Текст книги "Какое счастье быть красивой женщиной"

А у нас тут какое-то (кто бы считал) февраля

А у нас тут какое-то (кто бы считал) февраля.

Ты ведь помнишь, как я феврали —

так недавно! – любила?

И осколки надежд с неба – градом в лицо…

Тополя

стариковски стволами скрипят…

А душа – не остыла:

очень просит тебя, и попробуй ты ей объясни,

что прошло столько лет,

этот долг уж пора безвозвратным/

безнадёжным признать

(Слишком много с такими возни:

это дорого, больно и слишком

ресурсозатратно —

чтобы просто хранить, чтобы думать,

каким бы ты был;

чтобы брошенным псом

не смотреться в закрытые двери

в ожиданьи тебя —

ты ведь просто случайно забыл,

а не бросил нарочно.

Самой же придумать, и – верить…)

Ты однажды вернёшься,

и в чёрных провалах глазниц

я увижу тебя —

не придуманным, а настоящим,

и вся жизнь промелькнёт

с тихим шелестом старых страниц

безнадёжного дела,

заброшенного в дальний ящик

моей жизни дурной,

но в архив не сдаются с тобой

никакие дела – всё в надежде на чудо пылятся…

Ты однажды вернёшься,

но встретишь не радость, а вой:

ты живым – приходи,

а посмертно не надо являться.

А он – как ты тринадцать лет назад

А он – как ты тринадцать лет назад:

глаза точь-в точь такие и ресницы,

и сколько я ни жму по тормозам —

он здесь, со мной, ты —

можешь только сниться.

Когда он улыбается во сне —

совсем как ты в прекрасном прошлом нашем —

я знаю: он дарован богом мне.

Надолго ли? Да кто ж там точно скажет…

Но мы с тобою были – навсегда —

с момента самой той внезапной встречи,

и тлеем порознь долгие года,

сгорев дотла буквально в первый вечер.

А он – горит так ровно и тепло,

любовью грея тело мне и душу,

а время до сих пор не истекло,

и я не жду конца любви, не трушу.

Я не дрожу осиновым листом,

что вдруг перегорит он и остынет —

пусть будет всё, как будет, но – потом:

сейчас – он мой, навеки и отныне.

Плюс одиннадцать

Ты говоришь, мол, она тебе мозги вынесла,

и сердце выела очень медленно ложкой чайной,

что ты бежал без пальто от неё

в плюс одиннадцать

от общей усталости и вообще от отчаяния,

и даже холода, мол, не чувствовал —

настолько всё достало и допекло…

А я это слушая, улыбаюсь немного грустно,

и смотрю сквозь тебя,

будто не человек ты – стекло.

Я знаю, женщины тоже все очень разные,

и кто-то светит, но правда совсем не греет,

печаль иных настолько вирусная, заразная,

что хочется вырваться, вылечиться, и скорее…

Но ты – мужик, без пальто замерзаешь

в плюс

одиннадцать

(А не минус десять, и не в минус пять!),

я всем видом тебе сочувствую,

а в душе над тобой смеюсь:

когда на дворе плюс пять,

я со своим иду – загорать…

Пальто накидываем —

очень нехотя! – в минус три:

тепло нам – от любви,

а она – внутри…

Я за тобой…

Я за тобой – как в неравный последний бой,

и не нужны наркомовские сто грамм:

в трезвом уме и памяти – за-то-бой,

дикой пантерой следую по пятам…

Запах знакомый мускусный в ноздри бьёт —

хочешь, да не собьёшься – иду след-в след,

спину твою прикрывая от всех невзгод,

не претендую на лавры от побед.

Я за тобой – как в неравный последний бой,

и не нужны наркомовские сто грамм:

чую без них – кто-то так же сейчас за мной —

мягко ступая, след-в-след идёт по пятам…

Говорят, этот мир никогда не бывал другим

Говорят, этот мир никогда не бывал другим:

в нём всегда разливались

моря человечьей боли —

мы всегда не умели (но очень уметь хотим)

уважать и свою, и чужую свободу воли…

***

Я тебя отпускаю: лети. По живому режь

этот узел морской на двоих одной пуповины —

пусть пульсирует липко-солёный фонтан надежд,

перепиленных заживо нами на половины.

Ты меня отпускаешь: иди. Нараспашку дверь.

Не к лицу мужику уговаривать, падать в ноги —

столько лет до тебя как-то жил, и сейчас, поверь,

как-нибудь проживу, и – счастливой тебе дороги.

Мы друг друга сейчас отпускаем —

нельзя держать

человека свободного

в клетках своих желаний…

– Как ты там?

– Умерла…

– Не могу без тебя дышать…

Друг от друга свобода

нам точно с тобой нужна ли?

***

Говорят, этот мир никогда не бывал другим,

что любовь здесь веками

сплеталась корнями с горем…

А дороги мои все ведут нихуя не в Рим,

и куда ни беги —

возвращаюсь к тебе и к морю…

Ворую тебя у безумных забот дневных

Ворую тебя у безумных забот дневных —

мой план разработан давно до секунды каждой:

одних – обойти, и сразить наповал – иных,

патроны – беречь (пригодятся ещё однажды).

А пленных – не брать:

ни к чему обязательств груз,

идти налегке – безопасней, быстрее, легче;

я только совсем не встретить тебя боюсь,

но тысячу лет готова идти навстречу.

Ворую тебя у холодных пустых ночей —

из липкого сна вырываю в реальность с хрустом,

мы только ночами свободны: и ты – ничей,

и я, словно платьице – скидываю нагрузку.

…Немного напуган, но держишься молодцом,

я всё понимаю, но всё же решиться надо:

берёшь меня в правую, дёргаешь за кольцо —

я буду твоей самой-самой ручной гранатой.

Весь мир притаился как будто во мгле ночной,

и дверь распахнулась,

замком дружелюбно склацав,

впуская тебя – я сегодня твоей, ручной

гранатой взорвусь на горячем постельном плаце.

Это кино – не про любовь совсем

Память дурная – мается и болит,

ляжет и так и этак – никак не ладно,

ты в моих снах – сто лет уже на repeat,

то уберу – потом достаю обратно.

***

Это кино – не про любовь совсем,

в рейтинге снов – наш всё равно best seller:

там мне всегда – нервные двадцать семь,

сладок финал – в нашей с тобой новелле.

Там мы ещё – криком кричим «Люблю!»,

там мы пока – слышим с тобой друг друга,

сильной рукой нежно берёшь – мою,

не выпускай – не пережить разлуку…

Это кино – снова за кадром кадр —

пересмотрю, пусть и финал известен:

вдруг в этот раз подлый судьбы удар

перенесём – мужественно и вместе…

***

Память дурная – мается и болит,

ляжет и так и этак – никак не ладно,

ты в моих снах – сто лет уже на repeat,

то уберу – потом достаю обратно.

Начитать тебе длинное голосовое…

 
Начитать тебе длинное
голосовое —
ну и пусть его
порвёт на части —
нежным голосом
[как сердце ноет —
не узнаешь]…
Сказать: «Будь счастлив!»…
 
 
Прятать новые
стихи больные
под двойной замок,
никому – ни слова,
как тебя одного лишь
всю жизнь любила,
и что в жизни следующей —
буду снова.
 
 
Терапевт вздохнёт и лишь
разведёт руками:
бьюсь, как рыба,
выброшенная
на сушу —
ничего сто лет
не помогает:
мозг поправить – можно,
а вынуть душу?
 
 
Та душа тебе была
предназначена,
только ангелы
карты спутали…
Я – твоя, ты – мой
однозначно, но
параллельными —
жизнь маршрутами.
 
 
Начитать тебе длинное
голосовое —
ну и пусть его
по частям порежет…
По секрету: ангелы,
когда их двое —
мой, да твой —
карты жизней путают
гораздо реже…
 

Внезапный гость

 
Накрашу губы. И глаза
(вдруг будет трудным разговор),
и в пол педаль, и – по газам,
и трек любимый – на повтор…
 
 
Ты извини, что без звонка
лечу к тебе зачем-то в ночь —
мне надо знать наверняка,
нужна ли, ждёшь ли… Мне помочь
 
 
сейчас не в силах телефон —
как ни крути, не передаст
ни монитор, ни микрофон
всего, что видит женский глаз
 
 
в мгновенья первых двух секунд:
смущенье/ликованье/злость,
когда внезапно – тут как тут —
внезапный на пороге гость…
 
 
***
Столкнулись в лифте:
– Ты куда?
– А ты куда?
– К тебе!
– И я…
– Я без звонка…
– Да ерунда!
– Люблю…
– Соскучилась…
– Моя…
 

Хочу к тебе

 
Хочу к тебе. В плечо уткнуться носом.
И лёгкие наполнить до краёв —
тобой одним. Не мучиться вопросом —
бессмысленным – любовь иль не любовь
 
 
у нас… И через час (сегодня, завтра)
что будет с нами – в общем, все равно,
когда стучит в виски молитва (мантра?):
«Хочу к тебе, хочу к тебе»… Давно
 
 
уж нет того волшебного портала,
где мы столкнулись, судьбы поломав…
Я столько лет – в других тебя искала!
Ты – наконец-то понял, как не прав,
 
 
что не решился сделать шаг навстречу,
чуть оказаться выше и сильней,
чем я… Тогда казалось – время лечит,
какого ж чёрта с каждым днём – больней?!.
 
 
Хочу к тебе…
 

Я – за тобой…

 
Я – за тобой…
Голая, босая – снова.
Ты мне – любой
люб, и – срывая засовы,
тайной тропой,
след заметая по-лисьи,
я – за тобой —
зверем, след взявшим, и – рысью…
я – за тобой…
Как без любви?
Я до сих пор
помню и вкус, и запах
крови своей —
душу мне рвал, и плакал…
 
 
Тот разговор
кончился так нелепо —
на ре-минор
стало фальшивить небо:
ливнем хлестать,
молнией – прямо в сердце,
и никуда
ни убежать, ни деться.
Криком кричу:
больше не буду, правда,
я не хочу
больше любви, не надо!
 
 
«Как без любви?» —
плачет в ответ он тоже,
бросил: «Лови!» —
я и поймала…
Боже…
 

Здравствуй, моя хорошая!

 
«Здравствуй, моя хорошая!» —
В горле внезапно ком:
Слишком внезапно прошлое
В жизнь ворвалось звонком.
 
 
Сердце, что было заперто,
В рёбра стучит – «Пусти!»,
Ангел мой с неба – замертво,
Крылья сложив – «Прости…»
 
 
Всё понимаю, господи,
Как нас беречь, дурных —
Память – измятой простынью —
Бьёт каждый раз поддых,
 
 
Счастье былое – каплями
Горькими по щекам,
Больно мы в прошлом падали,
Но и летали там…
 

Ты – у меня в расфокусе, в раздрае

Ты – у меня в расфокусе, в раздрае:

одно сплошное мутное пятно,

пока настроюсь, резкость выбирая —

ты в бешенстве уже, конечно, но…

Я на тебе взгляд в тысяча сто первый

раз – больше трёх секунд не задержу,

ведь знаю, быть объектом – это нервно

(сама не толерантна к шантажу —

пусть даже сексуальному, но всё же):

быть свежим мясом – так себе удел…

Шагнула в двери – прожигает кожу

твоё «Хочу!!!» в сто тысяч децибелл.

Прости, не оглянусь – боюсь, ослепну:

зрачки – как блюдца, линзами твой свет —

в глазное дно, усилив раболепно

(опасно – говорю, как краевед).

Ты – у меня в расфокусе, в раздрае

сама я: словно бабочка к огню,

лечу к тебе, пути не разбирая…

…натягивая холода броню.

А мне говорят, что ждать осталось немного

А мне говорят, что ждать осталось немного,

что скоро врачи будут ВРИО Господа Бога,

и каждому —

словно куклу из жуткой пластмассы —

лепить любимого по ТЗ из гли… биомассы.

И даже мне через лет каких-то там двадцать

слепят – тебя.

Почти.

Он так же смеяться

будет, жмурясь смешно до кончика носа,

рост-вес-количество лет —

вообще без вопросов,

и закачают воспоминаний лет так на двести:

и как мы порознь когда-то жили,

и как мы – вместе,

и уникальную биокожу – тобой отдушат…

Но будет он – биоробот всё же:

кто вложит душу?

Наташа, ну как же так?

Наташа, ну как же так? —

опять он меня спросит,

качая ногой в такт,

мыслям своим каким-то —

была же такая устойчивая

ремиссия?

Но ведь не закрыт гештальт,

и вновь на носу – осень,

казалось – какой пустяк,

но в прошлое дверь закрыта,

а мне туда нужно очень:

не пройдена миссия.

И будут меня опять

откачивать и вязать

в странной такой палате

к прутьям чужой кровати

длинными рукавами,

ремнями.

Наколют, заставят спать,

а я и во сне бежать,

лекарства напрасно тратя —

к тебе, пока жизни хватит,

качаясь под фонарями

тенями.

Неужели

Неужели когда-то я сама это выбрала —

не зря ж говорят – скажи? – про свободу воли:

знать, что ты жив,

и тихонько любить тебя издали,

пусть даже совсем не это люди зовут любовью?

Радоваться каждому твоему счастью,

никогда не стать тебе ни женой, ни невестой,

знать точно-точно, что мы друг друга – части,

и были бы целым, если б не грех инцеста.

В улыбках детских —

отраженья твоих улыбок видеть,

удивляться, какие же сильные гены,

бояться повторения всех наших ошибок,

и точно знать, что они всё повторят непременно.

Молчать надрывно: да как так, мама,

почему не спрятала земель за тридевять

нас друг от друга, чтоб мы не свиделись —

мама молчит упрямо…

Одна подруга

гладит по волосам:

поплачь, если легче,

ты знаешь, быть может он сам

тоже плакал от вашей случайной встречи —

как-то так вышло, что не уберёг

Бог…

Пять-ноль

Ты мне сегодня снился. Твои глаза —

ад дальнобоя: дальний слепящий свет,

мне бы, включив рассудок – по тормозам,

только – давлю на газ (ведь рассудка – нет).

Пулей лечу навстречу тебе: лоб в лоб —

сам напросился, мой драгоценный хам,

ни увернуться, ни разминуться чтоб,

чтоб бамперами, душами – сразу в хлам.

Драться, кусаться, плакать – твою же мать,

чёрта какого – снова в мои не-сны?

Столько училась – больше тебя не ждать,

и – за-бы-вать от осени до весны.

Думала: может, летом во мне пройдёшь —

солнце и не такую лечило боль,

пусть самым страшным шрамом срастётся ложь,

только б не всё сначала опять… Пять-ноль.

Я проиграла. Снова. Опять. Так что ж

не позволяешь просто тебя – забыть,

сваями новой жизни (как в масло – нож)

слабый рассудок как-нибудь закрепить?

И на руинах прошлого – новый дом

выстроить, занавесочки, стол, кровать?

– Да у меня такой же, но дело в том —

Там точно так же надо тебя не-ждать…

Память листает лица знакомые

 
Память листает лица знакомые,
но не нашла – твоего,
если б встречала – точно б запомнила,
не потеряла б его.
 
 
Я тебя вижу, чувствую… Господи,
счастье – сегодня, сейчас —
рядом кошачьей следует поступью:
хранит родившихся «нас»…
 
 
Всем, что имею, пользуйся запросто,
и вся твоя навсегда —
я… Мне и страшно каплю, и радостно
слышать ответное «да»…
 
 
Руки – ветвями, ливня просящими,
тянутся к влаге твоих
губ… Это наше всё – настоящее.
Мир на мгновенье притих,
 
 
чтобы пролиться влагой живительной —
страсти взаимной дождя…
Я улыбаюсь, даже (ты видел ли?)
в ночь от тебя уходя…
 

Я – твой вокзал

 
Я – твой вокзал. Тупик.
Поезд не едет дальше.
Ты от тепла отвык —
столько наелся фальши.
Только в один конец
этот билет. Последний.
 
 
Где-то в спине – свинец:
кто-то стрелял намедни.
Друг это был иль враг —
мерой какой измерить?
Кто я тебе – никак
вычислить. Только – верить.
Пьяной отравой снов
долго болели. Надо
не надевать оков
на долгожданных… Рядом,
 
 
если им надо – быть
и исчезать с радаров,
если не с нами жить
выбрали. Контрудары —
не наносить: свои ж —
пусть как хотят, но – живы!
Я – твой вокзал. Стоишь…
Нервно танцует жила.
Хочешь, найду билет —
втридорога – обратно?
 
 
Что ты, конечно, нет:
я – навсегда, понятно?
Жизненный мой тупик —
дальше. Причём – намного.
Просто – сорвал ручник,
чтоб скоротать дорогу.
 
 
Ты – мой вокзал…
 

Память моя давно Мёртвого моря горше

Память моя давно Мёртвого моря горше —

сколько бессильных слёз высушено на дне,

сердце черным-черно, только не плачет больше,

и не пьянит вино – истина не в вине.

Сколько таких, как ты, мне повстречалось?

– Мало.

Сколько таких, как я, встретил ты?

– Ни одной.

Помнишь, как нам с тобой – воздуха не хватало?

Помнишь, казалось всем – нас не разлить водой?

Мы так спешили жить – опыт, ошибок трудных

сын, к нам пришёл потом, сразу и навсегда…

Мы так хотели жить – вкусно, в запой, не нудно,

но не срослось – облом, вместо вина – вода,

вместо «люблю», «хочу» – вечное злое «надо»,

только кому, зачем надо – ответа нет.

Счастья былого свет вновь провожаем взглядом:

встретились вот. Стоим.

Просто: «Привет!» – «Привет…»

В сердце твоём расту

 
В сердце твоём расту —
свежей на пепелище
зеленью. За версту —
видно, но ты не ищешь
свежих побегов стрел —
может, уже не веря,
что этот артобстрел
чувств – не принёс потери.
 
 
Только всегда весной
я прорастаю снова —
скоро дурман-травой
будет замаскирован
наших пожарищ вид —
чёрный и неприглядный…
 
 
Только былых обид
дай разрядить снаряды…
 

Я тобой не напрасно встречена

 
Я тобой не напрасно встречена,
ты ведь знал это, ты ведь знал?!
Только с гордостью не излеченной
в счастье сам себе отказал.
 
 
Заливались другие – тенором,
только ты один – стороной,
а ведь не открывала тендера
я – я верила, что ты – мой.
Эти свадьбы собачьи глупые,
что двоих окружали нас,
никому не нужны, но спутали —
сбили с толку, укрыли с глаз,
как любили с тобой друг друга, но
только с детства очередей
не терпели… Теперь поруганны —
наши души – угля черней.
 
 
И седьмой стороной – далёкою —
обхожу тебя, не держу,
и в глаза твои – с поволокою —
даже издали не гляжу:
ни дай боже – скомпрометировать,
ведь известно, нам лучше врозь;
улыбаясь всем – комментировать,
что не пара мы, не срослось,
принимать от других неискренне
и признания, и цветы…
Только ты один – богоизбранный
был мне нужен всегда. Лишь ты.
 
 
Я тобой не напрасно встречена,
ты ведь знал это, ты ведь знал?!
Только с гордостью не излеченной
в счастье сам себе отказал.
 

Четвертая женщина

 
А ты думал, их только три —
роковых, что судьбу ломают?
Я – четвертая, посмотри:
настоящая, не играю!
 
 
Я на край тебя приведу
и поставлю спиной к обрыву,
чувствуй бездну спиной… В Аду
не бывал ещё? Хочешь прыгнуть?
Хочешь, встану спиной сама?
Доверяя, глаза закрою?
Я давно бы сошла с ума
в одиночку, но нас ведь – двое.
 
 
Мы играем в одну игру:
кто кого победит, кто главный?
Ты умрёшь, если я умру.
Или – наоборот. Забавно.
Мы сегодня, как инь и ян,
плюс и минус, чей модуль равен:
я – трезва, ты – привычно пьян,
я – смиренна, ты – своенравен.
 
 
Но – один на двоих обрыв:
небо, ветер, крутые скалы,
три аккорда – таких больных,
да охрипших стихов оскалы…
 

Я так тебя люблю, что просто глохну

Я так тебя люблю,

что просто глохну

и слепну,

если просто рядом ты,

а без тебя так плохо —

легче сдохнуть,

но как же мир

без этой красоты?

Отращиваю волосы, и жопу —

качаю, смех счастливый берегу…

Но мой воздушный лайнер жизни – в штопор

вошёл, и я – хочу, но не могу

исправить ничего тут, горизонта

к хвосту стремится линия, земля —

летит навстречу, даже по дисконту

гроша не стоит жизнь сейчас моя.

Но на себя штурвал тяну в надежде,

что – выровняю, вырулю, смогу,

что – выживу, и буду вновь, как прежде,

от счастья улыбаться на бегу…

Девятый круг

 
А я про любовь к тебе
не буду писать признанья:
я – третья в твоей судьбе,
не лишняя – запасная,
спасательный круг в беде,
когда твоё судно – тонет…
Я сердце своё в узде
держу, и рука не дрогнет.
 
 
Я ангелами стою
за левым плечом – охраной…
Хотела с тобой – семью,
но – поздно теперь, и – рано
нам было любить тогда:
мы молоды были, глупы,
упрямились иногда
баранами просто тупо,
ты – с этой, а я – с другим,
как лихо мы порознь – можем,
но как я несчастна с ним,
и как ты несчастен тоже…
 
 
И вновь – на девятый круг
заходим мы (Рая? Ада?):
так много людей вокруг,
но нам никого не надо.
 

Травматики

 
Весна нам прописала поцелуй,
а я к тебе сегодня без рецепта:
люби меня, бери и салютуй —
мы оба слишком долго ждали это.
 
 
И нам решили Ангелы помочь,
назначив нам нечаянную встречу,
а ты – как много лет тому, точь-в-точь,
а время от любви – увы! – не лечит…
А у меня, как косы, по спине
струятся без тебя пустые ночи,
ты столько лет так сильно нужен мне —
и был, и есть, и будешь. Очень-очень!
 
 
И я – твоя, и ты – не прекословь! —
навеки мой: глаза твои и руки…
Травматики – мы дуем на любовь,
обжёгшись нелюбовью и разлукой…
 

Встретились души взглядом

 
Встретились души взглядом —
сил нам обоим, боги,
ухнуло вниз домкратом
сердце куда-то в ноги,
 
 
всё, что на нём держалось:
спины, характер, воля —
рухнуло вниз, распалось
от нестерпимой боли.
 
 
Памятью так накрыло —
тяжесть невыносима,
думала – разлюбила,
верила – Хиросимы
 
 
выключен, обезврежен
и не течёт реактор,
враг обесточен, свержен,
только упрямы факты:
 
 
встретились взглядом души —
и потекли упрямцы,
воду травя и сушу
волнами радиаций.
 

Молоко на губах обсохло миллионы часов назад

 
Молоко на губах обсохло
миллионы часов назад,
я не слышу давно – оглохла! —
если гадости говорят,
 
 
но божественной силой будто
обладают любовь и ты:
слово доброе за минуту
исцеляет от глухоты,
 
 
расправляются носогубки —
улыбаюсь тебе в ответ,
и навстречу лечу голубкой,
и воркую тебе – привет!
 
 
Просто женщина. Не святая
(Вряд ли святость тебе нужна) —
я летаю с тобой, я таю…
И подумаешь – не жена…
 

А мы оба взрослее вдруг стали и глубже

А мы оба взрослее вдруг стали и глубже…

Пусть гусиные лапки лучатся у глаз —

мы потратили молодость в ссорах ненужных,

так давай дорожить нашим счастьем сейчас.

Не страстями постельными – нежностью жгучей

я, как прежде, полна… Не болею тобой —

объективно ты мой самый сильный и лучший

из всех тех, кто мне был предоставлен судьбой.

Никогда на тебя не хотела кредита —

без процентов-то слишком уж ценник высок,

только бартер: любовь – на любовь, и мы квиты.

Осторожно целую губами висок…

Счастье в рассрочку мы взяли когда-то

Счастье в рассрочку мы взяли когда-то —

очень хотелось быть вместе скорее,

и неминуема дата расплаты —

я этой думой тяжёлой болею:

что с нас возьмут, под какие проценты?

Деньги ли, души ли, жизни ли? Что же?

Я всё отдам – до копейки, до цента,

только – деньгами, пожалуйста! Можно?

Я украду, заработаю – разных

много путей, чтоб разжиться деньгами:

пусть не законных, преступных, опасных,

только пусть счастье останется с нами,

только пусть нежность наш дом не покинет,

только пусть близость нас в целое плавит,

только пусть больше нас не половинят —

сердце разбитое целым не станет…

Утро встречаю гимном

 
Утро встречаю гимном —
праздную каждый час
жизни с тобой, любимый,
благословляю – нас.
 
 
Пусть за спиною шепчут,
ведьмой зовут – не верь:
к любящим просто легче
счастье стучится в дверь —
 
 
что не обидят, знает,
и что дадут приют…
Счастье лишь там бывает,
где его просто ждут.