Текст книги "Любовь по-французски. О чем умолчал Дюма"
Автор книги: Наталия Сотникова
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Так началась история этого героя, сумевшая перевернуть жизнь двух королей и одной королевы, озлобить целый народ, спутать карты в европейской политике, развязать две войны и бросить в скудную почву британских островов семена будущей революции.
Просчет графа Сомерсета
Но прежде чем новый любимчик утвердится на своем месте, надлежало отделаться от фаворита действующего. Не будучи человеком большого ума, граф Сомерсет выбрал ошибочный путь поведения. Как писал один из современников, «он грубо отметал ласки короля, пытаясь таким образом продемонстрировать всем, что он добился милости монарха другими средствами, более основательными и более достойными уважения, нежели те, которые выдвинули его на самом деле».
Это чрезвычайно огорчало короля Иакова, который пока не находил в себе сил лишить своей привязанности столь неблагодарное создание, сердечная склонность к которому у него все еще не была утрачена полностью. Сохранилось письмо короля к Сомерсету:
«Вы стремитесь лишь к тому, чтобы уклоняться и избегать прилечь на ложе в моем покое, невзирая на те сотни раз, когда я нижайше заклинал вас прийти туда».
Король не мог найти в себе сил расстаться с графом и все еще считал его своим другом. Но тот уже утратил и свежесть, и порывы молодости, а Иаков нуждался в том, чтобы иметь подле себя юношу, который бы льстил его чувствительности, удовлетворял его призванию играть роль наставника и питал его нерастраченные отеческие чувства.
Джордж Вильерс представлял собой идеальную фигуру. Что за наслаждение формировать столь идеальное создание, его ум, его личность, его судьбу! Иаков представлял себе, какое чудо будет являть собою соединение силы, смелости, неукротимости молодого Вильерса с его собственными умственными способностями, проницательностью и знанием человеческой натуры. Ему это в высшей степени созидательное занятие доставляло бы истинное удовольствие.
В один прекрасный день к Джорджу явился сэр Джон Грэхем, камергер, который заявил ему, что по приказу короля он должен наставлять его во всех тонкостях искусства быть придворным. Естественно, король лично будет давать ему уроки.
Сэр Джон напрямую заявил Джорджу, что его новое положение не допускает наличия невесты, даже богатой и дочери бывшего гардеробмейстера. Ему не пришлось повторять свой намек дважды: прилежный ученик вернул свое слово Энн Эстон, и бедная девушка бесследно исчезла из его жизни и из истории Англии.
Иаков немедленно назначил Вильерса камердинером, но разыграл перед взбешенным графом Сомерсетом странную комедию. Он поведал ему об ужасном возмущении лондонцев поведением фаворита, но он, король, якобы нашел средство направить это негодование на подставное лицо, марионетку, которая будет играть эту ненавистную для окружающих роль, а истинный фаворит останется в тени. Иаков сообщил Сомерсету, что он выбрал для этой роли Джорджа Вильерса, и постарался уверить графа, что эта хитроумная стратагема не нанесет ему ни малейшего ущерба. Трудно сказать, поверил граф ему или нет, но согласно всем правилам придворного этикета высказал глубочайшую благодарность своему повелителю. Французский посол отреагировал на это следующим образом: «Было достойно сожаления видеть великую королевскую особу в зрелом возрасте, большого ума и чрезвычайно сведущего в делах, наслаждавшегося обласканьем нового фаворита и погубительством старого».
Тем не менее участникам комплота не терпелось ускорить вхождение нового фаворита во власть и окончательный подрыв могущества старого. Архиепископ Кентерберийский принялся подзуживать короля назначить Вильерса постельничим, что обеспечивало большую близость молодого человека к Иакову. Однако, похоже, монарх не решался пойти на этот шаг. Хотя они с королевой после воцарения в Лондоне вели практически раздельный образ жизни, изображая любящих супругов лишь во время торжеств, Иаков, будучи существом трусоватым, побаивался несносного характера своей жены. Он заявил архиепископу, что назначит Вильерса на эту должность лишь тогда, когда его попросит об этом королева Анна. В таком случае, при возникновении каких бы то ни было распрей, супруге некого будет винить, кроме самой себя.
Такой ловкий интриган, как архиепископ Эббот, не устрашился перспективы встречи со своевольной королевой и отправился к ней, призвав на помощь все свое красноречие. Королева предсказуемо заартачилась, ибо любимчики супруга ничего, кроме глубокого отвращения, у нее не вызывали. Архиепископ из кожи вон лез, восхваляя добродетели молодого человека и живописуя гибельный характер того направления, в котором граф Сомерсет вел Англию.
Анна весьма мудро заявила, что Эббот затеял опасное предприятие, пытаясь изгнать дьявола с помощью Вельзевула. Она была уверена в том, что по возвышении Вильерса в первую очередь пострадает продвигавший его архиепископ, достанется и королеве. Ибо Иаков уверит юнца, что он не обязан своим возвышением кому-либо, кроме монарха, и будет подстрекать его скверно относиться как к Эбботу, так и к королеве.
Годы спустя, рассказывая эту историю, архиепископ воздал должное прозорливости Анны и написал: «Благородная королева, ты тогда вещала подобно пророчице или оракулу!»
Однако же в тот момент он пренебрег ее словами и так улещивал супругу монарха, что та, в конце концов, сдалась. Ей тут же был представлен Джордж, который своим несокрушимым обаянием смел остатки ее сопротивления.
В день праздника Святого Георгия (т. е. Джорджа) во дворце разыгралась самая натуральная комедия. Король после завтрака с явным неудовольствием выслушал ходатайство королевы, умолявшей его назначить постельничим Джорджа Вильерса. Он не хотел и слышать об этом, королева продолжала настаивать на своем, и сцена грозила затянуться до бесконечности.
В течение этого спектакля присутствовавшие придворные обменивались многозначительными взглядами и жестами. Окруженный своими приспешниками граф Сомерсет всем своим видом не скрывал крайней досады. Покровители Вильерса перешептывались, пытаясь замаскировать свое нетерпение и некоторую тревогу. Граф Сомерсет не выдержал и написал королю записку, в которой умолял его оказать сопернику какую-нибудь незначительную милость. По его приказу паж вручил записку королю. Архиепископ учуял подвох и направил послание королеве, заклиная свою повелительницу не оказывать слабинки. Анна вняла этой мольбе и упала на колени перед супругом, убеждая его почтить Святого Георгия в день его праздника и отличить дворянина, носящего его имя.
Решив, что комедия тянулась достаточно долго, Иаков собрался с силами, ибо ему предстояло, согласно старому обряду, ударить юношу плашмя клинком обнаженного меча: ни для кого не было секретом, какие скверные ассоциации вызывал в нем вид извлеченного из ножен оружия. Юный принц Уэльский протянул отцу свою шпагу, которую тот решился взять, превозмогая себя. После ритуала посвящения Джордж Вильерс обрел должность постельничего и тысячу фунтов годового содержания.
Эта история вывела из себя графа Сомерсета, который, оставшись наедине с королем, высказал ему все упреки, на которые были способны его бешеная ревность и страх перед грядущей немилостью. Король смиренно выслушал его излияния и простил оскорбления, но не перестал относиться к нему как к человеку, любовь к которому у него еще не угасла.
Что же касается Вильерса, тот чувствовал себя на седьмом небе от счастья, но голова у него отнюдь не пошла кругом. Он прежде всего постарался выразить свою признательность творцам его взлета, в первую очередь архиепископу. Джордж просил его оказать ему честь стать его наставником, проводником в доселе чуждом для него мире, вдохновителем его поступков. Архиепископ весьма простодушно принял все это за чистую монету и засвидетельствовал своему ученику свою горячую любовь. Вот что он писал ему:
«С сего дня я ценю и уважаю вас как своего сына и хочу, чтобы вы считали себя таковым.
Горячо любящий вас отец».
Такова была политика поведения Вильерса. Он излучал вокруг себя атмосферу мягкости и доброжелательности, он бы охотно обласкал и своего соперника, и сам король пришел в восторг от подобного великодушия.
Однако Сомерсет был сделан из другого теста. Он уже видел перед собой дно разверзающейся пропасти, но повел себя совершенно неправильно. Вместо того чтобы умаслить столь благородного покровителя, он принялся досаждать ему своими жалобами и обидами. Иаков, тем не менее, все еще оставался верен тому принципу слабых личностей, что худой мир лучше доброй ссоры, и верил в возможность примирения непримиримых и установления мира между особами, которые дороги ему. Эта задача была возложена на Хамфри Мэя, пользовавшегося уважением обоих фаворитов.
Сэр Мэй в первую очередь принялся наставлять Джорджа, который, собственно, не выказывал никакого сопротивления. Граф же Сомерсет сначала фыркал, но затем, узнав, что речь идет о королевском приказе, замкнулся в ледяном молчании. Через полчаса к нему явился его молодой соперник.
Джордж излучал одну из своих ослепительных улыбок и, ощущая, несомненно, свою новую мощь, рассыпался в учтивейших выражениях:
– Я намерен, милорд, быть вашим слугой и единомышленником, ибо желаю, чтобы судьба моя зависела от вашего расположения и чтобы ваша милость признала во мне самого верного слугу, которого вы когда-либо имели.
– Мне нет нужды в ваших услугах, – грубо оборвал его граф, – и не рассчитывайте на мою милость. Но я намерен свернуть вам шею, и будьте уверены, что не премину сделать сие, если мне представится такая возможность.
Все это, естественно, было доложено королю, который, как человек неглупый, решил подорвать позиции столь неблагодарного фаворита с того фланга, с которого тот не ожидал.
Высокородная преступница
Здесь необходимо возвратиться к истокам карьеры графа Сомерсета и напомнить читателю, что этот весьма посредственный по своим умственным способностям человек продвижению был в значительной степени обязан другу, Томасу Оувебери, личности чрезвычайно незаурядной с точки зрения интеллекта и здравомыслия. Фаворит покорно подчинялся его указаниям до того дня, когда его любовнице, леди Фрэнсис Говард, графине Эссекс, не пришла в голову шальная мысль выйти за него замуж.
Зная отчаянную дерзость и распутство этой дамы, сэр Оувебери встревожился, как бы этот брак не положил конец его влиянию. Он пустился во все тяжкие, самыми яркими красками расписывая грядущие беды: неудовольствие короля, опасности оскорбления могущественного дома Эссексов, возмущение общественного мнения. Граф Сомерсет сначала было перепугался, но уговоры и уловки леди Фрэнсис в конце концов взяли верх. Король дал свое согласие, как уже рассказывалось, после скандального развода, брак был заключен с большой помпой.
Естественно, властолюбивая графиня не пожелала терпеть присутствие подле своего недалекого мужа его друга Оувебери, который мешал бы ей управлять фаворитом, королем и всем королевством. В этом ей оказал содействие ее дядя Генри Говард, граф Нортгэмртон, убедивший короля в опасных намерениях Оувебери, и в результате нехитрой комбинации, описанной выше, тот оказался в заключении в Тауэре. Граф Сомерсет, надо полагать, не мог так просто сбросить с себя цепи давней дружбы и несколько раз навестил Томаса в заключении в этом узилище со столь жуткой репутацией. Эти посещения лишь умножили гнев и ненависть леди Фрэнсис, и судьба сэра Оувебери была решена. Ему стали регулярно приносить передачи с пирогами и желе, после чего он начал прихварывать. Как-то ему поставили клизму, после которой заключенный незамедлительно скончался, и общество быстро предало его имя забвению.
Но враги Сомерсета цеплялись за малейший повод, чтобы свалить его. Кто-то из них заподозрил неладное в этой истории и подал властям мысль заняться расследованием сей скоропостижной кончины. Тотчас же на свет Божий выплыли престранные подробности: аптекарь, поставивший сэру Томасу клизму, переехал на жительство во Фландрию и недавно скончался там. Ходили слухи, что на смертном одре он признался исповеднику в насильственной смерти заключенного, отравленного его трудами по наущению знатного вельможи. Услужливые сторонники Вильерса довели эти слухи до сведения короля. Опечаленный Иаков, у которого все-таки не хватало духу удалить от себя фаворита, докучавшего ему своими жалобами, приказал лорду верховному судье Эдварду Коуку учинить тщательнейшее расследование дела. Уже через несколько дней были арестованы лейтенант Тауэра, сэр Джервис Хелвис и несколько человек, включая крахмальщицу миссис Тёрнер, промышлявшую заодно сводничеством и ворожбой.
Арест графа и графини Сомерсет был произведен с большим шумом 17 октября 1615 года в королевском дворце при большом стечении знати. Пораженный как ударом грома, граф сначала вышел из себя, но быстро осознал весь ужас происшедшего и бросился умолять короля не оставлять его своей милостью. Иаков заверил его в том, что навсегда сохранит в памяти наилучшие воспоминания о связывавшей их дружбе, но не дрогнул. Памятуя свою фатальную ошибку с приказом на казнь не осужденного судом вора, он поучительно промолвил:
– Если бы Коук прислал людей за мной самим, я должен был бы повиноваться.
Кое-кто из присутствовавших впоследствии уверял, что, провожая взглядом уводимых стражей супругов, король пробормотал:
– Глаза мои вас больше не увидят!
Некоторые усмотрели в этом выражение сожаления, другие же – пугающего облегчения.
Наводивший страх Коук провел триста допросов и представил отчет, который поверг в ужас общественность и представил нравы высшего света в самом отвратительном виде.
Оказалось, что леди Фрэнсис с младых ногтей пользовалась услугами разного рода кудесников и заклинателей. Сначала она искала помощи у некой «башковитой»[3]3
Башковитыми (cunning) в средневековой Англии именовали так называемых «белых» колдунов и колдуний, занимавшихся ворожбой и заклинаниями исключительно для благоприятных целей.
[Закрыть]Мэри Вудс, пользовавшейся в определенных кругах репутацией несравненной ворожеи и специализировавшейся исключительно в области любовных чувств. Эта хиромантка и гадалка действительно была не дура и защищалась от преследования закона весьма оригинальным способом. Если сотворенные ею заклинания не приводили к желаемому действию, она начинала стращать обманувшуюся в своих надеждах клиентку, грозившую призвать на помощь стражей закона, что заявит оным, как дама, якобы, просила ее умертвить этого мужчину. Леди Френсис даже отдала ей ценный бриллиантовый перстень будто бы с просьбой помочь избавиться от неугодного мужа, но Башковитая Мэри исчезла вместе с перстнем. Леди Фрэнсис потребовала изловить коварную обманщицу, однако схваченная женщина довольно ловко отпиралась от обвинений, называя перстень оплатой за ранее оказанные услуги, а изводить мужа она-де наотрез отказалась. Разумеется, судебные органы признали правоту аристократки, какая судьба постигла Башковитую Мэри – история умалчивает.
Леди Фрэнсис принялась искать более сговорчивых помощниц своим неблаговидным замыслам и незамедлительно обрела таковую в лице миссис Анны Тернер (1576–1615).
В молодости Анна была девушкой, наделенной прекрасными внешними данными, каковые стали решающим фактором в ее замужестве с респектабельным лондонским доктором Тернером. Но в 1610 году супруг скончался, не оставив ей сколько-нибудь значительных средств к существованию. Судьба нищей вдовы в безжалостном обществе была незавидна, однако миссис Тернер не растерялась, проявив завидную прыть и незаурядные деловые качества. Во-первых, она обзавелась двумя борделями, которые посещали многие придворные, во-вторых, добилась весьма доходной монополии на продажу крахмала с добавкой шафрана. Это вещество использовалось для придания жесткой формы и желтой окраски круглым гофрированным воротникам и манжетам, пользовавшимся бешеной популярностью, – по-видимому, нечастое появление солнца в туманном Альбионе настоятельно требовало какого-то искусственного замещения. Решив прозаические меркантильные вопросы, вдова занялась личной жизнью и обрела ее в лице страстного любовника, сэра Артура Мейнвеэринга, дворянина, члена парламента, обладавшего неплохим положением при дворе: в частности, он занимал должность кравчего наследника престола, принца Уэльского Генри-Фредерика. Надо полагать, прежняя супружеская жизнь с респектабельным доктором не давала простора для жажды любви, не утихавшей в Анне, но теперь ее чувства излились бурным потоком. К сожалению, Мейнвеэринг не питал серьезных намерений в отношении своей любовницы, а она, естественно, желала прочного союза, ибо в ходе этого бурного романа на свет появились трое незаконных детей, которым судьба не сулила ничего хорошего. В попытках побудить ветреного Мейнвеэринга повести ее к алтарю миссис Тернер перебрала всех колдунов, ворожей и магов, прибегнув даже к помощи знаменитого астролога, оккультиста и травника Саймона Фромана (1552–1611). В результате она отлично ориентировалась в этом странном мире, являвшемся неотъемлемой частью английского общества той поры, еще не осознавшего, что оно уже переступило порог, отделявший Новое время от Средневековья.
В какое-то время Анна Тернер состояла при леди Фрэнсис то ли в качестве фрейлины, то ли компаньонки. Естественно, она оказывала ей более чем посильную помощь, прибегая к различным колдовским уловкам. Посредством восковых фигурок, изготовленных по образу и подобию мужа ее повелительницы, графа Эссекса, и будущего супруга, графа Сомерсета, она заговаривала обоих, чтобы уничтожить любовную страсть первого и распалить пламя любви второго. Невидимое человеческому оку влияние нематериальных демонических сил подкреплялось воздействием вполне реальных зелий, которые леди Фрэнсис лично подсыпала как мужу, так и любовнику.
Когда Оувебери попытался разрушить ее планы, леди Фрэнсис через своего дядю добилась его ареста и назначения на должность лейтенанта Тауэра своего человека, Джервиса Хелвиса. Именно по ее заданию миссис Тернер получила у лекаря Франклина три вида ядов, мышьяк, шпанские мушки[4]4
Шпанские мушки – порошок из сушеных насекомых семейства жуков-нарывников. Этот порошок, являясь сильным афродизиаком, даже в небольших количествах оказывал губительное воздействие на почки, печень и желудочно-кишечный тракт.
[Закрыть] и соль ртути. Недавно скончавшийся во Фландрии аптекарь сначала сдабривал этими средствами пироги и желе, отправляемые в тюрьму в качестве передач несчастному узнику, а затем, ввиду ухудшения состояния Оувебери, поставил ему клизму, приправленную серной кислотой.
При обыске у миссис Тернер нашли несколько эротических статуэток и некие предметы, указывавшие на ее склонность к еретическим измышлениям. Дабы избежать мучительной смерти, уготованной еретикам, обвиняемая открестилась от каких бы то ни было богопротивных помыслов. Судебный процесс превратился в захватывающий спектакль, на котором зачитывались письма леди Фрэнсис к ворожеям и соучастникам преступления, а обвинитель размахивал роковыми восковыми фигурками. Обвинительная речь верховного судьи Коука являла собой образец великолепно изложенного выплеска общественного негодования, заклеймившего подсудимую как «шлюху, сводницу, ведьму, папистку, преступницу и душегубицу». В вынесенном смертном приговоре осужденной вменялось явиться на казнь в одежде с накрахмаленными воротником и манжетами желтого цвета, «дабы те также прекратили свое существование из-за позора и отвращения к оным». С такими же воротником и манжетами приступил к исполнению своего омерзительного ремесла палач, после чего данные предметы туалета, естественно, вышли из моды по причине ассоциации с такими отталкивающими порядочных людей личностями.
Итак, 15 ноября в Тайберне были повешены миссис Тернер и лекарь Франклин, за ними последовали сэр Джервис Хелвис и тюремный смотритель Вестон, хотя не сказать, чтобы вина двух последних была доказана очень убедительно. В народе бытовало мнение, что жертвой миссис Тернер стал не один Оувебери. Лондонская чернь была убеждена, что не мешало бы заодно разобраться и в причинах внезапной смерти в возрасте восемнадцати лет принца Уэльского Генри-Фредерика, никогда не жаловавшегося на свое крепкое здоровье. Ведь недаром его кравчим служил любовник миссис Тернер, сэр Артур Мейнвеэринг! Однако к голосу простонародья никто прислушиваться не собирался.
Минуло еще несколько месяцев, в течение которых Сомерсет отчаянно пытался спасти свою шкуру. Он каждодневно слал королю угрожающие письма, обещая развязать язык, разгласить государственные тайны, а также раскрыть людям глаза на постыдную правду о жизни королевского дворца. Перепуганный до полусмерти Иаков заклинал его во избежание скандала признать вину, обещая немедленное помилование. Сомерсет оттягивал расплату, притворяясь хворым и даже потерявшим рассудок.
Тем временем его жена в тюрьме разрешилась от бремени дочерью Анной. В мае 1616 года леди Фрэнсис, облаченная в белые одежды, хрупкая и беззащитная, появилась перед палатой лордов. Как особа, принадлежащая к высшей знати, она могла быть предана суду лишь с согласия этого высокого органа власти. Противопоставить очевидным фактам леди Фрэнсис не могла ровным счетом ничего и уповала лишь на силу своей красоты и чистосердечное раскаяние. Тем не менее молодая женщина была признана виновной и подлежала суду. Коллегия присяжных, в состав которой входил ее бывший супруг, граф Эссекс, вынесла ей смертный приговор. Вряд ли стоит упоминать здесь о том, что некогда опозоренный леди Фрэнсис муж проголосовал за то, чтобы правосудие восторжествовало.
На следующий день перед генеральным прокурором, знаменитым Фрэнсисом Бэконом, предстал граф Сомерсет. Он защищался, как мог. Похоже, граф действительно не был причастен к убийству Оувебери и даже ничего не знал о его подготовке. Однако Сомерсет не смог оправдаться в том, что лично способствовал заключению своего друга в Тауэр и скрывал свою преступную связь с леди Фрэнсис до вступления с ней в брак. Судьи жаждали мести и вынесли ему смертный приговор.
Но Иаков не стал впадать в крайности. В конце концов, граф Сомерсет вел себя достойно и не стал разглашать ничего такого, что могло бы повредить королю. В 1622 году король помиловал как бывшего фаворита, так и его супругу. Леди Фрэнсис возвратилась домой, но муж ее гордо отказался от дарованной королем милости, пока не будет признана его полная невиновность. Он томился в заключении до 1625 года, когда Иаков I скончался.
Тем не менее могущество Говардов было подорвано. В 1618 году власти принялись за отца Фрэнсис, лорда-казначея сэра Томаса. Основанием для возбуждения уголовного дела послужили жалобы на взяточничество его супруги, леди Кэтрин, отличавшейся не только красотой, но и поистине патологической жадностью. Как писал один из современников, «ликом она была вельми пригожа, но принесла людям много горестей». Знаменательно, что незадолго перед началом слушаний леди Кэтрин заболела оспой, обезобразившей восхитительные черты ее лица. В ходе судебного процесса вскрылись все случаи злоупотребления лорда-канцлера своим положением, и на него наложили огромный денежный штраф, который он был не в состоянии выплатить. Впоследствии этот штраф значительно снизили, но, тем не менее, Говарды были уничтожены и обречены на прозябание в провинции.
Не сохранилось никаких подробных сведений о последних годах жизни четы графов Сомерсет, надо полагать, они были весьма безрадостными. Детей у Роберта и Фрэнсис, кроме родившейся в тюрьме Анны, больше не было, после смерти главы семейства титул остался выморочным и много позднее был передан другому дворянскому роду. Казалось, леди Анне Карр, унаследовавшей красоту матери и бабки, при таком несмываемом клейме, наложенном позорным прошлым родителей, рассчитывать на вступление в брак не приходилось. Однако в нее влюбился сосед по поместью Уильям Рассел, граф Бедфордский. Его отец, своими ушами слышавший признание матери девушки в убийстве на процессе в палате лордов, в ужасе отказался дать согласие на женитьбу сына. Однако, молодого человека поддержали король Карл I и его супруга Генриэтта-Мария, и через год отец сдался. Брак оказался на редкость счастливым, невзирая на то, что родители не дали за невестой обещанного приданого. Этот финансовый ущерб с лихвой возместили сын и внук графини Бедфордской, женившиеся на богатых наследницах. При королевском дворе Анна имела репутацию одной из самых красивых дам, доказательством тому служит ее великолепный портрет в полный рост кисти Ван Дейка, выставленный в родовом поместье Вуберн. Потомки герцога Бедфордского (этот титул был пожалован главе семьи в конце ХVII века) до сих пор принадлежат к высшим слоям аристократии Великобритании.
Некоторые историки считают, что дело супругов Сомерсет стало своего рода знаковым и послужило прологом к падению династии Стюартов точно так же, как знаменитое «Дело о колье» – предвестником Великой Французской революции.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
