Текст книги "Психика и психические процессы. Система понятий общей психологии"

Глава 8
Сознание человека в рамках теории отражения. Соотношение понятий сознания и психики. Сознание как высшая расчлененная и системно-упорядоченная форма отражения

В психологии имеются два самых общих категориальных понятия. Это понятия психики и сознания. В истории европейской мысли эти два понятия долгое время выступали как тождественные, синонимичные. Их разграничение проходило с большим трудом. «…Потребовались века, – писал А. Н. Леонтьев, – чтобы освободиться от отождествления психического и сознательного. Удивительно то многообразие путей, которые вели к их различению в философии, психологии, физиологии: достаточно назвать имена Лейбница, Фехнера, Фрейда, Сеченова и Павлова». Далее А. Н. Леонтьев писал, что «решающий шаг состоял в утверждении идеи о разных уровнях психического отражения». Этот шаг был сделан в отечественной психологии. В ней сложилось общепринятое понимание сознания как высшего специфически человеческого уровня психического отражения действительности, который имеет общественно-историческое происхождение, неразрывно связан с коллективной трудовой деятельностью, языком и речевым общением. Большая заслуга в выработке такого понятия о сознании принадлежит А. Н. Леонтьеву.

Но конкретизации сущности сознания как системы наиболее общих характеристик психики человека пока не достигнуто. Такая конкретизация сводится, как правило, к перечислению нескольких положений (эмпирических характеристик сознания), мало или даже совсем не связанных между собой. У разных авторов набор этих положений может различаться весьма значительно.

Если попытаться суммировать наиболее часто выделяемые особенности или признаки сознания, то они могут быть сведены примерно к следующему:

• Субъективное выделение себя из окружающей действительности, познавательное отделение «Я» от «не Я».

• Совокупность чувственных и умственных образов, непосредственно предстающих перед субъектом в его внутреннем опыте, «данность» объекта субъекту.

• Способность к предвидению и планированию.

• Наличие некоторых устойчивых внутренних структур, организующих определенным образом поток сенсорно-перцептивной информации от органов чувств.

• Способность к абстрактному отвлеченному (вербальному мышлению).

• Знание, которое может быть передано другим.

Недостаток этого перечня не в том, что данные положения не верны, а в том, что они не образуют внутренне связанную систему и что остается нераскрытой их связь с общественной сущностью сознания. В самом деле, почему и как коллективная деятельность и речевое общение должны были привести к тому, что объекты «даны» субъекту в качестве субъективных образов? Есть ли какая-либо связь между этой характеристикой сознания и наличием структур или схем сознания? Число подобных вопросов можно значительно увеличить.

Сложившееся положение вещей выдвигает задачу поиска какого-то системообразующего фактора, который мог бы как внутренне объединить всю совокупность проявлений и признаков сознания, так и сделать достаточно ясной их связь с его общественным происхождением, языком и речевым общением.

Если сознание есть высший уровень развития психики, то его характеристики должны непротиворечиво вписываться в ее единую целостную функциональную систему и быть естественным следствием ее развития в условиях коллективной трудовой деятельности. Такой подход к проблеме приводит к выводу, что ведущим фактором становления и развития сознания может выступить развитие коммуникативной подсистемы психики, которая есть и у животных, но роль которой неизмеримо возрастает в человеческом обществе в связи с задачами коллективной деятельности.

В коллективном труде, как справедливо отмечал Ф. Энгельс, у людей должна была возникнуть потребность что-то сказать другу. В условиях совместной распределенной трудовой деятельности у людей возникает непреложная необходимость постоянного и очень детального обмена результатами своей психической деятельности – о том, что они видят и слышат, какую информацию о виденном и слышанном хотят получить от других и т. д. С теоретической точки зрения такая необходимость должна была породить специфическое средство обмена информацией – знаково-речевую сигнализацию, вторую сигнальную систему по И. П. Павлову. Именно слово сделало нас людьми, говорил Павлов. При прочих равных условиях те сообщества людей, у которых была более развита знаково-речевая сигнализация и которые поэтому лучше понимали друг друга, должны были получать серьезные преимущества в выживании и развитии.

Сегодня, при существующем уровне знаний построить теорию сознания и его развития в антропогенезе, в историческом развитии человечества и в онтогенезе современного ребенка не представляется возможным. Могут быть намечены только некоторые ее контуры, даны некоторые ее фрагменты. Такие фрагменты будут представлены ниже.

Безусловным достижением психологии последнего столетия явилось разграничение понятий психики (mind) и сознания (consciousness), что нашло выражение в общепринятом разделении психических процессов и состояний на сознательные и бессознательные, на осознаваемые и неосознаваемые. Эта дихотомия построена на ясном различении и противопоставлении эмпирических признаков сознательного и бессознательного (или неосознаваемого) психического, что, как кажется, никем не оспаривается. Раскрытие этой дихотомии можно начать с определения понятия бессознательного (или неосознаваемого), которому противопоставляется понятие сознательного. Бессознательные – это такие психические процессы и явления, которые, хотя и влияют на поведение человека, что видно постороннему наблюдателю, самому человеку неизвестны. Он ничего не может сообщить о них другим людям, они ему неподотчетны. А эмпирические признаки сознания состоят в том, что человек имеет знание не только о внешнем мире, о своем поведении и внешности, но и о своих внутренних психических процессах и состояниях, они ему подотчетны. Сколь бы ни критиковали понятие интроспекции, невозможно не признать, что человек знает о том, что и как он видит и слышит, голоден он или сыт, радуется или печалится, охвачен гневом или муками совести и т. д. и т. п. Он может сообщить об этих состояниях другим людям, описав их словами, часто с большей точностью и со многими деталями.

Такое понимание сознательных психических процессов соответствует классическому декартовско-локковскому определению, приведенному в книге М. Г. Ярошевского: «Сознание есть восприятие того, что происходит у человека в его собственном уме», а если шире – оно есть восприятие человеком того, что происходит в его собственной психике. Это определение следует признать правильным в том смысле, что оно соответствует эмпирическим фактам.

Согласно В. М. Бехтереву, человек может отдавать себе отчет о своих психических процессах, «может анализировать происходящие в нем самом психические процессы». Если же человек не отдает себе отчета о своих психических процессах, то они квалифицируются как бессознательные. А. Н. Леонтьев пишет об этом так: «С другой стороны, хорошо известные и легко воспроизводимые в лабораторных условиях факты говорят о том, что человек способен осуществлять сложные приспособительные процессы, управляемые предметами обстановки, вовсе не отдавая себе отчета в наличии их образа; он обходит препятствия и даже манипулирует вещами, как бы “не видя” их». Классическим примером проявления бессознательных психических процессов является поведение пациентов с расщепленными полушариями мозга. Они не могут дать словесного отчета о сигналах, воспринимаемых их правым полушарием и вызывающих адекватные поведенческие реакции, из-за отсутствия передачи соответствующих впечатлений к их левому «речевому» полушарию. Таким образом складывающиеся в правом полушарии психические процессы явно не осознаются субъектом и поэтому для него самого просто не существуют.

Описаны факты (А. Л. Гершуни), когда у человека на действие слабых раздражителей, ощущения со стороны которых, по данным словесного отчета, отсутствовали, можно было выработать отчетливые условные рефлексы.

Безусловным доказательством существования неосознаваемого психического являются многочисленные эксперименты с так называемым праймингом. Их суть в том, что кратковременные словесные раздражители, оставаясь за порогом сознания, закономерно влияют на эффективность когнитивных операций, производимых со следующими за ними словами.

Выразительным свидетельством неосознаваемого психического являются факты «слепозрения», характеризующие пространственное поведение пациентов с обширными повреждениями зрительной коры. Такие пациенты, утверждая, что они ничего не видят, могут, тем не менее, обходить препятствия и даже указать рукой на какой-либо называемый им предмет. Подобные факты наблюдаются и у больных с «истерической слепотой». Уверяя, что они ничего не видят, такие больные, однако, с успехом двигаются по комнате, не натыкаются на находящиеся в ней предметы.

Многие сведения о неосознаваемых психических процессах и явлениях содержатся в работах Э. А. Костандова и в недавно вышедшей книге Л. Млодинова, где рассматриваются факты повседневной жизни человека, говорящие о большом месте, которое занимают в ней неосознаваемые психические процессы и содержания психики, названные автором «бессознательным умом».

Если психические процессы и явления делятся на два класса – сознательных и бессознательных, – то общим для них должно быть родовое понятие психики. Это значит, что и те и другие являются отражением объективной действительности и на этой основе регулируют акты поведения и деятельности. Но у сознаваемых психических процессов есть дополнительный видовой признак – их «данность» самому субъекту поведения и деятельности. В этом смысле в контексте теории отражения о сознании можно говорить как об «отражении отражения». Такая формулировка была предложена в свое время В. И. Кремянским.

Если посмотреть, какие определения даются в психологических учебниках, словарях и энциклопедиях понятиям психики, сознания и бессознательного, как рассматриваются эти понятия в своем конкретном содержании, то мы не увидим ничего, даже сколько-нибудь близко приближающегося к ясной логической родо-видовой схеме.

Такое положение вещей неизбежно, пока неопределенным, смутным и расплывчатым остается само исходное понятие психики. Если это понятие не определено, то под психикой можно подразумевать самое разное содержание. Так, в частности, многие авторы называют в качестве первого и решающего признака психики ее «субъективную данность», не отдавая отчета, что, судя по многим уже имеющимся фактам, это лишь видовой признак только сознательных психических процессов. Он не характеризует ни психику вообще, ни бессознательное (неосознаваемое) психическое. Ведь отличительная особенность бессознательных (неосознаваемых) психических процессов состоит именно в том, что они «не даны» самому субъекту, т. е. не являются «субъективно данными» в собственном смысле слова. Они существуют в субъекте, они регулируют его поведение на основе отражения свойств воздействующей на субъект стимуляции, но самому субъекту они остаются неизвестными. Но если это так, если бессознательные (неосознаваемые) психические процессы могут обеспечить многие адекватные среде акты поведения, то зачем нужно, чтобы субъект в дополнение к этому еще имел знание о собственной психике? Это ключевой вопрос всей проблемы сознания. Один из возможных подходов к ответу на данный вопрос связан с теоретическим анализом задач коммуникативной подсистемы психики.

Коммуникативная подсистема – неотъемлемая, а часто важнейшая и ведущая подсистема в целостной функциональной системе психики человека. Дело в том, что имеется очень важный класс сведений, которые обязательно должны быть представлены в психике каждого человека, чтобы его поведение и деятельность были успешными. Это сведения о том, как отражена действительность в психике других людей: что они ощущают и воспринимают в данный момент, что они знают и понимают, о чем думают, что и как предвидят, что чувствуют и помнят, каковы их потребности и т. п. Без учета сведений о содержании психики других людей (теоретически – всех, но в конкретных актах поведения и деятельности, конечно, только некоторых, в зависимости от обстоятельств) никакое адекватное внешним условиям поведение и никакая успешная деятельность просто невозможны.

Вместе с тем каждый человек, если он хочет, чтобы поведение и деятельность других людей были как-то согласованы с его собственным видением мира, собственными чувствами и потребностями, должен передавать им данные содержания своей психики.

Так теоретически выводится необходимость существования той подсистемы психики человека, которую можно назвать коммуникативной или подсистемой общения и которая включает все вербально-речевые процессы и процессы невербальной коммуникации.

По всем имеющимся данным, невербальные коммуникативные сигналы у человека (жесты, мимика, интонации голоса, выделяемые пахучие вещества), как правило, непроизвольны. Таковы они и у всех животных. Их отражение в психике и влияние на психику и поведение человеком большей частью не осознается. Иное дело знаково-речевая коммуникация. Теоретический анализ приводит к выводу, что для того, чтобы в вербальной форме сообщать другим людям о богатейшем содержании своей психики (образах, мыслях, чувствах, потребностях, волевых усилиях, состояниях и т. д.), это содержание само должно стать объектом познания. Поэтому сознание в смысле знания о своей психике необходимо, чтобы поведение человека было адекватным обстоятельствам его социального окружения, а деятельность успешной.

Понимание природы коммуникативных процессов и той их части, которая у человека предполагает использование знаков языка, неразрывно связано с общей функцией психики быть отражением действительности и регулятором поведения и деятельности. Эти процессы необходимы, так как для успешного поведения и деятельности людям необходимо не только иметь собственную психику, но и знать о содержании психики друг друга.

Для взаимного обмена содержаниями своей психики эти содержания связываются с разными определенными знаками, каковыми являются слова языка. Подавая определенный знак языка, человек сообщает другим о том своем психологическом содержании, которое с ним связано, а воспринимая такой знак, получает сведения о соответствующем психологическом состоянии пославшего его человека.

Но для использования средств словесно-знаковой коммуникации человеку необходимо иметь доступ к собственной психике, ее самое сделать предметом познания. Это и есть сознание как знание о собственной психике. Однако получение такого знания не может быть прямым и непосредственным. Оно должно требовать участия каких-то специфических психических процессов. На этот счет в истории философской мысли и в современной науке уже сложились некоторые определенные представления.

Серьезное заблуждение, которое нередко имеет место при обсуждении феноменов сознания, связано с двусмысленностью понятия «непосредственность» применительно к фактам сознания. Человек знает «непосредственно» о своей психике в том смысле, что это знание не является продуктом каких-либо умозаключений на основе косвенных признаков (о психике других людей мы знаем опосредованно на основе их поведенческих и речевых реакций). Но знание о собственной психике не является «непосредственным» в том смысле, что не опосредуется вообще никакими дополнительными к самой психике процессами и механизмами.

В истории философской и теоретической психологической мысли в качестве опосредствующих процессов сознания, приводящих к знанию о собственной психике, назывались рефлексия; внутренний опыт, в отличие от чувственного опыта; апперация, в отличие от перцепции; интенционная направленность субъекта на определенное предметное содержание. Наиболее прочно за этими процессами закрепилось понятие рефлексии.

По мере развития экспериментальной и клинической психологии сознание стало связываться с процессами вербализации внешних объектов и собственных внутренних состояний. В этом контексте бессознательные психические процессы рассматриваются как процессы невербализуемые, а сознательные – вербализуемые, находящие отражение в словесных отчетах субъекта (Дж. Уотсон, З. Фрейд, В. М. Бехтерев, А. Р. Лурия, Л. С. Выготский, С. Л. Рубинштейн, Б. М. Теплов, Э. А. Костанадов и др.). Как уже говорилось, пациенты с расщепленным мозгом не могут дать словесного отчета о сигналах, воспринимаемых их правым полушарием и вызывающих адекватные поведенческие реакции, из-за отсутствия передачи соответствующих впечатлений к их левому «речевому» полушарию. Однако ясно, что если какое-либо психическое содержание вербализируется, то оно обязательно должно быть отрефлексировано.

Понятие рефлексии является понятием философским и психологическим. Но в связи с развитием и успехами в изучении физиологии мозга и нервной системы стали предприниматься попытки «материализовать» это понятие, придать ему определенный физиологический смысл. Так, еще в XIX в. немецкий врач Г. Кцольбе, интересовавшийся философскими вопросами, полагал, что в нервной системе человека возникает обратное движение нервного тока к участкам мозга, возбужденным прямыми сенсорными воздействиями, и именно оно составляет механизм сознания. Кцольбе считал, что прямое движение нервного тока, вызванное воздействием объектов на органы чувств, представляет собой своего рода отображение внешнего мира. А когда в те же самые пункты нервной системы повторно приходит нервный ток из высших мозговых центров, то происходит соединение внешнего и нашего внутреннего и рождается то общее свойство или качество всех видов духовной деятельности, которое называют сознанием.

В наши дни к идее «повторного прихода» возбуждений к мозговым проекциям, возбужденным прямыми сенсорными сигналами со стороны других высших нервных центров в контексте возникновения у человека сознательных «субъективных» переживаний обращаются Ф. Крик, Дж. Эдельмен, А. М. Иваницкий, Д. И. Дубровский.

Проведенный анализ показывает, что необходимость сознания как знания людей о своей собственной психике может быть теоретически выведена из анализа задач работы словесно-знаковой подсистемы целостной функциональной системы психического отражения и регуляции на этой основе поведения и деятельности. Сознание необходимо, чтобы люди могли сообщать друг другу о содержании своей психики, а для этого она сама должна стать предметом познания. Такое познание осуществляется системой процессов, которые в философии и психологии получили название рефлексии, а со стороны физиологии мозга выступают как центральные процессы повторного прихода возбуждений к участкам коры мозга, первоначально возбужденным прямыми сенсорными афферентациями.

Однако процессы рефлексии и повторного прихода возбуждений не просто дублируют вызвавшие их сенсорно-перцептивные впечатления. Они глубочайшим образом изменяют их содержание и структуру. Анализ природы и задач словесно-знаковой коммуникации в человеческом обществе приводит к выводу, что она предполагает и требует высокоразвитого расчлененно-аналитического отражения как объективной действительности, так и своей собственной психики. Это ведет к становлению в психике человека целостной системы свойств, которые, как и его способность сделать свою психику предметом познания, традиционно обозначаются термином «сознание». Рассмотрим эту стороны дела.

Наша психика всегда целостна. Наше отражение предметного мира, других людей и самих себя всегда целостно и бесконечно многообразно. Мы живем в мире бесконечного количества самых разных ситуаций и переживаний. Таких целостных конкретных ситуаций и переживаний миллионы и миллиарды. Как же передать их содержание другим людям? Ведь невозможно же для каждой из этих неповторимых ситуаций и для каждого неповторимого переживания использовать свой собственный, отличный от всех других знак.

Но есть вполне понятный способ справиться с этой задачей. С разными знаками можно связать не целостные ситуации, но разные входящие в них элементы (предметы, их свойства, отношения, эмоции, потребности, личные свойства людей, характеристики движений и т. д. и т. п.), которые являются общими для множества ситуаций.

А комбинируя различным образом такой относительно немногочисленный набор знаков, можно передать и получить с достаточно высокой точностью практически неограниченное количество сведений о мире, об его отражении в психике, о богатейшем содержании своей психики и психики других людей. Означивание отдельных элементов отражательной психической деятельности – это единственно возможный способ передачи ее богатейшего и неисчерпываемого содержания.

Поясним это на простом примере. Например, имеется 27 предметов трех разных форм, трех разных цветов и трех разных размеров. При посредстве всего девяти знаков (трех для цвета, трех для формы и трех для размера), комбинируя их в разных сочетаниях, можно передать и получить информацию о каждом из 27 предметов.

Если же имеется набор вещей (или образов, или переживаний), обладающих четырьмя разными признаками, каждый из которых принимает четыре значения, то посредством всего 16 знаков можно передать и получить информацию уже о 256 конкретных явлениях.

Близко к этому идеальному принципу построены все языки мира, в которых имеется множество слов для обозначения разных объектов, их свойств и отношений, разных эмоций и потребностей, разных намерений и т. д. Комбинируя эти слова, можно передать и получить информацию о множестве самых разных внешних ситуаций и внутренних состояниях психики людей.

Сказанное описывает ведущий принцип словесно-знаковой коммуникации с его внешней и логической стороны. Если же обратиться к внутренней психологической стороне осуществления звуко-речевой коммуникации, то мы приходим к важному теоретическому выводу. Он состоит в том, что выделение отдельных свойств и отношений объектов и отдельных компонентов психической сферы, которые должны быть означены для передачи информации о внешнем мире и собственной психике другим людям, невозможно без включения тонко настроенных локальных центральных процессов «повторного входа» возбуждений к определенным участкам сенсорно-перцептивных, эмоциональных, потребностно-мотивационных и двигательных структур мозга. Дело в том, что очень многие разные свойства и отношения объектов, разные характеристики действий, эмоций и потребностей и т. д. онтологически нераздельны, не могут быть онтологически отделены друг от друга. Онтологически, в реальной действительности, они всегда существуют только вместе друг с другом. Их разделение достигается только в познании человека, когда разные свойства и отношения вещей, разные компоненты психики выделяются и отделяются от других благодаря тонко-избирательно направленным центральным процессам «повторного входа» возбуждений, необходимых для означивания определенных элементов мира и своей психики. Таким образом, одного простого доступа к собственной психике еще недостаточно для передачи ее содержаний другим людям. Чтобы быть означенными и доступными передаче, эти содержания должны стать высокорасчлененными, такими, в которых разные свойства и отношения вещей, разные компоненты, свойства и отношения психических содержаний, будучи обозначены разными словами-знаками, более или менее четко отделены друг от друга. А в составе целостных высказываний и текстов они могут комбинироваться друг с другом практически неограниченным образом. Поэтому сознание человека – это не только и не просто знание о собственной психике. Это аналитически расчлененное ее познание, как и аналитически расчлененное познание мира. Развиваемый взгляд может быть сформулирован в виде принципа работы второй сигнальной системы: сигнализация явлений внешнего и внутреннего мира с помощью словесных знаков основывается на дроблении, расчленении целостного в его развитых формах чувственного отражения действительности.

В целом можно сказать, что природа знаково-речевой сигнализации такова, что она необходимым образом ведет к становлению в психике человека таких ее свойств, которыми традиционно наделяют ее высшие формы и называют сознанием. Это разделение «Я – не Я», познавательное разделение разных объектов и их свойство, разных составляющих своего собственного тела и их свойств, разделение действий субъекта с объектами и их результатов, разделение причины и следствия, разделение времени на настоящее, прошлое и будущее, возможность передачи знаний другим людям и т. д. и т. п. Феноменальный мир сознания взрослого человека в нашей культуре не только очень богат. Он расчленен, структурирован и упорядочен, что было бы невозможно без употребления языка, необходимого для осуществления взаимного ознакомления людей с состояниями и содержаниями своей психики, для взаимного влияния на психику друг друга. Но если исходно в фило– и антропогенезе обращаться к своей собственной психике и связывать разные ее состояния с разными знаками скорее всего было необходимо затем, чтобы сообщать сведения о ней другим людям, то в настоящее время каждый человек имеет возможность обратиться к своей собственной психике для уяснения ее содержания независимо от задачи сообщения об этом другим людям.

Вместе с тем если человеку стала доступной его собственная психика, то это открывает совершенно новые возможности организации его поведения и деятельности. Теперь, как отмечал А. Н. Леонтьев, он способен действовать не только по отношению к непосредственно отраженным предметам, но и по отношению к тому, что отражено в его голове. Возникает способность «действовать в уме». Только в уме складывается образ того продукта, который должен быть получен в результате практической деятельности и который актуально еще не существует. С этим существующим в сознании образом будущего продукта постоянно сопоставляются все промежуточные преобразования реального объекта труда. Действуя в уме, человек может произвольно совершать самые разные операции с образами предметов – мысленно расчленять их на отдельные части, выделять разные их свойства, сопоставлять между собой и т. д. и т. п.

Такие образы, которыми человек произвольно оперирует в своем уме, и есть, по мысли А. Н. Леонтьева, «сознательные образы, сознательные представления – словом, суть явления сознания». Ряд фактических данных дает серьезные основания думать, что все такого рода произвольные сознательные умственные преобразования образов, кроме наиболее простых и шаблонных, требуют обязательного участия внутренней речи (А. Н. Соколов). А это значит, что все сознательные преобразования психических образов совершаются под действием центробежных импульсаций со стороны словесных отделов коры, со стороны второй сигнальной системы.

Как итог всего сказанного может быть сформулировано следующее заключение. Сущность сознания как знания человека о своей собственной психике и все его эмпирические признаки, включая способность действовать в уме, могут быть теоретически выведены из единого общего основания – из принципа работы второй сигнальной системы. А этот принцип, в свою очередь, диктуется условиями коллективной трудовой деятельности и развитой общественной жизни людей.

Процессы повторного прихода возбуждений к разным первично возбужденным мозговым структурам, психологическим эквивалентом которых является рефлексия, подразделяются на два вида или класса в зависимости от вектора их направленности. Одни направлены к проекциям непосредственно воспринимаемых объектов внешнего мира, а вторые – к мозговым структурам образов памяти, эмоций, потребностей и мотивов, к структурам отражения своего поведения. Первые обеспечивают осознавание внешнего мира, а вторые – самосознание.

Имеются данные, что развитие самосознания в онтогенезе проходит те же стадии, что и развитие осознавания внешнего мира (И. И. Чеснокова), что в развитии обоих классов процессов сознания важнейшая роль принадлежит мышлению, процессам дифференциации и интеграции внешнего и внутреннего опыта.