Текст книги "Амулет Великого Слона"

Но тогда… тогда, получается, нападение в проходном дворе не было случайным? Они поджидали там именно ее?

Но зачем, зачем? Что им нужно от нее? У нее нет ни больших денег, ни ценных вещей.

Ответа на этот вопрос все равно не было.

Ася поблагодарила Панфилыча и его четвероногую подругу. Псина посмотрела на нее выжидательно – как, и это все? Благодарностью сыт не будешь, спасибо на ужин не съешь. Благодарность должна иметь материальное выражение.

– Принесла, принесла. – Ася улыбнулась и протянула Панфилычу пакет с ресторанными объедками.

– Теперь мы с тобой, Асенция, заживем как Фениморы Куперы! Будет у нас с тобой праздничный ужин из трех блюд! – радостно проговорил Панфилыч и повел собаку на чердак. Напоследок он повернулся к Асе и добавил: – Если что, если снова кто к тебе без приглашения заявится – ты только постучи в потолок, мы с твоей тезкой тут же на помощь поспешим! За нами не заржавеет!

– Спасибо, Панфилыч! – искренне поблагодарила его Ася и вошла в свою квартиру.

Для начала она проверила дверь.

Дверь была цела, и даже замок не сломан – видно, злоумышленники открыли его отмычкой. В этом был плюс, пусть и небольшой, – сейчас Ася могла просто запереть дверь. Конечно, завтра придется поменять замок, но это только завтра.

Закрыв дверь на замок и задвижку, Ася осмотрела квартиру, чтобы оценить ущерб, который нанесли ей грабители.

Во-первых, они перевернули всю ее квартиру вверх дном: выбросили все вещи из шкафа на пол, сбросили с кровати постельное белье. Асе стало противно, как будто чужие грязные руки прикоснулись к ее телу. Ладно, это несмертельно, белье она перестирает и порядок в квартире наведет, работы она не боится.

На первый взгляд в комнате ничего не пропало. Ее дешевенькие сережки, пара серебряных колечек и тоненькая цепочка лежали на прежнем месте, а денег в доме вообще не было – вся наличность, что оставалась до получки, лежала у нее в кошельке.

Она перешла в маленькую комнату – ту, в которой жила бабушка. Она так про себя и называла ее – бабушкиной комнатой – и оставила в этой комнате все как было прежде.

Не то чтобы она устроила там что-то вроде святилища – просто рука не поднималась выбросить что-то из бабушкиных вещей. Да и вещей-то было совсем мало – в основном книги. Старые, в потертых тисненых переплетах, знакомые с детства.

И все эти книги теперь валялись на полу.

Ася опустилась на корточки и чуть не заплакала: книги были смяты, некоторые страницы безжалостно разорваны, на одной из страниц отчетливо виднелся след грязного мужского ботинка. А ведь в них, в этих книгах осталась частица бабушкиной души. Вот эти бабушка читала ей в детстве, в третьем детстве, – «Серебряные коньки», «Голубая цапля», «Вторая Нина»…

Ася бережно собрала книги, разгладила, как могла, страницы, поставила обратно на полку и снова задумалась.

Здесь тоже ничего не пропало – да и что здесь могли взять эти уроды? Бабушкины книги? Очень смешно!

И тут она вспомнила, что еще было у нее в квартире.

Тот кулон, который она нашла вчера на мосту. Тот, который непонятным образом оказался у нее в кармане. Как же она сразу не подумала о нем?

Ася бросилась в коридор, к старой бабушкиной тумбочке.

Здесь тоже были видны следы грубого, наглого обыска – ящики выдвинуты, все их содержимое выброшено на пол.

Ася выдвинула верхний ящик до конца, хотя ей и так было понятно: кулона на месте не было.

Так вот зачем эти мерзкие типы пришли к ней в квартиру! Вот что они искали! Теперь все складывается: сперва они напали на нее по дороге на работу – и тоже им нужен был этот кулон. Она вспомнила, как они обшаривали ее, приговаривая: да где же оно? Куда она это спрятала?

А после, не найдя кулона при ней, они вломились в квартиру. Да, они ведь знали, что она работает допоздна. вломились в квартиру и нашли-таки кулон.

У нее внезапно защемило сердце.

Потеря кулона показалась ей настоящей трагедией.

Да что с ней такое? Кулон попал к ней совершенно случайно, как попал – так и пропал, что же она так о нем жалеет?

Но какая-то часть ее души болела, как будто она потеряла близкого человека.

Ася еще раз без спешки проверила ящик, ощупала его дно, заднюю стенку…

И тут она кое-что вспомнила.

В этой старой тумбочке ящики рассохлись и растрескались, и уже не раз бывало, что всякие мелочи, которые она туда клала, проваливались в щелку между задней стенкой и ящиком. Она вытащила ящик до конца и запустила руку в глубину.

И – о радость! – нащупала там маленький металлический предмет. Странно теплый, как будто это был не кулон из непонятного тяжелого металла, а живое существо.

Ася вытащила кулон и прижала его к груди.

Слава богу, он нашелся!

Это просто чудо, настоящее чудо… чудо, что кулон завалился за ящик и бандиты его не нашли.

Точно так же, как вчера, этот кулон чудом оказался у нее в кармане. Не много ли чудес за два дня?

Сердце отпустило, она облегченно вздохнула – и снова сама себе удивилась: почему она придает этой странной вещице такое большое значение?

Почему? Ей совершенно не хотелось об этом думать, она просто понимала, что не может лишиться этой вещи, что она – часть ее самой, важная часть…

Но тут же у нее возникло несколько вопросов.

Откуда те двое уголовников могли узнать, что кулон у нее?

Предположим, полицейские, которые приехали на вызов прошлой ночью, знали, что она была свидетелем самоубийства (хотя сами они в это самоубийство не поверили). И они знали ее имя, знали, где она работает, то есть вполне могли ее найти. Вот как раз Коля Соловьев и нашел, для него это не составило бы труда.

Но они не видели кулона и тем более не знали, что этот кулон оказался у нее, у Аси.

Об этом никто не знал, даже она сама не помнила и не понимала, как кулон оказался у нее в кармане.

Нет, ответа на этот вопрос у нее не было.

Ася подумала, что это сейчас не так важно, важнее другое: кулон нужно спрятать, спрятать надежно. Ведь эти бандиты не успокоятся, пока не найдут его. Сегодня их спугнул Панфилыч со своей собакой, но завтра, или послезавтра, или в какой-то другой день они вернутся и доведут свое дело до конца.

И тут Ася поняла, куда нужно положить кулон.

Бабушкина квартира была маленькая, неудобная, но непростая, со своими секретами. По крайней мере, с одним секретом, о котором раньше знали только два человека во всем свете – бабушка и Ася, а после бабушкиной смерти – только Ася.

На Асиной кухне, как и во многих других старых петербургских квартирах, был так называемый холодильный шкаф – узкий шкафчик в толстой наружной стене, устроенный так хитро, что в нем даже в жаркий день было холодно, как в погребе. В этом шкафчике молоко долго не скисало и продукты оставались свежими, так что бабушке не нужен был холодильник.

Правда, со временем бабушка холодильник все же купила, а в холодильном шкафу хранила банки с вареньем, соленьями и прочими заготовками. После бабушкиной смерти Ася этим шкафчиком не пользовалась, в нем стояли всякие ненужные вещи: старые кастрюли, пустые банки, коробки и прочая ерунда, которую она все не собралась выбросить.

Но секрет заключался не в наличии этого шкафа, такие шкафы были во многих квартирах их дома.

Секрет заключался в том, что самая верхняя полка холодильного шкафа, точнее его крышка, вынималась, и открывался лаз, через который можно было попасть на чердак.

Вот про этот лаз не знала ни одна живая душа, даже Панфилыч (по крайней мере, Асе хотелось на это надеяться).

И вот сейчас Ася отправилась на кухню.

Как она и думала, грабители проверили холодильный шкаф – он был открыт, и все содержимое полок вывалено на пол. Среди старых кастрюль сверкали осколки банок.

Ладно. Это то, что называется «не было бы счастья, да несчастье помогло».

Теперь Ася выбросит все это барахло и наведет в шкафу порядок.

Но сейчас ее волновало другое.

Взобравшись на табуретку, Ася проверила верхнюю полку холодильного шкафа.

Она была на месте, грабителям не пришло в голову, что ее можно вытащить. Выдвинув полку, Ася запустила руку в лаз.

Там было холодно.

Просунув руку поглубже, она нащупала углубление между двумя кирпичами. В это углубление проходила только тонкая рука – девичья или еще лучше детская.

В своем третьем детстве – том, которое прошло в этой квартире, – Ася пользовалась этим углублением как тайником.

Нет, не то чтобы она скрывала от бабушки какие-то секреты. У них с бабушкой было полное доверие.

Просто, начитавшись всяких интересных книг, она захотела устроить свой собственный тайник.

И сейчас этот тайник очень ей пригодился.

Ася завернула таинственный кулон в кусочек мягкой ткани и засунула его в углубление между кирпичами, а потом задвинула на прежнее место верхнюю полку.

Теперь она могла не беспокоиться – бандиты ни за что не найдут ее тайник, а если даже каким-то чудом найдут – не смогут достать оттуда кулон. Для мужской руки углубление чересчур узкое.

Ася отмыла руки и лицо от пыли и легла спать. Ни на уборку, ни на что другое у нее не было больше сил. Завтра, все завтра…

Но сон, как ни странно, не шел.

Сначала ей казалось, что кто-то возится у входной двери, и она подскочила в кровати так, что взвизгнули пружины, потом кто-то ходил на чердаке, очевидно, Панфилыч устраивался на ночь. Потом было душно, а она боялась открыть форточку.

А когда наконец она уснула, то приснился тот давний детский кошмар: как будто ее засасывают огромные комки пыли, из которых торчат панцири засохших насекомых и еще какие-то засохшие корешки и длинная шерсть. Ася хочет освободиться, но руки и ноги накрепко связаны сухими безжизненными щупальцами, она хочет крикнуть и позвать на помощь, но рот уже забит клейкой вонючей пылью. Она начинает задыхаться, и только тогда кто-то зовет ее: Ася, Ася, это же только сон…

Ася проснулась в холодном поту. Сердце билось где-то у горла. Никогда еще кошмар не был таким ужасным.

«Это от духоты», – подумала она, подойдя к окну.

На улице шел дождь. Он монотонно стучал по откосам окон, и стук этот напомнил Асе стук колес электрички, куда водили ее цыганята, чтобы просила милостыню. Поначалу пассажиры подавали неплохо, привлеченные Асиной экзотической внешностью, потом стали отмахиваться, ругаясь, и толстый Лойко, что забирал у них деньги, сказал, чтобы Асю больше не приводили.

Но это было потом, года через два после их приезда в Россию. А тогда, когда Асю выписали из больницы, все изменилось к худшему – мама начала пить.

За этот месяц умерла мачеха. Но перед смертью переписала квартиру на маму, так что с пропиской теперь не возникло проблем. Мачеха хоть и болела, но голова у нее соображала, она вызвала нотариуса на дом, подписала все бумаги, живи, Мария, сказала, раз у тебя ребенок, только просила похоронить по-человечески.

Все это Ася узнала позже, из разговоров с той же соседкой. А тогда она была слабая и равнодушная после болезни, много спала, из дома не выходила.

Мама же за это время обзавелась приятелями, которых соседка называла собутыльниками. Это были молодые, как она, но расхристанные, немытые, отвратительно пахнущие мужики и такие же женщины – растрепанные, с одутловатыми лицами и заплывшими глазами. Некоторые – совсем без зубов. Оказывается, мама встретила как-то на улице своего бывшего одноклассника, который, как она говорила, очень поддержал ее в трудную минуту после смерти мачехи. Мачеху похоронили – у нее на сберкнижке были отложены деньги на похороны, а на оставшиеся устроили затянувшиеся поминки.

К тому времени как вернулась из больницы Ася, деньги кончились, и мама потихоньку продавала вещи. Вся одежда из двух чемоданов кончилась удивительно быстро, и мама носила теперь какие-то жалкие обноски. И вообще стремительно теряла былую красоту, которой и так-то оставалось немного.

Пробовала она сдать комнату – ту, в которой умерла мачеха. Но комната была такая грязная и запущенная, что соглашались там ночевать какие-то вовсе уж опустившиеся люди, с которых и денег никакими силами не получишь.

Теперь в квартире все время толкался какой-то народ – очередной мамин приятель, развеселые подружки, просто случайные приятели. Кто-то где-то иногда работал, кто-то тянул деньги с родителей-пенсионеров, кто-то сдавал жилплощадь.

Все приходили и уходили в разное время, иногда кто-то исчезал на месяц или два, говорили, что он в завязке. Потом этот человек появлялся снова, его шумно приветствовали, и по этому поводу начиналась очередная пьянка.

Ася потихоньку росла, мама по совету все той же соседки устроила ее в детский сад. Там попалась хорошая воспитательница, которая уговаривала некоторых родителей отдавать Асе вещи от своих вырастающих детей, сама подшивала ей платья и штопала колготки. Она же снарядила Асю в школу.

В школе все сразу пошло плохо. Учительница не скрывала своей неприязни к Асиному виду, дети дразнили и насмехались. Но к тому времени Ася уже закалилась и умела за себя постоять. Где им было, домашним избалованным первоклашкам, научиться вытаскивать пробки, провалившиеся в бутылки, а потом прятать эти бутылки, чтобы утром их не сдали жаждущие пива мамины гости. Асе же нужно было на что-то покупать себе еду, и пустые бутылки были ее единственным доходом.

Никто из ее одноклассников понятия не имел, что нужно делать, если мама вдруг падает на пол и лежит не двигаясь, а Ася знала, что нужно подложить под нее старое одеяло и на нем тащить в комнату. Поднять маму на кровать у Аси не хватало сил, поэтому она оборудовала в теплом углу спальное место и спокойно оставляла там маму на ночь, зная, что с ней ничего не случится.

Не они, эти мальчишки, которые пытались дергать Асю за жесткие курчавые волосы, отбивались в темном коридоре от незнакомого страшного мужика, который, напившись, вздумал схватить Асю и заставить трогать его. Ася тогда укусила мужика в живот, после чего дико орала до тех пор, пока в дверь не позвонила соседка, и заспанная мама не вышла открыть. Мужик в суматохе исчез, но больше уже к ним не совался.

И не они, эти девочки с бантиками, которые смотрели презрительно на Асину поношенную одежду, ударили как-то бутылкой маминого приятеля, когда он, с налитыми кровью глазами, приревновал ее к кому-то и начал душить. Маму-то Ася спасла, но приятель упал, весь в крови, так что пришлось вызвать «Скорую помощь». Врач сообщил в полицию, да там и так уже знали, что в их квартире самый настоящий притон, соседи не раз жаловались.

Явившийся мент с наглыми глазами оглядел квартиру и тяжело вздохнул. И пригрозил маме выселением. Мама испугалась, выгнала всех собутыльников и пила теперь одна, потихоньку. Но денег не было, пришлось снова пустить квартирантов, снова начались пьянки и жалобы соседей.

И тогда явился к ним в квартиру противный лысоватый тип маленького роста в широченных клетчатых клоунских штанах и стал уговаривать маму продать квартиру.

Дескать, тут все равно житья не дадут, а можно будет купить что-то в другом районе, да еще и деньги на жизнь останутся. При этом он стрелял по сторонам маленькими глазками и неприятно поводил носом, как будто что-то вынюхивал.

Ася в свои семь лет и то поняла, что типу доверять не стоит, уж больно противный. Мама же оживилась, начала прихорашиваться, сказала, что и правда нужно все менять. Тип не терял времени даром, оформил бумаги быстро, после чего явился с двумя подручными. Эти выглядели совершеннейшими бандитами, таковыми и являлись, как сейчас понимает Ася.

После того как отдали маме деньги, скользкий тип незаметно удалился, а эти двое споро накрыли стол и выставили на него бутылки с яркими этикетками. Выпили, причем пила одна мама, она быстро захмелела. Асю за стол не позвали, она наблюдала за ними из угла. Мама посидела немного, потом побледнела и сказала, что приляжет, что-то ее сильно разобрало.

Двое принялись шарить по квартире, собирая мамины вещи. Не нашли даже чемодана, который мама тоже спустила на толкучке за бутылку водки. Сложили их вещи в мешок для мусора, и один из бандитов потряс маму за плечо:

– Эй, вставай, идти пора! – И тут же отскочил с криком: – Да она мертвая! Дуба дала, копыта откинула, боты завернула, пока мы тут возились!

Ася окаменела в своем углу. Второй бандит выругался матом, потрогал маму за руку и стал куда-то звонить. Выслушав инструкции, он сказал, что планы меняются, теперь надо поскорее вывезти тело за город. Затем оглянулся на Асю опасливо и дальше зашептал, прикрывая трубку ладонью.

У Аси к тому времени выработалось уже чутье на опасность, так что она поняла: эти двое ее не пощадят. Либо убьют сразу, либо бросят где-нибудь в лесу умирать. Либо сдадут куда-нибудь в страшное место, откуда дети живыми не выходят. Застыв на месте, она смотрела, как эти двое пакуют маму в старенькое одеяло. Потом, когда один из бандитов ушел, чтобы подогнать машину, а второй удалился в туалет, Ася на цыпочках пробежала по коридору и выскочила в открытую дверь, чтобы больше никогда не возвращаться в эту квартиру.

Теперь ее ожидала жизнь на улице, которая была еще страшнее, чем все, что с ней случалось раньше.

На востоке Южной Африки раскинулись бескрайние саванны, в которых свободные скотоводы-нгуни пасут свои бесчисленные стада. С востока эти саванны ограничены водами Индийского океана, с запада же они простираются до самой опушки огромного и темного леса, леса Ндладле.

Никто не знает дорог и тропинок, ведущих через этот лес. Никто не знает, какие страшные и таинственные создания обитают в нем. Одно только знает любой нгуни: там, на опушке этого леса, строят свои жилища люди железа – кузнецы и плавильщики. Их все боятся, ими пугают детей: ведь каждому известно, что люди железа – колдуны и знахари, каждому известно, что при выплавке металла и изготовлении оружия они используют человеческий жир и разные части человеческого тела. Поэтому, когда пропадает одинокий охотник или маленький пастушонок не возвращается вечером в родной крааль – все понимают, что дело не обошлось без людей железа.

Людей железа боятся, но без них не могут обойтись: ведь всем нужны железные инструменты. А главное – всем нужно оружие: острые ножи и тяжелые наконечники для копий.

Самым знаменитым, самым могущественным из людей железа считался кузнец и плавильщик Нгоньяма – Лев на языке банту.

Он изготавливал самые лучшие, самые прочные и острые наконечники для копий, а это значило, что он владеет самым могущественным колдовством.

Именно к нему направился Чака, взяв небольшой отпуск в своем полку.

Тропа к хижине Нгоньямы вела через мрачный лес. Чака, бесстрашный и хладнокровный, ничего и никого не боялся на открытых просторах вельда, под его палящим солнцем. Он смело вступал в единоборство с самыми сильными воинами, в одиночку, с одной лишь палицей, убил леопарда, не дрожал при виде разъяренного носорога. Но здесь, в лесу Ндладле, он чувствовал себя неуютно.

Могучие стволы деревьев, оплетенные лианами, стояли по сторонам тропы, как безмолвные стражи, их ветви смыкались высоко над головой, почти не пропуская солнечного света, из густых зарослей доносились странные звуки и подозрительные шорохи.

Чего уж скрывать – в этом лесу пахло колдовством.

Чака невольно вспоминал рассказы, которые слышал в детстве возле пастушеского костра, об обитающих в этом лесу людоедах, о страшных людях с головами гиен и леопардов…

Однако храбрец отличается от труса не тем, что не знает страха. Он отличается тем, что умеет со своим страхом справляться.

Не оглядываясь по сторонам, Чака решительно шагал по лесной тропе, замечая приметы, указывающие на путь к хижине кузнеца и плавильщика. И вот наконец деревья расступились.

Молодой воин оказался на лесной поляне.

Посреди этой поляны стояла большая хижина, со всех сторон окруженная высокой оградой из заостренных кольев. На этих кольях тут и там красовались человеческие черепа. А среди этих черепов на одном из кольев сидела белошеяя ворона. Поглядев на Чаку круглым внимательным глазом, она прокаркала:

– Кровь! Кровь!

– Замолчи, птица! – ответил ей молодой воин. – Я пришел не к тебе, я пришел к твоему хозяину!

Ворона и правда замолчала, а ворота в изгороди словно сами собой открылись, приглашая Чаку войти.

Перед большой хижиной сидел на корточках мужчина средних лет с головным кольцом в волосах. Это кольцо и внушительный вид незнакомца говорили о его высоком положении, и Чака понял, что перед ним – знаменитый кузнец Нгоньяма.

– Сакубона, баба! – проговорил Чака, как положено при встрече со старшим. – Я вижу тебя, отец!

– Сакубона, – невозмутимо ответил ему человек железа.

– Здоров ли ты, отец? Здоровы ли твои жены и дети? Здоров ли твой скот?

– Мы все здоровы, – ответил ему Нгоньяма, – а здоров ли ты, молодой гость?

После этого традиционного обмена любезностями Чака опустился на корточки напротив хозяина и замолчал. Такое молчание никого не смутило – оно было признаком хорошего тона.

Выдержав положенную паузу, кузнец осведомился:

– Издалека ли ты пришел?

В ответ на этот вопрос Чака, как положено, рассказал о своем происхождении: к какому племени он принадлежит, какому вождю служит, в каком краале живет. После этого гость и хозяин поговорили о многих посторонних вещах: о том, что в стаде племени э-лангени родился теленок с двумя головами, о том, что молодой Дингисвайо на охоте в одиночку убил льва, о том, что за Красной рекой видели странных белых людей… только об одном они не сказали ни слова – о том, ради чего Чака пришел в лесной дом кузнеца.

Поспешность в таких вопросах считалась неприличной.

Во время этого разговора Нгоньяма успел приглядеться к своему гостю. На том не было леопардовой шкуры – непременного атрибута вождя или наследного принца. Однако величественная осанка гостя, спокойное достоинство его поведения и еще что-то неуловимое в его облике сказали человеку железа, что перед ним незаурядный человек, которого ждет великое будущее.

Наконец все приличия были соблюдены, и Чака сообщил кузнецу, для чего он пришел.

– Я хочу, чтобы ты выковал для меня наконечник копья, какого еще не было в наших краях. Этот наконечник должен быть тяжелым, широким и острым, он должен нести смерть одним ударом и не должен затупиться или сломаться в тысяче схваток!

– Если он будет таким тяжелым и широким, как ты говоришь, копье с таким наконечником не полетит далеко.

– Копье и не должно лететь. Брошенное копье делает сильнее твоего врага. Копье должно быть оружием ближнего боя, оно должно нести смерть одним ударом.

– Я слышу тебя, – проговорил кузнец с удивлением и уважением, – ты несешь в наши края новую войну. Ты несешь в наши края новое время и новые порядки.

– Я всего лишь слушаю небо и выполняю его волю.

– Ты несешь в наши края новое время. Я чувствую его запах – это запах крови. Большой крови.

– Новое время всегда несет много крови. Кровь польет бескрайний вельд – и вельд принесет обильные всходы. Кровь удобряет землю лучше любого другого удобрения. И для тебя, человек железа, будет очень много работы.

– Я слышу твои слова, – ответил Нгоньяма, – я слышу слова великого воина и великого вождя. Я сделаю такое копье, какое ты хочешь. Тяжелое, широкое и острое.

– И еще я хочу, чтобы ты вложил в него самое могущественное колдовство.

– Я сделаю это. И я возьму с тебя немного – всего одну телку. И эту телку ты отдашь мне тогда, когда сможешь. Тогда, когда у тебя будет собственное стадо.

– Это очень щедрые слова, человек железа. Ты очень добр ко мне, и я этого не забуду. Может случиться так, что эта единственная телка превратится в огромное стадо, которое не сможет вместить ни один крааль. Даже самый большой.

– Я только посылаю вперед свою кукурузу, – ответил Нгоньяма старой африканской поговоркой. Смысл ее был в том, что предусмотрительный и дальновидный человек, отправляясь в дальний путь, посылает вперед самых быстроногих слуг с припасами, чтобы было чем подкрепиться, придя на новое место.

– Чтобы сделать для тебя новое копье, мне придется сделать новую печь и новые кузнечные меха. Это потребует много времени, так что ты можешь отправляться домой. Возвращайся через семь дней, когда работа будет сделана.

– Нет, человек железа, я хочу видеть твою работу от начала до конца, я хочу принимать в ней участие! Тогда новое копье станет частью меня самого и будет верно служить мне.

– Что ж, это мудрые слова. Тогда принимаемся за работу.

Нгоньяма с подручными изготовил новые мехи из бараньих шкур, сложил новую печь. Африканские кузнецы считают, что выплавка железа сродни рождению ребенка, поэтому они делают плавильную печь по образцу женского чрева.

Когда печь и мехи были готовы, Нгоньяма начал плавку. Он заполнил печь древесным углем и кусками латерита – красноватого минерала, содержащего железную руду. Латерит похож на пчелиные соты, он легко ломается, поэтому его удобно помещать в печь. Для улучшения металла кузнец добавил порошок из измельченных раковин каури.

Подручные кузнеца без остановки нагнетали в печь воздух, качая мехи. День и ночь пылал в печи яркий огонь, и наконец Нгоньяма открыл отверстие в нижней части печи, и в глиняную форму полился расплавленный металл.

И снова подручные кузнеца принялись за работу. Они со всех сторон били заготовку каменными молотами, придавая ей нужную форму.

Потом к работе приступил сам Нгоньяма. Он ковал будущий наконечник копья железным молотом, делая его широким и плоским, с большим лезвием, как хотел того Чака.

Работа уже подходила к концу. Оставалось только завершить обработку копья и закалить его. И самое главное – вдохнуть в копье жизнь.

Нгоньяма отложил свой молот и выпрямился.

И наступила тишина. Напряженная, гнетущая.

Слышно было, как листья падают с деревьев, слышно было, как паук ткет свою паутину.

Чака вгляделся в помощников кузнеца. Они были напуганы, словно ждали чего-то страшного и неотвратимого, чего-то, чего нельзя избежать. Они сидели на корточках возле плавильной печи, вжав головы в плечи, и испуганно смотрели на лес. Только сам Нгоньяма стоял прямой и решительный как всегда. Стоял, к чему-то прислушиваясь.

И тогда Чака понял, что все ждут появления Того, У Кого Нет Имени.

Еще какое-то время ничего не происходило, а потом в густом кустарнике, неподалеку от кузницы, раздался дикий, страшный, раздирающий душу вой.

Этот звук не был похож на рев льва или леопарда, он не был похож на голос какого-то из обычных, знакомых Чаке зверей.

На некоторое время снова воцарилась тишина, и снова раздался тот же ужасный вой. На этот раз в нем звучало жуткое, мрачное торжество. А потом из кустов донеслись ужасные звуки – как будто там огромный зверь раздирал на части свою, еще живую, жертву, разрывая зубами ее плоть, разгрызая кости.

И снова наступила тишина, за которой последовал чудовищный, леденящий кровь хохот. Так, должно быть хохочут демоны в аду, наслаждаясь видом нечеловеческих страданий.

Подмастерья кузнеца натянули на головы козьи шкуры, чтобы не видеть того, что должно произойти.

Но Нгоньяма все так же смело смотрел на лес, и Чака последовал его примеру.

Кусты шевельнулись, и из них донесся хриплый голос:

– Чую чужака! Чую незнакомца, спрятавшегося среди вас! Что он здесь делает?

Нгоньяма не успел ничего ответить, потому что Чака опередил его:

– Это я, Чака из племени зулу! Я не прячусь, я готов прямо взглянуть в твое лицо!

– Зачем же ты пришел в наш лес, Чака из племени зулу?

– Я пришел, чтобы выковать для себя несущее смерть оружие!

Из кустов снова донесся ужасающий хохот, а потом кусты раздвинулись, и на поляну выскочил человек.

Да, это был не дух, не демон, не оборотень с головой леопарда, это был живой человек с накинутым на плечи плащом из шкуры антилопы, с копьем в одной руке и кожаным мешком в другой.

Это был Тот, У Кого Нет Имени – колдун, член тайного общества Безволосых. Члены этого общества совершали тайные убийства, чтобы добывать человеческий жир и внутренние органы, необходимые для создания самых сильных колдовских снадобий.

Безволосые, по поверью, только по ночам выходили из своих тайных убежищ и ездили верхом на огромных гиенах. От трения о жесткую шкуру гиен волосы у них на ногах вытирались, оттого колдуны и получили прозвание Безволосых.

Не один человек в вельде был убит только из-за того, что у него не было волос на ногах.

И вот теперь Безволосый стоял перед Чакой и пристально смотрел на него горящими как угли глазами.

Чака выдержал этот взгляд – и Безволосый, улыбнувшись, проговорил своим хриплым голосом:

– Я вижу настоящего мужчину и настоящего вождя. Нгоньяма выкует тебе необыкновенный клинок, и этот клинок проложит тебе путь к власти. А я от себя сделаю тебе подарок.

С этими словами Безволосый протянул молодому воину странный металлический предмет вроде заколки для плаща.

Этот предмет был похож на лист дерева: заостренный с одной стороны, круглый – с другой. На этом листе свернулся зверь, похожий на маленького спящего леопарда.

Предмет был сделан из странного, незнакомого металла – не из железа, не из серебра и не из золота.

– Береги этот амулет, – сурово проговорил Безволосый, – он сделает тебя непобедимым, принесет тебе славу и могущество.

– Благодарю тебя, отец! – ответил Чака, пряча подарок Безволосого в складки своего плаща.

А тот уже не смотрел на него, он сел на корточки рядом с Нгоньямой, и они заговорили о своих таинственных и страшных делах. Чака понял, что речь идет о покупке каких-то тайных снадобий, необходимых для завершения работы, но эти двое говорили на непонятном языке, так что молодой воин ничего не понял.

Наконец Безволосый передал кузнецу несколько маленьких свертков, которые достал из своего мешка, и удалился.

Едва он скрылся в кустарнике, оттуда донесся отвратительный хохот гиены.

А Чака снова достал подаренный колдуном амулет и вгляделся в него.

Затем он подошел к кузнецу и сказал тому:

– Вот каким должен быть клинок! Он должен напоминать формой древесный лист!

К утру клинок был готов.

Нгоньяма торжественно передал его Чаке.

Клинок был тяжелый, но казался легким из-за своей удивительной формы. Он был широкий и острый и как будто просил, чтобы его отпустили в полет.

Чака бережно взял его в руки и проговорил:

– Это оружие будет нести победу мне и смерть моим врагам! Я назову его ассегай! – Он снова взглянул на кузнеца: – Я благодарю тебя, человек железа, и никогда не забуду, как ты мне помог!

Сергей Константинович Павлинов вышел из дома и огляделся.

Полчаса назад он вызвал такси и только что получил на мобильный телефон сообщение, что машина подана. Но перед подъездом не было автомобиля со знакомым логотипом на борту.

Такси нужно было Сергею Константиновичу, чтобы съездить в магазин. Еще несколько месяцев назад ему не пришло бы в голову вызывать для такой прозаической цели машину – наши люди, как известно, в булочную на такси не ездят. Впрочем, Сергей Константинович собирался вовсе не в булочную. Он хотел посетить свой любимый магазин «Рай гурмана».