Текст книги "Короли и фавориты"

Молодые годы будущего короля

Более серьезные обвинения выдвигались в адрес короля Генриха III (1551–1589), в правление которого пошло в ход прозвище миньон – милашка, любимчик, фаворит, прочно закрепившееся во французском языке и перешедшее в некоторые другие. Воспоминания об этом последнем короле из династии Валуа в основном и касаются его экстравагантных вкусов и нетрадиционной сексуальной ориентации. Он был четвертым сыном короля Франции Генриха II и его супруги Катарины Медичи. Генрих II вошел в историю своей пожизненной легендарной привязанностью к любовнице Диане де Пуатье, на 20 лет старше него, не угаснувшей вплоть до его преждевременной трагической кончины.

В законном браке десять лет не было детей, что чрезвычайно волновало не только супружескую чету, но и все королевство – отсутствие наследника престола попахивало потенциальной смутой, грозившей перерасти в гражданскую войну с непредсказуемыми последствиями. По этой причине любовница регулярно заставляла короля разделять ложе с законной женой, которая прилежно глотала омерзительные снадобья на основе порошка из дождевых червей, золы сожженной лягушки и мочи мула. Наконец, примитивные зелья сработали, и венценосные супруги стали родителями пятерых сыновей и пятерых дочерей. Трое умерли во младенчестве, а прочим звезды обещали самую блестящую судьбу. Призванный в королевский замок лекарь Мишель де Нострадам, или Нострадамус, составил гороскоп четырех выживших сыновей, Франциска, Карла, Генриха, Эркюля, и трех дочерей. По его мнению, каждый из них должен был получить корону. Но Господь не благословил королевских отпрысков железным здоровьем. Однажды мать, с особой тревогой следившая, как день ото дня все больше хилеет ее первенец, призвала в помощники магическое зеркало. В нем она увидела большой зал, в который по очереди заходили ее сыновья. Франциск обошел помещение всего один раз, Карл – четырнадцать, Генрих – пятнадцать. Затем появился зять, муж дочери Маргариты, – будущий Генрих IV сделал двадцать два круга и внезапно исчез.

Но это примечательное событие случилось значительно позже, а пока Катарина Медичи, рожая своих наследников, деятельно занималась организацией их достойного воспитания. Воздух Парижа был нездоров для младенцев, а потому их отправляли в замок Блуа. Там каждый ребенок имел свой собственный двор, а также штат прислуги, обеспечивавший повседневные потребности монарших детей. Наряду с детьми Генриха II и Катарины там воспитывались также юная королева Шотландии Мария Стюарт, невеста Франциска, выделявшаяся в отрочестве не столько красотой, сколько большой ученостью, и Анри Ангулемский, ровесник будущего Генриха III, плод кратковременного увлечения Генриха II гувернанткой Марии леди Флеминг. Королева была слишком занята, чтобы часто навещать детей, и следила за их физическим развитием любопытным образом, обязав художника регулярно доставлять ей писанные карандашом портреты своих чад.

Мальчика по имени Генрих, подобно всем благородным отпрыскам, обучили верховой езде, фехтованию, танцам, но принца еще надлежало вышколить изящно изъясняться устно и на письме, усвоить латынь, игравшую тогда роль некого международного языка, и хорошо знать историю. Ребенок проявил себя старательным и любознательным учеником и в результате, по всеобщему мнению, стал впоследствии самым красноречивым монархом. Его таланты отмечали как многие придворные, так и иностранцы. Вскоре окружающие стали замечать, что именно Генрих является любимым сыном Катарины Медичи. Та совершенно не скрывала своей привязанности, с восторгом ловя каждое слово, вылетавшее изо рта подростка, а затем юного принца. Это не ускользнуло от внимания ее второго сына Карла, что сызмала положило начало сложных отношений зависти и соперничества между братьями. Впрочем, некоторые наиболее разумные личности уже тогда видели в чрезмерной любви царственной матери к сыну зерно будущих распрей. «Дай Бог, чтобы она обернулась к лучшему», – писал в своем донесении королю Филиппу испанский посол дон Франсиско де Алава.

У Генриха с детства проявился вкус к участию в торжественных празднествах, которые в течение нескольких дней проходили при королевском дворе, по случаю, например, таких событий, как бракосочетание брата Франциска с Марией Стюарт или сестры Элизабет с королем Испании Филиппом II. В июле 1559 года во время празднования помолвки сестры Генриха II Маргариты с герцогом Эммануэлем-Филибером Савойским король был ранен на турнире в глаз отколовшейся от копья соперника щепкой и через два дня скончался в самом расцвете сил.

Корона перешла к его старшему сыну Франциску II, который по слабости здоровья (Катарина Медичи открыто намекала, что причиной тому были чрезмерные сексуальные аппетиты его супруги Марии Стюарт) смог вынести ее тяжесть всего-навсего один год и отошел в мир иной. Регентом при трех малолетних сыновьях была назначена Катарина Медичи. Именно после смерти Франциска II, когда Генрих получил официальный титул «Месье»[11]11
  Официальный титул брата короля Франции, следующего по престолонаследию.


[Закрыть], подросток, невзирая на свой детский возраст, осознал, что является вторым в порядке престолонаследия. Он ощутимо почувствовал тяжесть ответственности, которую новое положение наложило на его неокрепшие плечи.

Дабы показать народу будущих королей и ознакомить своих сыновей с родными землями, Катарина устроила путешествие по Франции, длившееся более двух лет. Это было неудивительно, ибо общее число участников, т. е. королевская семья с царедворцами, охраной и прислугой, составляло около десяти тысяч. Принцы не только увидели обширные земли с различными климатическими условиями, настоящим открытием стали море и растущие в открытой почве апельсиновые деревья, недавно привезенные из Китая. Настоящим отрезвлением стало как сильное распространение протестантской веры, так и растущее противостояние между католиками и гугенотами. Путешествие, разумеется, сопровождалось многочисленными празднествами, причем в театрализованных представлениях с удовольствием принимал участие Генрих, изображая героев античных мифов.

Он вызывал восхищение подданных своей внешностью и умением держаться, его называли «в совершенстве красивым принцем» и «самым идеальным принцем». Уже тогда для всех стало очевидным предпочтение, которое отдавала этому сыну Катарина. Когда ему стукнуло 14 лет, мать ввела его в Государственный совет, причем подросток отнесся к участию в заседаниях с исключительной серьезностью. Одновременно Катарина принялась подыскивать выгодную невесту для Генриха, желая наверняка обеспечить его хоть какой-то короной либо на Иберийском полуострове, либо на Апеннинском, либо даже на Британских островах, когда на тамошнем троне воцарилась королева-девственница Елизавета. Регентша долго вела переговоры о браке сына со вдовой королевой Португалии, которая была вдвое старше Генриха, но подобные мелочи ничуть не смущали амбициозную мамашу. Претворению этого плана в жизнь помешало отчаянное противодействие ее собственного зятя, короля Испании Филиппа II, который сам лелеял мечту без особых усилий присоединить Португалию к своим владениям.

Отношения между католиками и протестантами все более обострялись, дело вылилось в череду религиозных войн, и в 16 лет Генрих был назначен главнокомандующим армией. Он очень ловко и обдуманно пользовался рекомендациями главнокомандующего войсками Бургундии, будущего маршала Гаспара де Таванна, который мудро старался держаться на заднем плане. Поэтому именно юный принц с большой помпой был объявлен победителем в значимой битве при Жарнаке. Правда, современники справедливо отмечали, что в ходе сражения он на самом деле проявил высокую личную храбрость. Именно тогда вокруг него сложилось окружение молодых и преданных ему сподвижников, чью преданность королю некоторые рассматривали с точки зрения нездоровых отношений. Слава отважного юного военачальника быстро распространилась по Европе, да настолько, что возбудила неприкрытую зависть старшего брата, короля Карла IХ, а несколько позднее и младшего, принца Алансонского. Это также немало способствовало успеху Генриха у женщин. Иностранные послы в своих донесениях называли его «пристрастившимся к женщинам», кое-кто даже называл следствием этого якобы перенесенное им венерическое заболевание.

К тому были все предпосылки, ибо многолюдный двор обширного семейства Катарины Медичи изобиловал красавицами весьма вольных нравов. В бытность Катарины королевой ее штат состоял из 24 фрейлин; когда она перешла в статус регентши, их число возросло, как уверяют некоторые современники, до ста. Особое положение среди них занимал так называемый «летучий эскадрон» правительницы. О нем ходили легенды, со временем, как обычно и бывает, сильно преувеличившие и число, и сферу действия этих удалых девиц. Это были особо доверенные чаровницы регентши, использовавшиеся для обольщения царедворцев, послов, влиятельных священнослужителей и всех более или менее значительных врагов. Современники с восторгом описывали их, «одетых как богини, но доступных как простые смертные».

Катарина отбирала их из числа красивых дворянских дочек, и попасть в этот узкий круг считалось за честь. В больших дворянских семьях дочери, как правило, были бесприданницами, по большей части их старались как можно раньше сбыть в монастырь. Близость к королеве-матери означала, что она непременно поможет девушкам со временем найти выгодных мужей. Тот факт, что они быстро предавали забвению тщательно воспитанные в них добродетели и преступали библейские заветы, не должен удивлять. При крайнем распутстве двора сохранить девичью чистоту там было невозможно. Девицы быстро осваивали все приемы обольщения мужчин, так что редко кто мог устоять перед ними и не раскрыть им все свои помыслы. Таким образом, Катарина Медичи была прекрасно информирована о всяческих противозаконных замыслах своих подданных.

Она не ограничивала своих прелестниц в средствах воздействия на мужчин, будь то самые порочные приемы, но ставила одно жесткое условие: девицы были «обязаны обладать сообразительностью, сноровкой и знаниями, дабы оградить себя от опухания живота». Забеременевшие безжалостно увольнялись. Хотя Генрих, будучи истинным рабом этикета, никогда не афишировал своих похождений, имена нескольких любовниц стали всеобщим достоянием. Иностранные послы отмечали, что в юности Анри весьма увлекался женским обществом, а посол республики Венеция даже считал, что на этих увлечениях принц подцепил венерическое заболевание.

Девственности его лишила Луиза дю Руэ де Лаберодьер (1538–1608), фрейлина Катарины Медичи и часть ее «летучего эскадрона». Поговаривали, что она также посвятила в радости чувственной любви и его брата Карла IХ. При дворе фрейлину называли не иначе как «прекрасная Руэ». В нее был безответно влюблен Брантом, оставивший в своей книге вдохновенное описание внешности девицы, сравнивая ее «с бликами утренней зари». Вообще, биография любовных завоеваний у нее была богатая. По заданию Катарины она соблазнила отца Генриха IV, Антуана де Бурбона Наваррского, протестанта, с целью склонить его к переходу в католичество. Эту задачу она выполнила блестяще, тем более что Антуан был красивым мужчиной в самом соку и она по уши влюбилась в него.

Антуан хранил ей верность всего один год, изменив с чрезвычайно богатой маршальшей де Сент-Андре, так что в 1562 году у Луизы дю Руэ на свет появился его бастард, окрещенный Шарлем. Впоследствии он стал архиепископом Руана и близким соратником своего брата по отцу Генриха IV. Это был единственный случай, когда Катарина Медичи не стала с позором изгонять от двора опростоволосившуюся девицу, а дважды обеспечила ее богатым мужем (та овдовела в возрасте всего 27 лет, и родственнички супруга оставили ее без гроша). Примечательно также, что Луиза дю Руэ была подругой знаменитого философа Мишеля де Монтеня, автора «Опытов», безумно влюбленного в нее, но прочно состоявшего в браке с весьма зловредной женщиной.

Одной из первых любовниц принца стала Жанна де Лаваль, дама де Лаферте-Нарбер (1549–1586). Выданная замуж в 14 лет, мать полдюжины детишек, она тем не менее блистала при дворе как своей красотой, так и незаурядным умом. Считается, что король не прерывал близких отношений с ней до самой смерти и даже посетил возлюбленную, когда она была при смерти.

Луиза де Ставей (1550 – после 1600) была принята ко двору именно по рекомендации Генриха. Ее родители были против. Не одобрявшие распутства придворного общества, они были вынуждены подчиниться настоянию короля, уверявшего их, что к девице «будет выказано чрезвычайно хорошее отношение». Она стала фрейлиной жены Генриха, королевы Луизы, и в 1582 году уступила домогательствам короля. Связь с Генрихом не была длительной, но в 1585 году девушка вскружила голову одному из главных фаворитов короля, герцогу д’Эпернону, и родила от него внебрачного сына. Разгневанная королева Луиза, придававшая большое значение моральному облику своих фрейлин, уволила ее. Но тут бедняжку подобрала, как полагают, по просьбе герцога д’Эпернона, и включила в штат своих фрейлин Катарина Медичи, где она и прослужила до смерти своей повелительницы. Любопытно, что такой же стала судьба ее сестры, Шарлотты де Ставей, фрейлины Катарины Медичи, которую соблазнил другой фаворит Генриха IV, герцог де Жуаёз, но после рождения ребенка ее уволили.

Генрих не миновал и цепких лап женских представителей семейства де Бурдазьер, первому поколению которых при дворе присвоили ядовитое прозвище «семь смертных грехов», по количеству крайне распутных дочерей. У него была связь с Франсуазой Бабу де Бурдазьер (1542–1593), матерью любовниц короля Генриха IV Габриэль д’Эстре и ее сестры Анжелики (1570–1634), в десятилетнем возрасте отданной в монастырь. Положение Христовой невесты не помешало ей вовсю предаваться любовным похождениям. Делала она это не совсем бескорыстно: Генрих III пожаловал ей доходное аббатство Бертакур, а Генрих IV, опять-таки отнюдь не за одни ее прекрасные глаза, – не менее доходное аббатство Мобюиссон. Вполне возможно, что амурные приключения прекрасной монашенки не оставались без последствий. По легенде, Анжелика родила от разных отцов 12 детей. Естественно, если даже часть этого предания является правдой, доказательств тому в исторических хрониках найти не удалось. В тиши монастырских келий подобные тайны научились прятать так, чтобы никаких следов обнаружить было невозможно.

Надо сказать, что Генриху III приписывали даже кровосмесительную связь с родной сестрой Маргаритой. В молодости их связывала крепкая дружба. Правда, некоторые историки считают, что сторонники этой теории в основном опираются на «Мемуары» королевы Марго, написанные ею уже на закате жизни и демонстрирующие сильное стремление очернить Генриха III.

Генрих IV не только пользовался услугами придворных дам, счастливых заполучить в свои объятия сначала принца, а затем короля, но и был способен на глубокое, всепоглощающее чувство. Он влюбился в прекрасную и умную принцессу Мари Клевскую (1553–1574). Она принадлежала к той среде самой родовитой знати, где вопросы о браках решаются не столько родителями, сколько монархами, стремящимися к сохранению этой драгоценной прослойки. Мари в шесть лет потеряла мать, в девять – отца, поэтому ее воспитала в протестантской вере Жанна д’Альбре, жена короля Наварры и мать короля Генриха IV. Когда девушка в 1572 году появилась при дворе, где уже присутствовали ее сестры, Катрин, герцогиня де Гиз, и Анриэтта, герцогиня Клевская, ее приняли фрейлиной в штат Елизаветы Австрийской, супруги короля Карла IХ. Поэты тут же принялись воспевать доброту и красоту Мари, призывая в сравнение Венеру и трех граций. В девушку тотчас же безумно влюбился Генрих III. Он хотел жениться на ней, но ее рука уже была обещана протестанту, принцу де Конде. Духовно Генрих и Мари были созданы друг для друга, что же касается плотских потребностей короля, их вполне удовлетворяла темпераментная Рене де Рьё де Шатонёф (1550 – после 1600). Она была одной из наиболее ярких участниц «летучего эскадрона» и отличалась неукротимым нравом, резко контрастирующим с ее мечтательными голубыми глазами и роскошными белокурыми локонами.

Любовь принца к Марии Клевской была возвышенной и всепоглощающей, но 10 августа 1573 года ее обвенчали по протестантскому обряду с принцем де Конде. 15 августа произошла трагедия Варфоломеевской ночи, после чего молодожены были вторично обвенчаны по католическому обряду. Однако принц де Конде не смог преодолеть своих протестантских убеждений и эмигрировал в Германию, причем жена отказалась последовать за ним. Уже тогда у Генриха возникла мысль добиться у папы римского расторжения брака принцессы и жениться на любимой женщине. Эта затея привела в бешенство его мать, которая как раз добивалась избрания любимого сына королем Польши. Надо сказать, что со временем отношения между двумя старшими сыновьями ухудшились настолько, что Карл IХ заявил брату: «Во Франции должно быть только одному королю, а вам, братец, надлежит приискать себе другую корону».

Легко сказать, но нелегко претворить в жизнь. Любые попытки покуситься на Португалию или одно из суверенных образований Италии означали неминуемое вступление в войну с Испанией, зорко охранявшей там свои владения. Елизавета Английская так ловко водила за нос с полдюжины европейских монархов-женихов, что Генрих сам отказался от ведения дальнейших переговоров о браке. Он выставил причиной те ограничения, которые королева-протестантка накладывала на исповедание своей веры будущим супругом-католиком. Однако придворные так и фонтанировали самыми невероятными идеями: либо военного похода в Африку для завоевания или Феса, или Алжира, если тому не воспротивится турецкий султан, либо попытки утвердиться в Швеции, раздираемой политическими противоречиями.

Катарина Медичи все-таки достигла своей цели: в мае 1573 года Генрих был избран королем Польши. Он до конца года тянул с отъездом, но в ноябре все-таки был вынужден отправиться в свои новые владения. Перед отъездом Генрих попрощался с больным братом Карлом, которого более никогда не увидит. Катарина Медичи отправилась сопровождать сына до границы. По пути мать и сын остановились на несколько дней в Нанси, столице Лотарингии, тогда суверенном герцогстве, где их с большим почетом принял герцог Карл III. Во время устроенных им празднеств внимание Анри привлекла девушка, отличавшаяся утонченной красотой: блондинка с ослепительно белой кожей, светло-карими глазами, всем своим существом излучавшая природную доброту и мягкость. Ее речь была разумна и изысканна, манеры безупречно отшлифованы. Ею оказалась Луиза де Водемон, двоюродная сестра герцога, принадлежавшая к младшей ветве рода герцогов Лотарингских. Как уверяли современники, Генрих расставался с Луизой «со слезами на глазах».

Принц обманул ожидания поляков и обманулся в своих – конституция Польши сильно ограничивала права короля, а внутренние проблемы этой страны совершенно не интересовали его. Он отказался жениться на сестре покойного короля Анне Ягеллонке, в два раза старше него, что сильно повредило его образу в глазах поляков. Его пребывание в Польше было отмечено тоской по Мари Клевской, сочинением длинных бесчисленных писем к ней, иногда писанных его кровью, и обдумыванием замысла добиться расторжения ее брака. 13 мая 1574 года в Париже скончался Карл IХ, и корона перешла к Генриху. Он узнал об этом лишь две недели спустя и тайно сбежал из Кракова в сопровождении наиболее преданных ему нескольких человек.

Венеция как образец возвышенной красоты

Возвращаться через враждебные католикам протестантские немецкие государства было чревато большими опасностями, и Генрих выбрал кружной путь через владения австрийских Габсбургов, Венецианскую республику и герцогство Савойское, где женой правителя была его тетка Маргарита. В Вене он встретился с императором Священной Римской империи германской нации Максимиллианом II Габсбургом, 10 дней ушло на пересечение Альп. В его распоряжение местный губернатор предоставил роскошную карету, запряженную четверкой лошадей, в которой Генрих покатил в направлении Венеции. По пути его встретил посол Франции в республике Дю Ферье. В своих донесениях он не переставал восторгаться молодым королем: «Каждый восхищается не только его прекрасной внешностью, но также монаршей добротой и человечностью, которые излучает его лик, и отличным умом и рассудительностью, которые выказывают его речи».

Венецианская республика дорожила союзом с Францией, а потому ее руководство выкладывалось по полной, чтобы заручиться поддержкой столь мощного королевства. Хотя в битве при Лепанто в 1571 году турецкий флот был полностью разгромлен коалиционными европейскими силами, побежденные быстро оправились. Уже в 1573 году Венеция была вынуждена уступить султану остров Кипр да еще выплатить солидную компенсацию. На прием французского короля из государственной казны было потрачено двадцать пять тысяч дукатов. Генрих провел в Венеции 10 дней непрерывного праздника, в котором восточная роскошь уникальным образом сочеталась с утонченными интеллектуальными развлечениями и новыми открытиями для ума, жадного к познаниям. Как только карета доехала до берега лагуны, короля с небольшой свитой посадили в гондолу, обитую золотой парчой. За ней следовали еще две тысячи других, сопровождавших его величество до острова Мурано, сердца изготовления венецианского стекла. Вечером был устроен ужин на 500 персон.

На другой день состоялся торжественный въезд в Венецию, когда Генрих приветствовал сам дож Луиджи Мочениго. Никакой въезд в Париж не мог сравняться с великолепием игры солнечных бликов на водах лагуны, блеском мрамора и позолоты, украшавших фасады дворцов на Большом канале, многоцветьем восточных ковров и тканей, свешивавшихся с балконов, яркими красками костюмов толпы и людей на сопровождавших гондолах. В скобках следует отметить, что к украшению города по сему случаю были привлечены местные знаменитости: архитектор Палладио, художники Сансовино и Тинторетто. Церкви звонили во все колокола. После благословения, полученного от патриарха в церкви Св. Николая на Лидо, Генрих в сопровождении дожа и папского нунция пересел на самое главное судно Венеции «Буцентавр» и отправился к самому большому палаццо Фоскари, выделенному для его проживания. На празднестве во Дворце дожей присутствовало три тысячи человек, там были представлены все патрицианские семьи, собственно говоря, и правившие республикой.

Последующие празднества не шли ни в какое сравнение с грубоватыми увеселениями, которые устраивала в Кракове польская шляхта. Помимо банкетов состоялись посещения передовых промышленных мастерских Венеции, Арсенала, муранских стеклодувов, приглашение на банкет. Там вся сервировка стола и самые различные с виду кушанья были изготовлены из сахара – фантазия французских кулинаров не простиралась далее засахаренного миндаля. Генрих посетил мастерские всех знаменитых художников того времени: Тициана, Веронезе, Тинторетто, согласившегося написать его портрет. Для высокого гостя было дано несколько представлений знаменитыми театральными труппами. Как только возникала малейшая возможность, Генрих сбегал с официальных мероприятий и погружался в интимное познание Венеции инкогнито, устроенное, опять-таки, его гостеприимными хозяевами. Сюда входило и посещение лавок, набитых самыми неожиданными товарами, сопровождавшееся безумным мотовством – одного только мускуса Генрих приобрел на 1125 экю! – и знакомство с такой прославленной особенностью Венеции, как ее куртизанки, превратившиеся в своеобразный миф.

Венецианская республика нажила свои несметные богатства посреднической торговлей между Востоком и Европой и мореходством. Венецианские купцы не только первыми завезли в Европу кофе, рис, сахар и прочие диковинки, но и вывезли в родной город из своих странствий по всему свету множество мощей христианских святых и реликвий. В первую очередь достойны упоминания мощи Св. Марка, которому, по легенде, было видение во сне, что он обретет вечный покой именно на островах Венецианской лагуны. По этим причинам в город, помимо оседлого населения, стекалось на временное проживание еще и большое количество путешественников, членов экипажей судов, купцов с помощниками и паломников, в основном мужского пола. Пребывая вдали от дома и семьи, они жаждали женского общества.

Естественно, высокий спрос порождал широкое и разнообразное предложение. Поскольку самыми выгодными клиентами были люди с Востока, быстро сложился типичный облик венецианской куртизанки: белокожая блондинка с пышными формами. Жительницы города еще в то время выучились обесцвечивать полосы с помощью состава на основе квасцов и меда с небольшим добавлением серы. Женщины победнее пользовались дешевым подручным материалом, в который входил даже птичий помет. В любом случае приходилось высиживать длительные часы на палящем солнце в шляпе с вырезанной тульей и разложенными по полям волосами, дабы смесь произвела желаемое действие. Мода на этот цвет продержалась примерно до тридцатых годов XVI века, когда актуальным стал огненно-рыжий цвет – явное влияние картины Тициана «Кающаяся Мария-Магдалина». Представить себе облик венецианской куртизанки ХVI века не составляет никакого труда, ознакомьтесь с картинами художников венецианской школы, таких как Тициан, Тинторетто, Пальма, Бордоне, Беллини, Лонги. Все эти аллегорические изображения Венеции и Адриатики, богини, нимфы, наяды и дриады суть подружки жизнерадостных художников эпохи Возрождения, женщины весьма нескромного поведения.

Наличие такого количества продажных женщин в государстве с католическим населением выглядело более чем неуместно, но власти Венеции терпели его, пытаясь лишь ввести явление в рамки некоторого порядка. В борьбе против гомосексуализма и лесбиянства, широко распространившихся в Венеции, отцы республики считали наличие проституции в городе более эффективным средством противодействия, нежели смертная казнь (замеченных в нетрадиционных склонностях сжигали заживо на костре, привязав к позорному столбу) или тюремное заключение. Для придания большего благообразия этому слою населения они старались не использовать вульгарное слово «проститутка», а использовать более благородное «куртизанка». К тому же власти не гнушались вовсю использовать этих женщин со шпионскими целями, подсылая их к иностранным дипломатам, купцам и чиновникам, вплоть до гаремов заклятого врага Венеции – турецкого султана.

Для наведения порядка в 1514 году венецианский сенат решил обложить куртизанок налогом, для чего учредил их перепись. В городе с населением примерно 150 тысяч человек представительниц древнейшей в мире профессии насчитали 11 654. Неизвестно, попали ли в их число обитательницы более полутора десятков женских монастырей, имевших репутацию публичных борделей. В этом нет ничего удивительного, ибо зачастую в эти обители попадали отнюдь не девушки, мечтавшие о чистой жизни Христовых невест и принявшие решение удалиться от мира по собственной воле. Обычно туда аристократические и состоятельные семьи насильно отправляли своих цветущих дочерей, не желая дробить семейное состояние путем выделения им приданого. Естественно, такие монахини поневоле не желали отказываться от радостей жизни и пускались во все тяжкие.

Венецианцы подошли к вопросу упорядочения деятельности жриц продажной любви со свойственной им основательностью: они были обязаны зарегистрироваться в специальном перечне «Каталог всех главных и самых уважаемых куртизанок Венеции» (изданный около 1565 года и включавший 210 женщин) с указанием адреса, своих тарифов и платить налоги. Интересно, что собранные с них налоги как-то были переданы Падуанскому университету, дабы он смог нанять двух известных преподавателей права. Куртизанки также были обязаны носить отличительный знак своего ремесла: либо желтый платочек, либо веретено. Постепенно, с потерей Венецией своего значения как крупнейшего центра торговли между Востоком и Западом вследствие новых географических открытий, армия проституток возросла до нескольких десятков тысяч и превратилась в один из основных финансовых ресурсов Венеции. По свидетельству одного из европейских путешественников, на налоги, уплачиваемые куртизанками, Венеция вполне могла содержать эскадру военных кораблей.

Среди куртизанок была своя аристократия, так называемые «честные» куртизанки, т. е. женщины, интеллектуально развитые и даже одаренные разносторонними талантами. Почему их называли «честными», существуют различные мнения. Согласно одному варианту, итальянское слово «onesta» в то время имело также значение «достойная»; оно отчасти сохранилось в современном разговорном языке, где также приобрело не менее подходящий для данного употребления оттенок «шикарная». Некоторые историки считают, что так классифицировались куртизанки, включенные в специальный каталог, взимающие тарифы, утвержденные сенатом, и регулярно уплачивающие налоги. Честные куртизанки были немногочисленны, обычно имели очень богатого покровителя, который сквозь пальцы смотрел на их преходящие увлечения.

История сохранила описание визита к такой даме великого императора Карла V. Она проживала во дворце – не сказано, собственном или арендуемом, поскольку куртизанок безуспешно пытались лишить доступа во дворцы. Роскошно одетая женщина появилась в сопровождении компаньонок (в оригинальном тексте их называли придворными дамами) и пажей, прочла императору приветственное стихотворение собственного сочинения, сыграла на музыкальном инструменте и исполнила песенку. К сожалению, в тексте не упоминается, каким образом куртизанка столь же блестящим образом подтвердила свои профессиональные качества.

Во все антологии итальянской поэзии включены стихотворения о несчастной любви, сочиненные куртизанками Вероникой Франко (1546–1591) и Гаспарой Стампа. Обе внесли весомый вклад в создание мифа о венецианской куртизанке. Веронику Франко приобщила к этому малопочтенному ремеслу ее мать, остепенившаяся в браке бывшая блудница. Веронику не заставило свернуть с пути греха даже раннее замужество с богатым врачом, который быстрехонько отделался от гулящей жены, отказавшись признать своим рожденного ею сына. Она же со временем обзавелась покровительством чрезвычайно богатого купца из Рагузы (ныне Дубровник), который весьма снисходительно смотрел как на ее похождения, так и на посещения ею обществ венецианских интеллектуалов. Талантам Вероники Франко отдал дань признательности выдающийся мыслитель Мишель Монтень. Одну ночь провел с ней и Генрих. На прощание она подарила ему свой миниатюрный портрет, писанный на эмали, и два сонета, посвященных ему. В них восхвалялись доблесть и прочие достоинства короля.