Текст книги "Какое счастье быть красивой женщиной"

Ты меня не смей забывать, не смей

Ты меня не смей забывать,

не смей —

вычищать из памяти,

жать «Delete»,

эти мысли – словно

клубок из змей —

их опасно трогать и

шевелить.

Расползутся разом —

не соберёшь,

а без них не знаешь,

ступать куда

безопасно можно —

повсюду ложь

и для счастья горькое

«никогда».

Пусть у сердца греются —

там тепло,

там надежда каждому

даст приют,

и не скажет – кончилось,

истекло

ваше время,

что ж вы, дурные тут…

Наши змеи памяти —

пусть клубком,

не зажалят до смерти

может быть,

ты укусы памяти —

коньяком,

только не посмей меня

разлюбить.

Когда уже почти люблю другого

Когда мне анонимы пишут в личку —

«Люблю. Устал от этой пустоты…»,

я каждый раз надеюсь по привычке,

что это ТЫ мне пишешь… Это ты???

Когда уже почти люблю другого

и верю, что хочу быть только с ним —

ТВОЁ он вставит в разговоре слово…

Как душем вдруг окатит ледяным…

Когда на чьей-то флешке – песня наша,

ТА САМАЯ, тебя напомнит вдруг,

мне горько скажет: «Дура ты, Наташа…

Не разлюбила…» – кто-то из подруг.

***

Казалось бы – забыла и не помню

ни голоса, ни запаха, ни глаз,

и вдруг опять наказана любовью…

Скажи, Господь, за что на этот раз???

Сколько вместе, столько и не спать…

 
Сколько вместе, столько и не спать —
даже час потратить жаль на сон:
рядом дышит жизнь твоя. Опять
время замыкается кольцом.
Не любившим так же – не понять:
так сплелись корнями, что теперь
рук, навек сплетённых, не разнять —
сгинем оба от кровопотерь.
 
 
Выйдешь [Очень надо!] – лишь на час,
глянешь – а меня простыл и след,
ведь не стало н е р а з л у ч н ы х – нас,
значит и любви здесь места нет.
Если сердце тронула тоска —
дверь открыта – чемодан-вокзал.
[Из любви не ходят в отпуска,
и не говори, что ты не знал]…
 
 
Пусть в желудках гулких – пустота,
глупо тратить время на еду,
выйдешь на минутку – «Где ты там?»,
и в ответ счастливое – «Иду!».
Зыбкая качается кровать,
и сухие губы просят – «Пить!»…
Сколько вместе, столько и не спать —
на сто лет вперёд бы налюбить…
 

Мы с вами, кажется, виделись где-то…

Мы с вами, кажется, виделись где-то —

может быть в мире другом, параллельном?

Столько вопросов, и все – без ответа,

мучили долго, но – всё, отболели.

Вы мне пытались когда-то присниться,

я в ваши сны так стучалась – «Пустите!»,

осень опустит печально ресницы,

бросит увядшие листья – летите.

Залистопадит, завертит, закружит

осень, а мы далеки безнадёжно,

«Кто вы друг другу?» – нас спросят, —

«Мы дружим»,

хором ответим, а нам: «Невозможно!!!»

Нам не поверит никто, как обычно —

только плечами пожмём удивлённо,

стала игра в незнакомцев привычкой —

мы даже врём, что не любим – синхронно…

Весна… И сердце вновь полно

 
Весна… И сердце вновь полно
тоской неясной и желаньями…
категорически оно
не хочет жить воспоминаньями!
 
 
Оно волнуется, томится,
и ждёт, тревожно замирая,
готовое опять влюбиться
в кого-нибудь! Не разбирая!!!
 
 
Оно поглядывает нервно,
оно оценивает вас,
и скоро влюбится, наверно,
в который раз – как в первый раз!
 

Остановка

О боже, получилось как неловко —

надеялась твоей любовью стать,

а оказалась только – остановкой,

где ты, в аду от грешников устав,

для новых битв всего лишь копишь силы,

и разве вправе я тебя винить?

Оставь в углу рога, копыта, вилы

и прочий свой рабочий реквизит.

Пойдём, тебя отмою я от сажи

(подмешан в воду ковш воды святой),

что Чёрт – лишь падший ангел не расскажем,

об этом знаем только мы с тобой…

Очень больна я. Тобой. Навсегда

 
Очень больна я. Тобой. Навсегда.
Залихорадило вдруг cгоряча.
Ты говоришь, что постель и вода —
с древних времён заменяют врача.
 
 
Воздуха! – долго целуешь взасос,
губы – солёные будто на вкус,
все, целовавшие до – не всерьёз,
я в том признаться тебе не боюсь.
 
 
Выжить бы. Выстоять бы. Пережить —
страсть без усталости до тошноты,
губы обсохшие требуют – пить,
только вода и еда мои – ты.
 
 
Ты моя жизнь или смерть, моя боль,
ты же – лекарство от серой хандры,
быть твоей девочкой – лучшая роль,
и не устать мне от этой игры.
 

Не оглянуться бы…

В этом холодном и потном раю,

больше на ад, если честно, похожем,

у преисподней уже на краю

я балансирую где-то. Ты – тоже.

Думаю: мне бы туда, где покой,

где не штормит, не качает до дури —

ты, улыбаясь, хозяйской рукой

даришь минутку покоя: мы курим.

Думаю: мне бы поспать хоть чуток,

но не уснуть в этой влажной кровати —

остановить этой страсти поток

силы не хватит и жизни не хватит.

Думаю: мне бы домой на три дня —

это ведь, в сущности, очень немного,

дай мне того, вороного коня,

что и без всадника знает дорогу?

Только, уехав, уже никогда

в сказочный замок – увы – не вернуться:

выстудит сердце разлука-беда…

[Не оглянуться бы. Не оглянуться!…]

Солнце остывает понемножку

 
Солнце остывает понемножку,
воздух все промозглей и сырей,
сентября холодные ладошки
лезут мне за пазуху – «Согрей!»…
 
 
Ветер юбку путает в коленях
и плюётся каплями дождя,
жёлтый лист танцует, как умеет,
свой последний танец, уходя.
Сколько их – таких прощальных танцев —
мы танцуем в жизни для других,
и одни кричат нам вслед – «Останься!»,
и молчат другие – «Уходи…»…
 
 
Но вернуть доверие не сможем,
как бы ни хотели – вот беда:
не вернётся лист осенний тоже
на родную ветку никогда,
потому такую боль и муку
мне приносит листьев хоровод:
о непоправимости разлуки
он напоминает каждый год…
 
 
Солнце остывает понемножку,
липким страхом душу обожгло,
я в твою ладонь – свою ладошку:
для разлуки время не пришло…
 

И если бы даже все бабочки в животе

И если бы даже все бабочки в животе,

порхать отказавшись,

вдруг дружно сложили крылья,

мол, вы – не такие, как были: совсем не те,

давно уж своё отлетали и отлюбили;

я б верила, знала, что здесь, у меня внутри,

живут эти бабочки – детская вера в сказку,

и всё оживёт, надо только на раз-два-три

решиться сказать заклинанье простое —

«Здравствуй…»

И кто его знает, кто там у тебя живёт

внутри – то ли бабочки, то ли какие птицы —

но вся эта стая вдруг дружно уйдёт в полёт,

и – голос просядет, да дрогнут слегка ресницы;

ты скажешь чуть слышно:

«Искал тебя столько лет!

Я шёл к тебе так непростительно долго, слышишь?

Подумал однажды, что счастья на свете нет,

и с бега на шаг перешёл, а потом – всё тише…»

И если бы даже все бабочки в животе

не просто устали, а сдохли б к чертям собачьим,

я б там завела светлячков, чтобы в темноте,

светиться волшебным огнём,

от любви не прячась…

Я никогда тебе «мой, только мой»

 
Я никогда тебе «мой, только мой»
произнести не смогу, не посмею:
как ни хранила бы в доме покой —
запах свободы, конечно, вкуснее.
 
 
Сколько бы ты бы меня ни берёг,
я всё равно разобьюсь непременно:
мало ль нехоженых в мире дорог,
все ли на прочность проверены стены?
 
 
Я – в твоей смоли волос сединой,
ты – в моём сердце кровавой заплатой,
я никогда тебе – «мой, только мой»,
ты бесконечно мне – «только моя ты»…
 

С улыбкой я встречаю понедельники

 
С улыбкой я встречаю понедельники,
для счастья дней особенных не жду:
фальшивые волшебники-посредники
работают лишь пару раз в году
 
 
по дням, что красным цветом обозначены
как праздники во всех календарях,
и галочки поставлены «оплачено»
напротив нас во всех ведомостях.
 
 
И кто-то день торжественно назначенный
готов, чтоб быть счастливым, долго ждать,
а мне и кофе порция горячего
в красивой чашке утром – благодать,
 
 
а мне твоя любовь и без посредников
покрасит в красный каждый день в году —
я не боюсь ни сред, ни понедельников,
пока с тобой по жизни я иду.
 

А ты знаешь, сегодня особенно хочется

А ты знаешь, сегодня особенно хочется

столько искренней страсти, любви и тепла,

чтоб КО МНЕ ты бежал, а не от одиночества,

не кого-нибудь я, а – ТЕБЯ бы ждала,

чтоб среди океана людей непохожих, но

вдруг таких одинаковых, если – в толпе,

друг для друга мы стали б не просто прохожими

(Два барана упрямых на узкой тропе!),

а двумя половинками неразделимыми,

ведь один плюс один – это больше, чем два

(Математика врёт, если вместе – любимые:

там другие законы вступают в права).

Что ты знаешь об этой любви

 
* воварг vova *
 
 
***
 
 
что ты знаешь об этой любви,
когда я просто хАркая кровью,
полз не зная куда – назови —
мне тот адрес, который не помню…
 
 
***
 
 
ноги сами тебя приведут,
сердце ведь не слепое – подскажет,
пересохшие губы шепнут
в ночь беззвёздную тихо – Наташа…
 
 
я услышу/почую нутром,
прибегу/прилечу хоть откуда,
кто бы там не злословил потом,
что ты спасся Божественным чудом…
 
 
я давно свою душу другим
заложила с условием строгим:
чтоб меня ты дождался живым
у последней черты на пороге.
 

Говорят, что бывает любовь без щемящего страха потери

 
Говорят, что бывает любовь
без щемящего страха потери —
леденящего душу и кровь —
после долгих прощаний у двери.
 
 
Говорят – отпускай навсегда,
даже просто на час отпуская,
но ведь может однажды беда
разлучить – не другой и другая.
 
 
И тогда у беды на краю,
даже веря в бессмертные души,
лучше, помня родное «Люблю»,
твёрдо знать, что ты важен и нужен.
 
 
Чтоб последние силы – в кулак,
чтоб – домой, даже харкая кровью,
и беда отступает на шаг,
ослеплённая
этой
любовью.
 

Я хотела уйти от себя – не могу

Я хотела уйти от себя – не могу,

не умею, оставлю побег на потом:

просто Серое Солнце сквозь серую мглу

проступило, чтоб встать на пороге крестом,

и лучи, словно руки, раскрыло:

– «Не смей!

Ты сама же себе и судья, и палач:

хочешь – смейся и плачь,

хочешь – пой, хочешь – пей,

ну подумаешь – пара веков неудач?

Ты свой путь выбирала когда-то сама,

значит – точно по силам любой перевал,

если трудно, и кажется – сходишь с ума,

оглянись – ты идёшь, где никто не бывал.

Пионерам бывало ли в жизни легко?

Пахнут потом и кровью все подвиги, но,

к сожаленью, за вредность дают молоко

и медали лишь только в красивом кино.

Но шлифуются души в походах таких —

это точно ценнее сиянья наград,

только с болью душевной рождается стих —

ты сама так решила два века назад».

Я хотела уйти от себя – не могу,

не умею, оставлю побег на потом:

просто Серое Солнце сквозь серую мглу

проступило, чтоб встать на пороге крестом…

А я не хочу тебе сниться

 
А я не хочу тебе сниться,
и ты мне не снись, беспокоя:
та нежность, что прячешь в ресницах,
нужна лишь в комплекте с тобою.
 
 
Признаемся, как мы скучаем,
и как друг без друга не можем:
я – чашке горячего чая,
а ты – коньяку подороже,
но, оберегая друг друга
от груза любви не по силам,
баюкаем на ночь разлуку,
чтоб в сердце дыру зарастила.
 
 
А я б родила тебе сына,
и, может быть – чёрт возьми! – дочку,
но тут медицина бессильна
и ставит нам жирную точку:
прожитые годы разлуки
назад не прокрутишь однажды,
вот-вот, и появятся внуки,
а общие ль – так уж ли важно…
 
 
Пусть общими будут – рассветы,
и нежность стыдливо в ресницах
привычно пусть прячется где-то,
но я не хочу тебе сниться…
 

Ах, какая сегодня гроза

Ах, какая сегодня гроза

разгулялась – бушует и крушит:

это все «не могу» и «нельзя»

прорвались через небо и души,

это всё, сказать не смогли,

не сумели друг другу когда-то,

этим ливнем смывает с земли —

раз не можете – значит, не надо.

И мы оба стоим под дождём,

будто он на два города – общий,

будто всё ещё верим и ждём,

что сбывается всё, если хочешь.

Я хочу так немного: в глаза

заглянуть твои, голос услышать,

и чтоб общая наша гроза

танцевала по небу и крышам…

Я хочу любить, не умею просто

Я хочу любить, не умею просто —

дочь Царя Морского, Морская Нимфа —

и пою сегодня ночному гостю,

чей корабль сейчас налетит на рифы…

Ты в глазах моих не ищи ответы,

там ответов нет, там одни загадки:

почему под холодом вечным – лето,

почему так горько, но всё же – сладко,

почему забыть невозможно, помнить —

невозможно тоже, да и – не надо…

Почему, как чайка над морем, стонет

твоё сердце, стоит коснуться взглядом…

С моего лица – хоть пиши иконы,

и нежнее шёлка, конечно, кожа,

а мой голос создан для страстных стонов,

и глаза – как омуты: тонешь тоже.

Мои речи слаще медовой браги,

чтобы твой корабль повернул на рифы,

чтоб хватило дурости и отваги

у Царя Морского похитить нимфу.

Ты отважно дёрнешь штурвал – на скалы

повернёт корабль, подойти поближе.

Я тебе пою, как тебя ласкала б,

только ты не слышишь.

Уже не слышишь…

Я просто хочу

Я просто хочу уткнуться в тебя лицом.

Я просто хочу вдыхать тебя полной грудью.

Я просто хочу на правой руке – кольцо.

Я просто хочу. И верю, что так и будет.

Я просто хочу рассветы с тобой встречать.

Я просто хочу делить с тобой дни и ночи.

Я просто хочу счастливыми быть начать.

Я просто хочу. И знаю – ты тоже хочешь.

Устала. Скандалами делишь слова о любви – на ноль

Устала.

Скандалами делишь слова о любви – на ноль,

я не понимаю, за что на меня кричишь:

ты снова привычно помножил

проблемы на алкоголь,

а я машинально зачем-то взяла ключи…

В спортивную сумку —

любимые платья, как есть – комком —

бельё, документы, кредитки, духи, чулки…

Скажу – ухожу, не ругайся, любимый…

А в горле – ком

/Чем хуже на сердце, тем яростней – каблуки/…

Тебе говорю,

что ключи я оставила, там, в двери —

не бойся, тебе не придётся менять замок,

но ради святого всего

про любовь мне сейчас не ври

/Любил бы —

так разве сейчас отпустить бы смог/…

Я б всё отдала, чтоб услышать:

«Останься, не уходи»,

но – садишь в такси меня, шепчешь в висок:

«Прости…»,

прощаясь, прижмусь, и услышу,

как сердце в твоей груди

мне азбукой Морзе

выстукивает —

спаси…

Как не ждать тебя? Научи

 
Как не ждать тебя? Научи.
У меня миллион причин
позабыть тебя…
Разлюбить —
словно гвозди в себя забить.
 
 
Не могу забыть, извини.
Я не буду тебе звонить,
я не буду тебе писать,
но – глазами в толпе искать
так привыкла уже, прости,
я б – травой на твоём пути,
чтобы мягче тебе шагать,
я бы временем – только вспять,
чтоб не ждать тебя…
Чтоб не ждать…
 

Чуть задержался – прыгаю по окнам

Чуть задержался – прыгаю по окнам,