегу.

Умывшись и причесавшись, Вера покинула серую постройку, которая позволила ей прекрасно выспаться и иначе посмотреть на некоторые вещи. Ей казалось, что сегодня ее мозг вдруг протрезвел, избавившись от целой кучи ненужного мусора, засорявшего ее голову более десяти лет.

Конечно, любовь к Олегу полностью не ушла из ее сердца, – на это требовалось время, ведь она жила и росла там долгие и долгие годы. Но теперь Вера чётко ощутила, что истосковалась по нежности и заботе, что она толком-то еще и не познала в свои тридцать лет, что такое, когда мужчина тебя любит. Она привыкла дарить себя Олегу и при этом не требовать ничего взамен.

А теперь ей захотелось, чтобы и ее полюбили, чтобы кто-то спросил вдруг, как она себя чувствует, чего хочет съесть на завтрак, чтобы кто-то нежно притянул ее к себе рано утром и посоветовал одеться потеплее, так как на улице сыро и ветрено. Природа встретила Веру свежим воздухом, который пах как-то по-особенному сладко. Она стояла и вдыхала его полной грудью, не в силах надышаться. Такого воздуха ей не приходилось пробовать больше нигде, кроме как в Воскресенском.

«И название-то такое необычное, праздничное, рождественское…», – подумала девушка, ощущая, что ее душа готова к новой жизни, готова воскреснуть.

* * *

Вера улыбнулась снова поддразнивающему ее солнышку и направилась в сторону дома Валерия и Людмилы.

– Ну, как спалось на новом месте? – громко поинтересовалась Люся, продолжая заниматься своими домашними делами.

– Спасибо, хорошо, – откликнулась гостья и поспешила предложить хозяйке свою помощь, видя, как та, согнувшись непонятной буквой, почти вниз головой, стоит над грядкой и что-то там пропалывает.

– Не, отдыхай, тебе силы еще понадобятся. А я привыкшая, всё время что-то делаю и по дому, и в огороде. Мне без работы тяжко, – сообщила Людмила, кажется, почти не беря во внимание свой беременный живот, который требовал не только заботы, но и более трепетного отношения к себе.

– Сорняк, зараза, вылез раньше, чем редис взошёл! – выругалась женщина, краем глаза посмотрев на Веру, которая мучилась при мысли, что не знает, чем помочь беременной хозяйке. – Ну, вот и всё пока, – сообщила она и выпрямилась, – пойдём в дом, я тебя чаем напою.

– А где мальчишки и Валерий? – поинтересовалась Вера, послушно проследовав за женщиной, перечить которой, как она уже вчера поняла, кажется, было бесполезно.

– Валера на работу поехал с утра. Петька по хозяйству помогает. Илья к соседскому пацану пошёл. Егорка играет в доме, – сообщила Людмила, и по ее лицу Вера поняла, что она даже рада поредевшему числу своих домочадцев.

«И как же она всё успевает? Как на всё находит силы?» – удивлялась про себя девушка, искренне считая Людмилу настоящей матерью и героиней.

Женщины снова прошли в кухню, где аппетитно пахло жареными пирожками. Вера с удовольствием втянула в себя этот знакомый с детства аромат и попыталась вспомнить, когда она в последний раз ела настоящие домашние пирожки. Не вспомнила.

– Вот, наливай себе кипяток, вот, заварка, пирожки бери, пока еще тёплые, – сверху с повидлом, а снизу с картошкой, – приговаривала Люська, продолжая параллельно что-то вытирать и намывать на кухне.

– Люсь, спасибо Вам, конечно, за заботу, но мне неловко злоупотреблять Вашим гостеприимством. Давайте я Вам хотя бы заплачу? – проговорила Вера, шаря рукой в своей сумочке в поисках кошелька.

– Это еще что за глупости?! Что нам чаю, что ли, жалко для гостьи? Мы в своём доме всегда рады любому, – нахмурившись, ответила Людмила, поправила длинную косу, слегка растрепавшуюся от нескончаемой работы, и плюхнулась на стул рядом с Верой.

– Нет, Вы всё же возьмите, – Вам нужнее, мальчишкам что-нибудь купите или себе. Вам в таком положении нужно следить за собой: побольше отдыхать и лежать, тем более, что врачи даже предупреждали о рисках, – впервые возразила Вера упёртой женщине, которая ни в какую не хотела принимать от нее деньги.

Людмила всё также хмурилась, но ее взгляд стал помягче, и Вера быстренько воспользовалась этим обстоятельством, сунула ей в руку несколько купюр, которые, наверное, по местным меркам, были пределом мечтаний.

– Вы что, с ума, что ль, сошли?! – запричитала Люська, снова нахмурив свои брови, от чего, тем не менее, ее лицо не перестало быть добрым. – Я столько не возьму!

– А я не Вам! Я – Егорке. Очень мне он понравился, впрочем, как и остальные мальчики. Но в Егорку я просто влюбилась! – улыбнулась Вера и почувствовала солнечное тепло, которое разлилось по ней изнутри. Люся тоже засмеялась и обернулась на малыша, который, несколько стесняясь, телепался к дамам, поглядывая то на маму, то на «тётю».

– Егор, иди к нам, не смущайся. На, вот, пирожок, – обратилась к нему Людмила, и на ее лице Вера прочла истинную материнскую любовь, настоящее обожание, с которым та смотрела на сынишку. Сейчас, глядя на этих самых близких друг другу людей, Вера ощутила, что, наверное, дети – это самое главное для женщины. Только они дорожат тобой искренне, чего не сможет ни один, даже самый любящий мужчина.

Рыжеватый мальчик вприпрыжку подбежал к матери и принял из ее рук еще горячеватый пирожок. Быстро запихнул его в рот, поморщился, видимо, от того, что обжёг язык, но тут же забыл про это и вскарабкался на колени Людмилы. Та снова потрепала сынишку по макушке, потом по пухленькой щёчке, нежно поцеловала и прижала к своему выпирающему животику. Вера вздохнула с каким-то облегчением и искренне, по-женски, по-доброму, позавидовала этой прекрасной семье, – тому, что их так много, тому, что они все вместе, что несмотря на целую кучу проблем, держатся друг за друга и пытаются их разрешить.

А она за все десять лет семейной жизни с Олегом ни разу не смогла почувствовать чего-то подобного. Да, у них не было таких проблем с больницами, школами и садиками, но она точно знала, что, если бы они возникли, Олег бы просто-напросто испарился из ее жизни, чтобы не навешивать на себя дополнительных хлопот. И сейчас она не совсем понимала, зачем он женился тогда на ней, раз не любил? Зачем, если потом сказал, что не хочет торопиться с детьми? Наверное, на тот момент он любил Лену, но понимал, что с ней у него ничего не получится. Может, решил жениться ей на зло, – но так или иначе, Вера стала глупой марионеткой в его руках, с радостью, согласившейся на замужество, каждый день настирывающей его одежду, «вылизывающей» его квартиру.

А как только с Ленкой получилась любовь, так ее тут же выперли из квартиры, где она наводила блеск и красоту по несколько часов в день, и из его жизни, которую, кажется, лелеяла и берегла больше, чем свою собственную. «Наверное, он будет хорошим отцом, – подумала Вера, – ведь он любит Ленку, а значит, и их общего малыша, малышку, хотя это так странно, чтобы Олег заботился о ком-то еще, кроме себя».

Вера постаралась выбросить неприятные мысли из своей головы хотя бы на некоторое время и насладиться общением с Люсей и ее хорошеньким мальчуганом. Они вместе попили чай, потом перемыли посуду, и Людмила предложила девушке пойти на кладбище, чтобы попрощаться с дядей. Та охотно согласилась, и женщины, прихватив с собой Егора, отправились по своим делам.

Идти пришлось недолго, – дорога заняла не более двадцати минут. Сначала они прошли мимо местного котлована, в котором, по-видимому, летом не только пили мутную воду коровы и лошади, но и купались ребятишки. Всё вокруг было густо покрыто коровьими лепёшками, и Вера поморщилась от мысли, что здесь можно нырять и приятно проводить время, хотя она никогда не считала себя неженкой и белоручкой.

Далее дорога раздвоилась, – слева начинались пастбища, где выгуливали и пасли скот, а справа Вера увидела несколько высоких деревьев, в тени которых мирно дремали кресты. Они медленно подошли к калитке, что вела на кладбище, и очутились в совершенно иной атмосфере, где царила другая «жизнь». Даже Егорка, видимо, почувствовав это, вдруг замолчал, хотя всю дорогу болтал, без умолку.

Вера внутренне напряглась, так как ей уже давно не приходилось бывать в таком месте, в месте, где близких людей проводят в последний путь. Они проходили мимо десятков крестов и могилок, на плиты которых были наклеены фотографии мужчин, женщин, детей. Жутко становилось от одной мысли, что безобидные и беспомощные ребятишки тоже могут находиться здесь.

Через несколько минут девушка остановилась у тройной могилки, густо поросшей травой.

– Люся, а что с ними случилось? – тихо спросила она, словно боясь, что их кто-то услышит.

– А, так это Щербаковы. Это муж, жена и дочка. Они два года назад разбились на машине. Он работал на грузовике, возил продукты из города. А однажды жене захотелось поехать вместе с ним, чтобы выбрать подарок дочке на День рождения. Ей на днях должно было исполниться восемь лет. Вот они и решили выехать пораньше, чтобы к обеду вернуться домой, так как Валя работала во вторую смену, ну, и перевернулись по дороге. Мы всей деревней их хоронили, очень жалко было. Васька умер в больнице через несколько дней, а они сразу. Машенька даже улыбалась, наверное, она и не поняла, что жизнь ее заканчивается. Ручками крепко обнимала кудрявую куклу, о которой мечтала уже давно. Её с этой куклой и закопали, – так же тихо ответила Люська, еле сдерживаясь, чтобы не выпустить наворачивающиеся на глаза слёзы.

Вера тоже почувствовала, как по ее щеке скатилась горячеватая слеза, оставив за собой мокрый и солёный след. Люся поспешила поскорее пройти к могилке «Митрича», то ли торопясь избавиться от печальных воспоминаний о гибели и похоронах семьи Щербаковых, то ли доставить единственную родственницу к умершему одинокому мужчине.

Краем глаза она заметила, как Вера по-прежнему стоит и смотрит на могилку, где покоится целая семья, и заметила про себя, что, наверное, у самой Веры жизнь тоже сложилась не очень благополучно, раз она переживает за людей, которых даже и не знала никогда. Ведь, если человек абсолютно счастлив, то ему обычно нет дела до посторонних бед. Удача и деньги, словно пелена, застилают его глаза, и ему не хочется видеть, что совсем рядом страдает кто-то, кому он в состоянии помочь. Девушка тяжело вздохнула и сделала над собой усилие, чтобы отойти от чужой могилки. Она шла вслед за Люсей и всё не могла понять того, почему мир так несправедлив, почему эта молодая и красивая семья должна была исчезнуть так рано.

Она ступала ногами на узкую тропинку, которая извивалась и расслаивалась на мелкие капиллярчики, ведущие каждый к своему кресту с фотографией. А перед глазами по-прежнему стояли лица семьи Щербаковых: не по-деревенски ухоженная и стройная женщина, ее крепкий и улыбчивый муж, милая и нежная Машенька.

Через несколько минут Люся остановилась, обернувшись к Вере, и девушка поняла, что они пришли. Мелкая дрожь пробежалась по её телу в тот самый момент, когда Вера взглянула на фотографию мужчины. Да, она определённо его узнала, вычленив в своей голове приятные моменты из детства. Конечно, она давно уже не была близка Митричу, но искренне сожалела, что не смогла увидеть его хотя бы еще раз при жизни. Она вспомнила, как он радовался, когда она приезжала к нему вместе с мамой и братом, и как плакал, провожая их на вокзал. Его голубые глаза были влажными от слёз, тонкие губы дрожали, руки тряслись, обнимая своих дальних родственников за плечи.

Тогда Вера не могла понять, почему дядька так тяжело переживает их отъезд, ведь они видятся очень редко, да и родственниками являются очень сомнительными. Как говорится, «через пятое колено». А, теперь Вера осознала, что они были ему самыми близкими и дорогими, потому что других просто-напросто не было.

– Ну, здравствуй, дядя. Вот я и пришла. Прости, что поздно. Думала, успею на твои похороны, – дрогнувшим голосом произнесла Вера, сконцентрировав всё своё внимание на старой фотографии «Митрича», на которой он выглядел еще вполне молодо, так, каким девушка запомнила его в своём детстве. Ей показалось, что сейчас он непременно слышит ее и чувствует, как она сожалеет о несостоявшейся ранее встрече. Вера стояла возле могилки несколько минут, мысленно разговаривая с дядей, и ощущала собственной кожей его одиночество. Сейчас она тоже чувствовала себя одной на всём свете, несмотря на то, что у неё есть родители и брат. Ей казалось, что только «Митрич» способен понять всю ее боль, которая не даёт спокойно жить и дышать. Вера закрыла глаза, мысленно разговаривая со своим дядей. И на долю секунды ей померещилось, что он ей отвечает.

Девушка бережно дотронулась до плиты и снова посмотрела на фотографию мужчины, стараясь запомнить его лицо, так как еще не понимала, как долго ей придётся пробыть в этом посёлке. В ее голове не было никакого плана дальнейших действий, – она даже не думала еще, когда поедет обратно в Москву, сегодня вечером или через неделю. Вдруг Вера ощутила приятное тепло в области затылка и замерла, чувствуя, что до ее головы дотрагиваются мягкие и родные руки. Почему-то ей снова вспомнилось далёкое и беззаботное детство, те моменты, когда она приезжала к дяде на летние каникулы, как ей нравилось здесь бегать по лугам и собирать полевые цветы, которые пахли земляникой и мёдом.

Потом ей вдруг вспомнился недавний разговор с Людмилой, когда та жаловалась на серьёзные проблемы в посёлке, особенно в области здравоохранения, и шкодные глаза Егорки, который улыбался и крепко обнимал маму своими маленькими ручонками. Вера очнулась, остро осознав, что не может сейчас уехать, по крайней мере до того момента, пока не наведёт в этом посёлке хоть какой-то порядок.

Она уже и сама понимала, что в ответе и за Егорку, и за Люську, которая приютила ее у себя, и за ее будущую дочку, которая должна вскоре появиться на свет. Девушка посмотрела на молодую женщину, что стояла от нее в стороне и обнимала хорошенького мальчугана за плечи. И они ей показались сейчас такими беспомощными, несмотря на наличие папы у Егорки и мужа у Людмилы, и даже на то, что у самой Веры не было ни работы, ни дома, ни друзей, да и деньги, с которыми она уехала из Москвы, уже почти закончились.

– Ну, что, попрощалась? – спросила Людмила в тот момент, когда Вера поравнялась с ней.

– Да, – ответила девушка, – хоть немного отпустило, а то получилось совсем не по-людски: никто из родственников даже не попрощался с дядей, не проводил его в последний путь. Да, у него почти никого и не было, – всю жизнь один прожил, – закончила Вера и снова тяжело вздохнула.

Люська покачала головой в знак согласия, потом потрепала ее за плечо, точно так же, как проделывала это с Егоркой, и Вере на минутку показалось, что она еще одна Люськина дочка. Внутри затеплилось, и по организму пронеслась приятная волна нежности и благодарности к этой женщине, с которой Вера познакомилась практически случайно.

– Люсь, а можно тебя попросить об одолжении? – робко спросила Вера и посмотрела на собеседницу.

– Конечно. Спрашиваешь еще, – по-деревенски ответила Люська, словно не понимая, почему девушка так сомневается и до сих пор стесняется ее, ведь они уже почти породнились.

– Люсь, ты не могла бы меня проводить сейчас до дома дяди, а то боюсь, что я так сразу не сориентируюсь и не найду этот дом? Всё-таки полжизни прошло с моего последнего приезда сюда, даже больше.

– Конечно, проводим. Правда, Егорка? – Улыбнулась Людмила и снова потрепала за макушку не по возрасту развитого мальчугана. Тот, довольный, хихикнул и одобрительно потряс головой, видимо, стараясь сделать так, как взрослые. – И это всё? – уточнила Людмила и погладила свой животик с «драгоценным содержимым».

– Что, болит? – встревоженно поинтересовалась Вера, которая уже дала себе слово присматривать за этой неугомонной матерью-героиней.

– Нет, всё в порядке, – доченька, наверное, потянуться решила и лягнула меня в самое ребро, – улыбнулась довольная Людмила, лицо которой светилось от истинного счастья, не смотря на целую кучу постоянно появляющихся забот и проблем.

– Я еще, когда Петькой беременная была, думала, что девчонка родится. Потом вместо Ильи Сонечку ждала. И опять мимо. Следом появился Егорка, и я, выслушав вердикт врачей по поводу того, что рожать мне бы больше не надо, успокоилась и решила, что пора заканчивать с этим. А тут вот как всё повернулось. И, главное, – ни симптомов, ни странностей никаких. О том, что я снова беременна, узнала только в четыре месяца, когда поехала в Саратов проверять сердце.

– Там меня стали обследовать и заподозрили неладное, – анализы какие-то странные, кардиограмма вообще зашкаливает. Ну, думаю, всё, наверное, там я и останусь до самой смерти. А потом молоденькая медсестричка предположила, что я могу быть беременна, только сама об этом пока не знаю. Я, конечно, отрицала, тем более, что с Валеркой тогда у нас были тяжёлые времена, но, впрочем, об этом потом как-нибудь, – замялась Людмила и поспешила сменить тему.

– Мне сделали повторный анализ крови на гормоны, потом отправили на узи, а там! Там красавица наша, долгожданная, уже растёт вовсю. Врачи запаниковали, стали уговаривать, чтобы немедленно прекращала беременность, иначе не только ребёнка погублю, но и сама на тот свет отправлюсь раньше времени.

– Но я сразу сказала, что никогда на это не пойду, что не смогу лишить себя такого счастья. Уж сколько лет я девчонку ждала! В общем, подписала отказ от госпитализации и уехала в тот же день из этой больницы. Решила, Бог даст, значит, рожу и поживу еще сама на этом свете, – Людмила снова улыбнулась, но Вера всё же уловила на ее лице тень страха и грусти, но сомнения там не было ни грамма.

– Какая же ты умничка, Люсь, я просто восхищаюсь тобой! Мне никогда еще в жизни не приходилось встречать таких женщин, как ты. Не знаю, как я поступила бы на твоём месте, надеюсь, что также, – вымолвила Вера и аккуратно приобняла Люську, словно та была ее давней подругой. Обе засмеялись, несмотря на то, что из глаз хлынули слёзы.

Рыжеватый Егорка любопытно посматривал то на маму, то на странную тётю, которая вдруг появилась в их жизни и почему-то никак из нее не испарялась. Потом вплотную подошёл к дамам и обеими ручонками обхватил их за ноги. Вера снова рассмеялась сквозь слёзы, присела на корточки и внимательно посмотрела в глаза этому чудесному ребятёнку.

– Егорка, я обещаю, что сделаю всё возможное и невозможное, чтобы мама твоя была здорова и чтобы в вашей семье поубавилось проблем, ну, хотя бы со школой для твоих братьев.

Мальчик тоже внимательно посмотрел на Веру, улыбнулся, словно понял всё, что она ему только что наговорила, и снова прильнул к матери. Люся тоже улыбалась, будто эта упавшая откуда-то с неба гостья, – не простая женщина, а фея или волшебница, которая обязательно облегчит их жизнь.

И Вера тоже поняла, что назад пути просто нет, – она обязана помочь этой семье, иначе ни спать, ни дышать она спокойно не сможет. Возвращение в Москву отложилось само собой пока на неопределённый срок. Зато у Веры, возможно, впервые в жизни появился настоящий стимул, цель, ради которой следовало двигаться и существовать на этой планете. Впервые это была настоящая цель, благородная, а не призрачная и сомнительная в образе Олега.

Они, воодушевлённые приятной беседой и неожиданным сближением, направились в сторону калитки, которая притворяла вход на кладбище. У самого выхода Вера снова обратила внимание на тройную могилку, где покоилась семья Щербаковых. Венки были слегка покосившиеся и выцветшие, видимо, выгорели на солнце, земля была устлана густой травой, от чего складывалось впечатление, что сюда уже давно никто не приходил.

«Возможно, у них и родных-то поблизости не осталось», – подумала Вера и подошла к оградке. Она наклонилась над могилкой, внимательно посмотрела на лица погибших супругов, потом слегка дрогнувшей рукой провела по фотографии Машеньки. Личико этой милой девочки показалось ей знакомым, словно ей уже когда-то доводилось видеть её. Но Вера понимала, что это исключено, так как в последний раз она была в этом посёлке еще в глубоком детстве.

Вера встала на ватные ноги и поочерёдно поправила все венки, которые покосились или попадали от ветра. Потом наклонилась и принялась дёргать траву, которая росла в пределах оградки. Ей казалось, что такая ничтожная помощь с ее стороны облегчит нахождение семьи Щербаковых на кладбище. Она обратила внимание, что Люська, глядя на ее старания, тоже согнулась, дёргая ненавистный сорняк.

– Люся, береги дочку… и себя. Не надо, я сама справлюсь. Хорошо? – серьёзно попросила она женщину, не оставив ей ни малейшего шанса сопротивляться. И Люська, к ее удивлению, молча, повиновалась, взяла за руку Егорку и медленно направилась в сторону калитки. Вера влажными от травы руками поправила волосы, выбившиеся из заколки, приподнялась и оценила свою наскоро выполненную работу. Потом она выдернула еще несколько травинок на могилке, посмотрела на Люсю и Егора, которые ждали ее у самого выхода, и медленно направилась к ним. Стало легче. Ей показалось, что даже по Олегу она скучает меньше, и что все события, происходившие с ней до приезда в Воскресенское, были в какой-то далёкой и нереальной жизни.

Солнышко зажелтело, раскачегарилось, как масляный блин на горячей сковородке. Стало припекать, особенно в макушку и спину. Захотелось пить. От жажды спасал только лёгкий ветерок, мирно поддувавший в лицо и шею.