Текст книги "Психика и психические процессы. Система понятий общей психологии"

Глава 10
Объект, предмет, методы и методология психологической науки

Определение предмета науки требует в качестве своей обязательной предпосылки определение ее объекта, а как завершения – определение специфических методов исследования. Предмет науки – это всегда какая-то сторона, аспект, уровень структурной организации и т. п. некоторого объекта как определенной реальности, которая существует раньше, чем разные науки выделят в ней свой предмет исследования. При этом до дифференциации наук объект и предмет какой-либо из них могут совпадать.

Поэтому в психологии, которая в настоящее время еще не определила свой предмет в сколько-нибудь общепринятом смысле, теоретического анализа требует вся триада в целом: природа реальности, которую изучает психология (объект), какая из сторон, свойств или какой структурный уровень объекта изучается (предмет) и каковы специфические методы его исследования. В настоящее время первый компонент этой триады еще не имеет общепринятого понимания, но без этого вопрос о предмете и методах психологии неизбежно «повисает в воздухе» и поэтому не может получить ясного ответа.

В истории науки психическая реальность долгое время считалась деятельностью души как особой нематериальной, бесплотной духовной сущности. Таким образом, объект и предмет психологии совпадали и были логически ясны. В период становления психологии как экспериментальной научной дисциплины понятие души уже было оставлено, изъято из научного обихода и вместе с тем уже было ясно, что психическая реальность неотделима от материальной деятельности мозга, от процессов в центральной нервной системе. Тем не менее явления психической реальности продолжали считаться непротяженными и непространственными, не имеющими объективного материального существования, хотя и взаимодействующими с процессами в нервной системе или протекающими параллельно с ними. Поскольку считалось, что психическая реальность имеет только субъективное существование в форме явлений сознания, протекающих в психической нематериальной сфере субъекта, то объект и предмет психологии опять совпадали, были ясны с логической точки зрения и логично предполагали использование специфического метода изучения психики – интроспекции. Однако эта стройная конструкция не выдержала научной критики и пала под ее напором. Во-первых, никому не удалось объяснить, как непротяженные, не имеющие объективного существования явления могут взаимодействовать с материальными нервными процессами или зачем нужно, чтобы они протекали параллельно с ними. Во-вторых, критический анализ метода интроспекции неизменно приводил к выводу о сомнительности и недостоверности получаемых с его помощью результатов, недоступных объективной проверке. Наконец, теоретический анализ всей конструкции вел к радикальному заключению, что не имеющая объективного существования, замкнутая в самой себе непространственная и непротяженная реальность вообще не может быть ни объектом, ни предметом науки, так как, по определению, знания о ней не могу подлежать объективной научной верификации. Вместе с тем успехи физиологии нервной системы и самой экспериментальной психологии, пользующейся наряду с интроспекцией объективными методами измерения времени реакций на разного рода стимулы, методами измерения величины пороговых стимулов, методами оценки эффективности запоминания разного материала и особенностей его забывания и т. д., вели к непреложному выводу о существовании закономерной связи между воспринимаемыми внешними воздействиями и двигательными и речевыми ответами на них. Поскольку и внешние воздействия, и условия, в которых они действуют, и ответные реакции человека и животных имеют реальное объективное существование, могут быть объективно зарегистрированы и измерены, предметом психологии было объявлено поведение (бихевиоризм) как закономерная связь между стимулом и ответом, зависящая от контролируемых и измеряемых внешних и внутренних усилий. Казалось, на этом пути психология может обрести статус подлинной науки, но очень скоро стало понятно, что это не так. Бихевиоризм не мог стать наукой о психической реальности просто потому, что все богатство психических явлений и состояний (ощущения и восприятия в их качественном многообразии, образы, чувства и переживания и т. д.) фактически оказалось за его пределами. Поэтому не удивительно, что очень быстро эти явления вновь стали возвращаться в психологию как промежуточные переменные, как цели и мотивы поведения, как когнитивные карты и т. д. Однако эти явления уже не могли рассматриваться и не рассматриваются в духе старой психологии как субъективные, не имеющие объективного существования явления сознания, так как вписываются в причинный ряд событий между стимулом и ответом, а действие каких-либо нематериальных причин заведомо исключается как несовместимое с естествознанием. Но что же в таком случае представляют собой психические явления, как с учетом их включенности в объективную причинную связь между внешними воздействиями и ответными актами поведения определить их объект и предмет психологической науки. Ясный ответ на этот вопрос в психологии пока не дан.

В заключении одного из последних учебников по истории психологии ее автор А. Н. Ждан констатирует, что до настоящего времени не выработано единого подхода, общего понимания того, что же изучает психология, так как изучаемая ею реальность не получила полностью адекватного определения ни в одном из подходов, сложившихся в истории науки. Но если это так, то нет необходимого фундамента для определения ни объекта, ни предмета психологии, ни ее метода.

В настоящей книге обосновывается положение о том, что имеется сложнейший, высшей степени сложности «объект» природы – отражательная деятельность мозга, воплощающая в себе внешний и внутренний мир животных и человека и регулирующая на этой основе их поведение и деятельность. В рамках этого положения можно подойти к определению объекта, предмета и специфических методов психологической науки.

Уникальная особенность данного «объекта» природы состоит в том, что процессы отражательной деятельности мозга, оставаясь от начала до конца материальными, протяженными, телесными процессами, воплощают в себе другую, отличную от их собственной реальность. Они воплощают в себе всю внешнюю и внутреннюю реальность живого существа, они идеальны по отношению к этой реальности. Говоря словами Гегеля, благодаря им организм «имеет для себя эту реальность», когда сама она не претерпевает никаких изменений. Процессы отражательной деятельности мозга имеют двойственную материально-идеальную природу. Поэтому теоретически должна существовать наука, описывающая и изучающая на языке внешнего и внутреннего мира содержание психического отражения, выявляющая, что именно из внешнего мира и состояний организма находит отражение в процессах деятельности мозга, каково содержание, внутренние формы и структуры этого отражения, каковы его условия, по каким законам оно развивается в фило– и онтогенезе, в процессах обучения, в разных культурах, каковы его типологические и индивидуальные особенности и т. д. и т. п., т. е., наука, выявляющая, что и как должно быть отражено, чтобы поведение и деятельность были успешными. Такая наука фактически существует – это психология.

Изучая ощущения, психологи установили, какие виды энергии, выраженные на языке физики и химии, находят отражение в ощущениях человека и животных, каковы их минимальные значения, какие различия между раздражителями ощущаются, а какие – нет, как эти особенности отражения связаны с особенностями профессиональной деятельности, как представлены в психике континуумы возрастающих по интенсивности воздействий (основной психофизический закон).

Изучая восприятие, психологи нашли, что содержание воспринятого закономерно изменяется в микрогенезе актов восприятия (закон Н. Н. Ланге), в онтогенезе ребенка и в процессах перцептивного обучения; нашли, какие объективные особенности стимуляции «ответственны» за восприятие формы предметов, их движения, глубины пространства.

Изучая память, психологи узнали, как изменяется содержание воспринятого на разных интервалах времени после восприятия и запоминания разного материала, каковы наилучшие и неблагоприятные условия сохранения материала в памяти, какие условия способствуют или препятствуют воспроизведению запечатленного в памяти материала, узнали, что в памяти разных людей лучше запечатлеваются разные по форме и содержанию материалы (зрительная и слуховая память, память образная и словесно-логическая).

Изучая эмоции и потребности, психологи выделили несколько базовых эмоций и несколько групп потребностей, т. е. выделили несколько групп основных содержаний данной сферы психики.

Изучая речевую функцию, они установили, как изменяется в онтогенезе восприятие фонетического строя и содержание слов языка, как изменяется содержание речевых высказываний и понимание содержания текстов.

Интенсивно развивающаяся психосемантика раскрывает содержание и структуры представленности в психике человека знаний о мире, о себе самом, о личности других людей и межличностных отношениях.

Отражательная деятельность мозга является объектом целого ряда нейронаук. Это нейрофизиология, нейробиология, нейрогенетика, нейрохимия. В этом объекте психология имеет свой собственный специфический предмет – это то содержание отражательной деятельности мозга, которое регулирует поведение животных и человека, наличие которого является необходимым фактором его адаптивности и успешности. Нейронауки описывают отражательную деятельность мозга на языке работы нервных клеток, их систем и ансамблей, на языке ритмической активности мозга и т. п. Психология описывает ту же деятельность на языке воплощенных в ней содержаний внешнего и внутреннего мира животных и человека. Оба языка описания одной и той же реальности должны «накладываться» друг на друга, говоря словами Павлова, быть дополнительными друг к другу. Двойственная материально-идеальная природа отражательной деятельности мозга не может быть описана на одном языке, она требует двух языков. Соотношение ее описаний на двух разных языках должно отвечать принципу дополнительности.

Итак, имея собственный предмет исследования, психология раскрывает в процессах отражательной деятельности мозга то, чего не делают нейронауки, а именно – ее содержание как отражение вне нее существующей действительности. Для этого психология пользуется особым специфическим методом исследования.

Если посмотреть на то, что фактически делали и делают ученые, называющие себя психологами, когда они добывают новые достоверные факты, вводят новые обоснованные понятия и приходят к новым научным выводам и обобщениям, то можно предложить на обсуждение следующий ответ, касающийся метода психологической науки.

Психология занимается воссозданием (воспроизведением, реконструкцией, построением моделей) содержания, структуры, динамики и закономерностей отражательной и регулирующей деятельности мозга на основе детального изучения ее внешних проявлений в известных и контролируемых обстоятельствах. Это возможно потому, что характер и особенности поведения в большой мере глубинно и закономерно связаны с содержанием, структурой и динамикой отражательной деятельности мозга. Несколько огрубляя, можно сказать, что поведение, в конечном счете, таково, какова складывающаяся в мозге субъекта картина его внешнего и внутреннего мира. В этом смысле поведение – это своего рода внешняя «калька» с внутренней психологической картины мира. Значит, по особенностям поведения, по имеющейся «внешней кальке», если уметь ее читать и расшифровывать, соотнося с условиями, которые стимулировали поведение, можно в определенной степени «увидеть» и ту внутреннюю картину, с которой она снята. Особенность психологии в том, что она изучает психику не как нечто непосредственно данное, а опосредованно, через анализ ее внешних, непосредственно данных проявлений. По внешним проявлениям психики в двигательном и вербальном (у человека) поведении при их соотнесении с обстоятельствами, которыми они вызваны, воссоздается (моделируется) внутренняя картина того, что и как представлено во внутреннем психическом мире субъекта, будь то взрослый человек, маленький ребенок или животное. Фактическое применение данного метода можно увидеть в самых разных психологических исследованиях, в которых обнаруживаются успехи психологии как науки. Регистрируя движения глаз, разного рода инструментальные реакции и реакции привыкания на разные зрительные стимулы у маленьких детей, исследователи приходят к воссозданию зрительного мира младенцев. Регистрируя неслучайность последовательностей переводов взора и последовательностей касаний рукой и попыток схватывания разных расположенных перед ребенком объектов, психологи делают вывод, что дети уже в 9–12 месяцев владеют простыми, примитивными обобщениями, разделяя в своем поведении объекты на живые и неживые, на животных, растения и средства передвижения.

Все классические методы измерения порогов ощущений базируются на регистрации вербальных ответов испытуемых («вижу – не вижу», «различаю – не различаю») на заранее подобранные стимулы разной интенсивности и разной степени различий между ними. А современные психофизики, обрабатывая полную четырехчленную матрицу ответов «Да – Нет» на предъявления и пропуски в тестовых пробах слабых сигналов, приходят к выводу, что в обнаружении слабых сигналов и слабых различий между ними участвуют две составляющие психики: собственно чувствительность сенсорной системы и критерий наблюдателя, который определяет, какие слабые воздействия наблюдатель, принимая решение, относит к категории сигналов, а какие – нет.

А разве не так работают психологи, изучающие мышление? Тщательно протоколируя все действия и высказывания испытуемых по ходу решения предъявленных задач, все паузы, ошибки, повторы, отмечая эффективность или неэффективность подсказок, исследователи воссоздают, реконструируют и строят модели внешне никак не наблюдаемых мыслительных процессов человека.

Вся богатейшая фактология исследований Ж. Пиаже, сквозь которую почти зримо проступают непреложные законы развития содержаний и структуры психики детей и подростков, – это исключительно фактология их поведенческих реакций и словесных высказываний в остроумно сконструированных проблемных ситуациях.

Тот же метод мы видим при изучении эмоций: регистрация вербальных ответов на предъявление лиц, выражающих разные эмоции, и регистрация активности разных лицевых мышц при переживании разных эмоций.

Думается, что так же обстоит дело во многих современных исследованиях личности, где обработка тщательно сконструированных опросников и техника репертуарных решеток позволяют в определенной мере воссоздать, «сделать видимой» внутреннюю психологическую структуру личности.

Анализ наблюдаемых проявлений поведения человека в заранее созданных условиях позволяет выносить суждения о мотивах человека, его социальных установках и предпочтениях. В 1960-е гг. в Психологическом институте РАО было проведено оставшееся малоизвестным из-за идеологических условий замечательное исследование М. С. Неймарк. Его теоретической предпосылкой было положение, что сила мотива должна находить объективное выражение в скорости реакций человека и в точности его восприятия. Эти показатели регистрировались у старших подростков при выполнении заданной им деятельности и служили для оценки эффективности их работы. В одних случаях подростки работали в группе и стимулировались на достижение максимально высокой групповой оценки (коллективистская направленность). В других случаях они работали по отдельности и стимулировались на достижение максимально высоких личных результатов (индивидуалистическая направленность). Оказалось, что многие так называемые комсомольские вожаки и лидеры объективно показали заметно более высокие результаты, когда работали «на себя», а не «на группу».

Разнообразные психодиагностические процедуры в самых разных областях практики (педагогика, психопатология, психотерапия) также предполагают переход от наблюдения и регистрации внешне наблюдаемых показателей поведения к оценке лежащих за ними «невидимых» психических процессов и качеств.

Психика человека находит отражение в продуктах деятельности. Отсюда несомненное психодиагностическое значение тематических рисунков детей и взрослых, пиктограмм, создаваемых текстов. А по характеру орудий труда древних людей, по особенностям примитивных языков, по особенностям мифов в определенной мере воссоздаются особенности видения мира и самих себя людьми давно прошедших эпох.

Очень показательно новаторское исследование Э. Толмена, лежащее в истоках современной когнитивной психологии. Исключительно на основе тщательного сбора и анализа разных показателей поведения крыс в лабиринте он сделал вывод, который не подвергается сомнению, о том, что в процессе обучения в психике крыс (в их мозге) складывается какого-то рода когнитивная карта лабиринта. В продолжение этой традиции в современной психосемантике воссоздаются внутренние психологические перцептивные и семантические пространства, в которых представлена воспринимаемая человеком информация – чувственная и вербально-понятийная. Материалом для такого воссоздания выступают, в частности, вербальные балльные оценки степени сходства/различия предъявляемых стимулов, которые затем подвергаются сложной математической обработке. Разработанный Ч. Э. Осгудом метод семантического дифференциала для построения семантических пространств, в которых субъекту репрезентированы разного рода объекты (слова, предметы, лица, персонажи и т. д.), полностью отвечает общему методу психологической науки. Общий метод психологии используется и в психотерапии. По словам Г. Ю. Айзенка, «психотерапию можно определить как систематическое и постоянное исследование вербальным способом психических состояний пациента, страдающего неврозами, для того, чтобы помочь ему добиться гармонии с самим собой и окружающим обществом». Несомненным примером реализации общего метода психологии являются проективные методики исследования личности.

Чтобы воссоздание внутренней картины психического мира было убедительным и достоверным, в психологии разрабатываются, постоянно совершенствуются и становятся более изощренными методы сбора и анализа поведенческих данных, включая вербальные высказывания испытуемых в строго контролируемых условиях, а также методы реконструкции и моделирования на их основе внутренней картины психического отражения. Именно на этом пути развивается когнитивная психология, возникшая как реакция на упрощенную бихевиористскую традицию и на чисто описательную психологию. Она ставит своей задачей изучение внутренней структурной организации и скрытых, интимных механизмов психической деятельности и психических процессов на основе тщательной регистрации и анализа (в том числе математического) разного рода их внешних поведенческих проявлений (высказывания, действия, ошибки, время реакций и др.) в заранее заданных и строго контролируемых условиях. В результате, как пишет Р. Л. Солсо, в работах когнитивных психологов «содержится некий интеллектуальный скачок от наблюдаемого к сущности основополагающих структур», хотя далее он замечает, что многие совершают подобные скачки «невольно», т. е. не рефлексируя должным образом ни предмета, ни методологии своих исследований.

В том же ключе рассматривается методология когнитивной психологии в статье «Психологическая наука» во втором издании Психологической энциклопедии под редакцией Р. Корсини и А. Ауэрбаха. В этой статье современный этап психологии связывается с возникновением в 1960-х гг. когнитивной психологии, которая, по мысли ее автора, вновь сделала предметом своих исследований проблему разума (mind), однако не в том виде, как это было характерно для В. Вундта и интроспективной психологии. В рамках данного подхода, говорится в статье, формулируются гипотезы о специфических характеристиках внутренних (умственных) процессов и из них выводятся поведенческие следствия, доступные объективной проверке. Таким образом, предметом когнитивной психологии являются «невидимые» внутренние теоретические конструкты, которые, однако, проявляют себя в поведении. Поэтому «с этой точки зрения когнитивную психологию можно рассматривать как возврат к более раннему представлению о предмете психологических исследований, но на более высоком уровне, вследствие принятия изощренной и объективной методологии бихевиоризма».

Предмет и методология современной когнитивной психологии представлены в данной статье ясно и логически стройно, показана ее преемственность и по отношению к интроспективной психологии, и по отношению к бихевиоризму, но многие важные вопросы остаются без ответа. Неясно, какова онтологическая природа ментальных умственных процессов и почему, хотя они «невидимы», они проявляются в поведении. Ответ на этот вопрос дает понимание психики как отражения действительности, а деятельности мозга – как отражательной и регулирующей поведение.

Наконец, в статье ничего не говорится об исследованиях эмоций, мотиваций, личности, хотя современная психология это не только собственно когнитивная психология, по своему содержанию она далеко выходит за ее пределы.

Положения, высказанные в данной статье, как и в книге Р. Л. Солсо, заслуживают самого серьезного внимания. Есть все основания считать, что методология, которая объективно выработана и отрефлексирована в современной когнитивной психологии, имеет универсальное психологическое значение. В теоретическом плане она выступает как логическое следствие определенного понимания природы психической реальности как объекта и предмета психологической науки, а в эмпирическом – фактически обнаруживается в работе всех психологов, а не только когнитивных, когда они открывают новые факты, вводят новые понятия, приходят к новым обобщениям.

В отечественной психологии аналогичное понимание специфического метода психологии развивалось Б. М. Тепловым. Он писал, что объективный метод в психологии есть метод опосредствованного познания психики, сознания. Метод основан на том, что психическая деятельность всегда получает свое объективное выражение в тех или других действиях, речевых реакциях, в изменениях работы внутренних органов и т. д., что это неотъемлемое свойство психики. Б. М. Теплов приводит слова И. М. Сеченова, в которых основания объективного метода в психологии выражены предельно ясно и четко. Сеченов пишет следующее: «Психическая деятельность человека выражается, как известно, внешними признаками, и обыкновенно все люди, и простые, и ученые, и натуралисты, и люди, занимающиеся духом, судят о первой по последней, т. е. по внешним признакам». Отсюда естественный шаг к обоснованию собственного специфического для психологии объективного метода изучения психики – судить о ее содержании на основании ее внешних проявлений.

Однако фактически применяемый в психологии и отрефлексированный в когнитивной психологии метод исследования сам по себе еще не гарантирует получения твердых научных знаний. Метод предъявляет серьезные требования к понятийно-терминологическому аппарату, с помощью которого описывается «невидимая» психическая реальность, восстанавливаемая по ее внешним проявлениям в поведении. В психологии отсутствует рефлексия общей методологии перехода от внешне наблюдаемых проявлений психики к воссозданию на этой основе внутренней картины психического мира. Отсюда расплывчатость и приблизительность многих психологических понятий, употребление их в обыденно-житейском смысле, использование разными авторами разного понятийно-терминологического аппарата для описания сходных явлений.

Первое методологическое требование, которое должно быть отрефлексировано в теории психологии, состоит в том, чтобы описывать психологическую реальность в таких и только в таких терминах и понятиях, к которым «уполномочивают» наблюдаемые факты. Между тем многие теоретические построения в психологии выходят далеко за пределы, которые диктуются имеющимися поведенческими фактами. Об этом можно говорить много, но ограничимся двумя выразительными примерами.

Феномены «несохранения» детьми дошкольного возраста количества вещества, дискретных количеств веса и объема, описанные Ж. Пиаже, хорошо известны и неизменно уже более полувека воспроизводятся в экспериментах, но понимание их психологической природы продолжает оставаться достаточно туманным и малоопределенным. Психологам трудно отойти от толкования этих фактов, данного самим Ж. Пиаже, хотя оно достаточно сложно, запутанно и с теоретической точки зрения постоянно подвергается сомнению.

Дело в том, что толкование Ж. Пиаже внутренней психологической природы фактов несохранения выходит далеко за пределы того, к чему эти факты «уполномочивают», и на это уде давно обратили внимание П. Я. Гальперин и Д. Б. Эльконин. Они писали, что объяснения Ж. Пиаже «вызывают чувство искажения действительности в угоду предвзятой теоретической концепции», что «Пиаже использует понятия, которые не соответствуют открываемой им действительности; они ничего не разъясняют, но уводят его в схоластические дебри, в которые он своей убежденностью и талантом завлекает и многих своих читателей» П. Я. Гальперин и Д. Б. Эльконин высказали совсем другой, чем Ж. Пиаже, взгляд на психологическую природу феноменов несохранения, состоящий в том, что в их основе лежит отсутствие в познании ребенка (т. е. в картине его психического мира) четкого разделения разных параметров объектов, таких как длина, высота, толщина, форма, количество, вес и объем. Именно это ясное и простое толкование психологической природы феноменов несохранения полностью отвечает фактам, не выходит за их пределы и получило фактическое подтверждение во многих экспериментах по эффективному преодолению этих феноменов, описанных в работах Н. И. Чуприковой.

Второй пример – это психоанализ З. Фрейда. Поскольку он является одной из составляющих современного психологического знания и пользуется методом воссоздания раннего психического опыта пациентов по их вербальным высказываниям, имеет смысл остановиться на его оценке.

Г. Айзенк посвятил психоанализу немало страниц в своей книге. В одном месте у него можно прочитать следующее: «…при рассмотрении доказательств, на которых основываются теории Фрейда, можно обнаружить, что это не тот тип доказательств, который можно порекомендовать ученому. Вместо экспериментально проверенных выводов из четко сформулированных гипотез мы обнаруживаем всего лишь анекдотичные свидетельства, собранные довольно случайным образом из индивидуальных историй болезни. Этот недостаток достоверных доказательств часто скрывается от читателя превосходными писательскими способностями Фрейда, за что в Германии ему заслуженно была присуждена премия Гёте за достижения в области литературы. Однако в науке убеждение не должно подменять доказательств, и нам следует более тщательно исследовать доказательные попытки Фрейда, прежде чем сделать вывод о достоверности его гипотез».

А вот другая цитата: «Мне бы не хотелось, чтобы читатель подумал, будто я являюсь ярым противником психоанализа во всех его проявлениях. Как и многие другие психологи, я ценю тот свежий глоток воздуха, который Фрейд вдохнул в затхлую, сухую атмосферу академической психологии XIX в. Гениальность его ума открыла нам двери в новый мир, а его необычная проницательность подарила множество интересных теорий и гипотез, над которыми еще долго будут размышлять исследователи. Безусловно, многие идеи Фрейда являются важными, но это вовсе не значит, что мы должны соглашаться с ним во всем и воспринимать его теорию как некое откровение свыше. Фрейд привнес в психологию много полезного и много вредного одновременно. Научно-ориентированная психология должна поставить себе задачу устранить последнее, сохранив при этом первое. Ответ на вопрос, который является названием этой главы: “В чем недостатки психоанализа?” – очень прост. “Психоанализ ненаучен”. Только строгое следование традиционным научным методам аргументации и экспериментального обоснования поможет нам воспользоваться всеми благами, которые нам предлагает гений его создателя».

Та же оценка теории психоанализа З. Фрейда дана в книге Л. Млодинова. Ее автор, посвятивший свою книгу обоснованию очень большой роли бессознательного в психике и поведении человека, пишет следующее: «Необходимо, разумеется, отдать должное Фрейду за понимание огромной силы бессознательного – само это понимание есть великое достижение, – но также нужно признать, что наука всерьез сомневается в существовании многих специфических и мотивационных факторов бессознательного, которые Фрейд определял как формирующие сознательный ум».

Второе методологическое требование, которое должно быть отрефлексировано при использовании психологического метода «от внешнего к внутреннему», состоит в том, что понятия, в которых описывается психологическая реальность, не должны приходить в противоречие с тем, что известно о ее материальном мозговом субстрате, и чтобы становиться все более убедительными, они должны постоянно соотноситься с данными неройнауки. Такое соотнесение на первых порах не очень заботило представителей когнитивной психологии, где психологические модели в большой степени питались представлениями об основных блоках компьютера и реализуемых им процессах и математической теорией информации. Но сейчас положение стало меняться. В последнем издании учебника Дж. Андерсона прямо сказано, что «стало невозможно проводить исследования человеческого познания без понимания некоторых основных фактов, касающихся структур мозга и нервных процессов». В частности, дается ссылка (но без указания источника) на статью Дж. Андерсона 1973 г., в которой тот критиковал широко известную и очень популярную модель С. Стенберга, описывающую факт роста времени реакций при увеличении числа положительных тестовых стимулов как несовместимую с тем, что мы знаем о работе мозга. В работах Н. И. Чуприковой, опубликованных еще до выхода в свет статьи Дж. Андерсона, также указывалось на это обстоятельство применительно к модели закона Хика и предлагалось совсем другое модельное представление о причинах роста времени реакций при увеличении числа положительных сигналов в наборе стимулов, гораздо больше совместимое с механизмами работы мозга. Это те же самые причины, которые лежат в основе феноменов ограниченности объема внимания и кратковременной памяти, о чем речь шла в седьмой главе данной книги, посвященной вниманию. К сожалению, эти соображения не нашли отклика, хотя высказывались и позднее.