Текст книги "Мария-Антуанетта. Верховная жрица любви"

Невеста дофина

Мать невесты, императрица Мария-Терезия (1717–1780) из династии Габсбургов, вне всякого сомнения, была выдающейся правительницей, вошедшей в легенду. Дочь Карла VI[8]8
  Карл VI, между прочим, был свояком царевича Алексея, сына императора Петра I, они были женаты на сестрах, дочерях герцога Брауншвейг-Вольфенбюттельского. Сбежав от отца, Алексей сначала укрылся в Вене.


[Закрыть], императора Австрии и Священной Римской империи германской нации, была вынуждена принять бремя короны, когда взошла на престол в возрасте всего 23 лет. Все свое царствование монарх тщетно пытался обзавестись сыном, но в результате остался отцом двух дочерей. Осознав, что корону придется передать дочери, Карл VI издал так называемую Прагматическую санкцию, т. е. узаконение наследника женского пола во владениях Габсбургов. Почти все главы европейских государств согласились подписать этот акт. По смерти отца Марии-Терезии пришлось взвалить на свои плечи тяготы власти, но она была совершенно не готова управлять таким мощным государством, дела которого к тому же обстояли совсем не блестяще.

Сказались последствия участия в двух войнах, потеря некоторых земель; армия, которую начал создавать выдающийся военачальник принц Евгений Савойский, после его смерти была распущена, казна пуста. Как только Мария-Терезия взошла на престол, как получила удар в спину от молодого прусского короля Фридриха II, который счел ее владения легкой добычей и неожиданным броском оккупировал Силезию. К нему присоединились Франция и Бавария, будучи также не прочь поживиться за счет слабой женщины. Началась война за австрийское наследство. Мария-Терезия проявила неожиданное мужество и упорство, явно осознавая, что за ее спиной стоит полтысячелетия господства пращуров, собравших эти земли, которые она ни в коем случае не может потерять. После потери Праги она писала князю Кинскому:

«Все мои войска… скорее будут уничтожены, нежели я уступлю что-то. Наконец наступил критический момент; не щадите сию землю, чтобы сохранить ее. Позаботьтесь о том, чтобы солдат был доволен, а не обездолен… Вы скажете, что я жестока. Сие есть правда; однако же мне ведомо, что все жестокости, каковые я сейчас дозволяю совершить, дабы сохранить сию страну, я возмещу сторицей, когда смогу. Я сделаю сие, но сейчас закрываю свое сердце от сострадания».

Ей удалось отстоять свои земли, а Фридриха II она вовлекла в такие войны, которые, казалось, иногда ставили его на грань поражения. Невзирая на постоянные военные действия, Мария-Терезия провела в государстве нужные реформы в духе просвещенного абсолютизма, сильно укрепившие Австрию. Краткий перечень ее достижений приводится здесь для того, чтобы читатель знал, какими делами вершила эта государыня, которая, – редкий случай! – в 1736 году вышла замуж по любви за герцога Франца-Стефана Лотарингского (1707–1765), с 15-летнего возраста пребывавшего при венском дворе. В течение 29 лет императрица наслаждалась счастливой семейной жизнью, произведя на свет 16 детей – каждые полтора года она рожала по ребенку, но, как только оказывалась в состоянии встать на ноги, тут же принималась за государственные дела. Опять-таки уникальный случай: у монаршей четы была общая спальня с огромным супружеским ложем, на котором они спали вместе до самой кончины Франца-Стефана. Это совершенно не значит, что у привлекательного и обаятельного супруга не было увлечений на стороне. В его владении находился собственный городской дворец под названием Кайзерхаус с укромными тайными входами-выходами. Императрица совершенно справедливо не считала своими достойными соперницами венских мещанок и актрис, будучи готовой закрывать свои глаза на эти незначительные интрижки.

Однако, будучи человеком утонченных вкусов, Франц-Стефан в основном проявлял склонность к светским дамам. Как только супруга замечала это, в ней начинала бушевать дикая ревность, которой она давала выход в бурных сценах – наказывать светских львиц, таких как графиня Коллоредо или жена имперского канцлера Пальфи, никоим образом не представлялось возможным. На склоне лет Франца-Стефана поразила совершенно неудержимая страсть к очень красивой и образованной графине Марии-Вильгельмине фон Ауэрсперг, дочери своего наставника, почти на четверть века моложе Франца-Стефана. Как писал один из современников, «красота ее была столь велика, что никто не осмеливался состязаться с нею, ее любезность столь прельстительна, что никто не мог противостоять ей». Помимо нежных чувств, любовников объединяла страсть к игре в карты, и только муж императрицы был в состоянии удовлетворять столь разорительную склонность. Мария-Терезия была вынуждена терпеть эту соперницу, явно превосходившую ее по всем статьям. Франц-Стефан практически не принимал участия в управлении государством, но проявил большие способности в финансовых вопросах, положив начало созданию крупного состояния династии Габсбургов. Он оставил семье наследство в размере почти 19 миллионов флоринов. Кстати, за Марией-Антуанеттой дали недурное приданое в 400 тысяч флоринов, половина – звонкой монетой, а остальное – драгоценностями.

Казалось бы, у матери, наделенной такими талантами государственного управления и супружеской жизни, нарожавшей детей, предназначенных либо для правления, либо в спутницы жизни монархам, отпрыски должны были быть взращены по образу и подобию этой во всех отношениях выдающейся женщины. Надо сказать, что система воспитания наследников сложилась у Габсбургов еще задолго до появления на свет самой Марии-Терезии. Они придавали большое значение ценностям семейной жизни и обеспечению появления на свет как можно большего числа отпрысков. Детей не баловали и растили в довольно скромных условиях. Конечно, в первую очередь упор делался на воспитание истинных католиков, но не столь ревностных, как в Испании с ее кострами инквизиции. В результате идеального католического государства так и не было создано. Уже под конец существования так называемой «лоскутной» империи в ней вполне мирно сосуществовали самые разные вероисповедания. Религиозное воспитание также предполагало воспитание стойких нравственных устоев, в частности, чувства долга, милосердия и любви к ближнему.

Детей, как правило, приучали к труду, и каждый отпрыск был обязан культивировать какое-нибудь любимое занятие. С возрастом и расширением возможностей это занятие зачастую превращалось в настоящее увлечение, положившее начало многим великолепным коллекциям, как художественным, так и различным естественнонаучным, собранными Габсбургами и размещенными ныне в музеях Вены. К этой же области следует отнести увлечение ботаникой и зоологией: отсюда восхитительные парки, оранжереи и зоопарки с редкими зверями при многих замках членов династии.

Наследников мужского пола в обязательном порядке обучали военному делу и наукам, девочек – рукоделию и изящным искусствам. Обязательным было обучение языкам, при этом Габсбурги, как правило, были полиглотами. Последний император практически знал не только основные европейские языки, но и менее распространенные языки подданных своего государства. Внучатая племянница Марии-Антуанетты, эрцгерцогиня Мария-Луиза, помимо нескольких европейских владела турецким языком, хотя с Оттоманской империей отношения были чрезвычайно сложными. Габсбурги всегда были меценатами, что предполагало более чем близкое знакомство со всеми видами искусства.

Естественно, у великой императрицы времени для управления воспитанием детей не оставалось, и она возложила всю ответственность на целый отряд гувернеров и наставников, которым вменялось держать детей в строгости и вести обучение согласно программе, составленной венценосной матерью. Преподавались история, рисование, правописание, устройство государства, немного математики и иностранные языки. Помимо этого уделялось внимание танцам и участию в любительских театральных постановках. Время от времени мать устраивала строгие проверки.

Система работала со старшими детьми, но когда дело дошло до самых младших, Антонии и Максимиллиана, отлично отлаженная машина начала давать сбои. Старшие дети приноровились брать под свое покровительство младших, изобретая всяческие уловки, чтобы обманывать воспитателей. Антонию взяла под свое крылышко Мария-Каролина, которая была старше ее всего на три года, но испытывала к этой живой кукле истинно материнские чувства. Старшие отпрыски выполняли карандашом задания за младших, а те с помощью пера обводили написанное чернилами. В результате Антония не знала почти ничего, читала запинаясь, плохо говорила по-французски и по-немецки[9]9
  В семье Марии-Терезии разговаривали на венском диалекте немецкого языка.


[Закрыть], лепетала нечто невразумительное по-итальянски. Она совершенно не умела вести себя, сохранив детскую непосредственность, невзирая на подростковый возраст, говорила невпопад все, что взбредет в ее пустую головку.

Мария-Терезия срочно принялась за подготовку будущей королевы Франции, в первую очередь изолировав ее от растлевающего покровительства старшей сестры, тем более, что Марии-Каролине предстояло отправиться в Неаполитанское королевство к жениху, королю Фердинанду IV. В подборе наставников императрица пунктуально следовала рекомендациям первого министра Франции, герцога де Шуазёля. Обучение танцам и умению держаться не представляло особого труда, ибо в Вене в период с 1767 по 1774 год работал знаменитый балетмейстер Жан-Жорж Новер (1727–1810). Именно его урокам Мария-Антуанетта обязана своей неподражаемой походкой, которую можно было сравнить с парением богини над грешной землей. В этом отношении она была явно одарена, что впоследствии позволило ей блистать на паркетах и в Зеркальной галерее Версаля. С музыкой дело обстояло много хуже, невзирая на наставления знаменитого композитора Христофа– Виллибальда Глюка (1714-87). Музыкантшей она была никудышней, опять-таки, вследствие полного отсутствия усидчивости и стойкого интереса к предмету.

Что касается французского языка, то царственная мать собралась было нанять двух французских актеров из работавшей в то время в Вене труппы для обучения дочери правильному произношению и пению. Де Шуазёль с гневом отверг это намерение, ибо будущей королеве не пристало брать уроки у лицедеев, существ безнравственных и погрязших в грехах. В Вену был отправлен 33-летний аббат де Вермон, человек «простой, скромный и образованный», доктор наук Сорбонны, библиотекарь Коллежа четырех наций. Ему надлежало не только вложить в принцессу знание языка, близкое к совершенству, но и обучить ее начаткам литературы, истории и придворных обычаев ее будущей родины. Естественно, этот книжный червь не обладал никакими педагогическими навыками, хотя сумел быстро завоевать привязанность своей высокородной ученицы.

Антония натуральным образом восставала, когда от нее требовалось сделать хоть какое-то усилие по приобретению знаний. Она была совершенно неспособна сосредоточиться на чем-то хотя бы на пять минут. Во время объяснений ее мысли витали где угодно, но только не в классной комнате. Наставник убил шесть недель на изложение основ изящной словесности, но время оказалось потраченным впустую, ибо девчушка оказалась не в состоянии дать углубленный ответ по темам, которые уже были буквальным образом разжеваны ей. «Некоторая леность и большое легкомыслие» ученицы становились непреодолимой преградой на пути попыток вложить хоть какие-то знания в эту беспечную головку.

Девочка была способна воспринимать что-то лишь тогда, когда материал подавался в форме развлечения (вот откуда, оказывается, растут ноги этого замечательного педагогического приема ХХI века!). Но Антония настолько очаровала аббата своей неподдельной веселостью, что он был готов простить ей столь пренебрежительное отношение к учебе. Вермон старался как можно более обтекаемо изложить матери в своих отчетах весьма скромные успехи ученицы, заодно восхваляя ее природные способности. Ему удалось довольно успешно научить ее болтать по-французски, основополагающий момент успеха в парижских салонах и при дворе. Известно, что именно плохое знание языка и неумение вести светскую беседу было чуть ли не главным недостатком супруги Людовика ХIV, испанки Марии-Терезии, и обусловило ее исключительную непопулярность.

Когда дело дошло до чтения, принцесса буквально восстала, и аббату пришлось отступить. Он кое-как умудрился вложить в нее самые поверхностные знания по литературе, на том дело и кончилось. Что касается истории Франции, то Вермон кое-как просветил свою ученицу, пользуясь анекдотами, связанными в основном с последними королями и самыми знатными семьями, не вдаваясь в тонкости отношений между ними, – вещь немаловажная для познания тонкостей жизни двора. О политике и речи и не шло, тем более, что, перескакивая с одной мысли на другую, Антония была совершенно неспособна смотреть на какую-то проблему в целом и делать выводы. Неприученная к методичной работе и дисциплине, девчушка оказалась весьма невежественной.

Осознание этого точило душу матери, и она напоследок стремилась напичкать дочь советами и инструкциями. Должным образом обвенчанная по доверенности в Вене, Антония отправилась в Париж, вооруженная «Инструкциями для моих детей, как для духовной, так и для светской жизни», составленными ее покойным отцом, и «Регламентом для всех месяцев» касательно ее религиозных обязанностей: молитва утром и вечером, ежедневное посещение церковной службы, плюс обедни и вечерни по воскресениям, сосредоточенная манера поведения в церкви, выполнение всех религиозных обрядов каждые шесть недель. По утрам надлежало уделять по четверть часа чтению духовной литературы и отчитываться по содержанию перед матерью.

К этому прилагалась еще инструкция по частной жизни: «Не говорите о семейной жизни здесь [в Вене], отвечайте всем с учтивостью и достоинством, не проявляйте любопытства» и т. п. Мария-Терезия не стала проводить для Антонии ритуал, обязательный для выдаваемых за границу принцесс: посещение крипты в монастыре капуцинов, где с ХVII века в простых гробах хоронили их предков из династии Габсбургов[10]10
  Захоронение самой Марии-Терезии в той же крипте выделяется изо всех: она покоится рядом с супругом в двойном саркофаге, украшенном помпезным памятником.


[Закрыть]. Дело в том, что Мария-Иозефа, невеста короля Неаполитанского, после посещения склепа вскоре заболела оспой и скончалась, так что вместо нее в Италию отбыла Мария-Каролина. Потому императрица сочла такое посещение дурным предзнаменованием и решила обойти данный ритуал. Она отправила дочь на Святой неделе в монастырь, где днем с ней занимался аббат де Вермон, а по ночам мать лично вела с ней душеспасительные беседы о нравственном поведении.

Беспечность и легкомысленность Антонии были настолько очевидны, что императрица не находила себе покоя и, провожая дочь во Францию, вручила ей письмо для Людовика ХV:

«Сударь, брат мой, вот моя дщерь, но, скорее, дщерь вашего величества, которая будет иметь счастье передать вам сие послание; теряя столь дорогое дитя, я обретаю все мое утешение в том, что доверяю ее лучшему и нежнейшему из отцов. Соблаговолите направлять ее и повелевать ею; она исполнена наилучших желаний; но при ее возрасте я осмеливаюсь просить вас выказывать снисходительность в отношении какой-либо легкомысленности; ее желание заключается в готовности заслужить всеми своими действиями вашу доброту. Я еще раз рекомендую ее вам как самый нежный залог, каковой столь счастливо существует между нашими государствами и домами…».

За границей отечества

21 апреля 1770 года состоялся отъезд, и кортеж из множества карет и повозок, груженых приданым и всеми вещами, необходимыми для двухнедельного путешествия, влекомых 376 лошадьми, потянулся по дорогам Германии. На островке посреди пограничного Рейна, в специально построенном павильоне, состоялась передача невесты на новую родину: ее раздели донага и облачили с головы до пят в одежду французского производства. Заодно она рассталась со своей австрийской свитой; отныне ее будут окружать только французы. Это было символическое отречение от прошлой жизни, сродни принесения клятвы верности новой родине. Кстати, согласно неписаным правилам, предполагалось, что выдаваемые замуж за границу принцессы уезжают навсегда и никогда более не вернутся в отечество.

Павильон строили в спешном порядке, и, чтобы прикрыть дощатые стены, их завесили драгоценными гобеленами из дворца местного архиепископа. По-видимому, никто не додумался обратить внимание на сюжет этих гобеленов, где изображались заключительные эпизоды из древнегреческого мифа о золотом руне и добывших его аргонавтах во главе с Ясоном. Известно, что герой смог овладеть золотым руном лишь с помощью дочери местного царя Медеи, искусной колдуньи. После возвращения из путешествия Ясон и Медея поселились в Коринфе, где у них родились дети. Но Ясон решил оставить Медею и жениться на дочери царя Креонта, Креусе. Разгневанная Медея послала Креусе свадебный наряд, пропитанный ядовитой кровью кентавра Несса. Гобелены в павильоне по обе стороны кресла, на котором восседала невеста дофина, с одной стороны изображали ужасную смерть Креусы, корчившуюся в своем свадебном наряде в страшных муках, на другом – Медею, убившую своих детей и возносившуюся на небо в огненной колеснице, запряженной драконами.

В помещение перед прибытием туда невесты за небольшую мзду, уплаченную охранникам, проникли несколько немецких студентов. Один из них, будущий европейский гений Иоганн-Вольфганг Гете, возмутился, что для встречи юной королевы выбрали изображение «едва ли не самой омерзительной свадьбы, о которой поведала нам история! … картины сии воздействуют на разум и чувства… они порождают предчувствия». Это была отнюдь не первая дурная примета, которая сопровождала это бракосочетание.

После передачи невесты Мария-Антония, теперь уже на французский манер Мария-Антуанетта, въехала на землю своего будущего королевства, в город Страсбург, откуда ее путешествие превратилось в сплошной триумф. Один из отцов города начал было свое приветствие на немецком языке, но она живо прервала его восклицанием:

– Ни слова по-немецки, сударь, с сегодняшнего дня я внимаю только французской речи! – разумеется, с барышней хорошо поработали придворные: именно такие слова много лет назад произнесла невестка Людовика ХIV, Мария-Анна Баварская.

В торжественной церковной службе в Страсбурге перед отъездом никто не усмотрел дурной приметы, ее присутствие выяснилось лишь пятнадцатью годами позже. Престарелый архиепископ занемог и возложил эту почетную миссию на своего помощника и племянника, принца Луи де Рогана. По-светски элегантный в своем фиолетовом облачении, слишком изящный для священнослужителя, коадъютор обратился к принцессе с речью, выдержанной в лучших традициях версальской лести:

– Вы прибыли, мадам, дабы явить посредь нас живой образ сей досточтимой императрицы, с давних пор составляющей восхищение Европы, каковым он останется и для потомков. Сие есть дух Марии-Терезии, каковой вознамеривается соединиться в браке с духом Бурбонов. Столь прекрасный союз должен знаменовать пришествие дней золотого века…

Минут годы, принц Луи де Роган, теперь уже кардинал, будет втянут в позорную аферу с уникальным бриллиантовым колье, станет смертельным врагом королевы, и осенявшая ее крестным знамением холеная рука с аметистовым перстнем запятнает ее честь.

Тут следует отметить, что подавляющая часть французского двора была не в восторге от союза с австрияками – от усвоенной с молоком матери враждебности к этой нации было не так просто отказаться. После подписания в 1756 году союзного договора между Австрией и Францией, довольная творением рук своих маркиза де Помпадур заказала резчику по камню Жаку Гею[11]11
  Маркиза, обожавшая камеи и геммы работы итальянских мастеров, покровительствовала становлению этого искусства во Франции.


[Закрыть] овальную камею из двухслойного сине-голубого сардоникса. Умелец изобразил двух женщин в античных одеяниях – аллегорические фигуры Австрии и Франции, соединившие руки в дружеском рукопожатии над алтарем, на котором пылает священный огонь. Рядом с каждой фигурой располагался щит с национальными символами соответствующих стран.

Задававшая тон в моде при дворе маркиза приказала вставить камею в браслет, украшавший ее прелестную ручку, и решила, что на сем ее деяния увенчаны достойным изысканным образом. Но вследствие этого союза Франция оказалась втянута в Семилетнюю войну, жестокую и разрушительную, поглотившую массу денег, по причине чего пришлось повышать налоги. Это вызвало брожение в народе и сплочение противников союза при дворе. Во главе этой партии стояли три Мадам – дочери короля Аделаида, Виктуар и Софи. Нелишне упомянуть, что покойный отец жениха был непримиримым противником союза с Австрией, а его жена Мария-Жозефа Саксонская, разделявшая этот взгляд, замышляла сосватать сыну Луи-Огюстену одну из своих племянниц.

В Компьенском лесу состоялась встреча принцессы с королем и будущим мужем. Марию-Антуанетту ожидали с любопытством, ибо всем хотелось увидеть суженую дофина. Портрет эрцгерцогини, написанный в Вене срочно откомандированным художником Дюкре, мало соответствовал реальной действительности, ибо сего виртуоза кисти постоянно терзала своими придирками императрица, недовольная его работой. Людовику ХV, знавшему толк в молодых девицах, портрет сначала понравился, но потом его разобрало сомнение, не слишком ли толста принцесса для своего возраста. Когда из Страсбурга вернулся его секретарь, обязанностью которого было зачитать брачный контракт при передаче невесты, он подверг его дотошному допросу:

– Как вы нашли мадам дофину? У нее есть грудь?

Смущенный секретарь промямлил, что у нее очаровательное лицо и очень красивые глаза.

– Но я говорю не о сем, я спрашиваю, есть ли у нее грудь?

– Государь, я не взял на себя смелость опустить мой взгляд в этом направлении.

– Вы – простофиля, – рассмеялся король, – сие есть первый предмет, на который стоит смотреть у женщин.

Тут будет уместно упомянуть, что, по свидетельству современников, красота груди мадам Дюбарри, не стесняемой корсетом, «заставляла умолкнуть самых строгих критиков».

Однако при первой встрече будущая невестка произвела на Людовика ХV самое благоприятное впечатление. Она выпорхнула из кареты, подбежала к королю и бросилась к его ногам, дабы преклонить колени и поцеловать ему руку. Людовик не позволил принцессе окончательно опуститься на колени, обнял ее и представил своему внуку. Все движения и жесты Марии-Антуанетты, многократно тщательно отрепетированные, выглядели столь естественно и грациозно, что король остался весьма доволен. Дофин Людовик-Огюст, невысокий неуклюжий юноша, тогда еще худощавый, с льняными волосами и близорукими бледно-голубыми, словно выцветшими глазами, равнодушно скользнул губами по ее щеке.

Придворные тут же решили, что невеста очаровательна, хотя по канонам того времени вовсе не красива. Волосы этой блондинки слегка отдавали рыжинкой, которая под пудрой давала розоватый оттенок. Бледно-голубые глаза были несколько навыкате, овал лица с большим выпуклым лбом – откровенно длинноват, нос не мог похвастаться изяществом, а массивная нижняя губа явно унаследовала характерную черту Габсбургов[12]12
  Герцог Эрнст Железный Габсбург в 1412 году женился на польской принцессе Цимбургис Мазовецкой (1397–1429) из польской династии Пястов, у которой была характерная выпяченная нижняя губа. Эта характерная черта очень долго сохранялась у Габсбургов.


[Закрыть]. Но кожа у нее была прекрасная, белая, с перламутровым отливом, ее не портили несколько легких следов от перенесенной в детстве оспы. Пленяла подвижность девушки, она расточала чарующие улыбки, посадка головы на длинной шее была королевской, походка воздушной. К радости короля, она не была толстой и обладала фигурой девочки-подростка.