Текст книги "Восхождение. Сага «Исповедь». Книга третья"

Часть 3. Глава 11

Следующий день мы провели вместе. Закончились подковырки Марика, он стал увереннее в себе. А Агнешка то и дело прижималась ко мне, как маленькая девочка, у которой долго не было семьи, и она соскучилась по родне. В её глазах появился даже какой-то другой оттенок, светлый и мягкий. Эти изменения поначалу казались странными, но теперь я, на самом деле, мог обнять её без упрёков совести и боли в сердце как младшую сестру.

В какой-то момент она остановила взгляд на кольце Маргарет, которое я больше не снимал, перемещая с одного пальца на другой.

– Откуда у тебя этот перстень, Добрый брат мой? Ты никогда не носил колец, кроме обручального.

И тогда я попросил, чтобы она просмотрела мою память, потому что трудно найти нужные слова, чтобы описать весь масштаб личности Маргарет.

Агнешка потёрла руки, ей не терпелось нырнуть в меня, чтобы раскрыть ещё одну тайну. Она прислонила горячие ладони к моей голове, конечно, мы оба знали, что можно обойтись и без этого, но так приятнее.

– Надеюсь, что не причиню тебе больших неудобств! – «щупальца» её сканера внедрись в мой мозг. Пальцы медленно поглаживали голову, но я больше не испытывал неловкости или душевного ожога от этих «прикосновений». «Неужели всё так просто? Как это возможно, исцелить за минуту то, что мучило годами, если не сказать, столетиями?

«Всё, что от Бога, мальчик мой, всегда просто! Сложно лишь то, до чего мы ещё не доросли. А ты был готов, пришло время, и всё исправил. Только будь осторожен, теперь в тебе часть её, как и в ней часть тебя. Это может внести нечто новое в твою сущность…» – как можно привыкнуть к тому, что Маргарет появляется так внезапно и так же легко исчезает?!

Агнешка оторвалась от своего видения:

– Вот так просто? Одел кольцо и связь налажена?

– Сам удивляюсь.

– Я слышала её. Дай мне перстень, если ты не против, – Агнешка протянула ладонь со свежим шрамом, я положил в неё колечко Маргарет. Она внимательно его рассмотрела со всех сторон и примерила на палец, но тут же сняла и вернула:

– Никому его не давай!

– Ты что-то почувствовала?

– Это – твой талисман, Эрик. Мне стало нехорошо, а вот тебя он будет беречь. Эта женщина испытывала к тебе глубокие чувства. Похоже, вся жизнь твоя пропитана любовью, – Агнешка посмотрела с сочувствием, – мой бедный брат! Досталось же тебе от меня, а сколько ещё предстоит!.. Я подумала о том, что не завидую Наташе. Ей всегда будет нелегко. Такова плата за твою любовь. Вокруг тебя всё время вьются люди, они жаждут отогреть свои замёрзшие сердца. Береги жену, она взвалила на себя тяжёлую ношу. Что я чувствую теперь? Ты это хочешь знать? Никто нас больше не разлучит, и я счастлива этим. Эрик, ты – в моей крови, и это лучшее, что могло случиться. Даже тогда, столетия назад, когда ты был в моих объятьях, я пребывала в вечной жажде обрести тебя и сгорала ещё до костра. Теперь ты – во мне, и впервые дышится так легко. Легко и благословенно. Не знаю, как ещё это можно объяснить, – она поцеловала мою ладонь там, где был порез, и прижала к своему лицу. – Ты освободил меня от жажды.

Марик вышел из душа, взлохмаченный и румяный, как свежеиспечённый пирожок, и по глазам Агнешки я понял, что она съела бы его незамедлительно, предоставь я им такую возможность. Полотенце, обмотанное вокруг его крепких бёдер, еле держалось и вот-вот могло сползти.

– Схожу-ка я за продуктами, если вы не против! – благодарный взгляд обоих красноречивее ответа.

За продуктами я ходил долго, часа три, боясь их побеспокоить. Мне показалось, что именно сейчас Агнешка с Мариком обрели друг друга. Эделина с её неутолимой жаждой растворилась в моей крови со всей своей болью и проклятьем, предоставив свободу Агнешке, даровав право на счастье.

Часть 3. Глава 12

Правом на любовь снабжает нас Вселенная ещё от создания эмбриона во чреве матери. Мужская клетка соединяется с женской, и зарождается жизнь. Этой светоносной энергией наполнена каждая песчинка во Вселенной, ибо бытие и есть любовь.

Я смотрел в глаза Агнешки и Марика и понимал: они как пара только сейчас и состоялись. Огонёк в их глазах – подтверждение.

Провожая гостей в аэропорту Шарль-де-Голль, думал, как теперь всё сложится у них? Буду ли я по-прежнему необходим? В любом случае, предпочитаю видеть эту пару счастливой с нами или без нас.

Тягучая печаль наполнила моё бедное сердце, когда они, уходя, напоследок махнули рукой. Хотелось бросить всё и улететь туда, где меня ждёт семья, любимая женщина, дети… Но я должен остаться и пробивать дорогу вперёд. Последние взгляды, благодарные и тёплые как никогда. Сердечные нити, растягиваясь, потрескивали как провода под напряжением.

Я снова остался один, с недочитанным дневником девушки, которая с каждым днём изменялась всё больше. Раны её души зарубцовывались подобно тому, как иссохшая земля, пропитываясь струями долгожданного ливня, набирается влагой.

Что изменилось во мне? Я, напротив, стал ещё более уязвим, броня прохудилась, запасы благодати истощились, начался период искушения. Такова цена за их счастье, кому-то ведь всегда приходится платить по счетам. Осознав свою причастность к гибели Эделины и то, что мне невольно пришлось стать причиной всех её страданий, я понял: другого выхода не было.

Если бы только Наташа была рядом! Та, чья любовь воскрешала меня, исцеляла и хранила! Но мы далеко друг от друга.

Внешне я продолжаю делать всё то же самое: учусь, прислуживаю в храме, но в душе порой бушуют такие песчаные бури и приступы отчаяния, что с трудом удаётся поддерживать хотя бы видимость спокойствия и уравновешенности. Исповедоваться раз за разом всё трудней. Наставник с тревогой стал посматривать на меня:

– Эрик, может быть ты ещё не готов или до конца не осознал истинность твоего призвания? Такое чувство, что ты взвалил на себя непосильный груз вины за всех. Ты – обычный человек и отвечаешь только за свои поступки. Путь, которым ты идёшь, уже пройден за тебя. К чему такие терзания, сын мой?

Что я могу поделать? Это сильнее меня. Это – в крови. Я – как сломанный приёмник: низкие частоты всё чаще пробиваются в эфир моего воспалённого мозга, всё труднее их глушить. Кажется, что многолетний труд и старания пошли насмарку. Меня одолевают мрачные сны, порою совершенно преступные и пошлые. В голову лезут такие же мысли.

Могу ли я жалеть, что освободил от них Агнешку? Мы поделились друг с другом тем, чего в нас было много. Нужно перетерпеть и упрямо продолжать делать своё дело. Я сам пожелал этого, искал средство, чтобы ей помочь, и нашёл. Она поверила, и за это вознаграждена умиротворением и покоем. Теперь нужно научиться справляться со всеми этими страстями, желаниями и угрызениями мне.

Видения… Если бы я рассказывал обо всём, меня бы давно определили в лечебницу для душевнобольных. Тёмная сторона возобладала надо мной. Я стал видеть в людях изъяны, их пороки, уродливые лики ада. Всё труднее различить в человеке божественное начало. Мир меняется на глазах и кажется уже непоправимо испорченным, прогнившим насквозь, достойным геенны огненной.

«Зачем кого-то спасать? Все живущие на этой грешной земле заслуживают смерти и страданий, пусть будет так! Ради чего отпускать им грехи, если они снова грешат?

Для чего молиться за больных, если они заработали свои болезни? Отпевать умерших? Как жил, так пусть и расплачивается!» – ненависть и отвращение, злость и разочарование лезут со всех сторон, верные инструменты тёмных сил захватывают разум и начинают пытаться им управлять. Разве может служить Богу человек с подобными мыслями?

«Что такое ад? Это мир без любви.»

Время от времени я открывал дневник и всё лучше понимал то, что описывала Агнешка. Порой доходило до того, что мне казалось, это я написал о том, что невозможно спасти или исправить человечество, оно обречено на погибель. Зло превосходит масштабы добра. Лишь вера, лампадой горевшая в глубине сердца, говорила о другом: что всё зависит от нас, и достаточно измениться самому, чтобы мир стал чище и добрее. Вера, любовь, милосердие и сострадание – это единственное орудие добра, надежда вопреки всему, что ежедневно показывает нам телевидение, о чём кричат журналы и газеты, что слышат уши и видят глаза. Противовес всему кишащему и зловонному – мир и покой, свет, который пробивается к нам из вечности.

Борьба внутри меня шла ежедневно, ежеминутно, с каждым вдохом и выдохом. Я вернулся к жесточайшему посту, отказывая себе во всём, чтобы поддержать дух. Уединение помогало мне в этом. Единственная радость, которую я позволял себе – это ежедневные звонки домой, утешение сердцу.

Голос Наташи успокаивал и утолял мою скорбь, её чистый взгляд на мир не мог не трогать и не восхищать. Она с восторгом рассказывала мне о детях, об их маленьких ежедневных домашних радостях и проблемах. Её голос, журчащий, как ручеёк, чистый и целебный, я пил с жадностью погибающего в пустыне. Она была моим отражением до того, как я изменился и, вглядываясь в её душу, я обретал на время себя прежнего, того Эрика, который точно знал, куда идти, ради чего жить, для чего он создан в этом мире.

Одолевал и страх, что она заметит, догадается, что я стал другим, и не сможет больше любить меня такого.

– Ты знаешь, Агнешка совершенно преобразилась после поездки во Францию, у неё словно крылья выросли за спиной! Я ещё никогда не видела их с Мариком такими счастливыми, Эрик!

– Я рад, что это так, родная! Они заслужили это.

«Сможешь ли ты принять меня таким?» – этот вопрос волновал всё сильнее. Я ощущал себя безнадёжно испорченным. Иногда, проходя по улице, улавливал женский запах каких-то манящих духов или феромонов и буквально вскипал, как электрический чайник. Соседки, промышлявшие любовью, и те стали казаться привлекательными. Я буквально готов был содрать с себя кожу, чтобы избавиться от этих навязчивых идей, но они всё равно возвращались, настигали, издевались надо мной. Даже в молодости я не испытывал подобных терзаний: духовные практики помогли вовремя и безболезненно бороться с этим тогда, но не сейчас. Я по-прежнему всё знал, всё умел, но, как мёртвому припарка, так мне дыхательные упражнения.

«Когда вскипает плоть и требует разрядки, мозг мужчины перестаёт работать. Сдайся, никто ведь и не узнает!..» – шептали мне голоса. С каждым днём я погружался во тьму страстей, барахтаясь, как утопающий в болоте, затягивало всё глубже.

Нет, я не изменял жене и вёл прежний образ жизни, не совершая каких-либо дурных действий и поступков, но то, что творилось внутри меня, знал только я, Бог и исповедник, который устал меня слушать день за днём.

Ничтожество – вот, кем я сейчас себя ощущаю. Появляются даже мысли покончить с собою раз и навсегда.

Можно было позвонить Наташе, попросить приехать, и она бы прилетела, помогла б утолить физические потребности и жажду. Но я не хотел испачкать её своими извращёнными желаниями, подвергнуть воздействию мои низменных инстинктов.

Как это объяснить? Тут трудно подобрать слова. Она осталась всё тем же Ангелом, а я ощущал себя грязным, так, что даже не посмел бы прикоснуться к ней с подобными мыслями…

Часть 4. Глава 1

Прошло время. Мне предстояла поездка домой. С одной стороны я был безумно рад, с другой, где-то в глубине души затаился страх: примет ли меня жена таким, ведь разницу разглядит сразу. Наташа всегда любила во мне спокойствие и душевную гармонию, теперь не было ни того, ни другого. Я измучился, издёргался, смотрел на всех, словно голодный зверь. Какой уж тут пастырь? А ведь вернуться нужно вместе с супругой для моего посвящения. Несмотря на все мои сомнения по поводу того, имею ли я право (особенно теперь, когда в моей голове творилось Бог знает что) приступать к служению, наставник мне ответил:

– Эрик, у большинства людей борьба добра и зла не прекращается в течение жизни, если рассуждать как ты и приступать к служению только совершенным, так у нас вообще ни одного священника не останется и храмы закроются. Неси свой крест и делай свою работу. Ты – готов. Привезёшь жену, мне необходимо с ней поговорить прежде, чем я благословлю тебя, – сказал, как точку поставил, на том и порешили.

Собирал чемодан и думал о том, как всё будет. От одной мысли, что увижу Эрику и Даню, защемило сердце: я не видел их больше трёх месяцев, за это время они уже наверное подросли, особенно сын, он меняется на глазах с каждым днём и уже пошёл. Жаль, что без меня, я так и не увидел его первых шагов! Это было на самом деле печально. Кроме того за время моего отсутствия Наташины родители обосновались у нас, и теперь в доме всё пошло по-другому… Но сильнее всего меня тревожила встреча с Наташей. Мне было легче провалиться сквозь землю, чем посмотреть ей сейчас в глаза. Я стал другим, но не смирился с этим. Мне хватает сил держать себя в руках, но преступные желания как паразиты заполнили душу, вызывая во мне самом отвращение. Наташа бы никогда не полюбила меня, будь я таким. Ощущаю себя никчёмным, недостойным её благословенной любви и безумно страдаю от этого.

На поездку всего неделя: через семь дней нам нужно явиться к епископу. Отдав ключ от квартиры, поцеловал Конни в обе щеки по французской традиции. От неё пахнет ванилью и чем-то горьковатым, словно мускатный орех, всё во мне обострилось. Чёртова натура! Обоняние стало как у собаки, чутьё моментально подсказывает, что испытывает ко мне человек. Марик был прав, эта девушка влюблена. И тут же воображение рисует, что я могу этим воспользоваться, прямо сейчас, здесь, за барной стойкой, ведь в кафе никого. Закрываю на ключ дверь, жарко целую в губы, снимаю блузу, о эти прекрасные зрелые холмы, они созданы для ласки… Плоть реагирует молниеносно, и я уже вижу, что она не оттолкнёт и не откажет, нет, ведь давно грезит этим.

Проклятье! Я отказываюсь думать об этом. Конни заслуживает настоящей взаимной любви, а не пошлого адюльтера. Через мгновение в бар вошла молодая пара, о чём-то оживлённо говорившая на английском языке. «Скорее всего, туристы», – подумал я.

Конни словно чувствовала, какие во мне бушуют желания, и расстегнув ещё одну верхнюю пуговицу, помахала перед собою меню, на секунду задержав страстный взгляд на моих губах. Горячая волна пробежала по коже.

Испортить себе лицо, что ли? Пусть больше никто не взглянет на меня с вожделением, которое я теперь так сильно ощущаю. В последнее время часто думаю про Юриса, каково ему жить с этим… И несмотря ни на что, он нашёл в себе силы остановится. «Конечно, неизвестно, возможно он и грешит втихаря…» – вот, опять эти пагубные мысли. Никак от них не отвязаться!

Я быстро ушёл, колокольчик прощально звякнул на двери. Вечер был душным, мне теперь всё время не хватало воздуха, и жара преследовала повсюду. Она поселилась во мне самом отголосками ада. Теперь я понимал, как никогда раньше, почему Агнешка часто открывает окна и двери, особенно когда использует свои способности.

Расстегнул пиджак, чтобы было легче дышать, и тут же поймал похотливый взгляд проходящей мимо молодой женщины. Казалось, что она меня уже раздела.

«Господи! Что за мука, бесконечная, отвратительная, гадкая!» – я как сказку вспоминал прежнее состояние умиротворения, гармонии и благодати, когда-то жившее во мне.

Спускаясь в метро я хотел, чтобы снова прогремел взрыв и освободил меня от этой оболочки, от крови, которая терзает мой дух. Опять же не лучшее из чувств, недостойное нормального человека.

Я надеялся, что по возвращении домой смогу встретиться с отцом Филиппом, уж он-то сумеет мне помочь.

«Глупо, как же глупо, отказывать себе в удовольствиях из-за иллюзорных понятий. Жизнь так коротка! Нужно успеть насладиться своей молодостью, пока ещё есть порох в пороховницах, и привлекательная внешность притягивает взгляды сексапильных красавиц. Думаешь, тебе кто-то поможет?! Единственное, чего ты добьёшься, – это упустишь шанс познать полноту жизни, все её прелести и радости. Кому станет хуже, если ты освободишься от лишнего семени? Кто об этом узнает? Прямо здесь в переходе. Вот подходящая женщина, недорого возьмёт, и тебе сразу же станет легче! Приедешь домой налегке. Не сопротивляйся, отдайся желаниям, всё не так уж плохо! Обещаю, тебе будет очень хорошо…»

«Господи, помилуй! Отче наш, сущий на небесах», – только молитвы глушили этот непрекращающийся кошмар. Порой казалось, что я безнадёжно болен и это никогда не кончится, и придётся жить с постоянным напряжением в штанах, и смотреть на мир испорченными глазами похотливого самца… Как же трудно принять себя таким!»

Теперь я отлично понимал Агнешкину маниакальную идею покончить с собой, со всем и сразу. Только и это не выход. Всё только усугубит ещё большее зло.

В вагоне полно людей, некоторые смотрят с демоническим оскалом, ожидая, когда же я сдамся и пущу всё на самотёк, воспользуюсь неистовым желанием. Тьма подбрасывает всё новые и новые варианты для достижения своих целей.

«Я Твой, Господи, и каким бы я ни был, я знаю, что Ты любишь меня! Да будет воля Твоя, ибо Ты один благ, и знаешь, что есть добро для душ наших!»

Надменность в их лицах сменяется презрением.

«Так лучше. Презирайте меня. И пусть я никчемный из людей, и ничего из себя не представляю, но игрушкой в ваших руках не стану.»

«Тешь себя иллюзиями, тешь!» – дама, проходя, будто случайно ударяет меняет сумкой в пах. Она носитель присосавшегося к ней тёмного духа. Я сдерживаю стон, но чуть не согнулся в три погибели.

«Радуйся Мария, благодати полная, Господь с тобою… Нас испытывают и проверяют. Тьма сгущается, кажется, больше нет надежды, но за ночью всегда наступает рассвет!»

«Наивный, ты сам захотел помочь проклятой ведьме, поделился с нею своей благодатью, теперь расхлёбывай дар, что ниспосылает тебе Князь.»

«Господи, Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй меня грешного!» – двенадцать раз повторяю, зажимая по очереди пальцы на руках. Ненадолго становится светлее.

И так ежеминутно, ежесекундно, даже во сне… На кого я теперь похож? На психопата, при этом старательно пытающегося скрыть свой недуг от окружающих.

Голос Маргарет я не слышал больше, а может он и был, но я уже теперь не верил ничему приходящему извне, потому что в этой какофонии было легче всего ошибиться, соответственно, оставалось только одно: отсеивать всех и сразу.

Одержимость или всё же не так страшно? Я пытался анализировать и приходил к мнению, что нет, но кто его знает?! Исчезла защита, и я оголённый, словно провод радио, вещаю низкие чистоты в прямой эфир моего внутреннего пространства. Какие голоса всегда громче? Именно – низкие. До высоких ещё добраться нужно, когда-то мне это удалось… Удастся и на этот раз!

«Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится, говорит Господу: „Прибежище мое и защита моя, Бог мой, на Которого я уповаю!“ Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы…» – Любимый псалом, девяностый, ох и не любят же они его! Вот и славно! Вот и хорошо! Недолгое просветление.

Мимо к выходу прошла женщина, обдав меня шлейфом какого-то манящего аромата.

Мысли тут же сбились, я заново начинаю читать про себя молитвы, и так без конца.

«Сколько же на свете красивых женщин!.. Самец, озабоченный! Ну, сколько можно?! Тебя уже привлекает всё, что только движется!» – я бы сам себя поджарил на костре, если бы только знал, что это поможет!

«Ты же не железный, ну взгляни правде в лицо!» – голоса менялись, этот был женский, жалостливый, почти нежный, но неизменным оставалось одно – тошно было от них всех одинаково.

«Свят, Свят, Свят Господь Бог Саваоф. Полны небеса и земля славы Твоей Осанна в Вышних! Благословен Грядущий во имя Господне! Осанна в Вышних!

«Упрямый, упрямый человечек! И насколько тебя хватит?»

Самолёт оторвался от земли и набрал скорость, казалось, чем ближе к Богу, тем легче будет, но каждый пассажир забирает свои мысли с собой, и я, в том числе.

Даже просто закрывая глаза, я видел голых женщин, самые изощрённые варианты соблазна. Как хотелось бы просто ни о чём не думать, провалиться в небытие, как раньше насладиться внутренней тишиной и прохладой, когда в тихой глади гармонии отражался священный лик Бога.

Часть 4. Глава 2

Подошла стюардесса, предлагая напитки, короткая юбка обтягивает пышные бёдра, блуза расстёгнута ровно настолько, чтобы…

Если бы я мог, то сам бы схватил себя за горло и задушил.

– Благодарю, ничего не надо.

– Вы в этом уверены? – она ещё ближе ко мне нагнулась, в глазах шальной огонёк. – Меня зовут Карина.

– Да, вижу на бедже Ваше имя, – у меня до странности холодный тон, но это ещё больше её заводит.

– Вы летите домой?

– Именно, – мои подлые глаза продолжают обследовать её тело, несмотря на все усилия этого не делать.

– Вы работаете в Париже?

– Можно сказать и так.

– Если Вам что-то понадобится, подходите, я здесь, совсем рядом! – ослепительная улыбка подтвердила боеготовность этой ядерной ракеты.

– Благодарю, – сухо ответил я, и она прошла дальше, не забывая продемонстрировать все преимущества своего заднего плана.

Острая боль пронзила сердце, словно кто-то стиснул его в кулак. Чувство тошноты подкатило к горлу: взяв пакет я направился к туалету. Похоже, что состояние моё только ухудшалось. А может таким способом тело пыталось очиститься от скверны? Не знаю. Только ручку давно уже дёргали, а меня не переставало полоскать одной едкой жидкостью, ведь я почти ничего не ел за последние несколько недель. Когда полегчало, умылся, попил воды. Стало немного спокойнее. Гадкие голоса в голове стихли, я прочистился. Благодаря Бога за всё, вышел под возмущённые реплики какой-то пожилой женщины. Рядом с нею стояла, улыбаясь, та самая стюардесса. Увидев меня, она обрадовалась ещё больше и, пропуская даму в кабину, ничего не нашла лучше, как прижаться ко мне своим телом. Горячее дыхание обдало мне лицо.

К чему только не прибегает тьма в борьбе за души! Пытаясь отстраниться, я случайно коснулся её груди и не успел отдёрнуть руку, она её поймала и удержала на месте.

– Вы мне нравитесь настолько, что я не могу устоять, – сладкий голосок медленно произносил каждое слово.

– Вы и не пытались.

– И то верно! Зачем себе отказывать в маленьких удовольствиях, когда ими можно в полной мере насладиться!

– Я – женат.

– Хорошо, значит нет риска подхватить какую-нибудь заразу.

– Я – священник.

– Тем интереснее! Ещё не спала с клириками, – она потянула меня за руку.

– Остановитесь, это невозможно!

– Ну, почему же? Я давно заметила, вы готовы… – её глаза многозначительно указали, где именно.

Тут я покраснел, словно мальчишка.

В этот момент женщина отворила дверь туалета, и я, воспользовавшись моментом, выскользнул из цепких рук.

Холодный пот выступил на лбу, я сел на своё место совершенно без сил, но всё ещё в возбуждённом состоянии. Внезапно сильно тряхнуло самолёт. Свет в салоне на мгновение погас. Люди испуганно стали озираться по сторонам.

«Самолёт вошёл в зону турбулентности. Просим пассажиров сохранять спокойствие и пристегнуть ремни безопасности…»

Резкий выброс всеобщего страха заполнил атмосферу самолёта. Болтанка продолжалась. Знакомый силуэт появился в проходе, проверяя, все ли пристёгнуты. Дёрнув меня за ремень, она ядовито прищурилась и, еле слышно фыркнув, прошла дальше.

Я ничего не чувствовал, кроме всепоглощающего стыда, словно уже совершил всё, что мне предлагали, вывалялся в грязи, как свинья, нашедшая глубокую лужу. Если бы этот самолёт разбился, я бы даже обрадовался.

Когда всё успокоилось, люди облегчённо вздохнули, лучше не стало только мне. Закрыв глаза, попытался настроиться на молитву, что мне ещё оставалось делать?!

Полусон-полубред яркими картинками нескончаемой ретрансляции обнажённых образов мелькал в сознании, я – невольный узник собственного тела, заключённый в темнице плотских страстей.

Вспомнился отец Сергий, герой повести Толстого, отрубивший себе палец, чтобы остановить искушение, а преподобный Иаков, и вовсе спалил себе руку, чтобы не впасть в соблазн. Что сделал я? Промямлил, что женат. Величайший аргумент для современных нравов!.. Как же я себе противен!

Спускаясь по трапу, проходя контроль, ожидая багаж, я думал о том, как сейчас посмотрю любимой женщине в глаза…

Уже на выходе, увидел, что Наташа не одна, с нею Марик и Агнешка, почему-то сразу же стало легче. Жена обняла меня со всей радостью и счастьем истосковавшегося человека, а мои глаза в этот момент встретились с Агнешкой, и она всё поняла:

«Держись, брат мой, ты не один. Я помогу тебе!..»