Текст книги "Дети Великого Шторма"

– В ослепительно синеющей дали – тонкая, как лезвие бритвы, граница между двумя безднами. Руки онемели от напряжения и вот-вот упустят спасительное, но предательски скользкое бревно. Над водной гладью парят призраки – прозрачные руки тянутся, так и норовят схватить, утащить за собой. Беззвучно шевелятся тонкие губы: разве ты не настрадался вдосталь? Разве не просил всех богов, своих и чужих, о встрече с нами? Так вот мы, здесь. Просто протяни руку – и все закончится.~

– Площадь, заполненная людьми. Их много – не протолкнуться. Совсем рядом мальчишка-оборванец вытаскивает кошелек из кармана какого-то толстяка, не волнуясь о том, что его заметят, – все взгляды прикованы к возвышению в центре площади. Кажется, там произошло что-то страшное.~

Внезапно Эсме ощутила сильную тревогу. Она огляделась по сторонам: бледно-лиловое полотно магусовской сердце-сути было уже почти целым, и теперь целительница находилась внутри огромного цветка, чьи лепестки пронизывала едва заметная паутина линий, напоминавших сосуды, заполненные золотистой кровью. Эти линии на глазах утолщались, наливаясь силой, и присутствие наблюдателя, непонятной лишней души, становилось все ощутимее.

Тревога сменилась смертельной усталостью. В реальном мире Эсме уронила руки и застыла; здесь же она просто бросила недоделанную работу, ослепла и оглохла, свернулась в тугой узел, плотный сгусток чувств, воспоминаний и всего того, что делает человека человеком. Она знала, что сейчас произойдет. Крылан решит, что момент настал, и напоит ее «смолой». Черное зелье вышибет все преграды на пути мощного потока, освобождать который без нужды равносильно самоубийству. Львиная доля ее жизненной энергии перейдет к этому чужаку, к вероломному потомку пришельцев со звезд, который и так мог бы прожить по крайней мере в пять раз дольше обычного человека. После такого нужно несколько месяцев, чтобы восстановиться, но ей и на это рассчитывать не стоит.

Пробудиловка, «кровь мерра» и теперь – «смола».

Это конец.

«Я бы так не сказал».

Эсме вздрогнула, и во тьме перед ее целительским взором опять возник бледно-лиловый цветок, который теперь казался больше прежнего и как будто светился изнутри. Она еще ни разу не разговаривала с кем-то из своих пациентов в сердце-сути, хотя знала, что такое возможно. Тот, кого она исцелила, обладал очень сильной волей, раз сумел не просто почувствовать ее, а заговорить с ней.

«Твое общество мне приятно, однако я бы не хотел, чтобы ты осталась в моей голове навсегда. Тут, как видишь, и без тебя полным-полно серых жильцов».

За одним из лиловых лепестков возникла тень – не серый призрак, а четкий силуэт высокого широкоплечего мужчины. Он галантно поклонился и правой рукой указал куда-то в сторону. Эсме невольно проследила за направлением его жеста и увидела яркий свет.

Ей туда?

«Безусловно. Ты спасла меня – я спасу тебя. Все будет хорошо».

Она полетела к свету, едва расслышав прозвучавшее вслед слово, всего одно:

«Благодарю!»

Потом она наконец-то уснула, и в этот раз сны обошли ее стороной.

[А сейчас тебе на голову свалится потолок.]

Проснулась целительница внезапно, вздрогнув всем телом, и сразу же села, зажмурившись и схватившись руками за голову. К знакомой боли в затылке прибавилась пульсирующая боль в висках – не очень сильная, но как-то по-особенному неприятная. Что-то случилось. Что-то нехорошее произошло, пока она спала…

[К стенам на твоем месте я бы тоже присмотрелся – мало ли что.]

Она не торопилась открывать глаза. Со всех сторон доносились странные звуки – чьи-то неразборчивые голоса, слишком резкие и громкие крики чаек, шуршание, скрип и стук. Да что же это такое? Совсем близко и как будто бы наверху кто-то запел чистым высоким голосом. Простенький мотив показался Эсме знакомым, хотя она была совершенно уверена, что никогда раньше не слышала этой песни – по крайней мере, своими собственными ушами.

Слова вспомнились сами собой, сплелись с мелодией и чужим голосом:

 
Мы там, где звездный свет,
Мы там, где неба нет,
А есть лишь отраженье моря…
 

Интересно, сколько часов она проспала? Отдохнуть по-настоящему не получилось, но не стоило гневить Заступницу – Светлая Эльга подарила ей жизнь, уберегла от Последнего берега и крабов, пирующих во славу Великого Шторма. Надо снова лечь и попытаться уснуть. Придется беречь силы, потому что ни на одном из Десяти тысяч островов не отыскать человека или магуса, который поможет ей, если случится беда.

Лечь и уснуть. Немедленно.

[Потолок, дурочка.]

 
Взмывая к облакам,
Доверясь парусам,
Мы выбираем путь, не зная горя!
 

Таинственные ночные гости исчезли. Она никогда не узнает, кого принес Великий Шторм к ее порогу, как на самом деле зовут Плетельщика, откуда взялся человек-птица с черными крыльями… Впрочем, есть вещи, которых лучше не знать. Ничего страшного, если подозрительная компания удалилась, не заплатив за ее услуги ни гроша. Главное, чтобы от посетителей не осталось следов. Лишние неприятности ей ни к чему.

 
В бездонной глубине,
В прозрачной вышине,
На крыльях серых птиц летают наши души…
 

Эсме медленно выпрямилась, открыла глаза и ахнула.

[Я предупреждал.]

Она сидела на узкой койке в очень маленькой комнате с деревянными стенами и единственным окошком. Большой сундук рядом с койкой служил, по всей видимости, и столом. На крышке сундука стояла чашка с водой, и Эсме словно завороженная уставилась на нее: вода покачивалась… как и вся комната.

Точнее, каюта.

Целительнице показалось, что потолок стремительно ринулся вниз. Днем раньше на набережной Тейравена она почувствовала едва ли десятую долю от того, что ощутила сейчас: сквозь стены рыбокорабля на нее хлынул бурный поток. В нем перемешались бессвязные обрывки чужих разговоров и столько мыслеобразов, что их сложно было отделить друг от друга. Она не могла закрыться, потому что находилась слишком близко к фрегату. Внутри фрегата. Стены каюты подернулись рябью, дерево превратилось в бурую губчатую ткань, весьма неприятную на вид. Поблизости от целительницы в стене появился черный круглый глаз размером с кулак, рядом с ним – другой, а потом глаза начали открываться повсюду.

И все смотрели на нее.

– Пожалуйста, пожалуйста, не надо… – взмолилась Эсме, свалившись с койки и скорчившись на полу.

Она зажмурилась и спрятала лицо в ладонях, но это не помогло. Взгляды по-прежнему пронзали ее насквозь, чей-то голос задавал вопросы на совершенно незнакомом языке. И обладатель голоса, судя по тону, все сильнее злился, что она его не понимает.

– Пожалуйста, я же не хотела сюда попасть, я не хотела…

Что-то полыхнуло во тьме – и голос умолк. Эсме еще какое-то время просидела на полу, боясь пошевелиться, но теперь мыслеобразы рыбокорабля старательно обходили ее стороной, и оставалось лишь догадываться, что заставило его изменить поведение. Она убрала руки от лица и осторожно приоткрыла один глаз. Каюта снова стала нормальной. Означало ли это, что фрегат смирился с ее присутствием на борту?..

Эсме встала, пошатываясь, и оглядела себя. Она была в той же одежде, что и вчера, только шарф развязался, и кто-то положил его на подушку, аккуратно сложив вчетверо. Ее руки, накануне испачканные в крови, были чистыми. Девушку принес сюда не враг – по крайней мере, ей хотелось в это верить.

За стеной послышались торопливые шаги.

Эсме почти не удивилась, когда отворилась дверь и на пороге показался голубоглазый парнишка, который приходил к ее дому вместе с недотепой-матросом.

– Вы проснулись! – Он говорил с тем же акцентом, что и крылан. Эсме теперь только поняла, что это северный акцент. Юнга был родом из Облачного края – может, из самой Столицы. – Я сейчас принесу завтрак!

– Подожди! – Эсме протянула руку, и юный незнакомец испуганно отпрянул. – Где я? Что это за место?

Он растерянно заморгал:

– Я… ой… Простите, госпожа! Вы не переживайте, все будет хорошо, но… мне запретили с вами разговаривать… Я сейчас принесу…

– Да оставь ты в покое этот завтрак! – Эсме махнула рукой и задела чашку. Та опрокинулась, расплескав содержимое, покатилась к краю и разбилась бы, но юнга проворно ее поймал. Воспользовавшись тем, что парнишка отвлекся, Эсме схватила его за запястье.

В Клятве Эльги была одна часть, которую все целители то и дело нарушали, сами того не желая. Как можно не читать чужих мыслей, если эти мысли почти что бросаются на тебя? Но теперь Эсме целенаправленно рванулась вперед, к сердце-сути юнги, ловя его мыслеобразы. Вот промелькнули знакомые темные крылья… вот неторопливо проплыло красивое худощавое лицо мужчины, показавшееся смутно знакомым… а потом неведомая сила подхватила целительницу и вышвырнула вон без лишних церемоний.

Последним, что она увидела, был сполох лилового пламени.

Эсме вскрикнула и зажмурилась – кто-то словно насыпал ей в глаза острого перца. Вот и первое наказание за нарушенную клятву. Она лишь мельком успела увидеть обиженное выражение на лице мальчика, и ей сделалось очень стыдно.

– Мне нужен капитан, – сказала она, с трудом сдерживаясь, чтобы не тереть глаза. – Отведи меня к нему, или пусть он сам придет.

Мальчишка сокрушенно вздохнул и вышел. Ждать пришлось недолго: почти сразу дверь отворилась вновь – и по полу процокали когти. Раздался голос, который она уже слышала накануне:

– Рад, что вы пришли в себя так быстро, но зачем вам понадобилось нападать на юнгу? Кузнечик не сделал ничего плохого.

Тон крылана был любезно-ироничным.

– Передайте юнге, что я прошу прощения, – Эсме с трудом нашла в себе силы ответить спокойно. Вести себя с достоинством непросто, если по щекам льются ручьи слез. – Вся ваша команда состоит из магусов?

Крылан хохотнул:

– Нет, их только двое. Я спросил бы, как вы себя чувствуете, но и так вижу, что… неплохо.

Он умудрился вложить в короткую паузу все свое отношение к ее хамской попытке схватить чужой мыслеобраз. Он, как и юнга, знал, что она сделала. Выходит, чего-то в таком духе от нее и ждали. Эсме начала злиться:

– Почему я здесь? Сколько времени прошло? Может, объясните все-таки, что случилось?

– Как много вопросов. Вам с подробностями или?..

– Или. Пожалуйста, не тяните!

– Хорошо, я попытаюсь объяснить. Вы наверняка догадались, кто мы такие…

– Еще бы я не догадалась, – пробормотала Эсме. – Вот уж не думала, что попаду в одну из тех историй, что рассказывают в тавернах.

– В жизни всякое бывает! – философски заметил крылан. Целительница осторожно приоткрыла один глаз: человек-птица, сгорбившись, сидел на краешке койки, а его крылья, казалось, занимали все оставшееся в каюте место. – Так вот, с того момента, как вы лишились чувств, прошло примерно восемь часов – я, признаться, думал, вы не очнетесь до завтрашнего утра. Цель нашего визита в Тейравен вас вряд ли заинтересует. Скажем так, мы хотели отыскать одного старого знакомого, а встретили совсем другого, и он вовсе не обрадовался встрече. Вместо того чтобы угостить ужином, он решил подать нас на ужин своему пардусу. Результат вы видели, а предыстория…

– Ни в коем случае! – Эсме закрыла уши ладонями, но успела услышать главное: пардус. Ей не показалось. Тот, кого она вчера исцелила, действительно пострадал от лап и клыков большого зверя. И она, конечно, знала, что только один житель Тейравена держит дома пардусов. – Подобные предыстории укорачивают жизнь. Объясните лучше, что случилось после того, как я потеряла сознание.

– Пожалуйста. – Человек-птица одновременно пожал плечами и слегка дернул крылом. – Как раз в тот момент нагрянули слуги нашего знакомого, которые следовали за нами от самого его дома с приказом довершить начатое. Мы, конечно, сопротивлялись… э-э… в общем, так вышло, что…

– Короче!

– Нам пришлось спасаться бегством, а вас мы забрали с собой! – выпалил крылан. – Искусай меня медуза, какая несносная женщина! Вместо того чтобы сказать: «Спасибо! Вы спасли мою жизнь! Как благородно!» – она пристает с расспросами. Надо было тебя там оставить, да? В доме, который прихвостни Эйдела вместе с палеными ребятами из крепости подожгли, пытаясь отрезать нам пути к отступлению?

У Эсме голова пошла кругом. В одно мгновение ее жизнь круто изменилась: она потеряла дом, книги, снадобья – все наследство Велина. Проклятье, да ведь она лишилась своего доброго имени и не сумеет вернуться в родной город! Она утратила все, что могло обеспечить мало-мальски достойную жизнь, и оказалась вместе с бандитами посреди океана.

– Да, капитан, надо было… – прошептала целительница.

Крылан сокрушенно вздохнул.

– Ну вот, теперь она считает меня капитаном, – сказал он, словно разговаривая со стеной. – Я раньше думал, целители все понимают без слов.

Смысл сказанного дошел до Эсме не сразу. Девушка уставилась на крылана покрасневшими глазами и тихо спросила:

– А кто же капитан этого фрегата?

Человек-птица улыбнулся.

Дверь капитанской каюты закрылась за ее спиной.

Эсме замерла и несколько раз моргнула. Все вокруг казалось зыбким и нечетким, как будто комнату затянуло дымом или туманом… или, может, попытка прочитать мыслеобразы Кузнечика повредила ее глаза? Такое случалось с неосторожными целителями. Она приказала себе успокоиться. Наверное, причина всему – страх.

Она перевела дух и огляделась.

Узкая койка – почти такая же, как в той каюте, куда ее поместили, – стояла по правую руку, а по левую виднелись два больших сундука и стол. На столе возвышался ворох полусвернутых карт, рядом лежали письменные принадлежности и лист бумаги. Посмотрев на чернильницу, Эсме вдруг подумала: как же хозяин каюты не боится, что она перевернется и чернила разольются по столу? Ей хотелось думать о чем угодно – только не о том, что вчера она спасла не просто магуса, а капитана пиратского корабля, – словом, навлекла на свою голову очень серьезные неприятности.

Как будто спасение паршивой шкуры небожителя – само по себе не серьезная неприятность.

– Так и будете стоять у порога?

У того, кто сидел за письменным столом, был красивый, хотя и резковатый голос. Капитан привык командовать, привык получать все, что хочется. Привык, что его понимают без слов.

– Ну же, я не эльгинит, а вы не провинившаяся школьница. Здесь вам рады, не надо бояться. Смущаться тоже не стоит. Прошу, подойдите ближе.

Эсме поняла, что и впрямь выглядит глупо, но стоило ей сделать шаг, как пол под ногами прогнулся, словно был сделан из теста. Она потеряла равновесие и начала падать, однако магус в мгновение ока очутился рядом и придержал ее за локоть с удивительной деликатностью. Целительнице даже показалось, что он сам ее боится… Хотя ему и впрямь полагалось бояться, поскольку он знал о правиле трех шагов и понимал, что она может сейчас ненароком разведать какой-нибудь важный секрет.

Осмелев, она подняла глаза.

Его длинные темные волосы были теперь гладко причесаны и собраны в хвост. Капитан тщательно побрился и оделся во все новое – не сравнить с потрепанными морем и ветром навигаторами, что встречались ей у Старого Пью или заходили иной раз к Велину. Загорелое худое лицо с тонкими чертами; красивые губы чуть изгибаются в улыбке… Он был весьма хорош собой, и его не портил даже шрам на правой щеке, длинный и свежий. Очень свежий.

У Эсме упало сердце.

– Я недоделала работу… – прошептала она, кончиками пальцев прикоснувшись к губам. – Простите… я не нарочно, клянусь добрым именем Эльги, просто…

Он непонимающе уставился на нее:

– О чем это вы?

– Ваше лицо, – сказала Эсме, краснея и чувствуя, что сейчас умрет от стыда.

Магус, до сих пор державший ее за локоть, отстранился и растерянно моргнул.

А потом, рассмеявшись, продемонстрировал ей правую руку – страшные раны исчезли без следа.

– Рука при мне, и все пальцы на месте, – сказал он беззаботным тоном. – Забудьте про эту царапину, и давайте обсудим, как вознаградить вас за работу и все неудобства, что мы – вольно или невольно – вам причинили.

Эсме не смогла сдержать улыбку. Туман перед ее глазами постепенно рассеивался, зато снова загудели от боли виски. По крайней мере теперь она видела всю обстановку отчетливо: несколько табуретов возле стола, книжные полки, картины на стене и множество других мелочей. Здесь было довольно уютно, и хозяин фрегата делал все, чтобы она забыла, где находится.

– Итак, по порядку. – Капитан усадил целительницу на табурет, а сам уселся на свое прежнее место, спиной к иллюминатору. Их разделял широкий стол. Не три шага, конечно, однако Эсме почему-то не чувствовала ни одного постороннего мыслеобраза. – Для начала я хочу принести извинения за то, что стал причиной разрушения вашего дома и вынужденного бегства из Тейравена. Но, смею заверить, единственное, что я мог в той обстановке, – похитить вас, ведь иначе вся округа решила бы, что вы сотрудничаете с пиратами.

– Сдается мне, теперь-то в этом никто не сомневается. – Эсме вздохнула. – Не думала, что меня во второй раз обвинят в подобном… И куда мне теперь податься, капитан?

– Вот об этом я и хотел поговорить, – сказал магус. – Мое предложение таково: чтобы хоть как-то загладить вину, я предлагаю вам выбрать любой портовый город, где мы вас высадим и поможем устроиться. Надо хорошенько обдумать историю, которую мы там расскажем и которой вы должны будете придерживаться, но, так или иначе, я обещаю возместить вам все утраченное. Включая дом и то, что в нем было. Одним словом, вы помогли мне, и я не останусь в долгу – куплю вам новую жизнь.

Она хмыкнула:

– Есть вещь, которую вы не сумеете купить, даже если очень захотите.

– В самом деле? – Он вскинул бровь. – И что же это за вещь такая? Ваше доброе имя? Вы очень молоды и не знаете, какие чудеса творят с именами деньги – они могут запачкать или очистить что угодно. Проще всего, конечно, купить новое имя.

– Нет, я не об этом, – сказала Эсме. Его слова звучали так привлекательно, что она и впрямь на мгновение забыла, где находится и с кем разговаривает. – Я о сундуке с зельями. Такой есть у каждого целителя, и получить новый можно только в Гильдии. Боюсь, какую бы историю вы ни придумали, там ее проверят, и начнутся… – Она осеклась. – Погодите, капитан. Вы сказали, я могу выбрать любой портовый город?

Он кивнул.

– Но… разве пират может спокойно заходить в порты Империи?

Магус коротко рассмеялся:

– В Тейравенскую гавань мы же как-то вошли?

– Да-да, – растерянно согласилась Эсме. – Кстати, вы не назвали своего имени.

Он покачал головой:

– Нет, придется обойтись без имен. Вы не будете знать, кто я такой и чем занимаюсь, и тогда вам не придется лгать и изощряться в ответ на прямой вопрос, если и впрямь дела пойдут не очень гладко и вами заинтересуются чайки. Впрочем, даже в этом случае бояться не надо. Чем скорее они убедятся в вашей бесполезности, тем скорее отпустят. Целительницу никто не посмеет обидеть, если от этого не будет никакого толка, а его не будет до тех пор, пока вы не понимаете, где находитесь и кто я такой.

– Но чайка может вытянуть из меня ваше лицо, – робко возразила Эсме, на что магус лишь беззаботно заметил, что возможности семейства Лар сильно преувеличивают. Она не смогла подыскать нужные слова и промолчала, но по ее напряженности капитан все понял сам.

– Вы мне не верите, – констатировал он. – А-а, понял. Вы хотели узнать мое имя, чтобы убедиться, что я не один из тех, о ком рассказывают страшные истории в тавернах.

Эсме покраснела. Магусу сполна хватило обычной проницательности, чтобы прочитать ее мысли.

Или он и сам чайка?

– Не могу успокоить, – сказал пират, и в его голосе проскользнули нотки бахвальства. – Обо мне ходят жуткие слухи, и кое-что даже правда. Но вам, Эсме, ничто не угрожает. Я даю честное слово, все обещания будут выполнены. Верите?

А он настойчив, этот безымянный капитан…

– Верю.

– Вот и прекрасно! – Магус вскочил. – Теперь, полагаю, вам надо отдохнуть. Вечером мы поужинаем, а потом выберем город, где вы будете жить. Я, кстати, распорядился, чтобы завтрак… точнее, уже обед… в общем, чтобы вам принесли еду в каюту. Фрегат больше вас не потревожит, я за этим прослежу.

Она недолго поколебалась, а потом сказала:

– Капитан, у меня есть еще один вопрос. Ваш юнга и еще один матрос… они приходили ко мне и спрашивали о Велине, моем учителе. Они хотели передать ему послание от кого-то.

– От меня, – сказал магус и нахмурился. – Да, мы с Велином знакомы. Много лет назад наши пути разошлись, и я хотел убедиться, что… буду в его доме желанным гостем.

Что-то недосказанное повисло в воздухе. Эсме по-настоящему пожалела, что не в состоянии прочитать хоть какой-нибудь из его мыслеобразов. До чего предусмотрителен этот моряк, как изящно он закрылся от целительницы именно в тот момент, когда мог бы невольно выдать одну из своих многочисленных тайн… И все-таки даже без помощи мыслеобразов она поняла: он умолчал о чем-то важном. Это была та самая полуправда, что хуже любого вранья.

Она могла задать вопрос, который вертелся на языке, но решила, что не хочет знать ответ, раз уж через некоторое время они расстанутся, чтобы больше не встречаться.

– Велин не рассказывал мне о своем прошлом, – проговорила она с нескрываемой грустью, и магус слегка вздрогнул. – Но я почему-то думаю, что он бы с радостью повидался со старым другом. Вы опоздали на пять дней.

– Скорее, на целую вечность, – ответил пират странно изменившимся голосом и потер переносицу. Помолчав несколько секунд, он махнул рукой и заговорил прежним беззаботным тоном: – Ну, решено! Отдыхайте, а потом мы встретимся и все-все обсудим.

Он проводил ее до порога, и неожиданно для себя Эсме сказала:

– Я… меня все равно мучает совесть из-за вашего лица. Если бы не раненые гроганы, я бы…

– Ох уж эта профессиональная гордость! Я так и понял, что вы к тому времени уже очень устали. К тому же смерть учителя… Мне не надо объяснять, какая это потеря… – Он осекся. – Раненые гроганы, говорите? И много их было?

– Сначала трое, потом еще пятеро. Мне сказали, какой-то фрегат сошел с ума и задавил их…

Моряк мгновенно посуровел, и она замолчала. Он перевел взгляд на дверь – та распахнулась.

За порогом стоял крылан.

– Ты, конечно, собирался мне об этом рассказать?

Человек-птица приподнял и без того круто изогнутую бровь:

– А как же.

– Вижу, ты не спешил. – Магус нахмурился. – Так какой фрегат сошел с ума?

– «Морская звезда», – ответил крылан. – Там случилось что-то странное. Насколько я понял, среди груза каким-то образом оказался бочонок со звездным огнем. Один из гроганов его нашел по запаху и открыл, после чего всё и… э-э… Капитан, нашей гостье не мешало бы отдохнуть.

Они посмотрели друг на друга. А затем Эсме со всей возможной любезностью препроводили обратно в каюту, которой на ближайшие несколько дней предстояло сделаться ее домом.

Или, возможно, тюрьмой.

Кок постарался на свой лад угодить целительнице, которая помогла его капитану: в глиняной миске лежал кусок мяса, которого хватило бы на троих. Рядом стояла чашка с мутноватым горячим напитком. Эсме втянула носом воздух – пахло травами – и с опаской сделала небольшой глоток. Это в самом деле оказался травяной чай, от которого ее напряженные мышцы тотчас же расслабились, а возобновившаяся головная боль утихла.

Такой же чай готовил Велин. Надо же, как странно все сложилось…

– Выходит, ты его знал, – сказала она вслух. На противоположной стене с противным влажным звуком открылся глаз, круглый и черный. К счастью, только один. Эсме с трудом подавила отвращение. – Можешь не беспокоиться, он никогда о тебе не говорил, и я даже не знаю твоего названия… точнее, имени. Мне вообще ничего не известно о вашем общем прошлом. Твои секреты в безопасности.

Глаз внимательно смотрел на нее.

– С ума сойти, я разговариваю с кораблем, – пробормотала Эсме и почувствовала, что краснеет. – С кораблем, который полчаса назад чуть не переварил меня. Шторм знает что…

Глаз моргнул, и Эсме вдруг поняла сразу две вещи. Во-первых, жутковатый взгляд со всех сторон, который она испытала на себе совсем недавно, был очень похож на взгляд наблюдателя в сердце-сути безымянного капитана. Она почувствовала связь между навигатором и фрегатом; выходит, эта связь соединяла их души. О таком не писали в книгах, и Велин ей ничего похожего не рассказывал. Во-вторых, смотреть фрегату в единственный черный глаз оказалось намного удобнее, чем ощущать его пристальное внимание всей кожей, всеми костями, каждым лепестком собственной сердце-сути. Хотя сам по себе глаз выглядел омерзительно.

Может, это существо не было настроено столь враждебно, как ей показалось?

Кто-то поскребся в дверь.

– Войдите, – сказала Эсме и поставила чашку на «стол».

Глаз еще раз моргнул и исчез с тем же звуком. Целительница опять почувствовала взгляд корабля всем телом, как будто воздух сделался тяжелее и начал давить на нее. Даже если фрегат не хотел причинить ей вред, несколько дней в этой каюте обещали стать непростым испытанием.

Дверь отворилась, и Эсме сначала увидела юнгу, а потом – нескладного матроса, который приходил вместе с юным Кузнечиком к ее дому. Оба выглядели донельзя смущенными.

– Капитан приставил нас к вам, – сообщил матрос, не двигаясь с места. – Он велел вас развлечь и объяснить, что вы тут не пленница, а почетная гостья, пусть и с некоторыми… ограничениями. В общем, мы пришли, чтобы развеять вашу скуку.

Эсме вовсе не скучала и не была уверена, что нуждается в компании, – хватало и того, что в тесной каюте эти двое оказались бы достаточно близко, чтобы она ощутила их мыслеобразы и узнала то, чего не желала знать. Но она все же не стала их прогонять, пусть даже из чистой вежливости.

А еще из-за чувства вины.

– Вчера я была с вами резка, – признала она и вынудила себя не отводить взгляд в сторону. – Простите. Я еще не привыкла к тому, что Велина нет. И вообще… вчерашний день не задался с самого утра.

– Я бы так не сказал, – мягко возразил матрос, входя. В его движениях было что-то от сломанной куклы, он словно не вполне владел своим телом. Может, он перенес какую-то болезнь? Она знала несколько недугов, оставлявших такие последствия. – Вчера вы спасли нашего капитана, и не только его.

Он сел на пол, а юнга устроился на самом краешке ее койки. Оба явно были осведомлены о правиле трех шагов и старались держаться так далеко, как только могли. Пока она не чувствовала их мыслеобразов и надеялась, что и не почувствует.

– Еще я бы хотела… – Она чуть помедлила, глядя на открытое симпатичное лицо Кузнечика и вспоминая бледно-лиловый цветок его души. – Я бы хотела попросить прощения за то, что попыталась прочитать твои мысли. Я ничего не увидела, честное слово.

Он вздохнул, не скрывая облегчения.

«Наверное, на всех пиратских кораблях так, – подумала Эсме, ощущая легкую горечь. – У каждого есть свой секрет, даже у юнги».

– Ничего страшного, – тихо сказал парнишка. – Я не в обиде.

Может быть, он приходился капитану родственником? Нет, вряд ли. У них не было ничего общего, не считая высокого роста, но почти все магусы довольно высоки. Юнге, с его светлой от природы кожей, не шел загар; русые волосы сильно выгорели на солнце, глаза напоминали небо в погожий день. Кто он такой? Из какого семейства? Как попал на пиратский фрегат?

Вопросы, вопросы…

– Меня зовут Сандер, – сказал матрос и прибавил, заметив ее удивление: – Мое имя – не тайна, я слишком мелкая сошка, чтобы заинтересовать цепных акул. Честно говоря, от меня на борту вообще толку мало, одни только проблемы.

– Не говори глупостей, – юнга легонько ткнул товарища кулаком в плечо. – На фрегате нет лишних – нас всех выбрал капитан, и мы все ему для чего-то нужны. Ты это знаешь не хуже меня.

Сандер не ответил, но Эсме показалось, что слова Кузнечика вызвали в нем всплеск грусти, а не воодушевления. Еще один секрет, еще один вопрос без ответа. Но, в самом деле, для чего капитану мог понадобиться такой неуклюжий матрос? Вряд ли для того, чтобы развлекать случайных пассажирок.

– Можно мне выйти на па…

Она еще не успела договорить, а Кузнечик уже воскликнул:

– Нет!

Его старший товарищ с виноватым видом покачал головой:

– Капитан сказал, что вы должны оставаться в каюте.

– Пока мы не прибудем в какой-нибудь порт?

Сандер кивнул и прибавил:

– За исключением тех случаев, когда он сам вас позовет.

– Понятно, – пробормотала Эсме, нахмурившись. – Выходит, это все-таки тюрьма.

– Нет, что вы! – Матрос всплеснул руками. – Это ради вашего же блага! Понимаете, некоторые фрегаты очень не любят… пассажирок. Я хочу сказать, особ женского пола. Они волнуются.

– Сандер хочет сказать, – встрял юнга, пряча улыбку, – что фрегат – не «он», а «она». Со всеми вытекающими последствиями.

Сандер устремил на Кузнечика пристальный взгляд и покачал головой: дескать, нашелся знаток по женской части. Мальчик покраснел.

– То есть, – растерянно переспросила Эсме, – она… ревнует?

Резкая боль, тотчас же пронзившая висок, вынудила ее охнуть и зажмуриться.

– Вот об этом я и говорил, – сказал Сандер. – Вам лучше сидеть тихо, и все будет хорошо.

«От нее нельзя скрыться, – подумала Эсме, потирая лоб. От страха ее прошиб холодный пот. – В открытом море мы с ней наедине друг с другом, как целитель и пациент в сердце-сути. Она видит меня насквозь и может сделать со мной… что угодно. И не только со мной. Как же они не боятся, что однажды ей взбредет на ум перекусить своей командой?»

Задавать этот вопрос она не стала, а предложила сменить тему, и оба собеседника с радостью согласились. Сандер сунул руку за пазуху и вытащил нечто странное – семь тонких трубочек разной длины, соединенных между собой. Эсме поняла, что это музыкальный инструмент, но ничего подобного ей раньше видеть не приходилось.

– Ты музыкант? – спросила она, невольно подавшись вперед.

По лицу Сандера пробежала тень, и, недолго поколебавшись, он произнес изменившимся голосом:

– В большей степени, чем матрос или кто-то еще.

Не дав Эсме опомниться, он заиграл.

 
Мы там, где звездный свет,
Мы там, где неба нет…
 

Слова вспомнились легко, но пела Эсме лишь в мыслях. Она неожиданно ощутила, как где-то в глубине памяти пробуждается старое-старое воспоминание – ворочается, точно донная рыбина. Целительница редко бывала на представлениях заезжих актеров, но моряцкие песни знала наизусть из-за мыслеобразов своих пациентов: в голове у моряка что ни мысль, то песня, и чаще всего – непристойная.

Но эта песня была необычной.

 
Взмывая к облакам,
Доверясь парусам,
Мы выбираем путь, не зная горя…
 

Сандер преобразился, его смешная неуклюжесть куда-то исчезла. Он играл с закрытыми глазами и весь самозабвенно отдавался музыке.

 
В бездонной глубине,
В прозрачной вышине
На крыльях серых птиц летают наши души…
 

Мелодия вилась вокруг них – живая, свободная и жестокая. Эсме не знала, отчего Сандер выбрал именно эту песню, но ей внезапно сделалось страшно. Она отчетливо ощутила, что за бортом живого корабля дышит океан, опасный и равнодушный, а взгляд фрегата вновь стал пристальным и начал давить сильнее, чем раньше.