Текст книги "Восхождение. Сага «Исповедь». Книга третья"

Часть 3. Глава 2

Станцию метро отремонтировали и открыли. Впервые было трудно спуститься под землю. Тело на физическом уровне сопротивлялось, осознавая опасность. Но жизнь продолжается, и мы идти дальше, преодолевая боль и страх. Люди в форме с автоматами только усугубляли картину. Где-то в глубине души я понимал, что они здесь для того, чтобы охранять наш покой, но как раз его-то это зрелище не добавляло. Цветы и свечи напоминали о случившемся. Но… жизнь возвращается на круги своя, невзирая на утраты. Возобновились уроки, продолжилось служение.

По вечерам, чтобы заполнить зияющую пустоту, образовавшуюся после ухода Маргарет, я читал дневник одной замечательной польской девушки, которую любил так же сильно. Они оказались в чём-то похожи, только Марго была мудрая, а Агнешка пока ещё находилась в поиске этой самой мудрости. Неистощимая энергия бурлила в ней и клокотала, живая и раскалённая, подобная лаве в вулкане. Почему я не сгорал от её откровенных, пылких слов, написанных в этой тетрадке? Потому что передо мной всегда стояла Наташа, словно Ангел-Хранитель, мой воздух и свет, моя тихая прохлада в жаркий полдень. Воду её любви я пью как из источника в пещере Старца. Она утоляет не только жажду, она излечивает любые раны. И пусть мы сейчас далеко друг от друга, для души не существует расстояний. Только под этим водопадом любви я могу зайти к Агнешке и не сгореть дотла.

«Прошлый день, почти сутки, мы провели вместе. Он забирал меня из больницы, мы убегали от журналистов, словно дети, играющие в прятки. Впервые была в доме священника, жаль не у него, мне бы только хоть раз прикоснуться к тому, что его окружает ежедневно… Но там нас ожидала засада. Поехали к Юрису, его молодому помощнику.

Скользкий тип, озабоченный, я таких много встречала. Хотя теперь пытается жить праведно, но от одного моего взгляда чуть не расплавился, как масло на сковородке. Я имею власть над такими людьми, только они мне неинтересны. Я бы смогла ими управлять, как марионетками в кукольном театре, только какой в этом прок? Когда единственный, кто мне нужен, никогда не будет моим. Поэтому я добровольно согласилась, чтобы меня заперли в клетку, как опасное дикое животное, чтобы оно больше не приносило зла. Теперь сижу и рыдаю, потому что больше не вижу его. Мой единственный лучик света в царстве непроглядной тьмы, где ты?.. Как я пошла на это, сама не пойму. Как жить без тебя?!

Монашки добрые, тихо молятся, а у меня под рёбрами полыхает огонь, пожирающий всё на своём пути. Как я могла здесь оказаться? Каким путём, каким обманом ты убедил меня в правильности такого решения? Эрик и обман – несовместимы. Прости, мой безнадёжно любимый, нет мне покоя на этом свете. И все монахини мира не отмолят моих грехов.

И пусть мне больно, как бывает только в агонии перед смертью, я готова платить эту цену за свои чувства к тебе. Ты сейчас спишь. Спишь в машине, отгоняя от себя мысли обо мне, и поцелуй, который я у тебя украла на прощанье, ещё горит на твоих губах. Ты верен своей любви, ты мне не ответил, но я успела впрыснуть яд в твою чистую кровь. Теперь ты меня никогда не забудешь. Я буду жить занозой в твоём нежном сердце, бередить нежную гладь твоей прозрачной души.

Откуда ты взялся на мою голову?! Как тебе, такому светоносному, позволили ходить по этой грешной Земле? Где ты оставил свои белые крылья? Когда я думаю о тебе, готова шагнуть в бездну, но и она не исцелит меня от любви.

Вчерашняя авария на дороге… Ты держал на руках окровавленную девушку и истово молился. А я завидовала ей, потому что нет большего блаженства, чем умереть на твоих добрых руках. Она даже не поняла, кто помогал ей. И хорошо. И не надо! Вы, все живущие, не замечайте его! Пусть только я одна буду знать о твоём совершенстве, о котором ты сам не догадываешься или просто принимаешь как данность. Есть ещё и она… Та, которую ты любишь. Эта женщина узнала твою тайну. Проклятье! Почему ты не слышишь меня?

Помню, как твоё лицо освещала Луна, безмятежный и светлый сон лёгким облаком окутывал твоё сознание. А я любовалась тобой, затаив дыхание, и боялась пошевелиться, чтобы не разбудить. Лучи касались твоего лица, и я ревновала, что не могу этого себе позволить. Как же мне хотелось прильнуть к этим губам, дотронуться до твоей кожи, расстегнуть рубашку и припасть к твоей груди, чтобы слышать стук твоего доброго сердца и навсегда благословить его! Вместилище рая в тебе, и ада – во мне. Как странно устроен этот мир! Я должна тебя люто ненавидеть, а люблю больше жизни. Даже если бы ты был моим палачом, и смерть приняла бы из твоих рук с благодарностью и любовью. Одно твоё появление уже благословило этот мир навечно. Как можно тебя не любить?

Я прижгла рану этой девчонке, и ты понял, какой огромной силой я обладаю. Ты взглянул на меня другими глазами. Мы вместе могли бы спасать людей! Я бы весь мир для тебя перевернула, но ты отказываешься, потому что боишься. В глубине души ты понимаешь, что сильно привязан ко мне, и однажды можешь сорваться…

Ты неустанно заботишься об овцах Христовых, а ту единственную, которая готова умереть за тебя, отвёз в монастырь!

Ты уже проснулся и уезжаешь всё дальше от меня, думая о том, как бы скорее позвонить своей любимой, успеть вернуться до ночи, чтобы не потревожить её. Тебе необходимо услышать её голос, чтобы поскорее избавиться от воспоминаний обо мне. Если бы ты только знал, Эрик, как легко читать твои мысли! Как легко и одновременно трудно!..

Боже правый, куда деть эту боль, раздирающую моё сердце на куски? Благословенное имя возлюбленного прожигает раскалённым железом мою душу. Эрик… Нет для меня другого рая на земле, не было и никогда не будет. Я создана в аду, и буду пылать в нём вечно, без возможности прикоснуться к тебе.»

«Ах, Агнешка… Бедный ты мой ребёнок! Если бы я только мог помочь тебе! Но нет таких средств на Земле. Нет лекарства от любви. Можно только принять её и жить с нею.»

Зачем я мучаю себя, читая всё это? Она достойна быть услышанной. Каждое слово в этой тетрадке написано кровью её души. Как бы я хотел, чтобы эта любовь, это пламя обратилось не ко мне, а к Богу, к истинному источнику любви! Вот где она бы утолила свою жажду, исцелила свои раны, наполнилась бы благодатью и умиротворением! Но эта упрямая душа сосредоточилась на мне и мучает себя, Марика, всех нас. А я не знаю, как и чем ей помочь. До сих пор не знаю, с таким я ещё никогда не сталкивался.

Наши чувства с Наташей взаимны, они питают нас обоих. А здесь сплошные страдания и мука. Ради чего? Что во мне такого особенного? Я не Ангел, обычный смертный, которому точно так же, как и всем остальным, приходится преодолевать собственную слабость, грехи и искушения. Мне всего лишь хочется быть полезным, вот и всё. Что же ты напридумывала себе, родная? Зачем поместила меня на пьедестал? Почему не видишь, как совершенен Господь, только Он один достоин таких признаний…»

Читаю дальше и сердце болит в груди:

«У меня впереди целая жизнь, чтобы замаливать свои грехи. Все, кроме одного: этот украденный поцелуй я никому не отдам, ты уж прости, он слишком дорог мне, чтобы в нём раскаяться. Я заберу его с собой и после смерти. Если плата за него – вечное пламя, я готова принять её и заплатить.

Вспоминаю, как ты надевал рубашку, которую я выбрала для тебя. Старую я сумела незаметно спрятать, чтобы забрать с собой, потому что, кроме чужой крови, на ней твой запах, тепло твоей кожи.

Ты вытирался влажными салфетками, стесняясь моих взглядов, как нетронутый шестнадцатилетний мальчик. Было ли у тебя вообще что-то? Как смею я даже думать об этом?! Нет, всё правильно, я не достойна тебя, и ты всегда будешь солнцем на небе, до которого не долететь, не дотянуться.

Горе мне, проклятой. Не вырваться из этой клетки! Монастырь – это полбеды, не придумали ещё таких решёток, что удержали бы меня, но не справиться с клеткой, в которую ты поместил мою душу, лишив доступа к тебе. Твоё сердце занято.

Хотелось бы мне хоть раз взглянуть на ту, что завладела тобой. Испепелить её взглядом? Уничтожить?! Но разве я смогу причинить вред тому, кого ты любишь больше всего на свете? Сделать тебя несчастным? Лучше самой умереть.

Вот поэтому я здесь, где даже стены пропитаны молитвами и ладаном. Лежу на кровати, где до меня умерло не одно поколение монашек, и думаю о том, как дальше жить. Всё правильно, зверь должен сидеть в клетке, чтобы больше никому не причинить зла.

Будь счастлив, любимый! Езжай с Богом, и звони своей женщине, она ждёт. Когда твоё сердце радостно забьётся, может, и моему станет капельку легче. Ничего не могу с этим поделать. Только живи! Я буду терпеть всё, лишь бы ты дышал, любил и делал этот мир добрей и чище своим присутствием в нём! Иначе всё теряет смысл.»

Часть 3. Глава 3

«Любовь измеряется мерой прощения,

привязанность – болью прощания,

а ненависть – силой того отвращения,

с которым ты помнишь свои обещания.»

Владимир Леви.

Зализывая раны после взрыва в метро и смерти Марго, я не заметил, как углубился в изучение того, что приносило мне не меньшую боль, но обладало живительной силой, энергией любви, а значит, самой жизнью. Агнешка вытаскивала меня из тоски и отвлекала мысли на себя. И это было лучшее, что я мог в те дни предпринять.

«Молитвы и работа, дни собираются в недели, недели в месяцы. Твоё фото стоит на столике, когда я остаюсь одна, и смотрит на меня усталыми глазами. Помню, как выпрашивала у тебя этот снимок, чтобы время не стёрло любимые черты… Если бы ты видел меня сейчас, Добрый отец, ты бы, наверное, гордился мной. Я послушна, исполнительна и молчалива. Без надобности просто не открываю рта. Поняла, что такое послушание, как ни странно, это меня сейчас устраивает. Наставницы справедливы, никто не позволяет себе унижать моё человеческое достоинство. Никто не спрашивает о прошлом. Так и жизнь пройдёт в тишине и благословенном покое. Я написала «покой»?! Верно, я на самом деле стала меняться. И так как ты – единственный мой собеседник, пишу тебе всё, о чём думаю. Заглядывая в твои глаза, спрашиваю себя, всё ли хорошо?.. Наверняка, потому что не слышу от тебя каких-либо тревожных сигналов. Значит, служишь, по-прежнему мечтая о своей возлюбленной. Знаешь, я даже молилась за неё, честно! Матушка сказала, что я должна молиться за тех, о ком думать всего больнее. Мысли о тебе дарят мне, несмотря ни на что, блаженство, ровно до тех пор, пока я не представлю вас с нею вместе. Вот тогда моя душа вскипает. Помогут ли молитвы? Поживём, увидим…

Прошу Бога о том, чтобы твоя избранница была достойна тебя и сделала счастливым. Это – единственное, что утешает. Какая она? Ты никогда не рассказывал, избегал этой темы, стараясь не причинять мне страданий. Как жаль, что у нас было так мало времени, и какой же я была безмозглой курицей, когда поначалу отворачивалась от тебя и молчала день за днём несколько недель! Сколько потеряно возможностей узнать тебя?! Никогда себе этого не прощу. А теперь впереди только белые стены монастыря, за ними я похороню себя заживо, потому что нет у меня другого пути.

Стоит только выбраться на свободу, как я немедленно разыщу тебя и больше не смогу оставить до самой смерти. Я буду бродить рядом, как беспризорная собака, пока ты не сжалишься и не приютишь меня. Хочу ли я этого? О, да! Я отдала бы всё, чтобы быть твоей любимицей, лежать у твоих ног, заглядывая в обожаемые глаза с немой молчаливой любовью и преданностью. Я бы загрызла за тебя кого угодно и даже смирилась с присутствием этой женщины, лишь бы ты был рядом! Совсем с ума схожу… Завтра снова вставать с рассветом и трудиться на кухне, тяжёлые кастрюли таскать. Накормить тридцать человек, шутка ли?.. А я, как новенькая, всегда на самой тяжёлой работе, но не ропщу. Мне даже в удовольствие уставать, тогда легче заснуть, меньше думаешь, и нет сил рыдать в подушку, в которую я спрятала твою окровавленную рубашку, чтобы никто не нашёл.

Дура, какая же я всё-таки беспросветная дура! Живу так, будто у нас ещё всё впереди, отказываясь признать, что это невозможно. Жаль, что рабство отменили. Я бы согласилась и на это. Всё, что угодно, лишь бы видеть тебя и знать, что ты в порядке, что тебе ничего не угрожает, любоваться твоей улыбкой… Может, и мне доставалась бы хоть капля твоего тепла и участия. Ты ведь Добрый отец, и не можешь пройти мимо страдающего сердца.

Меня опять понесло. Мысли о побеге не оставляют, но кем я буду, если повешу тебе на шею сам факт моего присутствия?! Твоя любимая никогда не примет меня. А может быть, ты ещё передумаешь и останешься в церкви? Тогда всё было бы гораздо проще. Я стала б самой набожной и неприметной прихожанкой в мире!.. Но ты упрям, Добрый отец, и не отступишься от своей любви.

Вчера наставница дала мне чётки, привезённые из Иерусалима, и сказала, что это мой спасательный круг. Они, и вправду, очень сильные, настолько, что обжигают пальцы, когда молюсь. Конечно, этого никто не видит, это чувствую только я. Ведьма, читающая Розарий! Инквизиторы пусть перевернутся во гробах вместе со всеми демонами ада! Я буду такой, какой ты захочешь, буду самой смиренной и покорной тенью твоей. Только бы увидеться, ещё хоть раз, Эрик, хотя бы на короткое мгновение! Опять одно и то же, о чём бы я ни думала, так или иначе, возвращаюсь к тебе…»

Остановился на этом месте, перевёл дыхание. Что я могу сделать для неё? Чем помочь? Какими словами утешить? Одно понятно, что планы и мысли Агнешки материализовались: ей удалось войти в нашу жизнь, стать неотъемлемой частью семьи. Пусть будет так, только бы удалось и дальше сдерживать её пыл.

Наташа на фоне этого огня кажется белым ангелом с лебедиными крыльями. Теперь ты знаешь, что моя любимая приняла тебя и даже полюбила как родную. Мечты сбываются, а может быть молитвы исполняют их?! Нужно спросить, где сейчас эти чётки, и хоть раз прикоснуться к ним.

Часы пробили полночь, настало время писать для журнала. Тему я долго не искал: «Безответная любовь. Как жить с нею?»

Часть 3. Глава 4

Среди ночи раздался звонок. Вздрогнул, только что задремал, закончив статью, пришлось вставать. На часах три ночи, наверное, что-то случилось. Поднял трубку, там голос Агнешки:

– Прости, что потревожила, уже спал?

– Ничего страшного, рассказывай!

– Мне нужно увидеть тебя! Со мной что-то происходит, я задыхаюсь… – она, действительно, тяжело дышала.

– Ты заболела?

– Да, давно и неизлечимо. Ты же знаешь. Ты всё читал.

– Ещё не всё, но знаю.

– Позволь мне приехать, хотя бы на день!

– Только с Мариком, Агнешка.

– Боишься меня, до сих пор не доверяешь?!

– Дело не в доверии, я думаю о наших близких…

Ощущаю, как её стискивает тоска, чёрная, смертельная, глухая. Сердце бьётся в сгущающихся сумерках, как птица, вокруг которой сжимается пространство, ещё немного и тьма поглотит её.

– Скажи мне что-нибудь, не молчи!

Вздох на другом конце красноречивее всяких слов.

– У нас сейчас не лучший период, чтобы куда-то ехать вместе, – наконец выдавливает она из себя.

– Тем более! Разберусь с вами обоими.

– Будь по-твоему, – она, как астматик во время приступа удушья, глотает воздух короткими резкими вдохами.

– Агнешка, тебе плохо, возможно, лучше обратиться к доктору?..

– Мне нужен ты, а не лекарства! – а дальше только гудки.

Сон безвозвратно потерян, и я вновь хватаюсь за тетрадку, как эскулап за историю болезни, чтобы найти правильное решение. Слава Богу, что есть дневник, иначе мне бы вовек не разобраться в этой бушующей страстями душе.

«После молебна как-то раз перемывала за всеми посуду. Ноги отваливались, спина болела, но я не ныла: всё правильно, всё так, как надо, если б было проще, я бы с ума сошла от тоски. Так вот, тарелки уже подходили к концу, когда вошла сестра Эльжбета и, посмотрев на меня, сказала: «Агнешка, дитя, на тебе лица нет, ты верно очень устала, я домою оставшееся».

Я с благодарностью уступила ей место и села на скамью передохнуть. Она тихо напевала во время работы, это меня успокаивало, стало клонить в сон, чтобы скорее закончить уборку, я протирала уже чистые столовые приборы. Как вдруг Эльжбета вскрикнула, из пенного таза с водой появилась её рука вся в крови.

«Кажется, я напоролась на нож», – сказала она, побледнев. Рана была глубокая и не в хорошем месте, а между большим пальцем и кистью руки. Не знаю, кому ума хватило бросить нож в общий таз, и было ли это умышленно, но только я могла порезаться точно так же, если бы не добрая монашка. Факт остаётся фактом: это случилось. Женщина побледнела и от обильного потока крови чуть не потеряла сознание. Я успела её подхватить, взяла пораненную руку и сделала то, что умею. Вскоре кровь остановилась. Я продолжала обдувать рубец, как это делают мамы маленьким детям. Эльжбета смотрела на меня огромными от удивления глазами: «Как у тебя это получилось?!»

Пожала в ответ плечами, ведь и на самом деле не знаю, как это происходит, просто хочется помочь и всё случается так. Пожелай я человеку зла и ему не позавидуешь.

«Пресвятая Богоматерь, заступница наша и владычица, да пребудет с тобой, Агнешка!» – только и смогла сказать она, а затем убежала.

С этого самого дня монахини стали ко мне относиться иначе: не лучше, не хуже, по-разному. Кто-то откровенно побаиваясь, кто-то, наоборот, с интересом. Зашла матушка и сказала, что знает о происшедшем на кухне с Эльжбетой.

– Покажи мне свои руки, Агнешка!

Я протянула ладони. Она долго их рассматривала, словно хиромант, читающий по линиям судьбы, что ждёт меня впереди.

– И давно это с тобою?

– Что именно, матушка-настоятельница?

– Твоё умение исцелять.

– Не знаю, я им почти никогда не пользовалась. Скорее приходилось защищаться, чем кому-то помогать.

– Используй свой дар только во благо ближних, дитя, и только так! – она перекрестила меня и ушла, погружённая в размышления. Нравится мне эта старушка: сердце у неё чистое и одарённость духовная велика.

С тех пор все стали ко мне приходить со своими проблемами, кто руку обожжёт, кому в боку заколет, а мне приятно помогать, оказывается, это такая радость видеть, как лицо человека проясняется, избавляясь от страдания. Силы от этого только прибавляются. Теперь я стала подумывать о том, что и в миру нашла бы себе применение, даже необязательно, чтобы больные понимали от кого идёт помощь, если постараться, то можно сделать это и незаметно.

Стоит подумать о свободе, как тут же возникает твой образ, пленительный и живой. Мне всё труднее успокаивать свою душу. Она рвётся, как психически больной со связанными руками на волю. Что-то должно случиться! Вот уже несколько дней меня обволакивает предчувствие смерти кого-то бесконечно дорогого тебе. Это не ты, точно, иначе бы я уже бежала к тебе навстречу, а не писала в келье это послание. Неужели с ней что-то произойдёт? Твоя возлюбленная?.. Да, это она. Я поняла только сейчас. И ты ничем не поможешь. Так Бог вернёт тебя для служения и больше ничто не собьёт тебя с верного пути. Я не должна встревать, на всё Его воля.

Мне нельзя браться за это. Судьбы не меняют. Но что это?! Твой вопль сотрясает Небеса. Бедный мой, как же тебе больно! Нет, я не могу выносить твоё отчаяние и оставаться безучастной! Я нужна тебе, нужна именно сейчас, как никогда раньше, и что-то подсказывает мне, что вместе мы сможем справиться. Если бы мы только могли быть вместе, сколько бы чудес сотворили… Опять я о своём, прости!

Взяла в руки чётки и молилась на коленях до самого рассвета, обжигая пальцы невидимым огнём. Мне плевать, как это больно, по сравнению с тем, что испытываешь ты, это мелочь. Лишь под утро упала на кровать совершенно без сил. Сёстры подумали, что я заболела, увидев моё пылающее лицо и измождённый вид. Я не стала их переубеждать. Матушка вызвала врача, он прописал жаропонижающие, но мне они не нужны. Горю я от того, что разделяю твою боль. Пусть никто не знает, что так бывает. Лежу теперь в постели, и у меня есть возможность подключаться к тебе и помогать. Мы остановили точку перехода. Её душа не тут и не там, а где-то между мирами. Это кома. Я вижу, что время перестало существовать для неё. «Наташа» – вот как её зовут. Будто я там и вижу всё, что происходит. Эрик, как страшно смотреть на тебя в эти минуты, согнутого в три погибели, смиренного, но непобеждённого. Ты готов умереть за неё, и отдаёшь всё. Нет, я никогда не смогу причинить тебе такую боль. Она пришла не от меня, любимый. Мужайся, Добрый отец! Ты не один, я здесь, рядом, вместе мы справимся и вернём её. Пусть живёт, пусть будет твоей, лишь бы ты не страдал так, ненаглядный мой…»

Третьи сутки лежу, прикованная к постели. Сёстры всё чаще заходят, беспокоясь, чем совершенно меня достали! Приходится постоянно переключаться, чтобы в сотый раз сказать, что мне лучше. Может, хоть этой ночью оставят в покое?!

Свершилось! Мы сделали это! Упрямый священник, тебе вернули её в награду. Теперь вы будете вместе всегда. Я рада за тебя и убита. Монастырь, вот всё, что ждёт меня теперь. Нужно забыть о вас. Жар спал, будто и не было его вовсе. Но на ногах ещё не стою, тело словно выгорело внутри, иссохло. Совсем нет сил. Душа истерзана. Прощай, мой Эрик! Будь счастлив.»

Я не знал, что она сделала это для нас, я чувствовал поддержку, но не ведал, откуда исходит помощь… Агнешка, чудо ты моё, как же помочь тебе, родная?! Ты разделила со мной столько бед. А сколько раз ты спасала меня?! Чувствую себя бесконечно жестоким и неблагодарным, но что поделать? Умер бы за тебя, но это никому не поможет. Наша духовная связь непрерывна, и в этом твоя заслуга. Где-то же выход есть? Его не может не быть. Прости меня, мой верный друг!..