Текст книги "Восхождение. Сага «Исповедь». Книга третья"

Часть 1. Глава 9

А наш Париж ещё объят весною… Цветёт японская вишня, её называют, кажется, сакура. Снег из розовых лепестков ложится на тротуары, по которым спешат прохожие. Кто-то на мгновение замирает, вглядываясь в розовые облака под ногами, кто-то задирает головы кверху через усыпанные цветами ветви, разглядывая голубые небеса, а другие бездумно проходят мимо всего, даже не заметив волшебной силы красоты природы.

Привычный темп жизни возвратился на круги своя. Учёба, занятия, службы, работа по вечерам для журнала.

Церковь здесь никогда не бывает пустой. Всегда найдутся туристы, жаждущие посмотреть на необычный для них православный храм, прихожане-эмигранты из бывших стран Советского Союза, французы, нет-нет, да и заглянут поинтересоваться православной верой. Двери храма для всех открыты. Наставник верит, что скоро все католики перейдут в православие, потому что люди хотят традиционных обрядов, а не модерновых богослужений. Идея единения церквей мне близка, но она скорее не в переходе, а в слиянии христианства. Конечно, уровень всеобщего сознания для этого ещё слишком мал. Современный мир всё больше разобщает людей, чем подвигает к созиданию.

Величайшей победой уже будет то, если верхи пойдут на сближение! Но власть имущим всегда тяжелее сделать шаг друг другу навстречу, как ни прискорбно это звучит. Скорее низы перемешаются между собою в однородную массу, чем верхушка по-братски обнимется. А до тех пор Христа и дальше будут распинать два раза в год, и дважды ждать Его рождения… Уж хотя бы о праздниках могли бы договориться?! Но у каждого своя правда и истина.

Много ран на теле Христовом, но последователи Сына Божьего всё пытаются ещё больше порвать Его тело-церковь на более мелкие кусочки, каждому хочется отобрать своё и властвовать. Оттого и расколы, а не целостность ставят своей задачей.

Опомнитесь, люди! Господь – один, а мы все Его дети. Что же постоянно мучаем и терзаем Спасителя, вместо того, чтобы объединиться и стать сильнее, исцелить нанесённые Ему раны?!

Какую руку любить сильнее – левую или правую? Они обе нужны, обе важны, обе принадлежат Богу. Так что же мы вечно делим?

Епископа мои ответы удивляли. Он замолкал, а потом, подумав, часто повторял:

«Ты необычен, сын мой… Но что-то в этом есть».

Единственное, о чём я вынужден всегда умалчивать – это о многоразовости жизни. Никто не переубедил меня в том, что я знаю, а доказать что-либо невозможно, по крайней мере, сейчас. Меня бы просто объявили еретиком и мои любимые католики, и православные. Это я понял ещё в семинарии, непримиримость этого вопроса даже не обсуждается. Любой, кто мог заикнуться об этом, вылетел бы сразу как профнепригодный, поэтому я даже не пытался раскрывать рот на эту тему. Когда-нибудь все всё поймут, и то, что сейчас за гранью фантастики, станет естественным и самим собой разумеющимся. Тогда многие найдут ответы на свои неразрешимые вопросы и увидят смысл бытия. Ну а пока, кто ищет – тот находит. Благословен Господь!

Когда-то я спросил Гусара: «Как же я смогу быть священником, имея такие знания, которые противоречат постулатам?»

«Будешь! И станешь лучшим, добрым и милосердным, потому что, зная правду, не обязательно о ней кричать налево и направо. Исполняй свою миссию кротко, смиренно и терпеливо, как предписано Церковью. Главное, чтобы твоё сердце знало истину, ведь лишь тогда появляется смысл, и всё в мире обретает гармонию. Помни, что служишь Богу, а не кардиналам и епископам. Твоё сердце умеет слышать то, что не дано другим. Бережно храни и умножай свои знания, они от тебя никуда не денутся. А то, чему будут тебя обучать, принимай как одну из теорий, правильная она или нет, рассудит время и Сам Господь. Промолчи, когда надо, – это дороже множества слов. Люди сами всё поймут и во всём разберутся.»

Зачем я пишу об этом сейчас? Потому что это – моя исповедь. А в ней от Бога ничего не скроешь. Бог мне судья, и если я не прав, отвечу за это.

«Смотри, Господь, я такой, какой есть, и я весь Твой. Делай со мною всё, что пожелаешь, ибо Ты один ведаешь, что есть благо для душ наших. Уповаю на Твоё Милосердие и всецело доверяюсь тебе!..»

Весна срывает с людей маски, улыбки на лицах вспыхивают чаще, как лампочки, и становится всем светлей. Вот ребёнок, сидя в коляске, дарит радость свою всем встречным, и они отзываются и несут её дальше, становясь на капельку добрее. Воздух пропитан любовью, птицы поют, ласковое солнышко греет; первые сочно-салатовые листочки пробиваются на ветвях, трава на газонах зеленеет. Так не хочется спускаться из этого рая под землю, но приходится. И звуки музыки в переходах теперь напоминают о Владимире, болью отзываясь в сердце.

Часть 1. Глава 10

Мы говорили через интернет-программу. Любимые черты то расплывались, то вновь собирались в картинку. В движении Эрика превращалась в ветерок, скользящий мимо экрана:

– Папа, пливет! – голосок моей маленькой девочки, вечно спешащей куда-то.

Даниил сосредоточенно смотрел в экран, сидя у мамы на коленях. Счастье и боль одновременно: радость видеть моих родных и осознание того, что мы далеко друг от друга, а впереди ещё так много всего, прежде, чем я заключу их в свои объятья, расцелую, почувствую родной запах и тепло домашнего очага.

– Как ты справляешься, любимая?

– Всё хорошо, не беспокойся, родители помогают. Появилось даже время для работы. Виктор взял мою заметку для следующего номера.

– Очень рад! Важно, чтобы ты смогла вернуться к своей любимой профессии по мере возможностей и сил.

– У меня есть идея сделать цикл сюжетов о материнстве, родах, кормлении грудным молоком, по свежем событиям, пока всё, как говорится, актуально.

– Замечательная идея! Виктор одобрил?

– Говорит: «Хоть что пиши, лишь бы была счастлива!»

– Он неповторим, и очень дорожит тобою.

Наташа вздохнула и отвела глаза. Она так похорошела после родов, округлилась, в ней появилась какая-то особенная женская привлекательность.

– Девочка моя, я так соскучился!

– Я тоже, Эрик. Время тянется невыносимо долго без тебя, особенно по ночам, – она сказала это так печально, что у меня сжалось сердце.

– Данечка такой серьёзный сегодня!

– Подрос, правда?! Улыбается мне без конца… А папе улыбнёшься, сынок?!

Даня посмотрел на меня, потом на маму, и, свесив нижнюю губу, разревелся.

– Ну вот, только этого не хватало!

– Скучает по тебе… Нам всем непросто.

– Мне тоже вас не хватает, любимые, но что поделать? Как там молодожёны поживают?

– Агнешка что-то давно не появлялась, уже недели две. Только Марик заезжал. Даню с рук не спускал, просидел у нас целый вечер, сказал, что жена на работе пропадает, а ему скучно дома одному. Я заметила, его так к малышам тянет, глаза грустные, жаль мне его. Такой хороший отец бы был!

– Не жалей! Всё в руках Божьих. В конце концов есть сироты, нуждающиеся в любви и ласке.

– Ты прав, Эрик. Помнишь, как мы думали Мишеньку усыновить! – Наташа улыбнулась. – Кто ж знал тогда, что Витя станет ему отцом!

– Пути Господни неисповедимы, родная. Как они там?

– Замечательно, Таня перестала кормить Анютку, пошла в спортзал, стала форму себе восстанавливать. Села на строжайшую диету. Говорит, чтоб Виктор на других не заглядывался.

– Ради этого бросать кормить? Анютке ещё и годика нет…

– Это её решение, в любом случае. Малышка вот-вот пойдёт. Крепко так на ногах стоит, ты бы видел! А зубки какие смешные вылезли, как у зайчика, сверху и снизу, как улыбнётся… хоть стой, хоть падай! Как жаль, что ты далеко!

– Потерпи, родная, ещё немножечко нужно подождать. Как только получу благословение, определюсь с местом, заберу вас.

– Мне будет не хватать этого дома! Наташа осмотрелась вокруг.

– Знаешь, мне пришла в голову мысль, а что если мама с папой продадут свой домик в деревне и переедут сюда? Тут, всё-таки, Виктор рядом, да и Анютку поняньчат, она им как родная. Уже легче будет пережить разлуку с нами. Мишенька к ним тоже привязался, бабушкой и дедушкой зовёт.

– Конечно, любимая! Продавать этот дом я не хотел бы. Столько мы в нём уже пережили. Если родители согласны, пусть перебираются насовсем. Да и удобства у нас получше, хоть воду отцу таскать из колодца не нужно, как в деревне. Огородик для души могут организовать, земли хоть не много, но есть. Только пусть яблоню оставят, мама её очень любила.

– Что ты, папа любит деревья, он не станет ничего убирать, разве что кустарник на заднем дворе слишком бурно разросся, места много занимает.

– Как решите, так и будет, – тоска стянула грудь, даже дышать стало трудно: как мне их всех не хватает!

«Мамочка, сколько раз ты говорила мне об этом, а я не слушал, уехал, оставил тебя одну. Каково тебе было в последние годы ждать моего приезда… Ты простила, я знаю, слишком сильно любила меня, чтобы таить обиду, но твоя печаль всё ещё жива. Теперь у тебя есть внук, да и Эрику ты бы приняла как родную, даже не сомневаюсь, полюбила бы и Мишу с Анечкой, и Агнешку с Мариком, и Виктора с Татьяной. Только нет тебя больше. Никогда не смогу я это исправить, искупить годы твоего одиночества… Я в неоплатном долгу пред тобой. Дай Бог когда-нибудь мне возможность искупить свою вину!»

– Эрик, ты слышишь? Тебе плохо?

– Прости, любимая, задумался. Мне тут идея пришла: а не запланировать ли нам твою поездку в Париж хотя бы на недельку?

– Конечно! – Наташа чуть не подпрыгнула от радости. – Мне будет легче ждать, когда буду знать, как ты там живёшь! Но я не могу поехать одна, ведь кормлю Данечку, да он и не любит ни с кем оставаться.

Наш карапуз, всё ещё серьёзный, смотрел в экран, не отрывая глаз, будто гипнотизировал меня.

– Наташенька, конечно, с детьми, я и не думал о другом.

– А вот Эрику оставлю с мамой. Мне не справиться с двумя в дороге одной. Она так разбаловалась в последнее время, никого не слушает, где только энергии столько берёт? Даже Миша с его ангельским терпением иногда завывает!

– Как скажешь, так и будет. Сегодня же начну искать вам билеты.

В этот момент Даниил, будто осознав о чём идёт речь, заулыбался так, что сердце моё оттаяло. А ожидание встречи затрепетало в груди огнём. Кажется то, что он пытался мне внушить произошло, и теперь все счастливы.

– Господи, даже не верится, что скоро смогу вас обнять!

– А я в редакции сообщу, что смогу написать о Париже! – Наташа сияла от восторга.

– Вот видишь, как хорошо! Почему мы раньше до этого не додумались?!

Билеты зарезервировал в тот же вечер на рейс через неделю. Удивительно, даже цены получились нереально низкие, то ли акция у них какая-то, то ли просто повезло?!

Учиться стало трудно, все мысли о скорой встрече… Моя французская учительница посоветовала сделать небольшой перерыв в занятиях: «Видимо, вы переутомились, мёсьё, любому человеку нужен отдых.» Я согласился без колебаний, освободив дни, когда приедут мои родные.

По дороге накупил продуктов. Руки с сетками были заняты, еле нащупал ключи, поднимаясь наверх. Возле самой двери столкнулся с Владимиром. Мы встретились глазами, он виновато потупил взгляд:

– Можем поговорить?

Часть 1. Глава 11

– Могу ли я хотя бы надеяться, что ты когда-нибудь простишь меня?

Я впустил его в дом. Он огляделся вокруг, словно страшась вновь увидеть призрак.

– Присаживайся, я рад, что ты вернулся. Где аккордеон?

– Больше не играю с тех пор, продал его, чтобы было на что пить, но деньги уже закончились.

Я машинально провёл по шее рукой, стирая воспоминания.

– Прости, если сможешь. Не знаю, что на меня нашло. Какая-то навязчивая идея была. Думал, что убью тебя, и станет легче. Да не тут-то было… хотел броситься в Сену, но как представил, что увижу Его, что скажу, как оправдаюсь? Не смог, короче. Страшно стало. И жить дальше с этим грузом не могу. Я высматривал тебя с последней надеждой у той остановки метро, и сегодня мельком увидел, понял, что ты живой, обрадовался, но не хотел пугать. Приехал сюда, чтобы ты меня выслушал. Эрик, прости! Нет сил больше, совесть замучила. Алкоголь, и тот в глотку не лезет.

Я взял его за руку и отдал ему то, что у меня лучше всего получается. Глаза Владимира просветлели, даже зрачки сузились, так, как будто он посмотрел на солнце:

– Ты – не простой священник. Я это понял, когда душил тебя. Что-то странное стало происходить со мной, словно в выжженной пустыне пошёл дождь. Сначала я подумал, это оттого, что я, наконец-то, исполнил своё предназначение. А потом услышал голос, настоящий голос Всевышнего! Он закричал, что я – убийца, предал Его любовь и встал на путь тьмы. Он приказал немедленно отпустить тебя, но ты был уже бездыханным. Твоё тело упало на пол, я схватил аккордеон и бросился бежать. Кретин! Я ведь мог поговорить с Ним, но так испугался возмездия, что бежал, пока не упал без силы прямо на асфальт, будто от Бога можно спрятаться или скрыться, – он посмотрел на свои трясущиеся руки. – Видишь, даже сейчас рассказываю, и меня всего колотит.

Я молчал, позволил ему высказаться, с интересом замечая признаки перемен. Грядущее предстало ясным. И хотя он был ещё более грязный и запущенный, в нём появился свет. Трудно это объяснить. Владимир каялся, раскрывая самые сокровенные переживания, по щекам, покрытым шрамами, скатывались скупые мужские слёзы:

– Скажи, что делать мне? Как искупить вину перед тобой?

От него воняло давно немытым телом и перегаром. Невыносимо хотелось открыть окно, но я дождался, покуда поток слов иссякнет и душа выплеснет из себя последние капли раскаяния. Поднёс руки к его голове и прочёл разрешительную молитву, отпуская все грехи. Он дрожал, огромный, сильный, словно гора, но в то же время беззащитный как ребёнок. Обняв его, успокоил.

– Я всё простил, и Бог простит. Нужно жить дальше, Володя. А зло покроют лишь добрые дела. Для начала тебе нужно привести себя в порядок, помыться, поесть и выспаться, как следует. А уж потом найти место, где тихо и светло.

– Не понимаю, о чём ты?

– При любом монастыре нужны помощники. Попросись в послушники. Полечи свою душу. А потом решишь, куда путь держать.

– Снимай с себя одежду, я постираю её. Какой у тебя размер?..

– Зачем тебе это?

– Затем, что я ставлю себя на твоё место и понимаю, в чём ты нуждаешься. А теперь иди, и не жалей воды и мыла. А я схожу кое-куда и скоро вернусь. Марик, ты чудо… – я пробубнил эту фразу невольно себе под нос, но он услышал.

– Какой Марик?

– Это неважно…

Часть 1. Глава 12

К счастью, недалеко от нас находится лавка подержанных вещей, там за небольшую плату мы с продавцом подобрали товарищу по размеру чистую одежду, не «от кутюр», конечно, но перебиться на первое время можно. А в бутики я и сам не хожу, не по карману.

Когда вернулся в квартиру, глазам своим не поверил, Владимир помылся и сидел, закутанный в полотенце, совершенно лысый как коленка.

– Что ты сделал с собой?!

– Навёл чистоту! Начинаем жить с нуля, если я правильно тебя понял.

– Правильно, – я улыбнулся, было странно видеть такие резкие в нём перемены. – Примерь, всё чистое, одежда у них проходит стерилизацию, так меня уверил продавец. Прости, вещи не новые, но добротные, я взял лучшее из того, что нашёл. Стиль не милитари, как ты любишь, но достаточно современный.

У него заблестели глаза как у ребёнка перед новогодними подарками:

– С войной покончено, я в долгу перед тобой, – он горько вздохнул. – Не знаю, как тебя благодарить!

– Надеюсь, что тебе всё подойдёт.

– Сейчас проверим.

– Подожди, сначала бельё и носки.

– Ты и об этом позаботился?!

– В моё ты просто не влезишь.

– Для меня ещё никто такого не делал…

Он скрылся за дверью душевой и через минуту вернулся в обновках.

– Теперь точно никто не узнает!

Вещи пришлись впору и были хорошего качества, брюки слегка длинноваты, он закатал их снизу, всё остальное смотрелось вполне прилично.

– Совсем другой человек!

– Спасибо!

– Носи на здоровье, сейчас поесть чего-нибудь приготовлю.

– Могу помочь?

– Конечно, если хочешь, почисти картошки.

Мы разговорились, как будто знали друг друга целую вечность. Он рассказывал о своей жизни, местами смешно, а порой очень грустно. О том, как попал во Францию, хотел поступить во Французский Иностранный легион, нужны были деньги, но по здоровью из-за старого ранения не прошёл, а вернуться домой было не за что, так и стал болтаться по ночлежкам, бродяжничать. Питался в бесплатных столовых для бедняков, на выпивку зарабатывал сам, иногда подворовывал. Кто-то надоумил попросить политическое убежище, так и сделал, история была полуправдой: уехал он потому что его на родине не ждало ничего, кроме криминальных группировок. Немного политики, несколько фактов, и через три года ожидания он получил заветный вид на жительство и право на работу. Но идти работать уже не хотел, разучился за эти годы, бомжатский образ жизни куда проще и удобнее: днём поиграл в метро, вечером купил бутылку, выпил и спать завалился, и так по кругу день за днём.

– Почему у тебя на лице столько шрамов?

– Осколочные, ещё в первую чеченскую на мину напоролись, напарника на куски сразу, мне больше повезло, морду, правда, по кускам собирали, чудом глаза целые остались! Куда уж с такой «красотой» потом? Бабы шарахаются как от чудовища, – он ел с таким аппетитом, словно неделю голодал, вполне возможно, что так оно и было.

– Сыр будешь?

– А вино есть?

– Нет.

– Тогда не буду, сыр без вина, что день без солнца! А ты вкусно готовишь, давно такого удовольствия не получал.

– Много лет жил один, научился.

– Давай, теперь ты о себе рассказывай, а то всё я, да я…

Вечер пролетел незаметно. Между нами больше не было ни враждебности, ни страха. Владимир оказался интересным собеседником, приятным в общении. Словно это совсем другой человек.

– Разрешишь остаться? Если выйду отсюда, опять нажрусь. А надо бы перетерпеть. Я завтра уйду, обещаю.

– Оставайся, только у меня одна кровать.

– Я на полу, мне так даже привычнее, уже то, что под крышей, полный уют: не дует, пол сухой и сверху не капает. Что ещё нужно человеку с улицы?!

Постелил ему на пол тёплое одеяло, хотел отдать подушку, но Владимир отказался, ему так привычнее, в одежде уснул, скрутившись калачиком.

«Таким людям и тюрьма – комфортабельный отель!» – подумал я, закрывая глаза. Прочёл вечерние молитвы, под храп незваного гостя с трудом заснул. Привиделся дом, в котором когда-то жил наставник отец Язеп, а теперь расположился Юрис. Места там хватило бы на всех, но самое интересное не в этом, а в том, что во сне Владимир предстал для меня в образе монаха-францисканца.

Когда проснулся долго думал о том, чтобы это могло означать. Сосед продолжал протяжно храпеть, сотрясая тонкие стены моего жилища. Поутру юноша-индус, встретив меня на лестничной площадке, даже не поздоровался, и так странно на меня посмотрел, видимо, ему тоже не пришлось как следует отдохнуть этой ночью.

Часть 2. Глава 1

Ещё один день подошёл к концу, голова трещит от французского. Кажется, что я уже даже по-русски ничего не понимаю. Выбрался из метро, глотнул свежего воздуха, вроде бы полегчало. В небольшом скверике щебечут птахи, воробышки подбирают крошки хлеба, щедро рассыпанные детской ручонкой. Солнечные лучи пробиваются сквозь ветви цветущих деревьев, пахнет весной, несмотря на загазованность парижских улиц. По ковру из розовых лепестков, спадающих с веток сакуры, идёшь словно царь, хочется собрать их в пригоршни и подбросить вверх, чтобы, кружась, они спускались на землю снова и снова. Эрика оценила бы такой «дождик». Но я один. Некому поднимать настроение и выглядеть в глазах прохожих городским сумасшедшим неохота. Скорее бы настал день встречи, пока эта красота не отцвела окончательно!

Неожиданно меня окликнули по-польски, я оглянулся, никого. До меня дошло, что это Марик.

– И где же ты, мой юный друг?

– Тут, рядом, пан Вишневский! Потрудитесь мне объяснить, – он почти кричал мне на ухо, – что делал у вас в квартире этот злосчастный бомж, который на моих глазах чуть не лишил нас вашей драгоценной жизни?!

– Какой слог, мой дорогой, горжусь тобою! Когда ты злишься, голос твой и в самом деле может напугать! – я рассмеялся.

– Эрик, не заставляй меня ругаться, отвечай, ты с ума сошёл или как?! Я заглянул к тебе, а тут это лысое чудовище, уже без гармошки, но такое же страшное, хозяйничает в комнате! Что, по-твоему, я мог подумать? Что тебя убили, в ковёр замотали и в Сене утопили?!

– Агнешка бы почувствовала, что я умер.

– Нет, я точно с вами всеми свихнусь!

Я остановился в тихом уголочке, подальше от прохожих. Человек, эмоционально говорящий сам с собой двумя разными голосами выглядит по крайней мере не совсем обычно.

– Марик, не кричи, народ распугаешь! – я вытащил из кармана мобильный телефон, чтобы не вызывать ни у кого нездоровый интерес.

– Ойтец, потрудись объяснить!

– Отвечаю: после вашего высокого вмешательства бедолага всё осознал и вчера пришёл покаяться, так как вид его был уже мало похож на человеческий, я дал ему возможность помыться, мы вместе поужинали и он остался на ночлег. Что же тут непонятного?!

– Ты спал в одной комнате с убийцей-маньяком?! Эрик, ты чокнутый.

– Я уже это слышал не раз. Не волнуйся ты так, всё под контролем.

– Да, я уже видел твой контроль! До сих пор перед глазами стоит! Вот расскажу всё Наташе, тогда посмотрим…

– Не смей, у неё молоко пропадёт.

– Да! И это будет твоя вина, потому, что если бы этот лысый тебя тогда задушил, у неё не только молоко, а вся жизнь бы пропала!

– Ну, тише, тише, разошёлся! Лучше расскажи о вас, я так соскучился… – не знаю, как ещё можно успокоить это «привидение».

Марик шумно выдохнул, выпуская пар.

– Мне теперь всё время придётся тебя проверять! Ладно, проехали. У нас всё нормально. Агнешка работает по две смены, такое чувство, лишь бы не быть со мной. Я всё там же, хожу по супермаркету взад-вперёд и ловлю воришек. У Наташи был недавно, у твоих тоже всё спокойно.

– Агнешка нас сейчас слышит, как думаешь?

– Вряд ли, она ещё на работе, бьётся за здоровье своих любимых больных.

– Что у вас там? Рассказывай! Мне уже в прошлый раз не понравилось, как горько ты вздохнул.

– Мы оба стараемся, ойтец, видит Бог. Делаем всё, чтобы помогать и заботиться друг о друге, но разве в этом любовь?

– И в этом, в том числе, Марик. Страсть приходит и уходит, а супружество как партнёрство, нарабатывается усилиями обоих супругов. Семья – это кропотливый ежедневный труд, совместный, во имя общего блага.

– Мне так хочется, чтобы меня при этом хоть капельку любили!

– Не унывай! Говорят, первый год всегда нелёгкий для молодожёнов, притирка друг к другу и всякое такое. Знаешь, что есть главный враг наш?

– Ну?

– Наши желания: хочу чтобы так, хочу чтобы этак, чтобы меня любили…

Вместо того, чтобы любить самому, мы начинаем скапливать обиды на других за то, что нам что-то недодали, чего-то не подарили, не сделали, не так посмотрели, не то сказали. Мелкие стёкла обид мы складываем в душу, пока она не набьётся ими доверху и не разорвёт нас изнутри. А ты отбрось свои «хочу»! Подумай о ней. Она с тобою рядом, возвращается уставшая домой, отдав всю себя людям, падает в кровать, но это же твоя постель! Она приходит к тебе, ложится с тобой! Ты чувствуешь её запах, можешь прикоснуться к её коже, поцеловать её губы… Неужели этого недостаточно, чтобы чувствовать себя счастливым?! У меня и этой возможности нет, но я счастлив уже тем, что Наташа в моей жизни существует. Марик, ты – мужчина, ты – глава семьи, помни об этом. Покажи ей не то, что ты страдаешь из-за недостатка её любви, а как счастлив тем, что она каждый день рядом, как сильно ты ею дорожишь, ничего не требуя и не прося взамен!

Он молчал. Мне очень хотелось его увидеть, но среди бела дня и проходящих мимо людей мы оба не могли себе этого позволить.

– Я читаю её дневник. Вечная проблема Агнешки – гипертрофированное чувство вины! Она считает себя плохой, скверной, сущим воплощением ада. Называет себя нечистой, ведьмой, проклятой… Не усугубляй эти её заблуждения своими претензиями и обидами. Ты, Марик, и только ты должен доказать ей насколько она хороша! Каким счастливым делает тебя само её присутствие в жизни! Когда она поверит в это, всё изменится. А обиды и упрёки приведут только к тому, что вы расстанетесь. Мы оба понимаем, что это невозможно.

– Ты прав, ойтец, тысячу раз прав. Я – дурак. Мне есть о чём подумать!..

Больше я его не слышал. А розовые лепестки всё летят. Весенние «снежинки» танцуют, кружась под волшебным дуновением тёплого ветра в вальсе любви. Небо дарит нам счастье, но только мы решаем впустить его в себя или нет.