Текст книги "Психика и психические процессы. Система понятий общей психологии"

Л. С. Выготский хорошо знал работы Павлова, высоко ценил их методологические значения, учился у Павлова как у методолога и опирался на принципы его рефлекторной теории.

Фундаментальное исследование Выготского «Исторический смысл психологического кризиса. Методологическое исследование» было написано в 1927 г. Его основной смысл – поиск философски обоснованной методологии, системы понятий и способов организации знания, которая могла бы непротиворечиво объединять разрозненный, мало связанный, часто неясный по своему смыслу эмпирический материал разных направлений и школ психологии. Именной указатель к этой работе показывает, что Павлов упоминается в ней 30 раз, причем всегда только в положительном, а не в критическом смысле. Челпанов как один из главных оппонентов – 22 раза, Фрейд – 20 раз, Бехтерев – 19 раз, Мюнстерберг – 18 раз, Штерн – 15 раз, Корнилов – 14 раз, Вундт, Бюлер и Дильтей – по 11 раз, Коффка – 10 раз, Джемс и Торндайк – по 9 раз, Вагнер и Блонский – по 6 раз. На остальных авторов ссылок меньше.

Но дело не только в количестве ссылок на Павлова. Дело в том, что Павлов для Выготского – это ученый, создавший такую методологию изучения деятельности мозга и поведения, которая должна служить образцом для разработки методологии психологической науки. Ядром методологии является для Выготского понятийно-терминологический аппарат науки, который позволяет ясно, однозначно и логически непротиворечиво описывать эмпирические факты, связывать их между собой и делать теоретические обобщения, т. е. аппарат, который связывает воедино факты и понятия. «Научное исследование фактов, – писал он, – тем и отличается от регистрации, что оно есть накопление понятий, оборот понятий и фактов с прибылью понятий». В этой связи Выготский говорит о Павлове: «Всякое открытие в науке, всякий шаг вперед в эмпирической науке есть всегда вместе с тем и акт критики понятия. И. П. Павлов открыл факт условных рефлексов; но разве он не создал вместе с тем новое понятие; разве прежде называли рефлексом выдрессированное, выученное движение?» А теперь еще несколько цитат из Выготского:

«И всем успехом Павлов обязан огромной методологической последовательности прежде всего в языке. Из главы о работе слюнных желез у собак его исследования превратились в учение о высшей нервной деятельности и поведении животных исключительно потому, что он поднял изучение слюнной секреции на огромную теоретическую высоту и создал прозрачную систему понятий, легшую в основу науки. Принципиальности Павлова в методологических вопросах надо удивляться, его книга вводит нас в лабораторию его исследований и учит созданию научного языка…

И когда Павлов ввел в лабораториях штраф за употребление психологических терминов, то для истории науки это факт не меньшего значения и показательности, чем спор о символе веры для истории религии. Только Челпанов может над этим посмеяться: ученый не в учебнике, не в изложении предмета, а в лаборатории – в процессе исследования – штрафует за неверный термин. Очевидно, штраф налагался за беспричинное, беспространственное, неопределенное, мифологическое мышление, которое врывалось с этим словом в ход исследования и грозило взорвать все дело, как у американцев – внести отрывочность, бессистемность, вырвать фундамент».

«Величайшая дисциплина мысли лежит в основе павловского штрафа: такая же дисциплина духа в основе научного понимания мира, как монастырская – религиозного. Тот, кто придет в лабораторию со своим словом, вынужден будет повторить пример Павлова. Слово есть философия факта; оно может быть его мифологией и его научной теорией».

Ни один из ученых, труды и взгляды которых рассмотрены Выготским в данной работе, не получил у него такой высокой, можно сказать, высочайшей оценки, как Павлов. И это в то время, когда еще никакого официального культа И. П. Павлова не было и в помине.

Работа Выготского «История развития высших психических функций» написана в 1931 г. Именной указатель показывает, что в первых пяти ее главах, в которых развита культурно-историческая теория, имеется 12 ссылок на Келера, 11 – на Титченера, 10 – на Павлова, по 9 – на Бюлера и Вундта, 7 – на Левина, 5 – на Штерна, 4 – на Аха.

Одно из центральных положений культурно-исторической теории – это овладение человеком своим собственным поведением благодаря использованию знаков. Это положение самым прямым и непосредственным образом связано, во-первых, с двумя общими принципами павловской рефлекторной теории: с принципом сигнальности в деятельности коры и с принципом образования временных связей – и, во-вторых, с павловским же представлением о второй сигнальной системе, о коренном отличии благодаря слову высшей нервной деятельности человека от высшей нервной деятельности животных. Рассмотрим ход мысли Выготского, предоставив слово ему самому.

«Самая общая основа поведения, одинаковая у животных и человека, есть сигнализация, – пишет Выготский. И продолжает: “Итак, – говорит Павлов, – основная и самая общая деятельность больших полушарий есть сигнальная, с бесчисленным количеством сигналов и с переменной сигнализацией”. Как известно, это наиболее общая формулировка всей идеи физиологии условных рефлексов, лежащей в основе физиологии высшей нервной деятельности.

Но поведение человека отличает как раз то, что он создает искусственные раздражители, прежде всего грандиозную сигналистику речи, и тем самым овладевает сигнальной деятельностью больших полушарий. Если основная и самая общая деятельность больших полушарий у животных и человека есть сигнализация, то основной и самой общей деятельностью человека, отличающей в первую очередь человека от животного с психологической стороны, является сигнификация, т. е. создание и употребление знаков. Мы берем это слово в его самом буквальном и точном значении. Сигнификация есть создание и употребление знаков, т. е. искусственных сигналов. Рассмотрим ближе этот новый принцип деятельности. Его нельзя ни в каком смысле противопоставлять принципу сигнализации. Переменная сигнализация, приводящая к образованию временных, условных, специальных связей между организмом и средой, – необходимая биологическая предпосылка той высшей деятельности, которую мы условно называем сигнификацией, и лежит в ее основе».

«Человек создал, таким образом, сигнализационный аппарат, систему искусственных условных стимулов, с помощью которых он создает любые искусственные связи и вызывает нужные реакции организма. Если вслед за Павловым сравнить кору больших полушарий с грандиозной сигнализационной доской, то можно сказать, что человек создал ключ к этой доске – грандиозную сигналистику речи. С помощью этого ключа он извне овладевает деятельностью коры и господствует над поведением… Ни одно животное не обладает чем-либо подобным».

«До сих пор рассуждение кажется совершенно ясным. Есть аппарат, предназначенный для замыкания временных связей, и есть ключ к аппарату, позволяющий наряду с теми связями, которые образуются сами собой под воздействием природных агентов, производить новые, искусственные, подчиненные власти человека и его выбору замыкания. Аппарат и ключ к нему находятся в разных руках. Один человек через речь воздействует на другого. Но вся сложность вопроса становится сразу очевидной, как только мы соединяем аппарат и ключ в одних руках, как только мы переходим к автостимуляции и овладению собой. Здесь возникают психологические связи нового типа внутри одной и той же системы поведения».

Мысль Л. С. Выготского, что словесные знаки представляют собой ключ к аппарату замыкания временных связей, посредством которого человек может производить самые разные замыкания связей, подчиненные его воле, по сути, полностью совпадает с положением И. П. Павлова о высшей регулирующей и управляющей роли второй сигнальной системы в поведении человека. Сформулированный выше принцип вербально-смыслового управления процессами первосигнального отражения действительности раскрывает возможные механизмы работы «ключа к аппарату замыкания временных связей».

Вместе с тем из данного положения Л. С. Выготского естественно и логично вытекает принцип разработанного им совместно с Л. С. Сахаровым метода двойной стимуляции при формировании искусственных понятий. В этом методе фактически реализовано взаимодействие первой и второй сигнальных систем при формировании понятий, тогда как во всех предшествовавших исследованиях такого рода применялись только непосредственные первосигнальные раздражители, а второсигнальные с их обобщающей и отвлекающей функцией отсутствовали. В методике Выготского – Сахарова второсигнальные раздражители присутствовали. Это были искусственные слова, написанные на обороте каждой из фигур, являющиеся знаками для экспериментальных понятий.

Замысел экспериментов по формированию искусственных понятий по методу двойной стимуляции состоял, по словам Л. С. Выготского, в том, чтобы «раскрыть роль слова и характер его функционального употребления в процессе образования понятия», чтобы дать «каузально-динамическое» объяснение познавательной функции слова в развитии понятийного мышления.

Л. С. Выготский пишет, что в проводившихся экспериментах участвовало более 300 лиц – детей, подростков и взрослых, а также тех, кто страдает нарушениями интеллектуальной и речевой деятельности. К сожалению, в книге «Мышление и речь» этот богатейший экспериментальный материал в его конкретной фактологии не приведен. Даны только некоторые вытекающие из него выводы и теоретические обобщения.

Предложенное Выготским каузально-динамическое объяснение роли слова как средства образования понятий состоит в том, что слово позволяет выделить вниманием, познавательно отвлечь, абстрагировать отдельные признаки предмета, данные в непосредственном восприятии только вместе с другими признаками, а затем синтезировать эти абстрагированные признаки в новом единстве, составляющем содержание понятия в собственном смысле слова. В этой теоретической схеме ясно показано, как и почему слова управляют процессами восприятия (выделение и абстрагирование отдельных признаков предметов из их чувственной интегральности) и работой аппарата замыкания временных связей (синтез выделенных признаков).

Все поведение и деятельность человека буквально пронизаны работой его второй сигнальной системы. Но до сих пор это обстоятельство остается, по сути дела, в тени в книгах и учебниках по общей психологии.

Парадоксальным образом игнорируется роль второй сигнальной системы и получаемых испытуемыми инструкций в экспериментальной психологии и в нейрокогнитивных исследованиях. Ведь на самом деле все процессы, феномены и закономерности, которые изучает психолог в эксперименте на человеке, возникают в ответ не только на применяемые в опыте раздражители (непосредственные первосигнальные), но и в ответ на словесные инструкции и указания, которые получает испытуемый. В конечном счете, именно инструкции инициируют и направляют те процессы, которые изучает психолог. Но психологи-экспериментаторы и специалисты в области нейронауки обычно не принимают во внимание силы того инструмента, которым они пользуются в своих экспериментах, – силы получаемых испытуемым словесных инструкций.

В обширной литературе по проблемам методологии психологической науки, по-видимому, один только Л. С. Выготский в полной мере оценил ни с чем не сравнимую инициирующую и направляющую роль инструкций в психологическом эксперименте. Приведем его слова из работы «История развития высших психологических функций», полностью сохраняющие и сегодня свою актуальность:

«В экспериментальной психологии словесная инструкция является основой всякого опыта. С ее помощью экспериментатор создает нужную установку у испытуемого, вызывает подлежащий наблюдению процесс, устанавливает связи, но обычно сама психологическая роль инструкции при этом игнорируется. Исследователь затем обращается с созданными и вызванными инструкцией связями, процессами и пр. совершенно так, как если бы они возникли естественным путем, сами собой, без инструкции.

Обычно решающий момент эксперимента – инструкция, оставался вне поля зрения исследования. Он не подвергался анализу и сводился к служебному вспомогательному процессу».

Л. С. Выготский критикует взгляды тех психологов, которые приравнивают речь экспериментатора в психологическом эксперименте к обычным сенсорным раздражителям, ставят ее в один ряд с ними. Этим взглядам он противопоставляет физиолога И. П. Павлова, который выделил «грандиозную сигналистику речи» из всей прочей массы сигнальных раздражителей и со всей определенностью говорил о качественном и количественном своеобразии слова и его несравнимости в этом отношении со всеми другими условными раздражителями.

Знаменательно заключение Л. С. Выготского, что, в, казалось бы, частном факте психологического действия инструкции «полностью заключена вся проблема адекватного подхода к высшим психическим функциям».

Высшие психические функции человека характеризуются сознательностью, произвольностью, гибкой избирательностью. Однако как возникают эти свойства, каковы их источники, детерминанты, механизмы? До сих пор предлагаемые здесь теоретические подходы остаются расплывчатыми, малоопределенными, пронизанными житейскими представлениями и самыми разными у разных авторов. Говорят о детерминирующих тенденциях, об активности субъекта, об установке, о влиянии мотивов, целей и задач деятельности, о сознательном контроле действий о привлечении ресурсов внимания и т. д. Между тем если поставить во главу угла, как это делали И. П. Павлов и Л. С. Выготский, совершенно уникальную роль слова в познании и поведении человека, то теоретические рамки в подходе к природе его высших психических функций могут стать гораздо более четкими и определенными. Слова аккумулируют в своем значении все достижения понятийной мысли человечества. Поэтому их употребление поднимает на новый, качественный уровень всю психическую деятельность человека, создает его высшие психические функции. А в реальной жизни и деятельности человека обобщенно-отвлеченное смысловое содержание слов приобретает способность в существенной мере подчинять себе протекание процессов непосредственного чувственного перво сигнального отражения действительности и связанных с ним поведенческих актов. Что касается психологической науки, то появляется возможность выработки ее более точного и четкого понятийно-терминологического аппарата, чему Л. С. Выготский призывал психологов учиться у И. П. Павлова.

Литература

Бойко Е. И. Механизмы умственной деятельности. М.: Моек, психол.-соц. ин-т; Воронеж: НПО «МОДЭК», 2002.

Выготский Л. С. Исторический смысл психологического кризиса. Методологическое исследование // Собрание сочинений: В 6 т. Т. 1. М.: 1982. С. 91–436.

Выготский Л. С. История развития высших психических функций // Собрание сочинений: В 6 т. Т. 3. М., 1983. С. 5–328.

Выготский Л. С. Мышление и речь // Собрание сочинений: В 6 т. Т. 5. М., 1983.

Овчинникова О. В., Насиновская Е. Е., Иткш Н. Е. Феномен гипноза // Психология сознания / Сост. и общая ред. Л. В. Куликова. СПб.: Питер, 2001. С. 391–402.

Павлов И. Н. Лекции о работе больших полушарий головного мозга. Лекция двадцать третья. Приложение экспериментальных данных, полученных на животных, к человеку // Полное собрание трудов. Т. IV. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1947. С. 326–340.

Пограничные проблемы психологии и физиологии / Под ред. Е. И. Бойко. М.: Изд-во АПН РСФСР, 1961.

Проблемы высшей нервной деятельности нормального и аномального ребенка / Под ред. Л. Р. Лурия. М.: Изд-во АПН РСФСР. Т. 1. 1956; Т. 2. 1958.

Чуприкова Н. И. Слово как фактор управления в высшей нервной деятельности человека. М.: Просвещение, 1967.

Чуприкова Н. И. Принцип словесно-знаковой сигнализации, речевое общение и умственное развитие // Вопросы психологии. № 5. 1983. С. 19–29.

Чуприкова Н. И. Вербально-смысловое управление работой зрительной системы в актах сознательной когнитивной деятельности // Современная экспериментальная психология в двух томах / Под ред. В. А. Барабанщикова. Т. 2. М.: Изд-во ИПРАН. 2011. С. 207–220.

Часть вторая
Система понятий общей психологии и функциональная система психики

Глава 5
Теория отражения как основа построения системы основных понятий общей психологии. Психика как единая целостная функциональная система регуляции поведения и деятельности

В процессе развития психологии как науки в ней сложился определенный набор общих категориальных понятий, характеризующих основные психические процессы и особенности индивидуальности и личности человека. В рамках этого набора – более или менее полного и варьирующего по своему составу – излагается основное содержание курсов общей психологии. Какой бы учебник мы ни открыли, мы найдем в нем процессы познания (ощущение, восприятие, мышление), память, потребности и эмоции, речь, волю и процессы принятия решения, способности, характер, темперамент. Однако, как правило, никогда не обсуждается вопрос о принципах выделения основных составляющих психики. То, что сложившаяся классификация психических процессов и индивидуальных особенностей личности не имеет под собой какой-либо теоретической и логической основы и фактически «повисает в воздухе», отмечалось в литературе (В. М. Аллахвердов), и даже высказывался взгляд, что она является отжившей и устаревшей. Тем не менее ничего другого пока не предложено, и традиционная рубрикация психических процессов и индивидуально-типологических свойств личности в тех или иных модификациях с той или иной полнотой до сих пор переходит из книги в книгу, из учебника в учебник. Это не может не свидетельствовать о том, что какая-то истина в этой классификации, отвечающая многовековой традиции теоретической мысли, опыту повседневной жизни и практики, несомненно, содержится. Задача науки – найти и эксплицировать основания сложившихся традиций, развить и усовершенствовать содержащуюся в них истину, отбросить все действительно ложное.

Применительно к общей психологии такая задача может быть решена, если в основу ее классификационной системы положить как исходное и системообразующее понимание психики как отражения действительности и регулятора поведения и деятельности. При этом обнаруживается как несомненная, хотя и относительная, правомерность традиционной классификации, так и ее недостатки и слабые стороны.

Система основных понятий общей психологии, которая будет рассмотрена, характеризует психику современного взрослого человека, как это принято в учебниках и руководствах по общей психологии. Возможная теоретическая реконструкция ее развития в филогенезе обсуждается далее в специальной главе книги.

Если исходить из понимания психики как отражения действительности и регулятора поведения и деятельности, то возникает естественный вопрос, который, однако, до сих пор никем не ставился, вопрос о том, что же должно быть отражено в психике, чтобы регулируемое ею поведение и деятельность были адаптивными и успешными? Ответ на этот вопрос совсем не сложен, но при ответе на него логически обоснованная и рациональная система основных психологических понятий (сначала применительно к психологическим процессам, а далее и к индивидуальным свойствам личности) складывается в первом приближении буквально «сама собой».

Итак, что с логической точки зрения должно найти отражение в психике человека, чтобы его поведение было адаптивным, а деятельность успешной?

1. Должна быть отражена предметная объективная действительность, существующая в данный момент времени, когда осуществляются поведение и деятельность, и в том пространстве, которое в данный момент окружает человека.

2. Должны быть антиципированы события, могущие произойти в будущем, и отражены определенные объекты, имеющие место за пределами наличной в данный момент ситуации.

3. Должны быть отражены закономерные связи и отношения между объектами действительности.

4. При осуществлении любых двигательных актов должно быть отражено состояние мышечно-двигательного аппарата субъекта.

5. Должны быть отражены состояния и нужды организма человека, нужды человека как биосоциального существа и личности.

6. Должно быть отражено в непосредственной чувственной форме значение для организма и личности (положительное и отрицательное) тех или иных внешних факторов, собственных внутренних состояний и результатов взаимодействия субъекта с миром, результатов его поведения и деятельности.

7. Необходимо иметь сведения о психике других людей, о том, что и как находит отражение в их психике, а также сообщать им о содержании своей собственной психики.

8. Необходимо использовать сведения о результатах отражения действительности и регуляции поведения и деятельности, имевших место в прошлом опыте.

Нетрудно увидеть, что под пункты 1, 2, 3, 4 подпадают познавательные (когнитивные) процессы, включая ощущения, восприятие, воображение и мышление. Пункту 5 явно отвечают потребности, мотивации, влечения, желания, а под пункт 6 подпадают эмоции и чувства. Пункту 7 отвечают процессы невербальной и вербальной коммуникации и речь. Пункту 8 – мнемические процессы (память).

Итак, мы получили логически обоснованную классификацию основных психических процессов, состоящую из пяти групп: процессы познавательные (1), потребностно-мотивационные (2), эмоциональные (3), коммуникативные (4), мнемические (5). Эта классификация в целом отвечает традиционной, но имеет два принципиальных отличия.

Во-первых, она базируется на едином ясном логическом основании. Во-вторых, в ней впервые находят ясное, законное место коммуникативные речевые процессы. Они на общем едином основании, каким является понятие отражения (родовое понятие), логически входят в один ряд с познавательными, потребностно-мотивационными, эмоциональными и мнемическими процессами (видовые понятия).

Однако процессы отражения – это только одна сторона дела, поскольку жизненная задача психики – осуществлять на основе отражения действительности адекватные внешней среде и внутренним состояниям субъекта акты поведения и деятельности, т. е. регулировать поведение и деятельность. Поэтому результаты отражения действительности ведут в конечном счете к выработке целей и программ поведения, которые заканчиваются выходом их итогов к исполнительным органам. Иногда для формирования таких программ бывает достаточно какого-либо одного из рассмотренных каналов отражения. Но обычно в конкретных актах (или циклах) поведения и деятельности требуется учитывать несколько из них или даже все без исключения, т. е. требуется согласование, интеграция и синтез процессов и результатов отражения, имеющих разные источники.

Поэтому к 5 выделенным группам психических процессов должна быть добавлена еще одна, 6-я группа – процессы интеграционно-регуляторные. С некоторым приближением им можно поставить в соответствие категорию воли классической психологии. В нейропсихологии ее можно сопоставить с выделенным Л. Р. Лурия блоком мозга, осуществляющим программирование и высшую регуляцию поведения человека.

Предложенная система психологических понятий, в отличие от традиционной, является иерархической. В ней регуляторные процессы не рядоположны познавательным, потребностно-мотивационным, эмоциональным и коммуникативным процессам. Они занимают в системе место центра, к которому сходятся все другие частные процессы и в котором формируются цели, программы, планы поведения и деятельности.

В рассмотренной логической системе понятия основных психических процессов выступают как видовые по отношению к общему родовому понятию психики. В каждом видовом понятии конкретизируется, какие именно аспекты и формы отражения составляют их содержание (5 групп видовых понятий) и содержание процессов их интеграции (6-я видовая группа).

Но эвристические возможности предложенной системы выходят за рамки ее чисто логического содержания. Ее можно приложить к процессам организации конкретных актов отражения и поведения и деятельности, т. е. ей можно придать онтологический статус. Ее можно рассматривать как схематическое описание основных подсистем процессуальной организации психики в составе единой целостной системы текущих процессов отражения и реализуемых ими актов поведения и деятельности. В таком статусе предложенная система понятий выступает как расширенный и модифицированный вариант теории функциональной системы организации поведенческих актов П. К. Анохина.

Как известно, в теории П. К. Анохина целостная функциональная система, ведущая к организации адаптивных актов (или циклов) поведения, складывается из совместной работы нескольких подсистем. Это подсистемы: когнитивная (обстановочная и пусковая афферентация), потребностно-мотивационная (ведущая мотивация), мнемическая (память) и регуляторная (выработка целей и программ поведения и акцептора регуляторов действия). В нашей системе к этим четырем подсистемам добавлены еще две – эмоциональная и коммуникативная.

В психологии определение психики как единой функциональной системы, состоящей из нескольких подсистем, принадлежит Б. Ф. Ломову. Общая функция этой системы состоит в том, чтобы на основе отражения действительности быть регулятором адаптивного поведения и успешной деятельности. В этой общей функциональной системе Ломов выделял три подсистемы – когнитивную, коммуникативную и регуляторную, которые обеспечивают разные аспекты взаимодействия индивида со средой.

Как видим, П. К. Анохин выделил четыре подсистемы функциональной системы организации поведения, а Б. М. Ломов – три подсистемы. В структуре выделенных ими подсистем общей функциональной системы совпадают только две подсистемы – когнитивная и регуляторная. Остальные подсистемы разные. Эти различия объясняются разным эмпирическим материалом, на котором строили свои системы П. К. Анохин и Б. М. Ломов.

Предложенное П. К. Анохиным строение функциональной системы организации поведенческих актов вытекало из фактических эмпирических данных, полученных в лабораторных исследованиях относительно несложных форм поведения животных. Б. Ф. Ломов основывался на данных общей и экспериментальной психологии человека, а выделяя коммуникативную подсистему – на большом массиве фактов, полученных в исследованиях общения. Но ни у П. К. Анохина, ни у Б. Ф. Ломова не выделено и не эксплицировано логическое основание, по которому осуществляется разделение целостной функциональной системы на подсистемы. Поэтому не имеет логического обоснования также количество выделенных подсистем, а теоретический вопрос, почему их число должно равняться именно четырем или трем, а не быть каким-либо иным, остается без ответа.

В отличие от этого в предлагаемой структурной организации функциональной системы психики и поведения логическое основание ее подразделения на подсистемы указано. Это основание – определение того, что должно быть отражено в психике, что должно быть в ней представлено, чтобы поведение было адекватным внешним и внутренним условиям, а деятельность успешной. Поэтому выделение ее шести подсистем (когнитивной, потребностно-мотивационной, эмоциональной, коммуникативной, мнемической, интегративно-регуляторной) становится логически обоснованным. Вместе с тем так представленная организация функциональной системы психики и поведения не противоречит системам П. К. Анохина и Б. Ф. Ломова. Она ассимилирует и расширяет предложенные ими схемы компонентного состава целостной функциональной системы психики и поведения.

Предложенная концептуальная схема описывает основные подсистемы процессуально-динамической психической регуляции поведения и деятельности.

Но каждый человек это неповторимая индивидуальность и неповторимая личность с определенными устойчивыми особенностями отражения действительности и поведения. В истории философской и психологической мысли сложилась определенная классификация таких устойчивых характеристик, в которых ярко выражены индивидуальные различия между людьми. Это способности, темперамент, характер, устойчивые черты эмоциональной сферы, система потребностей и мотивов, волевые качества личности. Эти понятия также традиционно рассматриваются в отечественных курсах общей психологии, составляя ее второй большой раздел.

При сегодняшнем состоянии психологической науки бросается в глаза почти полное отсутствие концептуальной связи между двумя традиционно сложившимися разделами общей психологии, в одном из которых представлены знания о психических процессах, а в другом – о личности и ее индивидуальных особенностях. Это как бы совсем разные области знания с собственными понятиями, терминами, теориями и методологией. Психология оказывается разорванной на две разные части, что нередко даже закрепляется в идее противопоставления «личностной психологии» и психологии, изучающей психические процессы. Такое противопоставление А. Н. Леонтьев отнес «к ряду ложных идей, мистифицирующих проблему личности». Преодоление такого противопоставления он считал одной из центральных фундаментальных задач психологической науки.

Если посмотреть на перечень понятий, которые обычно представлены в разделе о психологии личности, то можно увидеть, что он до некоторой степени вполне сопоставим с процессуальной системой понятий, описывающей источники и механизмы динамической психологической регуляции поведения и деятельности субъекта.

Способности – это характерные устойчивые особенности по преимуществу познавательных и речевых процессов.

Характер и волевые качества личности – это проявление устойчивых особенностей подсистемы регуляции поведения и деятельности.

А устойчивые особенности эмоций, потребностей и мотивов – это характерные устойчивые черты эмоциональной и потребностно-мотивационной сфер личности.

Таким образом, система понятий о психических процессах, построенная на основе базового понятия отражения, в определенной мере и в первом приближении сохраняет свою силу также применительно к системе понятий об устойчивых индивидуальных характеристиках личности. При взгляде на основные, традиционно выделяемые индивидуальные и личностные особенности человека с точки зрения понятия отражения можно заключить, что они представляют собой устойчивые индивидуальные особенности тех основных групп динамических психических процессов, которые осуществляют отражение действительности и регуляцию на этой основе поведения и деятельности. В терминах П. К. Анохина это более или менее устойчивые характерные индивидуальные особенности основных составляющих функциональной системы психической регуляции поведения и деятельности. Правда, в получившейся функциональной системе нет такой подструктуры, как темперамент, что закономерно. Темперамент не имеет и не может иметь аналога в системе психических процессов, обеспечивающих отражение действительности и регуляцию на данной основе поведения и деятельности потому, что та реальность, которую называют темпераментом, не осуществляет никаких процессов отражения, в ней ничто не отражается, и она не участвует прямым содержательным образом в выработке программ поведения и деятельности. Темперамент участвует в организации поведения и деятельности по-другому.