Текст книги "Танцующие фаворитки"

Дороже фарфора и янтаря

Взойдя на престол в 1713 году, Фридрих-Вильгельм принялся перекраивать управление королевством на свой собственный лад, подчиненный одной цели: обеспечение содержания огромной армии. Первым делом он собрал всю серебряную посуду из 24 королевских замков и переплавил ее на нужды государства. Из 600 лошадей в королевских конюшнях осталось 120 голов. Насколько мало было развито чувство прекрасного у молодого короля, становится ясно на примере, более или менее хорошо известном российскому читателю. Когда в 1716 году император Петр Первый не смог сдержать восторга при виде «Янтарной комнаты», украшавшей своим немеркнущим золотистым мерцанием мрачный Берлинский городской замок, Фридрих-Вильгельм безо всякого сожаления подарил это бесценное убранство гостю. Петр же сделал ответный подарок, весьма потрафлявший вкусам прусского короля, питавшего страсть к рослым гвардейцам: прислал ему 55 человек отборных гренадеров.

Можно привести еще один, менее известный пример. В роскошную меблировку прусских королевских замков входили несколько редкостных высоких ваз из китайского фарфора, которые стоили совершенно бешеные деньги. Европейский фарфор тогда еще пребывал в стадии изобретения, и привезенные из Китая предметы сего хрупкого вида искусства ценились чуть ли не на вес золота. Бесполезность этих ваз бесила короля, но он воздерживался от их продажи, боясь продешевить. Час для чрезвычайно удачной, с его точки зрения, сделки пробил в 1717 году, когда слух об уникальных вазах дошел до курфюрста Саксонии и короля Польши Августа Сильного. Он был страстным собирателем фарфора и не останавливался ни перед чем, чтобы заполучить понравившиеся ему вещи. Однако Августу так и не удалось уломать своего соседа продать вазы, но он смог найти обходной путь для удовлетворения своего жгучего желания обладания прекрасным. Фридрих-Вильгельм согласился обменять бесполезные емкости на 600 первоклассных драгун для своего полка, – и соседствующие монархи к обоюдному удовлетворению ударили по рукам. 600 солдат саксонской армии были вынуждены сменить мундиры на прусские, а Август Сильный стал счастливым обладателем ваз, окрещенных на сем основании «драгунскими», название, никоим образом будто бы ни с Китаем, ни с внешним видом ваз не связанное.

Но подобные детали относятся к области исторических курьезов, а вообще все в Пруссии было направлено на создание идеально функционирующих государственных хозяйственных и военных механизмов, способствовавших также развитию всех видов торговли и ремесел. Были созданы генеральные управления финансов, военное и уделов, подчинявшиеся лично королю. Пруссия стала воплощением бережливости, порядка, прилежания и исполнения долга. К концу жизни Фридриха-Вильгельма армия насчитывала 80 000 человек, перегнав Испанию, Соединенные провинции Нидерландов, Швецию и лишь немного отставая от Австрийской империи. Ее комплектовали за счет обязательной военной службы подданных королевства Пруссии и набора добровольцев за границей. По мнению Фридриха-Вильгельма, чернь существовала как строительный материал для нужд государства, государство – для содержания армии, а армия – для удовлетворения потребностей Бранденбургской династии. Земли государства были поделены на кантоны, примерно по 5000 хозяйств, к каждому кантону был приписан полк, комплектовавшийся местными рекрутами. Все мальчики в возрасте 10 лет регистрировались в полковых ведомостях. Царил девиз: «Все жители рождены на службу отечеству». Были исключения: крестьяне и их единственные сыновья, торговцы, фабриканты, ремесленники и представители особых профессий вроде моряков.

Офицеров готовили в Берлинской военной академии, обеспечивавшей хорошее разностороннее и, в первую очередь, религиозное образование. Слушатели набирались из сыновей мелкопоместных помещиков, которые с возраста 12 лет также ставились на учет. Выпускникам гарантировалось место в армии, что было весьма соблазнительно для многодетных и небогатых помещичьих семей, так называемых юнкеров. Более 90 % выпускников академии выслуживали офицерский патент. Однако когда родители явно не спешили с подачей добровольных прошений о приеме в военную академию, как это, например, нередко случалось в Восточной Пруссии, Фридрих-Вильгельм незамедлительно отправлял туда вооруженные отряды, дабы напомнить наиболее забывчивым родителям об их долге верноподданных.

Как только Фридрих-Вильгельм I стал королем, он тут же выпустил новый табель о рангах, в котором военным отдавалось предпочтение в сравнении с гражданскими лицами. Во главе табеля стоял фельдмаршал, намного превосходивший всех государственных чиновников и лиц придворного штата, располагавшихся на служебной лестнице в 55 ступеней. Кстати, управление государственной машиной доверялось только подготовленным людям. Трем главным управлениям государства подчинялись земельные и налоговые советы, места в которых, в отличие от других европейских государств, нельзя было ни продать, ни унаследовать. Кандидаты в чиновники проходили обучение в этих советах и по окончании сдавали экзамен, отсеивавший непригодных. Примечательно, что в 1727 году в университетах Галле и Франкфурта-на-Одере были созданы кафедры для подготовки специалистов по «камеральным наукам», т. е. для обучения чиновников. В результате такой политики характерные для бюрократии во всех странах кумовство, мздоимство, непослушание, некомпетентность и прочие недостатки в Пруссии встречались значительно реже.

После 1725 года король появлялся на людях исключительно в форме полковника, звание, в которое произвел Фридриха-Вильгельма его отец, и, по его мнению, после смерти оного никто другой не имел права повысить его. Алонжевый парик отца сменил белоснежный парик с короткими волосами, завязанными сзади в солдатскую косу – это стало негласным указанием мужчинам последовать примеру монарха. Фридрих-Вильгельм был настоящим самодержцем и вникал во все вопросы, а также принимал решения единолично. И речи не могло быть о каких-то обсуждениях государственных вопросов – министры были обязаны подавать все отчеты в письменном виде, король читал их и выносил свое решение. Надо сказать, он отличался исключительной работоспособностью и ничто не ускользало у него из виду.

Фридрих-Вильгельм был невысокого мнения о своем дворянстве. В 1722 году он составил нечто вроде руководства для кронпринца Фридриха, в котором охарактеризовал дворян из Восточной Пруссии как «лживых и вероломных», из Альтмарки, Магдебурга и Хальберштадта – как «дурных, строптивых», а из герцогства Клевского и Марки как «глупых волов, и коварных, и двуличных». Единственно можно было положиться на дворян из Померании – «верных как золото», – и из некоторых провинций Бранденбурга. Тем не менее отношения между Фридрихом-Вильгельмом и столь низко оцененным им дворянством базировались в основном на сотрудничестве, а не на конфронтации, как, например, во Франции. Однако время от времени король напоминал подданным, кто является истинным хозяином в доме. В 1731 году во время посещения Кёнигсберга перед ним предстал советник по военным делам и уделам фон Шлубхут, которого обвиняли в растрате денег, выделенных для обустройства протестантов, изгнанных епископом-эрцгерцогом из католического Зальцбурга. Король учинил ему личный допрос, в ходе которого обвиняемый вел себя весьма развязно, считая свой проступок незначительным, и небрежно пообещал возместить растраченную сумму. Когда король заявил ему, что за подобное деяние он заслуживает повешения, фон Шлубхут возмутился: «Что за манера такая, вешать прусского дворянина за подобную малость», – но король своих слов на ветер не бросал.

В тот же вечер перед местной Палатой по военным делам и уделам воздвигли виселицу, а на следующий день фон Шлубхута казнили. Предварительно его отвели в церковь, где приговоренному пришлось выслушать в высшей степени нравоучительную проповедь о милосердии.

Насколько деспотична была манера правления Фридриха-Вильгельма, настолько же простыми и порой низменными были его развлечения. Он больше всего на свете любил охоту и признавал только два праздника в году: 11 сентября, годовщину битвы при Мальплаке, и 3 ноября, день Святого Хубертуса, покровителя охотников. Об ту пору леса Берлина и Потсдама буквально кишели живностью всех видов, так что Фридрих-Вильгельм не испытывал недостатка в угодьях, где можно было бы вдосталь потешить душу. В распоряжении короля было четыре охотничьих домика; о масштабах же его добычи говорит тот факт, что только в окрестностях Вустерхаузена за период с 1717 по 1738 год он лично застрелил 25 066 фазанов.

После охоты любимым развлечением короля была так называемая «табачная коллегия» (каковой вид отдохновения от государственных дел также зело почитал царь Петр I). Собравшееся исключительно мужское общество упражнялось в курении, распитии пива и сквернословии с похабным уклоном. Начинались эти собрания в пять часов вечера и могли затягиваться до полуночи. Король восседал во главе простого дубового стола, по сторонам на простых скамьях располагались гости; в самом конце стола сидела пара «потешных советников», ученые, приглашенные исключительно для того, чтобы это некультурное и хамоватое общество могло всласть поиздеваться над ними. Король ни в грош не ставил науку и ее жрецов, чтение считал бесполезной тратой времени, а жалованье ученым по его указанию в бюджете проходило по статье «Выплаты различным королевским скоморохам».

Королю были совершенно несвойственны любовные похождения. Фридрих-Вильгельм как-то проявил было повышенный интерес к одной из придворных дам своей супруги, красивой и добродетельной госпоже фон Паннвиц. Однако когда он в своей грубой манере как-то попытался облапать ее на узкой лестнице, та отвесила ему такую пощечину, что у монарха кровь потекла из носа и рта. Это отбило у него всякую охоту повторять подобные попытки, а даму король впредь называл не иначе как «злая ведьма».

Слабость у Фридриха-Вильгельма была одна, причем весьма своеобразная: он коллекционировал рослых солдат для своей гвардии. За так называемыми «долговязыми парнями» ростом выше 1,88 м его агенты рыскали по всей Европе и платили любые деньги за подобные человеческие экземпляры. Разъезжали эти великаны также на огромных и потому медлительных скакунах, почему никогда и не участвовали в боевых действиях, хотя содержание этого полка обходилось в четыре раза дороже обычного. Король досконально знал биографию каждого гвардейца и следил за тем, как протекает его жизнь. В высшей степени приветствовалась женитьба такого служаки на рослой, под стать ему, девушке.

Страсть Фридриха-Вильгельма к таким редким экземплярам рода человеческого была общеизвестной, так что время от времени ему перепадали подобные подарки. В 1731 году, по случаю своего визита в герцогство Вюртембергское, он преподнес графине Вильгельмине фон Вюрбен, любовнице герцога Эберхарда-Людвига и фактической правительнице Вюртемберга, свой портрет, осыпанный бриллиантами; дама же отдарила его великаном-гвардейцем Хансом-Георгом Остертагом. Через год графиня впала в немилость, была отправлена в изгнание и, будучи по рождению прусской подданной, осела на жительство в Берлине. Наследник герцога Эберхарда-Людвига, принц Карл-Александр, принявший совершенно разоренное стараниями графини и ее родни государство, пытался потребовать от Фридриха-Вильгельма ареста Вильгельмины фон Вюрбен, обещая взамен прислать ему несколько рослых бравых парней для его гвардии.

Что касается культуры, здесь кредо Фридриха-Вильгельма было простым: театр, опера, концерты и прочие развлечения суть «храм сатаны». После смерти отца сынок навел самую жестокую экономию, превратившую блестящий двор Пруссии в какую-то пустошь: жалованье придворного художника Антуана Пенье урезали наполовину, оркестр распустили, королевской библиотеке определили на закупку книг смехотворную сумму в 4 талера в год, должность придворного библиотекаря стала почетной, без выплаты жалованья. Декоративные парки при замках уничтожили, их места заняли плацы для муштровки солдат.

Страдания наследного принца

Вот такой родитель достался наследному принцу Фридриху. В Европе его называли не иначе как «король-солдат» или «фельдфебель». Мать принца, королева София-Доротея, была его полной противоположностью: мягкая, сострадательная, милостивая, полная достоинства и старомодной учтивости двора своего свекра. Она 34 года безропотно выносила многочисленные болезни и вспышки гнева своего ужасного супруга, ухаживая за ним в периоды его тяжких хворей. Естественно, маленький Фридрих с детства был чрезвычайно привязан к матери. Его воспитывали гувернантка-француженка и ее дочь; старшие сестры и королева-мать разговаривали исключительно по-французски, отсюда неудивительна привязанность Фридриха к культуре этой страны. Когда принцу исполнилось семь лет, отец приставил к нему для дальнейшего воспитания генерал-лейтенанта и полковника. Перед ними была поставлена задача выпестовать из наследника короны бережливого правителя, набожного христианина и первоклассного воина, чем с неукротимым рвением и занимались эти воспитатели. Жизнь принца была подчинена строгому каждодневному распорядку. Отдушиной были занятия историей и другими науками с французом-гугенотом Жаком Дюаном де Жанденом.

Юный смышленый Фридрих быстро научился притворяться и ловко обманывать отца. Он всей душой возненавидел военное дело, у него довольно рано появились сомнения в христианской вере. При помощи воспитателя де Жандена Фридрих составил себе тайную библиотеку из 3775 книг, которую держал в 15 шкафах в книжной лавке торговца Амброзиуса Хауде, располагавшейся непосредственно за Берлинским замком. Поскольку до 18 лет ему не полагалось никаких денег на личные расходы, он влез в долги у берлинского банкира. Отношения между отцом и сыном были напряженные, ибо король старался сломить волю своего отпрыска и сделать его послушным орудием в своих руках. Фридрих-Вильгельм никогда не проявлял в отношении сына никаких поползновений на родственные чувства, никогда не хвалил его, постоянно бранил его на людях за неловкость и обращался с наследником хуже, чем с кем бы то ни было из дворцовой челяди. Пока Фридрих очень ловко притворялся под личиной полного послушания, более или менее сносное сосуществование было обеспечено. Поворотным моментом стал государственный визит Фридриха-Вильгельма в январе 1728 года в княжество Саксонию.

Путешествие в рай земной

Король отправился туда с чисто деловыми целями для переговоров по таможенным, торговым и транспортным разногласиям. Он не хотел брать с собой сына, но на этом настояла приглашающая сторона, курфюрст саксонский Август II Сильный, одновременно являвшийся и избранным королем Польши, территория которой в ту пору простиралась от Балтийского моря до Черного. Он даже отправил в Пруссию специального гонца с отдельным приглашением для кронпринца. Продолжать упорствовать далее означало нанести тяжкое оскорбление соседу.

Как в экономическом, так и в культурном отношении Саксония была самым передовым государством в Центральной Европе, а двор Августа – самым блестящим в Священной Римской империи после Вены. Августу почти удалось превратить Дрезден в «Венецию на Эльбе», предпочтительное место развлечения аристократии и экономический перевалочный пункт между Востоком и Западом. Поскольку в те времена всякие новости распространялись чрезвычайно медленно, он проявил незаурядный талант маркетолога: пригласил известного итальянского художника Бернардо Белотто, специализировавшегося на городских видах, для увековечения красот саксонской столицы, а затем организовал массовое производство и сбыт гравюр с этих картин. Слава о красотах и достоинствах Дрездена быстро вышла за границы Европы.

В Дрездене Фридрих пережил первое крупное потрясение в своей юной жизни. Двор Августа Сильного с его свободными нравами и стремлением к безудержному наслаждению радостями жизни являл собой разительный контраст в сравнении с аскетическими условиями существования в Берлине. Естественно, Август Сильный и его сын, кронпринц Август, приложили все усилия к тому, чтобы ослепить гостей великолепием местного двора. Все четыре недели, проведенные Гогенцоллернами в Дрездене, были заполнены бесконечной чередой балов, приемов, театральных представлений, выездов на охоту. Поскольку Август Сильный и Фридрих-Вильгельм принадлежали к тому разряду выпивох, которых невозможно споить, они прикрывали серьезные тайные переговоры заседаниями «Общества антитрезвенников». Его председателем был избран уроженец Померании прусский министр фон Грумбков, получивший кличку «Кашубский[7]7
  Кашубы – представители западнославянской народности, проживавшие на побережье Балтийского моря.


[Закрыть] пропойца». Во избежание утечки информации заседания проходили в помещении, которое не обслуживала челядь. Напитки и закуски доставлялись туда на подъемном столе, творении искусного придворного изобретателя и архитектора Пёппельманна.

Пока отец со своей свитой воздавал должное служебным делам и возлияниям Бахусу, сын жадно приобщался к культуре. Именно в Дрездене Фридрих впервые посетил спектакль в роскошном оперном театре, самом большом к северу от Альп. Это была «Клеофида», музыку которой написал Йоханн Адольф Хассе (1699–1783), ныне основательно подзабытый, а в XVIII веке чрезвычайно популярный немецкий композитор. Как и полагалось в то время возвышенному оперному жанру, действующие лица принадлежали к разряду властителей. На сцене Александр Македонский успешно завоевывал Индию, ему противостояли местные властители в лице царя Пора и царицы Клеофиды. Постановка была выполнена со свойственным дрезденскому театру большим размахом, о масштабе зрелищ на его сцене может дать описание представления оперы Н. Порпоры «Эцио». К участию в ней привлекли два батальона гренадеров и два эскадрона легкой кавалерии в одеждах римских воинов, 20 верблюдов, четыре мула и карету, запряженную четырьмя белыми лошадьми. Бушевавшие под музыку страсти совершенно захватили юного Фридриха, но не меньше потрясла его виртуозная игра на флейте знаменитого музыканта Йохана Йоахима Кванца. На впечатления художественного порядка наложились и чувственные: он впервые испытал влечение к женщине, пробудившее в его душе стремление сочинять стихи и музыку. Этой музой стала Анна-Каролина Оржельская (1707–1769), любимая побочная дочь Августа Сильного и неоспоримая царица всех увеселений и празднеств его двора.

Плоды мимолетных увлечений Августа Сильного

Август Сильный славился своими любовными похождениями, которые зачастую выливались в весьма ощутимые последствия в виде побочных детей, но из трех сотен приписываемых ему бастардов король признал только восьмерых. Самой любимой из них была дочь Анна-Каролина, которой он даровал титул графини Оржельской, тем самым подчеркнув ее близость к властителю Польши (orzel по-польски – орел, в гербе Польши красуется белый орел).

История Анны-Каролины выглядит довольно любопытно. Неизвестно, где и когда Август увидел в первый раз ее мать Генриэтту, дочь француза, торговца вином, в Старом городе Варшавы. Точно даже неизвестна ее фамилия, то ли Дюваль, то ли Ренар. В ту пору король вроде бы несколько остепенился и воздерживался от совсем уж неразборчивых увлечений, ибо осыпал всяческими милостями свою официальную любовницу, графиню Анну-Констанцию Козель. Этой даме не только удалось продержаться подле короля дольше всех его официальных любовниц, но и вырвать у него письменное обещание вступить с ней в брак в случае кончины законной супруги Августа. Графиня Козель была безумно ревнива, а потому не отказавшийся окончательно от мелких интрижек король скрывал их со всей возможной тщательностью. Видимо, чары хорошенькой Генриэтты не слишком опутали его, ибо он быстро оставил ее и узнал о рождении дочери чуть ли не год спустя.

Невзирая на такое, прямо скажем, неблаговидное приданое, Генриэтта вскоре вышла замуж за человека по имени Франсуа Дриан и вместе с ним воспитала девушку в полном неведении ее высокого происхождения. Когда ей исполнилось 16 лет, прелестное создание при неизвестных обстоятельствах обнаружил ее брат по отцу, граф Фридрих-Август Рутовский, сын турчанки Фатимы, в миру Марии-Авроры фон Шпигель. Брат представил шестнадцатилетнюю красавицу отцу, который немедленно воспылал к ней запоздалой отеческой любовью. Граф Мантёффель описывал ее следующим образом: «брюнетка с исключительно тонкой талией. Она обладала особенно белой и гладкой кожей, глаза черные, прекрасные и выразительные, волосы густые и красивого каштанового оттенка… Облик ее прекрасен, одним словом, из нее выйдет то, что называют королевской штучкой…»

Молодая девушка приступом овладела сердцем стареющего монарха. Он заботился о своих признанных детях, но истинно близка ему была именно Анна. Веселая, остроумная, жадная до жизненных удовольствий дочь разделяла с ним все развлечения: охоту, военные маневры, пирушки с министрами, празднества и балы. Поведение ее было смелым, порой даже вызывающим, она не чуралась выпивки, курила, прекрасно ездила верхом и стреляла. Обладая великолепной фигурой, Анна обожала появляться либо в белом, либо в красном мужском мундире с орденом Белого орла. Поскольку после опалы графини Козель у короля не было постоянной любовницы, Август привлек дочь к исполнению представительских обязанностей, чем та занималась с превеликим удовольствием и большим успехом. Король осыпал ее дорогими подарками, она единственная из всех его детей получила в дар Голубой дворец в Варшаве. За этим названием (дворец обязан ему голубым цветом крыши) скрывался целый комплекс зданий с парком, расположенный неподалеку от королевского замка. По легенде, дворец связывал с замком подземный ход. Когда скончалась законная супруга короля Кристина-Эберхардина, он передал самые роскошные предметы ее бриллиантовых украшений не невестке, а дочери.

Таким предпочтением был недоволен наследный принц Август, но, будучи человеком учтивым, скрывал это, хотя подобное выставление напоказ не освященных церковью родственных чувств коробило его. Кронпринц проживал со своей набожной женой, урожденной австрийской эрцгерцогиней Марией-Йозефой, ежегодно рожавшей по ребенку, в замке Хубертусбург и редко появлялся при дворе отца. Подобная слепая любовь короля к побочной дочери дала многим современникам повод утверждать, что она стала его любовницей, но никаких доказательств тому найти не удалось.

Анна была весела, остроумна и презирала всяческие условности. Двор Августа Сильного прославился в Европе своими вольными нравами, и дочь короля безо всякого смущения флиртовала с нравившимися ей молодыми людьми, на что отец до поры до времени смотрел сквозь пальцы. Анна столь же была привязана к отцу, как и он к ней. Когда в 1727 году Август тяжело заболел, но все-таки выздоровел, она совершила паломничество к чудотворной иконе девы Марии, расположенной в костеле поблизости от Варшавы. Анна принесла в дар иконе золотую ногу (заболевание поразило Августу именно ногу) в знак благодарности за исцеление и на пути к костелу три мили прошла пешком.

Анна-Каролина совершенно ослепила юного Фридриха и сама на какое-то короткое время как будто отдалась мимолетному капризу – ведь она была на шесть лет старше этого юнца с неуклюжими манерами. По-видимому, ее привлекла именно свежесть и непосредственность вчерашнего подростка. Историки полагают, что, возможно, это и был первый гетеросексуальный опыт Фридриха. Во всяком случае именно эта женщина побудила его к сочинению стихов. Роман был бурным, но кратковременным: Август прознал про шашни молодых людей и вышел из себя – у него были другие планы для Анны-Каролины. Срочно отправив дочь в Варшаву, король попытался подсластить горькую пилюлю сыну своего союзника. После отъезда Анны-Каролины Август пригласил своих гостей на изысканный ужин, по завершении которого гости перешли в роскошно обставленную комнату. Там хозяин внезапно отдернул бархатный занавес, и глазам гостей предстала возлежавшая на кушетке ослепительно красивая, но совершенно обнаженная молодая женщина. Фридрих-Вильгельм поспешно вытолкнул сына из комнаты. Август умышленно продемонстрировал юному Фридриху все прелести оперной певицы итальянки Ла Формеры, чтобы отвлечь внимание юноши от графини Оржельской.

В конце мая того же года король Август посетил Потсдам в сопровождении кронпринца и своих побочных детей, графа Морица Саксонского, будущего маршала Франции, графа и графини Рутовских и Анны-Каролины. Якобы Анна тайно встретилась с Фридрихом, но его ожидало жестокое разочарование. В Варшаве Анна дофлиртовалась до того, что забеременела. Отцом ребенка называли самого Августа, сводного брата Анны графа Рутовского, поговаривали также о молодом красивом немце Цетнере, чья семья с давних пор обосновалась в Польше. Он был по уши влюблен в Анну и хотел бы вступить с ней в брак, но она не имела никакого желания связывать себя узами Гименея. Узнав о беременности дочери, Август вышел из себя. На сей раз Анна так перепугалась, что предприняла несколько безуспешных попыток спровоцировать выкидыш. Однако после 5 февраля 1729 года при дрезденском дворе поползли слухи, что любимая дочь короля разрешилась от бремени. Все было окутано такой тайной, что многие пришли к выводу, что Анна произвела на свет мертворожденного ребенка. Французский посол все-таки пронюхал, что родился мальчик, которого немедленно отправили во Франкфурт-на-Одере, где отдали на воспитание. Впоследствии следы его затерялись; Анну же в августе 1730 года выдали замуж за герцога Карла-Людвига Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Бекского. Новобрачная получила от отца грандиозное приданое, поместья, оцененные в 300 000 талеров, но после трех лет супружеской жизни и рождения сына добилась расторжения брака и до самой смерти вела жизнь авантюристки, избрав местом проживания Венецию.

Так печально завершилась первая – и, как полагают, последняя история любви юного Фридриха. Он понял, насколько узка, провинциальна и убога его жизнь в Берлине. Фридрих сравнивал себя с кронпринцем Августом и содрогался от стыда: небо и земля. Тот был элегантен, не стеснен в мыслях и поступках, совершил длительные путешествия по Италии и Франции, своими глазами видел величайшие творения искусства, был принят в Версале, женат на австрийской эрцгерцогине. Испытывавший глубокое унижение Фридрих впал в тяжелейшую депрессию, исхудал, и у него временами случались обмороки. Отношения с отцом еще больше ухудшились, причем король, не изменивший своего жестокого отношения к сыну, дополнительно окружил его соглядатаями, информировавшими его о каждом слове и движении молодого принца. Фридриха снедало единственное желание: любой ценой вырваться из этой железной клетки.