Текст книги "Невеста Всадника без головы"

– И правильно! Пойдем поздороваешься с мальчишками, а потом поедем куда-нибудь, пообедаем…

– А вы одни? – Варвара Сергеевна осмотрелась.

– Мам, мы теперь одни не бываем, – сморщила носик Аня. – Рядом обязательно кто-то есть. Даже если ты его и не видишь. У нас тут как в шпионском сериале – следят все друг за другом.

– Господи, что ты говоришь! – Варвара Сергеевна бодро рассмеялась. – Кому надо следить, например, за тобой?!

– Кому угодно. А если точнее, многим, – совершенно серьезно сказала дочь.

– Да ты что?! – притворно-испуганно воскликнула мать. – А зачем?

– Вот и я думаю, зачем…

– Анюта, напои сначала чаем, а потом уж и обедать. Что-то я пить очень хочу. – Варвара Сергеевна никакого чая не хотела, но ей нужно было оглядеться в доме. – Завари свой фирменный, с земляничным листом.

– Хорошо, пойдем. – Аня улыбнулась, и они прошли к большому дому.

Варвара Сергеевна помолчала – ей хотелось задать вопрос про детей, но она не решалась это сделать. «Сейчас войду в дом и тогда заговорю о мальчиках. Боюсь, моих артистических способностей не хватит, чтобы сделать вид, что я ничего не знаю. И вообще, чтобы скрыть обеспокоенность. Вон, Аня очень удивилась, когда увидела меня». Варвара Сергеевна огляделась. Огромная территория с соснами и березами была обнесена высоким неприятно темным забором с острыми наконечниками чугунных угловатых стоек. «Что это у вас за крепостная стена? Неприятеля на кол сажать приготовились?» – неудачно пошутил приехавший как-то в гости брат Юра. «Так получилось, недоглядели, вот строители фантазию и проявили неуемную», – отшутилась тогда Аня. Но потом призналась, что за таким забором жить неуютно.

– Бабушка приехала! – со второго этажа, не обращая внимания на няню, сбежал Сашка.

– Здравствуй, – оживилась Варвара Сергеевна. – Ты такой большой стал! А где братики?!

– Они сырники доедают. А я уже все съел, – Сашка пренебрежительно дернул плечом.

– Зайчик ты мой, – Аня обняла сына за плечи, – пойдем за ними и скажем, что к нам приехала бабушка. Они обрадуются и сразу все быстро съедят. Мам, мы сейчас!

Аня с сыном поднялись на второй этаж.

«Нет, этого не может быть! Она совершенно нормально ведет себя с детьми». Варвара Сергеевна, пользуясь тем, что осталась одна, принялась внимательно все осматривать.

Первый этаж, с просторными холлами и большой гостиной, был светлым и радостным. Удобная легкая мебель, ткани теплых тонов, картины на стенах. Варвара Сергеевна с удивлением и умилением обнаружила еще пока неумелые рисунки внуков, которые были взяты под стекло и вставлены в дорогие рамы. «Интересно, кому в голову пришла эта идея? Наверное, все-таки Ане, – с теплотой подумала Варвара Сергеевна. – Как же она все-таки любит своих мальчиков!» Эти рисунки выглядели рядом с полотнами настоящих художников очень трогательно. Варвара Сергеевна машинально провела рукой по тяжелой портьере, аккуратно собранной толстым красивым шнуром, и вдруг совершенно неожиданно для себя подергала закрытое окно. «Что это я вдруг?! – огляделась она с испугом. – Вдруг кто увидит? Подумает бог знает что! А окно закрыто «намертво». Так просто не откроешь. Интересно, зачем? От воров? Так охраны вон сколько!»

Варвара Сергеевна уже было собралась подняться на второй этаж, как на верхней площадке лестницы показались близнецы.

– Отстань! Это к нам бабушка приехала, а не к тебе! – громко прокричали они, обращаясь к няне-эстонке.

Миловидная девушка с невозмутимым лицом чуть поодаль следовала за детьми. Заметив Варвару Сергеевну, она поздоровалась. «Какая интересная няня! Вот что думать, мой зять ее специально нанял?! Господи, я совсем с ума сошла. Не хватало подозревать всех и вся!» – подумала она, а вслух произнесла:

– Ребята, вы не очень вежливы. Это плохо!

– Она все время за нами ходит! – загалдели Митька с Витькой.

– У нее работа такая, вы должны это понимать и слушаться свою няню. – Варвара Сергеевна примирительно улыбалась няне. – Вы вот какие стали большие!

– Да, если большие, зачем эта нянька?! – мальчишки исподтишка показали на девушку, которая с непроницаемым лицом стояла рядом.

– Так положено! А откуда у вас такие пистолеты? – Варвара Сергеевна указала на рукоятки, торчащие из-за поясов.

– Папа подарил.

– Ах, какой он молодец, – кивнула Варвара Сергеевна и, обращаясь к няне, сказала: – Мы с вами незнакомы, я…

– Знаю, вы – бабушка мальчиков, а меня зовут Элле.

– Очень приятно, Элле. Вы можете отдохнуть, я побуду с мальчиками.

– Спасибо, но я должна быть все время рядом.

– Ничего, ничего, мы сейчас все уедем в город.

– Мне было дано указание не оставлять их ни на минуту.

– Даже с мамой или с бабушкой? – Варвара Сергеевна нахмурилась.

– В любой ситуации. Вторая няня может оставаться дома, но я всегда должна быть рядом.

– Хотим с бабушкой! – дети сразу уловили смысл беседы и решили покапризничать.

– Мы сейчас все уладим. – Няня Элле добавила в голос строгости.

– Бабушка, мы все уладим, – передразнили близнецы няню.

– Хорошо, мальчики. Думаю, пока вы будете играть у себя, мы с мамой по делам съездим. А потом будем есть вкусные вещи и рисовать. Я вам краски куплю. Договорились?!

– Ага. – К счастью, дети не отличалась упрямством или дурным характером. Уговорить их можно было легко.

– Поторопите, пожалуйста, Аню. Я не буду подниматься, подожду ее здесь.

Элле кивнула и исчезла в больших дверях. Мальчишки последовали за ней, отдав напоследок бабушке честь. Это выглядело карикатурно, и Варвара Сергеевна улыбнулась. «Что за правила такие – чтобы ни на минуту детей нельзя было оставить с матерью или бабушкой?! Надо будет на эту тему…» Она не успела додумать, как появилась Аня.

– Мам, чай готов, накрыли в нижней гостиной. Дети с нянями – пусть позанимаются. – Аня скривилась: – Не знаю, много ли проку от такого строгого распорядка дня. Мне кажется, им надо давать больше свободы.

– Свобода – это хорошо, но дети очень быстро к ней привыкают, и уже потом сладить с ними невозможно, – менторским тоном заявила Варвара Сергеевна, но быстро свой тон заметила и добавила уже мягче: – Ты сама замечала, близнецы склонны к непослушанию? К такому, громкому, конфликтному, с капризами и воплями?

Женщины уже сидели за большим круглым столом. Скатерть, красивый фарфор, столовое серебро – все свидетельствовало о деньгах и вкусе. «Редкое сочетание», – заметила про себя Варвара Сергеевна. Сама гостиная была такой же светлой и радостной, как и остальные комнаты первого этажа. Пушистый ковер под ногами, уютные кресла, мягкий свет из окон с частым переплетом – было уютно и спокойно.

– По-разному бывает. Бывает так разорутся, что хоть уши затыкай.

Мать неприятно резануло слово «разорутся». Раньше Аня была очень внимательной к словам.

– Ну уж, разорутся?! Скорее всего, раскапризничаются?

– Нет, мам. У них троих сразу появилась манера орать. Именно – орать. Чуть против шерсти, так сразу в крик. Причем это, как правило, случается, если они вместе. Как будто один заводит другого.

– Обычная история. Эффект «детского сада»: если слушаются – так все вместе, если хулиганят – тоже все разом. Это ни о чем не говорит.

– Не знаю, мне кажется, что они специально так ведут себя, чтобы позлить меня.

«Вот оно…» Варвара Сергеевна, чтобы не спугнуть разговор, специально отвлеклась на печенье. Нарочито долго исследуя огромную вазу с разнообразной выпечкой, она молчала.

– Как печет эта ваша Ира! – нарочито бодро воскликнула она. – Просто от бога кондитер! Так что, говоришь, специально злят тебя?

– Мам, побоюсь показаться смешной и глупой, но у меня такое впечатление, что они это делают по наущению…

– То есть?

– Ну, я для них не авторитет. Со мной можно вести так, как захочется. Не слушаться, дразнить…

– Аня, ты себя слышишь? Ну кто будет специально настраивать детей против тебя, да еще в таком возрасте?!

– Мам, я не хотела тебе говорить, предвидя твою реакцию, но это так. Они видят во мне если не врага, то человека, с которым можно не считаться.

– Ань, они еще дети, маленькие дети. Может, это ты воспринимаешь их шалости как вызов себе? Может, ты просто ждешь от них взрослой реакции? Взрослого повиновения?

Аня молча вертела в руках ложечку. Варвара Сергеевна все также делала вид, что разговор идет о ничего не значащих пустяках.

– Давай-ка проветримся. Ты, по-моему, дома засиделась. Такое бывает. И чудятся тебе всякие глупости, и везде тебе видятся заговоры.

– И ты?! – Аня неожиданно швырнула ложечку на стол. – И ты говоришь о том же! Все, все сговорились! Думаю, что сегодня ты не просто так приехала, а по просьбе… Успели уже пошептаться за моей спиной?!

Варвара Сергеевна от неожиданности поперхнулась. Тон дочери был грубым, а голос злым. В ее словах слышались подозрение и обида. Первым побуждением матери было уехать. В конце концов, никогда никто из ее детей с ней так не разговаривал. Никто не мог ее обвинить в том, что она оставляла сыновей и дочь в непростую минуту, и никто уж не мог ее заподозрить в сговоре против них. Обида вспыхнула… И точно так же быстро погасла. Варвара Сергеевна теперь уже понимала, что визит зятя к ней имел под собой весомые причины и наверняка дался ему тяжело. Она видела, что дочь мучают какие-то страхи, и поэтому соврала:

– Анют, я приехала, чтобы рассказать о Юре и Але. По-моему, у них не так все гладко… А о детях заговорила ты сама.

Аня покраснела, на ее глазах выступили слезы.

– Мам, поехали куда-нибудь, посидим, поговорим, расскажешь мне все. И я расскажу.

– Поехали. А может, лучше домой к нам?

– Нет, пусть это будет нейтральная территория, – предложила Аня. – А еще лучше – то кафе возле нашего дома, помнишь? Мое любимое…

Женщины встали, пересекли большой холл и почти уже вышли из дома, как Аня вдруг с тревогой огляделась по сторонам. Мгновение она стояла в раздумье, а потом быстро подошла к окнам и проверила, хорошо ли они закрыты.

– Что ты, Аня? – Варвара Сергеевна оглянулась на дочь.

– Ничего, ничего, просто… Проверила просто…

Уже выезжая из ворот, Варвара Сергеевна, сидевшая на пассажирском сиденье рядом с дочерью, оглянулась на большой дом. Какая-то деталь еще утром привлекла ее внимание. Но сосредоточиться на этой детали она не смогла. Сейчас же она поняла, в чем дело, – окна третьего этажа были забраны в тяжелые решетки. «Их ведь раньше не было. Странно, почему не на первом этаже, куда могут залезть? Почему на третьем?» – подумала Варвара Сергеевна.

Визит в дом дочери и ее мужа не дал ей никаких вразумительных объяснений. Напротив, загадок и вопросов стало больше. Жизнь Ани, такая ровная, благополучная, такая правильная, изменилась… «В какой момент она изменилась? Где была эта точка отсчета несчастий и бед? Кто бы мог это определить? И есть ли в этом хоть какой-нибудь смысл? Ведь прошлое обладает свойством невозврата. Независимо от того, счастливое это прошлое или нет».

Что-то странное, нехорошее происходит с Аней. Варвара Сергеевна так и не знала, как приступить к беседе. Аня обладала потрясающей интуицией и лукавство матери чуяла за версту.

– Ну, рассказывай, как вы живете? – нарочито бодро поинтересовалась Варвара Сергеевна.

Мать с дочерью уже сидели в кафе. Ожидая заказа, они болтали о пустяках, пока Варвара Сергеевна очень осторожно не заговорила о семье знакомых, в которой только что произошел громкий развод.

– У вас с Максимом, я думаю, все хорошо? – повторила она свой вопрос.

Аня, внимательно разглядывающая карту вин, которую не успел унести официант, ответила односложно:

– Мам, нормально.

– Ты какая-то странная сегодня. Рассеянная, грустная, я даже не пойму, в чем дело.

– Нет-нет, все нормально, – чересчур поспешно замотала головой Аня. – Просто дома теперь такая суета…

– Отчего? Я, впрочем, была недолго, но мне не показалось…

– Вот именно… не показалось. Так сразу в глаза не бросается…

– Что, опять достраивать что-то решили?

– Нет, няни между собой не ладят… У нас в доме много посторонних, на них натыкаешься на каждом углу – горничные, охрана, повар и его помощники. Я вообще не знаю, зачем Максим их всех взял на работу?! Это же не только большие деньги, но и… Понимаешь, у нас нет покоя. Семья разбавлена чужими. У нас дома было совсем по-другому… Ты ведь помнишь?

Варвара Сергеевна помнила – концентрация родственной привязанности, несмотря на обычные разногласия, в доме была высока. Тогда ей казалось, что эта была ее, тонкого дипломата, заслуга, теперь же, спустя много лет, она понимала, что скреплял семью Алексей Владимирович. «От мужчины требуется не только строгость, но и понимание. Стремление войти в ситуацию. Вот с этим у Максима, по-моему, проблемы. Но главное, что тревожит Аню, так это няни. Мне сразу показалось, что все дело в этих молодых девушках. Неужели Максим не мог взять кого-нибудь постарше?! Чтобы Аня не ревновала», – думала Варвара Сергеевна и чувствовала, что настроение у нее окончательно портится. Надежда на внятное объяснение жалоб Максима не было. Она понимала, что чем дальше будет идти беседа в таком ключе, тем больше вопросов появится, а ответы она не найдет никогда. Варвара Сергеевна тянула паузу, размешивая сахар в спасительном кофе – как часто нас выручает стакан воды, чашка чая, простой бутерброд: они позволяют промолчать, уйти от ответа, избежать признания.

– Аня, вы сколько лет женаты? Пять лет. Это время первых семейных кризисов. Постарайся не обращать внимания на недостатки Максима. Если что-то очень не нравится – выясняй все спокойно, осторожно, а лучше и вовсе промолчи. Вот мы с твоим отцом…

– Мам, ты зачем сегодня приехала? – прервала Аня. – Ведь не просто же так?

Варвара Сергеевна сделала круглые глаза и замотала головой:

– Анечка, мне просто дома очень тоскливо. Сама же знаешь, твои братья приедут очень не скоро. Ты все время с детьми, Максим работает, я понимаю, что у вас времени на меня совсем нет, вот я и решила…

– Извини, мам, – вздохнула Аня. – Мне все время мерещится черт знает что…

– Да, а что тебе мерещится?..

– Давай пить кофе. И что-нибудь съедим…

В этот вечер Аня не стала ждать Максима к ужину. Она быстро перекусила салатом и поднялась к себе. Мальчики, пришедшие с прогулки, готовились ко сну, и как бы ни хотелось Ане зайти к ним в детскую, она не стала этого делать. «Опять будет конфликт, – подумала она с тоской. – Няньки пожалуются Максиму, и он начнет говорить, что я «мешаю воспитательному процессу». Или что я «передаю детям свою нервозность». Как удивительно ловко, незаметно и неожиданно он отстранил меня от сыновей, от домашних дел и даже от работы!» Аня уселась в кресло и принялась разглядывать фотографии в альбоме. Этот был тот самый альбом, который коллеги из ветеринарной клиники подарили ей на память, когда она увольнялась. Знакомые лица, забавные морды выздоровевших питомцев – на все это было приятно смотреть и еще приятнее это все было вспоминать. Аня вздохнула: выйти на работу ей хотелось давно. И, конечно же, она не собиралась стать чиновницей, ей категорически не хотелось заполнять кучу бесполезных, повторяющих друг друга документов. Аня мечтала вернуться туда, в лечебницу, где можно было заниматься любимым делом. И год назад она, потратив уйму времени и нервов, доказывая Максиму свою правоту, поехала в свою ветклинику устраиваться на работу. Директор долго мялся, говорил что-то невнятное, а потом, заперев дверь кабинета на ключ, тихо сказал:

– Анечка, я бы хоть сейчас, хоть сию минуту… Но приезжал твой муж, Максим. Он очень просил не брать тебя на работу. Ты пойми, он ведь о тебе заботится. Говорит, что ты еще не восстановилась… Я знаю (но ты же понимаешь, я – молчок, никому и ничего), он рассказал… Одним словом, тебе очень нелегко пришлось, и потом еще маленькие дети. Аня, я обещал твоему мужу… И потом, он влиятельный человек… Проблемы устроит запросто…

Аня слушала директора и понимала, что никакие слова помочь уже не могут. «В Москве полно ветлечебниц. А в Подмосковье – еще больше. Ко всем Макс ездить не будет», – потерпев фиаско, подумала тогда Аня и принялась размышлять, как надо поступить. Поступила она так, как поступают почти все женщины в таких ситуациях, – она устроила скандал. Были крики, слезы, упреки и даже разбитые вазы. Максим выслушал это спокойно и, когда на Аню напала истерическая икота, налил стакан воды и подал жене со словами:

– Ты сама на себя посмотри – какая работа?! Ты даже спокойно разговаривать не можешь. Я никуда не ездил и ни с кем не говорил, а что тебе наплели – целиком на совести этих людей. Кстати, расчет прост – этот твой директор отлично понимает, что я, при своем положении, выяснять с ним отношения не буду. А чтобы отказать тебе – это отличный предлог. Думаю, он тоже обратил внимание на твою нервозность. Кому охота иметь дело с истеричками?

Аня глотала теплую противную воду и понимала, что сейчас что-либо говорить мужу бесполезно. Потом, поздно вечером, когда она уже выпила валерьянки с пустырником и немного успокоилась, Максим пришел к ней и решительно заговорил:

– Анюта, ты извини меня, я совсем закрутился на службе. Я даже не могу вечером с тобой нормально поговорить. Я же понимаю, что тебе дома уже тяжело, что пора выходить на работу, что надо делом заниматься. Ань, ты сама посуди – пять лет ты сидишь в четырех стенах! Неужели ты думаешь, что я не понимаю, как это сложно?! Ну, ладно, были дети совсем маленькие, но сейчас они подросли, у них много занятий, да и няни неплохие. Давай с тобой договоримся так – я завтра действительно позвоню этому твоему директору. Нет, я ничего не буду выяснять, я даже и виду не подам, что ты мне все рассказала. Я просто как ни в чем не бывало попрошу об одолжении – попрошу тебя принять на работу. Как ты на это смотришь? А ты поезжай к нему послезавтра. Думаю, все будет нормально.

Аня помнила, как она расплакалась, услышав эти слова. Ей было ужасно жалко Максима, который делал все, чтобы семья жила хорошо, который заботился о ней, о сыновьях, который не забывал о теще, жившей теперь в полном одиночестве. Максим не был идеалом, но и ненависти, которую совсем недавно испытала к нему, он не заслуживал.

– Макс, прости меня, я не знаю, что со мной… – чувствуя себя истеричкой и ничтожеством, пролепетала Аня.

– Ничего, – погладил ее по голове муж, – ты просто засиделась дома.

Через два дня Аня вновь сидела перед директором ветлечебницы.

– Послушайте, вы были прекрасным сотрудником, но сейчас принять вас на работу я не могу. Я же уже все сказал.

Его голос потерял мягкость, зазвучали нотки раздражения и даже какого-то пренебрежения.

– Но разве вам не звонил Максим… – Аня собралась было объяснить ситуацию, но ее прервали:

– Я уже все вам сказал. Не имеет смысла к нам ездить. Мы здесь занимаемся делом.

Аня покинула ветлечебницу с ощущением полной паники. Паники от невозможности оценить реальность. Кто кому когда звонил и почему ее, одну из лучших сотрудниц, не берут на работу – ничего понять она не могла.

…Сейчас, сидя с альбомом в руках, Аня вспоминала, что странные несостыковки, непонятные недоразумения, нелепые ситуации стали происходить все чаще и чаще. Куда бы она ни приехала – бывшая работа, подруги, салон, поликлиника, – теперь всюду ее встречали ласково и снисходительно. «Снисходительно» – самое верное слово, которое может охарактеризовать то, что ее бесило больше всего. В разговорах, в интонациях за искренней радостью чувствовалось что-то жалеющее. Аня припоминала, что, о чем бы она ни начинала спорить, люди во всем с ней соглашались, говорили ласковым тоном и с опаской наблюдали за ее смехом.

– Что-то не так? Я слишком громко смеюсь? – не удержалась от вопроса Аня, когда ее приятельница поморщилась, заслышав ее хохот.

– Нет-нет, все нормально, просто…

Что – просто, подруга так и не пояснила, но настроение Ани было испорчено, и встречу она скомкала. Вспоминать беззаботные годы учебы и при этом не смеяться – это, знаете ли, странно.

«Странно» – вот еще одно слово, которое Аня стала ненавидеть. Особенно ее злило сочетание «ты такая странная». Это слышала она теперь очень часто, настолько, что сама стала анализировать свои поступки. «А не странно ли сыпать столько петрушки в суп? А может, я странно разговариваю? Странно – это не как все», – думала она порой.

… – Анюта, ты хочешь сказать, что нам нужен второй выход в доме? – Максим слушал ее внимательно. Этот разговор произошел вскоре после ее неудачной попытки вернуться на работу. – Ты же знаешь, он не предусмотрен по проекту, а если даже мы сейчас найдем людей, которые это сделают, ты представляешь, во что это нам обойдется? А с деньгами сейчас не очень хорошо. Сама знаешь, кризис и все такое…

Аня про кризис уже слышала не один раз. И на то, что с деньгами в семье не очень хорошо, Максим тоже намекал не раз. Но все же машину он поменял, и на воротах вместо старого Николая теперь дежурили две смены молодых накачанных охранников. А еще один бродил целый день по периметру участка.

– Макс, я просто хотела задний двор полностью отдать ребятам, – принялась объяснять Аня. – Они растут, песочница очень скоро станет не актуальной. А я бы там чайный домик им поставила, качели, беседку. И выход бы мы сделали отдельный. Ты же сам говорил, что за детьми надо следить особенно внимательно. Там бы они были и под присмотром, и ограждены от посторонних, и имели свое пространство. Время идет очень быстро – не успеем оглянуться, к нашим мальчишкам девочки будут приезжать, друзья…

– Ну, до девочек еще долго. – Максим помолчал, а потом осторожно спросил: – Аня, не обижайся, но почему, когда я говорил то же самое, ты не соглашалась? Ты спорила, с пеной у рта доказывая, что на заднем дворе дети могут оказаться без присмотра. Что охрана может что-то недоглядеть. И вдруг сейчас, спустя столько времени…

Аня его слушала и не верила своим ушам – она вообще такого не помнила. Никакого разговора о заднем дворе они до этого не вели. Во всяком случае, ей так казалось.

Отношения в семье еще имели вполне пристойный вид. Еще они разговаривали по вечерам о детях, еще Максим делился с ней служебными новостями, еще бывали у них совместные вечерние прогулки, а по выходным приезжали гости. Но понемногу в эти обычные семейные будни стала примешиваться разбалансированность. Сначала Аня ругала себя за мнительность и излишнюю восприимчивость: «Мне кажется… Просто у меня днем не так много событий, а он устает. И мы не всегда совпадаем настроениями». Но вскоре оказалось, что дело не в разнице дневных забот и распорядке дня. Ане стало вдруг понятно, что Максим воспринимает жену как нерадивую подчиненную. Любое ее замечание стало вызывать упреки, причем напирал он на «неадекватность восприятия».

– Странно, я бы никогда не обратил на это внимания! – комментировал он ее обеспокоенность неуемной живостью детей.

«Раньше он со мной бы согласился», – недоумевала Аня.

А однажды произошел и такой диалог:

– Очень вкусная фасоль. Жаль, что «не в коня корм». – съев немного лобио, Максим многозначительно посмотрел на жену.

– Я не понимаю тебя, – искренне удивилась она.

– Извини, но твой аппетит наводит на подозрение.

– Что ты имеешь в виду?

– Аня, у тебя все признаки булимии. А это, как известно, нервное заболевание. Надо об этом честно сказать врачу.

Аня удивленно посмотрела на него.

– Ладно, не обижайся. – Максим также резко смягчился. – Я только хочу тебе помочь.

«Еще немного, и я точно уверую в свою неожиданную неполноценность», – подумала про себя Аня. Ей еще хватало чувства юмора спокойно реагировать на заявления мужа.

…То утро началось плохо. Когда Аня спустилась в столовую, за столом сидел один Максим. Он уже позавтракал и теперь, по всей видимости, ждал ее.

– Привет, кофе налить? – Аня взяла чашку и только теперь обратила внимание, что перед Максимом лежат какие-то листочки.

– Привет. – голос Максима прозвучал сухо.

– Что опять у нас случилась? – Аня вернула чашку на место. Завтракать расхотелось.

– У вас. Меня в этот момент дома не было.

– У нас?

– Да, у вас.

– И что же? – Аня вложила в интонацию максимум издевки. Странно было видеть мужа, который накануне приехал домой во втором часу ночи, а наутро наводит порядок среди домочадцев.

– А ты не знаешь?

– Не знаю, могу поклясться.

– Понятно. – Максим помолчал. – Митька сегодня не завтракал.

– Почему?

– Он теперь боится завтракать. А знаешь почему? Он боится манной каши. Особенно когда она горячая.

– Все дети боятся горячего, – беззаботно пожала плечами Аня. Она хорошо знала Митю. – Их к этому приучают. Чтобы они не обожглись.

– И поэтому ты вчера ребенка вымазала горячей манной кашей. Все лицо.

Аня почувствовала, как ее бросило в жар.

– Что? Что ты сказал? Откуда? Откуда ты берешь все эти глупости?

– Не кричи, услышат люди.

– Мне плевать, это ТВОИ люди. Это не мои люди. И ты с ними объясняйся. Но сначала объясни мне, твоей жене! Скажи, кто тебе сказал такую глупость?

– Няня. И Митька.

– Как Митька? Как он мог тебе это сказать? Четырехлетний ребенок, которого я пальцем не трону?!

– Аня, сядь и успокойся. Ты можешь представить мое состояние, когда я об этом узнал. Зачем врать няне и Митьке? Они что, сговорились?

Аня молчала, понимая, что сговориться взрослая женщина и маленький мальчик, который любит мать, не могут. Но должны же быть объяснения этому. И вообще всему, что происходит в этом доме!

– Максим, я ничего подобного не делала. Ты должен поверить мне и… помочь…

– Я хочу помочь тебе, – с трепетной заботой в голосе произнес Максим, – но иногда ты поступаешь так, что остается только развести руками.

– Дорогой, ты согласился мне помочь, но даже не задал вопрос, в какой помощи я нуждаюсь. – Аня прищурилась. Ей совершенно не понравилось, с какой готовностью муж сделал ее виноватой.

– Аня, мне все равно. Я готов сделать для тебя что угодно, только постарайся, чтобы я, оставляя тебя с детьми, не психовал.

– А, понятно… То есть ты даже не сомневаешься в том, что я могу быть несдержанной с детьми?

Вместо ответа Максим протянул Ане несколько листочков:

– Что это?

Аня покраснела. Она давно поняла, что лежит перед мужем. Эти листочки она тщательно прятала ото всех, поскольку объяснение, почему она записывает свой каждый шаг, прозвучало бы по-идиотски.

– Ну, наверное, в нашем доме теперь нет личной собственности, раз ты их прочел. Они лежали в комоде, под моим бельем. И вряд ли ты там искал свои трусы. А значит, ты копался в моих вещах. По-хорошему, мне не следовало бы отвечать на твои вопросы: сам нашел – сам и разбирайся, отгадывай ребусы и загадки. Но я тебя пожалею: я с некоторых пор записываю каждый свой шаг.

– Для чего, Аня?!

– Для того, чтобы никто мне не приписал те поступки, которые я не совершала. Вот как с этой кашей.

– Аня, я даже не буду обсуждать этот поступок. Любой человек тебе скажет, что нормы здесь никакой нет. Но ты прочитай, что ты пишешь. Это же ведь твой почерк?

– Да, мой.

– Тогда возьми, – Максим протянул бумагу.

– «Пятнадцать часов – проверила все окна. Няня может плохо следить за детьми, надо быть настороже». И что? Что в этом такого? Я всегда проверяю окна, я боюсь за детей, я не очень доверяю няне – она человек слишком молчаливый, необщительный, а такие люди всегда внушают недоверие. Я попыталась с ней поговорить, но так и не смогла. Что ненормального в таких записях?

– Аня, если ты задаешь такой вопрос, значит, мои объяснения будут напрасны. Я еще не видел человека, который записывает каждый свой шаг для того, чтобы его не обвинили в чем-то предосудительном. И еще. Откуда эта мания преследования? Что это такое – «надо быть настороже»?

– Максим, это просто слова, это я записывала для себя. Я не выбирала формулировок. В этих словах выражено мое беспокойство о детях. Только и всего. Почему ты говоришь о мании преследования? Как можно было сделать такой вывод?!

Аня вдруг поняла, что муж действительно рассержен и озабочен.

– Максим, и я не трогала Митю. Ты должен поверить мне. Мне, твоей жене, а не каким-то пришлым теткам, у которых непонятно что на уме.

– Между прочим, эта тетка воспитывает твоих сыновей!

– Я ее об этом не просила! Я бы и сама справилась!

– Ну да! Только у тебя очень необычные методы воспитания.

Именно после этого разговора в доме и появилась вторая няня – Элле.

Одним словом, Аня могла многое рассказать Варваре Сергеевне. Но вот как это сделать, чтобы можно было и посоветоваться, и не напугать ее? Нет, с матерью она разговаривать не будет. Она дождется братьев, которые, как назло, были за границей. Юра с женой поселился в Нью-Йорке, Вадим был где-то в Южной Америке – на его голову «свалилась» бразильянка с русскими корнями и неплохими вокальными данными. А значит, пока Ане самой надо будет внимательно смотреть по сторонам и быть начеку. Больше всего ее волновали те бумаги, которые она случайно нашла в спальне.

…Пузырек с успокоительным исчезал самым волшебным образом. Каждый вечер она исправно бросала его в верхний ящик прикроватной тумбочки, но утром там его не находила. Аня совершенно точно помнила свое движение: вот она выходит из ванной комнаты, ложится в постель, мажет руки кремом, потом выдвигает верхний ящичек и достает пузырек. Стакан с водой стоял всегда у тумбочки. Аня выпивала таблетку и сразу же возвращала пузырек на место. Это уже стало ритуалом – вот уже несколько месяцев она принимала таблетки, прописанные врачом, которого нашел Максим. Утром, когда полагалось принять только половинку, Аня пузырек не находила. Или находила совсем в другом месте. Например, на полу, или в комнате мужа на тумбочке, или на его письменном столе, или, что еще непонятнее, внизу, в столовой. Вот и сейчас она спустилась вниз. За большим столом завтракал Максим.

– Ань, не разбрасывай лекарство! Няни, конечно, за мальчишками смотрят, но они, по-моему, резвее их обеих, – заявил он в ответ на вопрос Ани о лекарстве.

– Я не разбрасываю. Я сама удивляюсь, что утром лекарство оказывается в самых неожиданных местах. – Аня попыталась свести все к шутке, но на лице Максима появилось раздражение:

– Господи! Опять! Опять кто-то виноват в твоих проблемах! В твоих нервах!

– Да при чем тут нервы?!

– Да при том! Аня, надо выполнять все указания врача! Понимаешь, иначе невроз превратится в болезнь! В тяжелую, неизлечимую болезнь!

– Да что я?! Что ты взъелся из-за какого-то пузырька!

– Я не из-за пузырька… Я… Я… – Максим не договорил. Он выскочил из-за стола, раздраженно бросил развернутую газету на стол. – Господи, почему у нас в доме теперь нельзя даже позавтракать спокойно? Дождалась бы моего отъезда и искала свой пузырек. Не надо на меня смотреть такими несчастными глазами! Жить с невротичкой очень тяжело.