Текст книги "Восхождение. Сага «Исповедь». Книга третья"

Часть 4. Глава 3

После горячих объятий со всеми, мы подошли к машине (Марик в моё отсутствие пользовался автомобилем).

Я ощущал на себе встревоженный взгляд Наташи и усиленно пытался делать вид, что всё хорошо, как и прежде. Но женское сердце не обманешь, она почувствовала: что-то не так, и искала причину перемен.

– Эрик, ты исхудал совсем, в вашем баре больше не кормят?! – неудачно пошутил Марик, Агнешка тут же боднула его взглядом, он всё понял и стушевался. Я не знал, что сказать, и ничего не ответил.

– Ты не заболел, любимый? – Наташина ладонь нежно прикоснулась к моей шее, и мучительная горячая волна током пробежала по телу.

– Можно сказать и так… – на расстоянии, во время наших разговоров по Скайпу скрыть своё состояние было проще.

Всё, на что меня хватало теперь – это короткие ответы и такие же взгляды. Не скрыть очевидного. Но похоже, что кроме Агнешки, никто ни догадался об истинном положении вещей.

– Ты был у врача? Что случилось? – не унималась Наташа.

– Ничего страшного, родная, всё пройдёт, – мне хотелось бы её успокоить, но я не умею врать.

– Агнешка, а что ты думаешь? – пыталась Наташа найти объяснения произошедшим во мне переменам.

Огненная сестра моя оказалось неготовой к вопросу.

– Мне кажется, это вполне объяснимо… переутомление, наверное, да… Эрику нужно как следует отдохнуть. Нельзя жить в таком ритме, мозг может не выдержать!

Я был рад, что она ответила именно так, и мысленно её поблагодарил. Мы подошли к машине.

– Сам поведёшь?

Агнешка опять стукнула локтем Марика, протянувшего мне ключи.

– Ты что, не видишь, на нём и так лица нет, дай человеку расслабиться!

Так и решили. Они сели спереди, мы с Наташей сзади. Удобно устроившись, я положил голову ей на плечо и закрыл глаза. Родной запах окутал меня пеленой блаженства: моё пшеничное поле, мой рай на земле… Я теперь испытывал от этого жгучую боль, пока Агнешка не пролезла в мой мозг и попросту отключила его. Наконец-то я провалился в сон, без видений. Чёрный экран стоял перед глазами. Благословенная тишина, та самая, о которой я так мучительно грезил всё последнее время. Чувства и мысли отсутствовали. Тёмное густое покрывало теплом Агнешкиной любви окутывало моё расслабившееся тело и только запах зрелых пшеничных колосьев лечил израненную душу. Сестра помогла мне забыться, да благословит её Господь!

Всю дорогу я проспал и очнулся уже тогда, когда машина притормозила у дома. Двери распахнулись и выбежала Эрика. Какая же она у нас красавица, с большими бантами, и двумя хвостиками в завитушках, как во времена нашего детства. Девочка так вытянулась и повзрослела!

– Папочка! – она бросилась ко мне на руки, и я поднял её над землёй, горькие и колючие слёзы брызнули из глаз. Я не заслуживаю такой семьи и счастья!

Агнешка снова взяла меня под контроль: эмоции притупились, стало легче дышать. Мы зашли в дом, нас встретили родители Наташи и Даня.

Когда я протянул к сыну руки, он посмотрел на меня внимательно и заплакал, прячась за бабушку, словно от чужого человека. Все засуетились, смутившись его реакции, кроме меня: он – единственный был прав и справедлив по отношению ко мне.

– Эрик, не обращай внимания, ему просто давно спать пора! – Наташа пыталась утешить малыша.

– Надо же, ребёнок отвык! – причитала мама.

Только отец поприветствовал меня без всяких комментариев, по-мужски, просто пожав руку.

– Что же вы в дверях стоите, проходите, Марик, Агнешка…

– Мы, наверное, поедем, все устали с дороги, – Марик совсем сегодня не догонял обстоятельств.

Я схватил Агнешку за руку, как утопающий спасательный круг:

– Нет! Останьтесь, очень прошу! – мои глаза сказали ей гораздо больше.

– Эрик, мне завтра рано вставать, – Марик лишал меня последней надежды.

– Вот и иди спать, а я хочу остаться! – Агнешка еле сдерживала свой гнев, ей и так со мной приходилось непросто. Марик обиженно замолчал, но остался.

Потом был ужин, расспросы о Париже. Помянули Марго. Я показал Наташе кольцо, которое мне осталось на память. Она посмотрела его, а потом перевернула ладонь. Увидев шрам, уже давно заживший, но оставшийся на пол-ладони, она вздрогнула. Потом бросила взгляд на Агнешку и снова на меня.

– Нам надо поговорить…

Они вышли из-за стола, и я проводил их тревожным взглядом. Марик только теперь начал понимать: что-то не так, и заёрзал на стуле.

Мне оставалось только ждать, что же будет дальше.

– Как мы перепугались, когда увидели этот взрыв! Хорошо, что Наташенька уже знала, что с тобой всё хорошо, Эрик, иначе бы бедная девочка с ума сошла! И это произошло именно на вашей станции?

– Да, я был неподалёку, даже получил сотрясение.

– Поэтому ты так плохо выглядишь, сынок? Нужно пройти обследование, ты исхудал совсем, – все мамы мира одинаковы в своей заботе о детях. Моя тёща особенно старалась, видимо, всё ещё ощущая неловкость от того, что они переехали в этот дом.

– Не переживайте, мама, я проходил обследование. Покойная Маргарет, Царствие ей Небесное, позаботилась об этом.

– Как же вам повезло с хозяйкой дома, Царство ей Небесное! – мама перекрестилась. – Наташенька рассказывала, какой прекрасный подарок она для вас сделала!

В этот момент вышли из кухни женщины. Видно было, что Наташа только что плакала, но старалась не показывать виду. У неё был совершенно потерянный взгляд, чего я так боялся, поэтому просил Агнешку ничего не рассказывать до моего приезда. Кто знал, что всё вот так получится, и я приеду совсем другим. В начале было куда легче всё объяснить, чем теперь. Агнешка погладила Наташу по плечам дружеским жестом и помогла ей сесть рядом со мной.

Несколько минут между нами длилось молчание. Говорили все наперебой, но Наташа и я, словно воды в рот набрали. Её нервные пальцы теребили бахрому на скатерти под столом. Мне нужно было прикоснуться к ней, успокоить, но я не мог взять себя в руки и заставить себя это сделать, пока не вмешалась Агнешка и не помогла. Тогда моя ладонь легла на Наташину руку.

– Почему ты мне ничего не сказал?

– Мне нужно было время, чтобы справиться с этим.

– Какие у тебя ледяные руки!

Мы говорили это очень тихо, так что никто не слышал, кроме нас, ну и конечно, моей сестры по крови, которой вообще было всё видно, можно сказать, изнутри.

Вечер пролетел быстро, друзья уехали, родители ушли в свою спальню, наша бывшая комната теперь служила им. Дети спали в детской, нам оставался проходной зал. Разложив диван и постелив бельё, я ждал, пока Наташа выйдет из ванной, понимая только одно, что не имею морального права прикасаться к ней до тех пор, пока не справлюсь со всей грязью в моей голове. Но как объяснить это любящей женщине и не обидеть?

Она вышла в красивой ночной рубашке, без косметики, с мокрыми волосами. Такая родная, уютная и… чистая. Я любовался ею до тех пор, пока не проснулась геенна огненная. Как только я услышал проклятые голоса, понуждающие меня сорвать с неё одежду, я встал и, ничего не объясняя, пошел мыться, и проторчал в душе битый час, пытаясь содрать с себя мочалкой кожу. Тело легко отмыть, гораздо труднее очистить свой разум и душу. В надежде, что жена уже спит, я тихонечко лёг рядом, но не тут-то было…

Часть 4. Глава 4

Наташа лежала на спине и смотрела на потолок, так что мне виден был только профиль и слеза, стекавшая по щеке. Дрожащими пальцами я стёр её с лица. Как назло, ни одного утешительного слова не приходило в голову, мой дар ушёл вместе с гармонией. Теперь я был пуст и наполнялся исключительно дрянью, от которой не мог никак избавиться, словно ведро с помоями, другого сравнения не нахожу.

Сделав над собой усилие (я хорошо это видел), Наташа повернулась ко мне. В полумраке её лицо казалось лунным бликом в светлых серо-голубых тонах.

– Ты ещё любишь меня, Эрик?

– Что значит «ещё»? Я всегда буду любить только тебя одну.

– Агнешка показала мне всё, что между вами было. И в Париже, тоже…

Пауза затянулась под нервные удары моего сердца.

– Ты так изменился!

– Да, – я не знал, что ещё ответить.

Её трепещущие пальцы пробежали по моему лицу, вызвав во мне боль и радость одновременно.

– Что бы ни случилось, помни, что я люблю тебя! – она попыталась прижаться ко мне, а меня как кипятком окатило.

– Наташенька, не надо, прошу! – я чуть не взвыл раненым зверем.

– Что с тобой?! – она инстинктивно отодвинулась и посмотрела мне в глаза.

– Я не могу сейчас… Не имею права.

– Ты можешь объяснить, что происходит?! Агнешка сказала, тебе сейчас плохо и тяжело, ты взял на себя часть её проклятья. Но я ничего не понимаю, при чём здесь наша любовь? Я ждала тебя и хочу помочь! Но ты отталкиваешь меня всякий раз, как только я проявляю нежность, – слёзы вновь навернулись на глаза её.

– Я не могу тебя испачкать.

– Чем, Эрик? Ты чист! Ты только что мылся битый час. Что изменилось между нами?

Резко поднявшись, я сел, всё вскипело внутри и хотелось причинить ей боль, растоптать, унизить.

– Я не дотронусь до тебя с такими желаниями!

– Какими, Боже мой?

– Иметь всё, что движется, не ради любви, а ради похоти, звериной страсти переполняющей душу. Изодрать на тебе рубашку и изнасиловать в самой грубой форме. Ты это хочешь?! – я был полон гнева, меня всего колотило, будто оборотня перед изменением.

В её глазах отразился ужас.

– Вот, – я сглотнул ядовитую слюну, – того, кого ты любила, больше не существует.

– Не говори так, прошу тебя, умоляю! – она бросилась мне на грудь и, крепко обняв, зарыдала.

Я был жесток к той, кого любил больше всего на свете. Опять мучительно захотелось умереть, удавить себя собственными руками. В окно смотрела бледная Луна, безразлично, как немой участник преступления. Наташины слёзы капали мне на плечо и казались святой водой, шипящей на раскалённой сковороде. Обнял её, испытывая муки совести.

– Прости меня! Ради Бога, прости! Мне никто не нужен, кроме тебя. Дай мне только время, я справлюсь, вот увидишь, не может быть иначе!

– Чем я могу тебе помочь, Эрик, скажи, я всё сделаю для тебя!

– Не знаю пока, наберись терпения, мне нужно переболеть, я уже испробовал, что только мог. Пойду завтра к отцу Филиппу, может он подскажет…

– Только не отталкивай меня, прошу! Позволь быть рядом с тобой, что бы ни случилось! Я всё пойму и прощу.

Я поцеловал её в лоб, обхватив лицо ладонями, вытер губами слёзы, солёные на вкус, как морская вода.

– Мне иногда невыносимо тяжело справляться с собой. Я не хочу тебя обидеть, но…

– Только так и можно победить, если бы мы были рядом, ничего бы этого не случилось. Ты долго был один, возможно просто нужна разрядка. Позволь мне помочь!

– Я бы всё равно поступил так же, как только бы понял, какие силы управляют мной. Нельзя очиститься, потакая порокам. Прости, но я ни о чём не жалею.

– Знаю. Ты бы умер за неё и тогда, и сейчас.

– Из-за меня Эделину прокляли и сожгли живьём на костре.

– Как ты сказал? Эделина? – глаза Наташи, чистые как лесные озера, отразились в моей душе. – Красивое имя, необычное. В какой стране, когда это было?

– Трудно сказать. Да, это и неважно.

– Вы расстались на много веков, чтобы встретиться вновь, – она представляла это, как романтическую историю, разрисовывая её воображением в яркие цвета. – Интересно, а когда мы с тобой встретились?

– Во второй средней школе, класс «Б».

– Я имею в виду не сейчас, – Наташа улыбнулась. – Как думаешь, Эрик, у нас тоже была с тобою когда-то история?

– Не знаю, родная… – я прижал её голову к себе и глубоко вздохнул.

Мне внезапно стало легче от того, что мы откровенно поговорили, и Наташины руки обвили меня с любовью, без отвращения и обиды, будто Ангел коснулся меня своим чистым крылом. Я закрыл глаза и благодарил Бога за неё.

«Кем бы я был без твоей любви?!»

Часть 4. Глава 5

С отцом Филиппом мы встретились перед утренней мессой. Первым делом я исповедовался. Это было трудно, но необходимо. Отпустив мне грехи, он долго молчал, поглаживая коротко подстриженную бородку (проделки матушки, как он говорит, улыбаясь). В его глазах растерянность и глубокое сочувствие.

– А может всё-таки в монастырь, какое-то время уйдёшь от мира, оно и уляжется?..

– Прошу тебя, отец, проведи надо мной отчитку. Если во мне что-то сидит, оно проявит себя, если нет, то нет. У меня нет сейчас возможности уединиться, да и кто гарантирует, что по возвращении моём всё дурное снова не проснётся? Наташа и так слишком долго ждала…

– Эрик, а если я не справлюсь один, вспомни Ирэн, мы втроём еле укротили бесовское отродье!

– Она уже была буйная, и не думала сдаваться, я же держу контроль и пока справляюсь, иду на это добровольно. На всякий случай, ты меня привяжешь.

– Если оно проявится, а я не смогу избавить тебя, не хватит сил или умения, ты можешь пострадать, Эрик, всё что угодно может случиться, вплоть до кровоизлияния в мозг, я читал о подобном!

– Лучше так, чем жить со всем этим.

– Ну да ладно, будь по-твоему, только как и где?

– Привяжи меня здесь к стулу.

– Боже упаси, раскачаешь, свалишься и расшибёшься ещё, чего доброго. Надо что-то прочнее и лучше лёжа. Погоди, матушка с детьми поехала в деревню. Пойдём к нам после службы.

Других вариантов не было, у нас дом полон людей. Отец живёт неподалёку от церкви, буквально в трёх шагах. Мы зашли в спальню: железная двуспальная кровать, то, что надо.

– Семейное ложе не оскверню? – я посмотрел на отца Филиппа со стыдом.

– Если осквернишь, вместе освящать будем.

– Ищи верёвки, отец, да попрочнее!..

Пока его не было, я убрал постельное бельё, оставив один матрац. Перекрестился у иконы Казанской Богоматери с младенцем Иисусом.

Всё здесь благоухало чистотой и умиротворённостью. В окно через светлый кружевной тюль заглядывало солнце, покой и тишина окружали всё какой-то искрящейся благодатью. Даже цветы на подоконниках говорили о том, как им здесь хорошо и уютно. И вдруг прихожу я, со своими проблемами, как чёрт в рай, даже совестно стало. Вернулся Филипп с бельевыми верёвками и каким-то тёплым одеялом. Я снял носки, обнажив стопы, мы оба посмотрели друг на друга в какой-то нерешительности.

– Ты уверен в том, что просишь? – ещё раз спросил он.

– Пусть вся ответственность будет на мне, даже если что-то пойдёт не так, не переживай, я сам так решил.

– Помолимся!

Читая молитвы и псалмы вместе с ним, я лёг буквой «Х», руки и ноги надёжно привязали. Я был готов к самому страшному, в голове стоял сплошной ор, как в аду. Отец окропил меня святой водой с головы до пят и дошёл до основной части молитвы:

– Боже вечный, избавляющий человеческий род от плена дьявола!

Освободи твоего раба Эрика

От всякого действия нечистых духов,

Повели злым и нечистым духам и демонам

Отступить от души и тела раба твоего,

Не находиться и не скрываться в нём.

Да удалятся они от создания рук Твоих

Во имя твоё святое и единородного Твоего Сына

И животворящего Твоего Духа.

Чтобы раб твой, очистившись от всякого демонского действия,

Пожил честно, правдиво и благочестиво,

Удостаиваясь Пречистых тайн

Единородного Сына Твоего и Бога нашего,

С которым благословен и православен

Ты вместе с Пресвятым Всеблагим

Животворящим Твоим Духом

Ныне и всегда, во веки веков.

Аминь.

Я закрыл глаза в ожидании борения, но ничего не случилось. Елей тоже не вызвал сопротивления. Отец прочёл, всё что только можно, я вторил его молитвам, без всякого сопротивления. Ничего. Только руки и ноги затекли. Развязав верёвки, отец накинул мне на плечи одеяло.

– Согрейся, замёрз совсем.

– Это ничего, пройдёт.

– Пойдём, чаю горячего налью, с мёдом. Я размял кисти рук, надел носки на заледеневшие ноги. Чайник запыхтел, и запахло свежезаваренными травами. Сделав всего несколько глотков, я еле успел добежать до туалета, как начало меня полоскать с удвоенной силой, хуже чем в самолёте.

Когда вышел, еле волоча ноги, Филипп меня ободрил:

– Это хорошо, мой друг, выходит из тебя нечистое, сила молитвы двух священников велика! Нету в тебе никого, но кровь ты себе попортил, тут уж некого винить. Ты справишься, Эрик, я верю: всё будет хорошо. Бог допускает такие испытания только тем, в ком Он уверен. Помни это, и будь стоек и мужественен. После тяжёлых испытаний приходят большие дары. Попей ещё святой воды, пусть омоет от скверны.

Его добрые отцовские руки придали мне сил, а сострадание согрело душу: мелодия Милосердия вновь зазвучала в сердце.

– Тебе нужно отдохнуть. Ложись, поспи, а то своим видом домашних напугаешь. Матушка вернётся только к вечеру, а мне делами заняться пора. Помолюсь за тебя, раб Божий! Ключ, когда будешь уходить, брось в почтовый ящик.

Я был так признателен ему за всё, но даже говорить было трудно. Сил совсем не осталось, зато ясность ума на время одержала победу. Спал крепко, всё время сильно потел, так что одеяло, в которое я укутался, стало мокрым. Проспал часа четыре, прежде чем вернулся Филипп и не один, с Наташей.

– Как ты?

– Спасибо, отец, гораздо лучше, только одеяло Вам испортил, мокрое всё.

– Не беда, главное, что тебе полегчало. Наташа вот беспокоилась, помолились за твоё здоровье. Вон, погляди, и щёки порозовели, жить будет, слава Богу за всё!

Мы вместе навели порядок, собрали постель и, поблагодарив хозяина дома, ушли. На улице тепло, лето подходит к концу, но ещё радует погожими деньками. Жизнь продолжается: земной шар по-прежнему вершит своё плавное движение, времена года сменяют друг друга, день и ночь играют в догонялки, а моё сердце продолжает стучать, перекачивая кровь, в которой появилась чуждая мне энергия, но со временем, и я это точно теперь знаю, она растворится и перестанет беспокоить меня. Нужно только набраться терпения и верить, что Бог не оставляет нас никогда.

Часть 4. Глава 6

Когда мы зашли в дом, Даня, увидев меня, улыбнулся.

– Папа! – смешно затопав, бросился на встречу.

Я впервые услышал это слово из его уст и от радости потерял дар речи. Подхватив сына на руки, прижал его к сердцу и долго целовал, пока он не начал от меня отпихиваться, требуя свободы. Чрезмерную ласку Даниил никогда не одобрял.

– Очень независимый молодой человек! – улыбнулась Наташа.

– Он слишком долго ждал освобождения, и в этот раз не захочет быть ничем ограничен! У него ещё большое домашнее задание…

– О чём это вы? – бабушка вышла из кухни, вытирая руки полотенцем, я тут же уловил неповторимый запах домашней пищи и сглотнул набежавшую слюну.

– Мы о том, что Даня для нас особенный, мама! – ответила Наташа.

– Это да! Тут не поспоришь. Дочка, не поможешь мне?

Они ушли и мы остались с Даниилом тет-а-тет. Дедушка с Эрикой в саду наводили порядок, их было видно через окно.

«Хорошо, есть хоть небольшой участок земли возле дома, чтобы дети могли поиграть да и пенсионерам нашим в удовольствие поухаживать за деревьями и кустами.»

Мой маленький ангел, говорил со мной пока только на своём тилимилитрямском*, не считая нескольких слов, которые уже можно разобрать по-русски. С усердием настоящего строителя, он собирал деревянные кубики на ковре.

– Даня, – тихонько позвал я, реакции не последовало. Не меняя голоса, я так же спокойно произнёс другое имя, – Йозеф!

Он тут же обернулся и в детском взгляде проявилось нечто более значимое. Значит, память ещё жива в нём.

– Иди ко мне, мой хороший! – я протянул к нему руки.

Кроха, похожий на неуклюжего медвежонка, подошёл, предложив мне кубик на раскрытой ладошке.

– Спасибо! – я принял щедрый дар. – Так счастлив, что ты с нами! – мой шёпот увлёк его, и сынишка залез ко мне на колени. – Не знаю, вспомнишь ли ты потом, кем был для меня, но я этого никогда не забуду, – глаза ребёнка стали ещё более внимательными, и проникновенный взгляд тронул моё сердце.

Мамин запах передался и ему, только с примесью, напоминающей корицу. Обоняние у меня обострилось в эти дни до невозможного. «Видимо, для того, чтобы ни один феромон не проскочил мимо незамеченным», – я тяжело вздохнул от этих мыслей, а он своей маленькой ручкой обнял меня за шею, словно утешая, и замер. Наши души прибывали в полной гармонии, и сердца, маленькое и большое, стучали в унисон, я даже прикрыл глаза от благословенного покоя, пришедшего так неожиданно.

Прижимал его к груди, пока не заметил, что сынишка задремал. Его мирное дыхание возле моего уха стало ровным и тихим. Переложив его аккуратно на правую руку, я любовался безмятежным детским личиком: на редкие волосики, больше похожие на длинный пушок, тоненькие и тёмные, не такие, как у сестрёнки; длинные, влажные реснички, слегка подрагивающие во сне; на тонкие бровки, так чётко очерченные, будто нарисованные серым карандашом (сейчас они совершенно расслаблены и придают выражению лица его вид блаженства), розовые пухлые щёчки и алые губки с тёмной точкой родинки, такой малюсенькой, но яркой на матово-светлой коже. «Не ребёнок, а произведение искусства, – подумал я, – хоть сейчас с него херувимов рисуй!»

Вспомнилось, как мама мечтала об этом: «Вот я и стал отцом, родная, держу на руках своего сына, плоть от плоти моей, кровь от крови…»

В комнату вошла Наташа и, увидев, что Даня заснул, решила подготовить для него кроватку. Я тихонечко отнёс наше сокровище и, положив на бочок, укрыл одеяльцем. Он сначала немного возмутился, что его оставляют, но сон победил.

Наташа провела рукой по моей спине, и ток пробежал от этого прикосновения.

– Я жду тебя, – прошептала она.

– Сейчас… – еле слышно ответил я.

«Благослови, Господи, Даниила, даруй ему мирный сон, пусть ничто его не потревожит, да возрастает и укрепляется в любви Твоей, у Бога и человеков! Направи его на пути Твои, и душу чистую сбереги!» – крестным знамением закрепил молитву, и, как можно бесшумнее, покинул комнату.

– Как ты себя чувствуешь? – она ждала, когда я выйду.

– Жить буду, солнышко, не переживай.

– Отец Филипп рассказал мне, что вы сделали, тебе стало легче?

– В какой-то степени, да. Но не всё так просто.

– Пожалуйста, постарайся поесть, хотя бы немного, тебе нужны силы, – она вздохнула, нежно погладив меня по небритой щеке. – Батюшка сказал, никаких больше постов и ограничений.

– Ну, если так сказал отец Филипп, я вынужден повиноваться, – я чувствовал, что жена хитрит, но ведь она желает мне только блага.

Вернулся с улицы Наташин отец и Эрика-кудряшка, её карамельные, как после бигудей, завитушки разбросаны по плечам. Как же я люблю эту солнечную девочку, в корне изменившую своим появлением на свет всю мою тихую и упорядоченную жизнь! Она вытянулась и стала совсем похожей на куколку. Маленькая копия моей любимой женщины растёт и хорошеет день ото дня, благословен Господь!

Все сели за стол в тесном семейном кругу. Тарелка с красным борщом вызвала во мне неожиданно острый приступ голода.

– Сынок, такое чувство, что ты полгода не ел в этой своей Франции!

– Наверное, так и есть, – шутливо поддержал я тёщины предположения, расхваливая великолепное блюдо.

Мне стало намного легче, о да, я начал возвращаться к жизни, кризис миновал. В такой атмосфере любви и добра, всё плохое отошло на задний план, и не хотелось оборачиваться. Не успел я насытиться, раздался телефонный звонок. Я поспешил снять трубку, пока не разбудили Даню.

Голос Агнешки звучал взволнованно.

– Эрик, срочно нужна твоя помощь, можешь приехать в больницу?

– Уже выезжаю…

* сказочный язык из серии мультфильмов «Трям! Здравствуйте!»