Текст книги "Короли и фавориты"

Между прочим, еще при жизни сокольничего внимание Людовика, случалось, привлекали красивые молодые люди. Однако фаворит бдительно следил за появлением возможных соперников и тут же старался отделаться от них. Так произошло с лейтенантом рейтаров Лакюре, которого заставили отказаться от должности в пользу одного из братьев фаворита. Красивый и умный Франсуа де Бассомпьер (1579–1646) [14]14
  Франсуа де Бассомпьер (1579–1646), маршал Франции и дипломат. Поступил на службу при Генрихе IV в 1598 году, получил звание маршала в 1622 году от Людовика ХIII. Чрезвычайный посол в Испании, Швейцарии и Англии. Участвовал в заговоре против Ришелье и был заключен в Бастилию (1631–1643). Автор мемуаров.


[Закрыть] был вынужден дать согласие принять должность посла в Мадриде. В своих воспоминаниях он впоследствии писал, как де Люинь в беседе откровенно признался ему, что «подобен мужчине, который боится, как бы ему не наставили рога, и не желает видеть, как весьма порядочный человек ухаживает за его женой». Удалили от двора и юношу-красавца Монпуллена, сына герцога Лафорса, правда, под тем предлогом, что он был гугенотом, а его отец зашел настолько далеко, что поднял бунт против короля.

После смерти де Люиня Людовик во всеуслышание заявил, что у него больше не будет фаворитов и он не намерен отныне позволять кому бы то ни было управлять собой. Два года король воздерживался от греховных связей, но потом фавориты появились. Однако надо сказать, что если де Люинь объединял в себе функции как интимного, так и политического фаворита, то с 1624 года и до смерти короля политическая власть от имени Людовика фактически находилась в руках кардинала де Ришелье, фаворитов же в сфере интимной сменилось несколько.

Череда любимчиков

В октябре 1624 года посол Венецианской республики Морозини сообщает о фаворе графа де Туара, которого Людовик назначил командующим защитой крепости Луи на пути к оплоту гугенотов, городу Ла-Рошель. Хотя король чрезвычайно ценил де Туара, графу не удалось закрепиться подле короля, ибо его невзлюбил Ришелье. В начале 1625 года де Туара резко выступил против женитьбы брата Людовика, герцога Гастона Орлеанского, которой настоятельно желали Мария Медичи и кардинал де Ришелье. Могущественный кардинал без труда добился удаления де Туара от двора, но уже в марте прошел слух о внезапном восхождении звезды Франсуа де Баррад, возвышенного, по сообщению все того же венецианского посла, «не для государственных дел, а для особых наклонностей короля». Это был хорошо сложенный девятнадцатилетний юноша весьма примитивных вкусов, служивший пажом малой конюшни[15]15
  Лошади и средства передвижения большой конюшни короля использовались для торжественных случаев и военных действий, малой конюшни – для повседневных потребностей королевского двора.


[Закрыть] у маршала де Шомберга. По его поводу де Ришелье весьма пренебрежительно изрек: «Сей молодой человек весьма ничтожных достоинств появился в одну ночь подобно грибу», – намекая таким образом, что тот исчезнет столь же быстро, сколь и возник при дворе. Тем не менее новичок сумел быстро подчинить Людовика своему влиянию: тот провел в его обществе 15 суток кряду в Лувре, не выезжая на охоту, без которой обычно не мыслил провести и дня. Дело в том, что Баррад предпочитал город и женское общество сельской местности и охоте на диких зверей.

Естественно, на него тут же пролился дождь весьма ощутимых милостей. Король даровал ему должность первого конюшего, которую выкупил за 14 тысяч экю у прежнего обладателя этого высокого поста, ибо его владелец имел непосредственный и постоянный доступ к особе монарха. 12 тысяч были уплачено герцогу де Монморенси за должность первого камергера (ее обязанности поочередно исполняли 4 человека), которая также отошла де Баррад. Брат-священнослужитель фаворита получил епископат Нойона. Далее молодой человек стал капитаном замка Сен-Жермен, лейтенантом короля в Шампани, Великим бальи Труа и губернатором Шалона. Недалекий юнец счел себя созревшим для исполнения важной политической роли и вместе с тремя другими, довольно значительными особами принялся интриговать против Ришелье. Как доносил посол Симоне Контарини, Баррад «хотел взлететь прежде, чем у него выросли крылья». Исследователи отмечают легкомысленность молоденького дурачка, не способного ни на что иное, кроме как ублажать плоть своего повелителя. Некоторые современники считали, что его фавор подорвало страстное желание жениться на фрейлине королевы Габриэль де Колиньи, в которую он по уши влюбился. Это очень не понравилось Людовику. Тот вообще не любил, когда его фавориты общались со «шлюхами».

По легенде, поводом для расставания послужил весьма смехотворный казус, произошедший на охоте в декабре 1626 года. С головы короля ветром сорвало шляпу, которая упала под ноги скакуну де Баррад. Лошадь немедленно помочилась на головной убор монарха, что вывело Людовика из себя. Де Ришелье оперативно воспользовался гневом монарха, дабы отделаться от фаворита. Его отлучили от двора и отправили в провинцию, где он успешно командовал полком, являя собой пример верного и образцового подданного. В октябре 1635 года Людовик посетил Шампань и переночевал в замке неподалеку от вотчины де Баррад. Тот добился аудиенции у короля, который разрешил ему следовать за собой в столицу. Но воспрявший духом фаворит совершил непростительную глупость, влюбившись в платоническую фаворитку короля Мари де Отфор, к тому же он очень понравился Анне Австрийской. Де Ришелье весьма к месту высказал мнение, что в отсутствие действующего фаворита – Клода де Сен-Симона, находившегося в отъезде с дипломатическим поручением, – было бы неразумно возобновлять старую связь. Обескураженный Баррад убыл прозябать в свою глухую провинцию.

Клод де Сен-Симон (1606–1693) продержался дольше всех из королевских фаворитов, с 1626 по 1636 год, хотя, казалось бы, обладал самыми неподходящими качествами для этой роли. Он был невысокого роста, из-за короткой шеи голова его была несколько наклонена вправо. Бассомпьер в своих мемуарах презрительно назвал его «клопиком», и неудивительно, ибо они крупно поссорились. С одной стороны, де Сен-Симон, юноша незначительного происхождения, попал в случай потому, что после изгнания де Баррад Людовик впал в сильную меланхолию. Историки относят это на счет того, что удаление зарвавшегося фаворита совпало с третьим выкидышем у Анны Австрийской. Тут весьма кстати и подвернулся этот паж из малой конюшни. Юноша прекрасно владел конским стременем и не имел дурного обыкновения напускать слюну в охотничий рог, когда дул в него. Король настолько увлекался охотой, что не терпел никаких промедлений, связанных с заменой коня. У Клода хватило наблюдательности и сообразительности, чтобы подгонять своему повелителю скакуна на замену в направлении, противоположном ходу уставшего животного. Людовику оставалось только вставить ногу в стремя новой лошади и резко развернуть ее.

Клод тотчас же заполучил все те должности, которых был лишен разжалованный де Баррад. Более того, в 1629 году де Сен-Симона назначили главным ловчим Франции, на следующий год – государственным советником, в мае того же года – губернатором Мёлана. В декабре скончался герцог Люксембургский, брат покойного фаворита де Люиня, таким образом освободилась должность губернатора Блейе, и король передал ее де Сен-Симону. Правда, молодой человек просил короля назначить на этот пост «более достойного дворянина», но Людовик дал ему 24 часа на размышление, после чего тот поспешил дать свое согласие. В 1633 году Клода произвели в рыцари ордена Святого Духа, а в январе 1635 года даровали ему титулы герцога и пэра. Уместно упомянуть, что за грубость в выражениях при дворе его прозвали «похабником». С марта 1628 года по 1634 год де Сен-Симон выполнял также функции первого камергера. По поводу этого назначения, сделанного Людовиком без согласования с королевой-матерью, венецианский посол Дзордзи писал: «король не хочет, чтобы им управляли женщины».

Сообразительность де Сен-Симона проявилась также в том, что он не стал интриговать против всесильного де Ришелье, а предпочел оказывать ему услуги, выполняя некоторые его дипломатические поручения и во всем проявляя исключительную преданность как кардиналу, так и королю. Во время осады Ла-Рошели он ни на шаг не отходил от короля и получил ранение в ляжку, когда ходил в разведку при форте Тадон. После завершения кампании при Ла-Рошели фаворит получил земли, оцененные в 80 тысяч ливров. Тем не менее, невзирая на верную службу, король жаловался, что Клод пререкается с ним и «шляется по шлюхам». Неизвестно, сколько бы еще продержался де Сен-Симон, если бы судьба не внезапно подставила ему неожиданную подножку, обусловившую его стремительное падение. У Клода был дядя, барон де Сен-Леже, глава небольшого местечка Кателе на пикардийской границе. В июле 1636 года он за два дня сдал этот городишко испанцам. Де Ришелье получил у Государственного совета полномочия на арест барона и предание его суду. Присутствовавший на этом заседании Совета де Сен-Симон поспешил предупредить дядю о грозящем аресте до прибытия правительственного гонца. Барон своевременно подался в бега. Кардинал учредил расследование, которое выявило предательство де Сен-Симона, разгласившего государственную тайну. Дядю судили заочно и чучело его сожгли на Гревской площади, а фаворит попросил у короля разрешение выйти в отставку.

Он удалился в Блейе, губернаторство которого ему сохранили, и провел там практически все время до своей смерти, не принимая участия в политике. После смерти де Ришелье он попробовал было вернуться ко двору, но Людовик ХIII встретил его очень холодно. В браке с первой женой у четы родились три дочери. Овдовев в 1670 году и будучи озабочен перспективой пресечения своего рода, герцог женился вторично. Ему было уже под семьдесят, когда у него появился на свет единственный сын, будущий автор знаменитых мемуаров об эпохе Людовика ХIV. Клод воспитал его в духе поклонения памяти своего бывшего повелителя, которому их захудалый род обязан своим возвышением и благосостоянием. Каждый год, до самой своей кончины, в день смерти Людовика ХIII Сен-Симон-старший ездил в королевскую усыпальницу в Сен-Дени и в одиночестве выстаивал поминальную службу, дивясь неблагодарности бывших приближенных короля. Эта преданность настолько передалась его сыну, что тот пятьдесят лет носил на пальце перстень с крупным рубином, на котором было выгравировано изображение Людовика ХIII. Перед смертью он завещал его своей дочери.

Платонические фаворитки

Тут необходимо сделать некоторое отступление, упомянув, что в народе король был известен как Людовик Целомудренный. Следует также поведать о том, что король совершенно отстранился от своей супруги Анны Австрийской и вступал с ней в интимные отношения чрезвычайно редко, да и то, как писали современники, «из соображений долга, а не чувства». В 1630 году у королевы случился четвертый выкидыш. Кардинал Ришелье постоянно подогревал подозрительность и ревность короля, которая особенно усилилась после неприкрытого проявления бурной страсти со стороны герцога Бекингема и его попыток любой ценой вернуться в Париж в ранге чрезвычайного посла. Ко всему прочему было раскрыто несколько заговоров, в которых королева то ли принимала участие, то ли знала о них, но предпочла промолчать.

Ничего конкретного доказать не удалось, но тень сомнения не переставала терзать болезненно подозрительного Людовика. При этом совершенно точно выяснилось, что во всех этих комплотах непременно участвовал родной брат короля Гастон Орлеанский, за каковые преступления Людовик в течение своей недолгой жизни был вынужден прощать его шесть раз. Целью всех заговоров будто бы ставилось устранение Людовика, заключение брака между Анной и Гастоном и возведение последнего на престол. Ситуация в королевской семье еще больше обострилась после начала войны с Испанией, где правил брат Анны Австрийской, Филипп IV. Королеву стали подозревать в шпионаже, опять-таки с целью завладеть троном Франции.

Но опала Анны Австрийской не ограничивалась одной ею, ненавистной нелюбимой женой. Людовик всячески стремился избегать женское общество. Ни для кого при дворе не было секретом, что король буквально не переносил вида женской груди, отсюда мода, принудительно введенная в то время, и указ от 1633 года, направленный на искоренение роскоши в одежде. Запрещались глубокие декольте и всячески рекомендовались различные виды воротников и закрытых платьев. Надо сказать, тут внесла свой вклад и Анна Австрийская, выросшая при испанском дворе, где никаких вольностей в одежде не допускалось.

Но предприимчивые француженки по-прежнему пытались покорить короля демонстрацией своих прелестей и не оставляли подобных смелых попыток. Как-то король навестил Дижон, где в честь августейшего визита устроили торжественный обед. Напротив высокого гостя за столом уселась молодая особа в платье с откровенным декольте. Но ее надежды очаровать монарха потерпели крах. Людовик в продолжение трапезы старался не глядеть в сторону очаровательной дамы и даже опустил поля своей шляпы. По-видимому, терпения у него оказалось недостаточно, ибо он, в конце концов, набрал в рот вина и с силой выплюнул его на грудь дамы. Рассказывали также, что в том же городе некая женщина пыталась уговорить гвардейца из охраны монарха допустить ее к особе короля. Ей почти что удалось уломать его, но тот заявил ей: «Либо прикройтесь, либо уходите, мадам. Королю вы не понравитесь. Вам следует знать, что такое оголение ему не по вкусу».

Невзирая на подобные истории, при дворе различные соперничавшие партии традиционно старались подорвать влияние кардинала на короля, подсунув тому настоящую любовницу, способную продвигать интересы ее сторонников. Ни одной не удалось преуспеть в осуществлении своих планов, ибо Людовик с 1630 года самостоятельно обзавелся платоническими фаворитками. Сначала блондинкой Мари д’Отфор (1616–1691), а затем брюнеткой Анжеликой де Лафайет (1618–1691).

Мари д’Отфор состояла фрейлиной в штате королевы-матери Марии Медичи, куда ее пристроила бабка, воспитательница детей королевы. Девушка рано стала выделяться своей красотой, которая привлекла внимание и Людовика. Он, согласно старым куртуазным традициям, попросил у матери разрешение служить этой даме и беседовать с ней, тут же оговорившись, что не питает никаких дурных замыслов на сей счет. После этого король часто беседовал с ней об охоте, тонкостях натаскивания собак и соколов, причем затем записывал как свои слова, так и ответы девицы на листки бумаги, каковые хранил в особом ящике, обнаруженном после его кончины. Подобные беседы утомляли молоденькую девушку, только что вышедшую из подросткового возраста, и она со смехом рассказывала о них горничной Анны Австрийской. Показательна история, произошедшая осенью 1631 года.

Король появился в дамском обществе, когда Мари читала только что поданную ей записку – поклонники буквально осаждали красавицу-фрейлину. Людовика это неприятно удивило, и он потребовал показать письмо ему. Мари проворно спрятала бумажку в корсаж. Присутствовавшая при этой сцене Анна Австрийская схватила девушку за руки, чтобы та не могла воспрепятствовать обыску, и со смехом предложила супругу добыть письмецо. После некоторого колебания король взял серебряный пинцет и погрузил его между грудями Мари, пытаясь ухватить бумагу. Поняв, что представляет собой настоящее посмешище, он убрал пинцет, так и не выудив записку.

Ума девушка была невеликого, но горда чрезмерно и не стеснялась досаждать королю своими насмешками. Видимо, поэтому он интуитивно стал искать собеседницу с более зрелым умом и здравыми суждениями. Таковой в 1635 году оказалась фрейлина Анны Австрийской Луиза-Анжелика де Лафайет, обладавшая к тому же склонностью к служению Господу. Короля привлекли не только свежесть и привлекательность девицы де Лафайет, но и мудрый склад ее ума и искренность. Луиза защищала Анну Австрийскую (оставаясь в полном неведении о ее участии в различных интригах отнюдь не невинного характера), говорила о нищете, в которой прозябало население, и возмущалась роскошью жизни кардинала. Это не понравилось Ришелье, тем более что Мари согласилась работать в его пользу, тогда как гордая Анжелика отказалась. Он решил сыграть на религиозных чувствах девушки, твердо пожелавшей удалиться от мирской жизни, и через духовника Анжелики ускорил ее пострижение в монахини, хотя родственники были против – наверняка рассчитывали воспользоваться ее фавором с корыстными целями.

Король также был против. Как писал один из современников, «все последние дни, когда она пребывала при дворе, прежде чем решилась посвятить себя религии, сей великий король, столь мудрый и столь постоянный в своей добродетели, испытал тем не менее моменты слабости, в которые он уговаривал ее поселиться в Версале[16]16
  Тогда это был небольшой и непритязательный охотничий домик короля, который он предпочитал своим дворцам.


[Закрыть], чтобы жить там под его покровительством, и сие предложение, столь противоречивое его обычным чувствам, настолько испугало ее, что она решила еще быстрее удалиться от двора». В мае 1637 года девица де Лафайет покинула двор. Король был столь потрясен пустотой, открывшейся в его жизни, что в начале июня 1637 года написал кардиналу в письме:

«Я принял решение более не связывать себя ни с одной персоной, кто бы сие ни был. Я постараюсь жить наилучшим образом, как смогу на этом свете, чтобы в конце суметь попасть в рай».

Вскоре мадемуазель Лафайет приняла монашеский постриг, и король еще долго навещал ее в монастыре, беседуя через забранное решеткой окно. Казалось бы, он мог снова найти утешение в обществе Мари, но после бесед с Анжеликой общество более приземленной и легкомысленной девушки не было для него столь притягательным. Это оказалось на руку де Ришелье, уже подготовившему кандидатуру нового фаворита, который, по его замыслу, был бы всецело предан ему и полностью служил его целям влияния на короля. Мари по легкомыслию нелестно отозвалась об этой особе, и в 1639 году ей было приказано удалиться от двора. Венецианский посол восхитился могуществом кардинала, которому удалось «за несколько месяцев заставить короля забыть десятилетнюю привязанность». Ришелье попытался навязать королю новую платоническую возлюбленную, красавицу-фрейлину Франсуазу де Шемро, но из этого ничего не вышло. Мари же смогла вернуться ко двору только после смерти короля в 1643 году в качестве фрейлины Анны Австрийской. Однако она не смогла отказаться от своих высокомерных замашек бывшей фаворитки, к тому же по возрасту давно перешла в статус старой девы. В 30 лет девушка удачно вышла замуж за вдового маршала де Шомберга, с которым прожила десять лет. Брак оказался бездетным, а после кончины мужа она вернулась в Париж и стала одним из самых близких доверенных лиц Анны Австрийской.

Последний фаворит

Если и де Люинь, и де Баррад, и де Сен-Симон были людьми незначительного происхождения, которых приблизил к себе из своего обширного штата король и всячески облагодетельствовал, то новый фаворит короля Генриха д’Эффиа, маркиз де Сен-Мар (1620–1642), был птицей совсем другого полета. Кардинал прекрасно осознавал ничтожность жалких личностей бывших любимчиков, от которых ему ничего не стоило отделаться. Сен-Мар же был сыном маршала, главного суперинтенданта финансов, прекрасен как античный герой, амбициозен, нацелен на блестящую военную карьеру, уснащенную битвами и победами. Юноша с младых ногтей также был исполнен намерения брать от жизни все, что только удастся.

Отец маркиза состоял в дружеских отношениях с де Ришелье, но в 1632 году преждевременно ушел из жизни, заручившись обещанием кардинала оказывать помощь его семье. Уже в 1635 году де Ришелье назначил юношу командиром одного из новых подразделений, которые король добавил к своему гвардейскому полку. В качестве такового он принял в 1638 году участие в снятии осады с уже известного нам городка Кателе. Кардинал полагал, что оказываемое им покровительство сделает молодого человека слепым орудием в его руках, всецело преданным ему. Далее освободилось место одного из двух гардеробмейстеров короля, и Ришелье порекомендовал королю назначить на эту должность юного де Сен-Мара.

Сначала король встретил юношу холодно и разговаривал с ним чрезвычайно сухо. Новый гардеробмейстер был щеголем и часто менял один роскошный костюм на еще более модный и дорогой. Сам же король был скуповат и скромен в одежде, достаточно сказать, что его любимым цветом был черный, а одежду монарх имел обыкновение занашивать до дыр. Людовик безуспешно пытался внедрить свои вкусы при дворе, запрещая аппликации и вышивки с золотой и серебряной нитью, кружева, ленты, слишком дорогие перчатки. Особо строго запрещал подобные излишества его вышеупомянутый указ от 1633 года. Надо сказать, что Анна Австрийская, воспитанная среди мрачных одеяний испанского двора, хоть и расшитых золотом, всячески поддерживала устремления супруга в этом вопросе и активно выступала в пользу различных вариантов воротников и косынок, лишь бы побороть пристрастие француженок ко всякого рода декольте.

Описание имущества Сен-Мара после его смерти стало впечатляющей иллюстрацией его стремления к комфорту и последнему крику моды. Будучи гардеробмейстером короля, он имел возможность без чрезмерных затрат, но роскошно одеваться, меняя костюмы порой до четырех раз в день. Его буквально осаждали торговцы, желавшие стать поставщиками одежды и прочих предметов туалета для короля и старавшиеся всячески ублажать эту влиятельную особу. В личный гардероб молодого человека входили 62 костюма и будто бы 300 пар сапог. Де Сен-Мара не прельщало положение королевского фаворита, ибо ему были известны сплетни, циркулировавшие при дворе по поводу де Баррад и Сен-Симона. К тому же у него не было опыта придворной жизни, навыка угождать и пресмыкаться. Понадобился год, чтобы наставляемый кардиналом юноша занял место фаворита. К тому же де Ришелье использовал своих приспешников в прислуге Людовика, чтобы они ненавязчиво нашептывали королю хвалебные мнения о выдающихся качествах де Сен-Мара.

Масла в огонь подливала и мать молодого человека, мечтавшая об исключительной карьере для своего сына. Постепенно король смягчился и произвел его в фавориты. Действуя по наущению Ришелье, Сен-Мар приложил все силы к тому, чтобы бесповоротно погубить репутацию Мари д’Отфор в глазах Людовика. Это стоило ему некоторых душевных мук, ибо заодно в немилость попала и подруга девушки мадемуазель де Шемро, в которую де Сен-Мар был влюблен. Надо сказать, что неожиданную победу отпраздновала мать фаворита, желавшая, чтобы сын вступил в брак с девицей более высокого происхождения.

Гордой и самолюбивой душе де Сен-Мара было нелегко подчиняться прихотям набожного, немолодого и в общем-то недалекого короля. Мало того, что его интересы не выходили за рамки охоты, лошадей, гончих псов и ловчих птиц. С возрастом в нем проснулась менторская жилка, Людовик пристрастился потчевать окружающих нравоучительными нотациями, наставляя слушателей следовать путем истинных детей церкви. В конце концов, де Сен-Мар сдался, но впредь требовал от короля, чтобы тот оплачивал его покорность по самой высокой ставке. Сохранились два свидетельства о характере отношений между королем и гардеробмейстером. Первое исходит от виконта де Фонтрайя, главной движущей силы будущего заговора де Сен-Мара. Как-то в Сен-Жерменском дворце он зашел без предупреждения в комнату фаворита и застал его за тем, что молодой человек с головы до пят растирался жасминовым маслом. Закончив, он растянулся на ложе и изрек: «Вот так будет лучше».

У Фонтрайя создалось впечатление, будто де Сен-Мар готовился к сражению. Тут же в дверь постучали, и вошел король.

Рассказ о втором случае исходит будто бы от де Ньера, камердинера короля. Во время одной из своих поездок король лег в постель в семь часов вечера. Одет он был весьма легко. Тотчас же на кровать вскочили два огромных пса и все изгадили, принявшись ластиться к его величеству. Он послал за де Сен-Маром, который явился разнаряженным как невеста.

«Ложись, ложись», – с нетерпением промолвил Людовик. Он ограничился тем, что прогнал собак, но не привел в порядок постель, и фаворит еще не успел улечься туда, как король принялся целовать ему руки. В пылу страсти, видя, что фаворит не отвечает ему тем же, поскольку мысли его витают где-то далеко, он стал допытываться у него: «Но, дорогой друг, что с тобой? Чего ты хочешь? Ты печален. Де Ньер, спроси, что сердит его; скажи мне, ты когда-нибудь видел подобный фавор?»

Действительно, поначалу король ничего не жалел для молодого красавца. Обычно все должности разжалованного фаворита переходили новому любимцу. Как де Баррад, так и Сен-Симону принадлежал пост старшего шталмейстера, отсюда их официальный титул «месье ле Премьер»[17]17
  От франц. Monsieur le Premier écuyer.


[Закрыть]. Но сын маршала Сен-Мар счел такое положение ниже своего достоинства, тем более что его красота и молодость явно заслуживали большего. По-видимому, Людовик не нашел поводов для возражения и выкупил за крупную сумму у герцога де Беллегарда должность главного конюшего. 15 ноября 1639 года маркиз де Сен-Мар торжественно принес присягу, и с тех пор к нему обращались не иначе как «месье Ле Гран»[18]18
  От франц. Monsieur le Grand écuyer.


[Закрыть]. Этот титул сохранился за ним вплоть до его казни в сентябре 1642 года.

Заполучив эту должность, Сен-Мар счел себя неуязвимым и отказался выполнять роль шпиона при короле для Ришелье. Он считал, что для истинного дворянина такая низкая роль неприглядна. В то же время зарвавшийся молодой человек требовал от Людовика выполнения всех его капризов, даже если они шли вразрез с желаниями и планами кардинала. Во время распределения церковных приходов Ришелье выделил младшему брату фаворита какое-то незначительное и малоприбыльное аббатство. Сен-Мар нажаловался королю, и тот приказал Ришелье определить обиженного в наилучший приход. Тогда кардинал понял, что все его труды по взращиванию своего агента влияния при короле пошли прахом, и принялся пристально следить за молодым человеком, понимая, что гордыня не доведет его до добра.

Отношения между королем и фаворитом в некотором роде были отражением конфликта поколений. Людовик ХIII не признавал тех изменений, которые время наложило на окружающий его мир. Он был воспитан среди сподвижников своего отца Генриха IV, мужчин грубоватых, малообразованных, готовых пойти за королем в огонь и воду, но совершенно нечувствительных к наступательному воздействию Ренессанса на страны Европы. Мария Медичи приложила немало усилий, дабы «окультурить» этих людей, привить им чувство любви к искусству и сделать двор более утонченным. Прогресс не обошел стороной ее окружение и действительно поднял его на более высокую ступень. Отсюда выросшее новое поколение предъявляло более требований к комфорту, к, так сказать, внешнему оформлению отношений, красивой вывеске, за которой, собственно говоря, по-прежнему скрывались низменные инстинкты человеческой сущности. Фавориту, моднику, которому льстил шумный успех в парижском обществе, необходимость подлаживаться к настроению Людовика быстро стала в тягость.

Как сообщал один из современников, «было замечено, что король любил все, что ненавидел месье Ле Гран, а месье Ле Гран ненавидел все то, что любил король». Людовика терзали болезни, делая его все более раздражительным и нетерпимым, единственной отдушиной для него была охота, да разве что небольшое удовольствие от слушания музыки. Такой образ жизни сводил к минимуму его потребности – одежда Людовика была непритязательна и некрасива, стол примитивен и даже, по отзывам современников, иногда натурально скверен. Де Сен-Мар был красив, молоден, элегантен, неотразим для окружающих. Он любил поэзию итальянцев Ариосто и Тассо, которой зачитывалась вся просвещенная Европа, блистал в парижских салонах и был баловнем женщин. Король, по словам де Ришелье, хотел, чтобы фаворит «удовлетворялся его ласками и не отягощал его кошелек… Он же [фаворит] желал, чтобы король открыл ему как свой кошелек, так и секреты его дел…» Де Ришелье заключает, что этого зарвавшегося честолюбца, всего-навсего двадцати лет от роду, желающего пожать плоды, соответствующие его фавору, т. е. заполучить все вместе, и суетное, и существенное», следует наделить только суетным. «Ведь невозможно быть одновременно молодым и мудрым», – приходит к выводу кардинал.

Де Сен-Мар не желал отказываться ни от малейших радостей жизни и стал любовником первой куртизанки Парижа, вошедшей в легенду Марион Делорм (1611–1650). Красавица-дочь барона из Шампани, получившая неплохое домашнее образование, сбежала из отчего замка с любовником-аристократом в Париж. По отзывам современников, у нее было тело исключительного совершенства и «грудь белее лилии». Пристрастившись к широкому образу жизни, Марион выяснила, что вполне может обеспечить его, торгуя своими прелестями. Клиентура у нее была исключительно аристократическая и хорошо платившая, ходили слухи, что ее спальню несколько раз посетил сам кардинал. Де Сен-Мар рано взял ее на содержание, ему приписывали отцовство трех ее детей, рожденных в 1638, 1639 и 1641 годах. Месье Ле Грана раздражало то, что он неотступно должен находиться при особе короля во дворце Сен-Жермен. Поэтому он был вынужден поздним вечером во весь опор скакать в столицу, чтобы всю ночь развлекаться там. С петухами фаворит мчался обратно, без сил падал в постель и вставал с нее только в полдень.

Король, имевший обыкновение пробуждаться ни свет ни заря, безуспешно требовал его к себе и был чрезвычайно раздосадован, когда выяснил причину такого странного поведения молодого человека. Как отметил секретарь брата монарха, принца Гастона Орлеанского, «он поступал со своими фаворитами подобно собаке на сене, которая сама его не ест и других к нему не подпускает». Помимо этого, Людовика оскорбляло столь непочтительное отношение к своей особе как к помазаннику Божию, требовавшему безусловного повиновения и верности монарху. Король и фаворит регулярно пререкались и жаловались, каждый по отдельности, де Ришелье, нередко вынужденному выступать в роли миротворца. Кардинал не поленился составить перечень жалоб короля на фаворита: ленив, дерзок в речах, слишком уверен в своих способностях, критикует всех и вся, распространяет ложные слухи и не брезгует с вызовом отказываться от собственных слов, высказанных перед королем, а потому стал совершенно непереносим.

Ришелье употребил самые крайние средства, чтобы ставить препоны на пути всех прихотей фаворита. Де Сен-Мару не удалось стать ни губернатором Вердена, ни получить должность командующего войсками при осаде Арраса, столицы графства Артуа, принадлежавшего в ту пору Испании. Ему лишь выделили под начало незначительные вооруженные силы. Невзирая на ограниченные возможности, фаворит сражался отважно, но кардинал употребил все доступные ему средства, чтобы принизить его роль в кампании по завоеванию графства Артуа. Де Сен-Мар горел желанием стать членом Государственного совета, но Ришелье прилюдно унизил его, бесцеремонно выставив из зала, где предстояло заседание Совета.