Текст книги "Мертвым не мстят, или Шутка"

Глава 2
Люся

1

В городе Людочка первым делом поменяла валюту на рубли. По грабительскому курсу, но это еще сущие пустяки. Просто выяснилась одна досадная деталь, пустячок, но доставляющий массу проблем: у нее не оказалось паспорта. Администраторша в гостинице долго и внимательно разглядывала просительницу, а потом решительно отказала:

– Без документов? Нет, не могу.

И наградила Людочку выразительным взглядом: хочешь номер – плати! Без паспорта только нелегально, за взятку.

Людочка хотела было дать ей денег, но потом вдруг разозлилась: подумаешь! Сидит тут, фифа! Да знала бы ты, кто стоит перед тобой! Дочь депутата Сальникова! Не очень-то и надо! Комнату в частном секторе Людочка нашла быстро и за смешные деньги. Хозяйкой оказалась приветливая старушка, которая еще и ужином ее накормила. Людочка с удовольствием поела, на этот раз еда показалась ей вкусной. Скорый на Москву уже ушел, и надо было дожидаться следующего. Самолет она с досадой отвергла: паспорта нет. Да и на железнодорожном вокзале кассирша заартачилась.

– Документы, пожалуйста.

– Я их потеряла, – заявила Людочка.

– Поищите, – пожала плечами кассирша. – Следующий!

Людочка от досады закусила губу и хотела было устроить скандал, но крутившийся возле железнодорожных касс небритый мужик с бегающими глазами шепнул ей на ушко:

– Проблемы? Отойдем.

Она уже поняла, что все и везде решают деньги. А деньги у нее были. Так и оказалось.

– Девушка, вы в Москву? Документов нет? Могу устроить.

– Каким образом?

– Я знаю проводницу. Но придется подождать сутки. Поезд проходит здесь рано утром, он не скорый, поэтому места есть всегда.

– Я согласна, – сказала она с досадой.

Но потом подумала: пусть Тимка помучается, как следует. Он этого заслужил.

До отхода поезда оставались еще целые сутки. Людочка не знала, чем заняться. Разве что осмотром местных достопримечательностей?

Город ей не нравился. Ни одного приличного ресторана! Местный музей – отстой! Люди какие-то неприветливые. Все здания обшарпанные, улицы грязные. Дыра, одним словом. Не в кино же идти? На одинокую девушку в ярком горнолыжном костюме все обращали внимание, особенно мужчины. И Людочка впервые забеспокоилась. «Надо поскорее уносить отсюда ноги», – подумала она.

Со скуки она зашла в ближайшую парикмахерскую. А почему бы и нет? Раз она понарошку умерла, то можно и поэкспериментировать с собственной внешностью. Вот будет сюрприз для Тимки! Он уже столько раз советовал ей поменять прическу. На «что-нибудь более серьезное». Сколько можно быть девочкой? «Прелестной девочкой», – поправляла Людочка. Но сейчас ей захотелось вдруг повзрослеть.

– Вас постричь? – спросила хмурая женщина с отвратительной прической. Людочка оценила цвет ее волос и засомневалась. Но потом все же решилась:

– Да. И покороче. И покрасьте, пожалуйста.

– Как красить? – безразлично спросила парикмахерша.

– В блондинку, – неожиданно для себя сказала Людочка.

Пока ей мыли голову и щелкали ножницами, она думала о том, что погорячилась. Шутка, конечно, хорошая, но столько же из-за нее неудобств! Людочка по-прежнему не могла толком поесть, потому что всерьез опасалась за свой желудок. Старушка стряпала неплохо, но кто их знает, из чего они здесь, в этой дыре, готовят еду? Из каких продуктов?

Она сидела и смотрела, как на пол сыплются каштановые кудри. На хмурое лицо парикмахерши, отражающееся в зеркале, смотреть не хотелось.

«Почему они здесь все такие мрачные? – раздумывала Людочка. – Солнышко же светит!» А потом спохватилась: «Да ведь это ужасно, жить в такой дыре! И они это понимают! Кругом нищета! Беспросветная нищета! Как хорошо, что завтра я отсюда уеду! В Москву! Скорее в Москву!»

Другая сотрудница, администраторша и по совместительству кассирша, все время вскакивала, словно подброшенная пружиной, и ходила то за чайником, то в подсобку, то к телефону, который не звонил. Девушка была одета вызывающе во что-то яркое, обтягивающее, и фигура у нее оказалась великолепная, Людочка не могла это не отметить. Просто модель! Видимо, администраторша тоже это знала, вот и ходила по салону, как по подиуму. Но кроме Людочки смотреть на нее было некому. Такое ощущение, что все в этом городе стриглись сами, дома. На вешалке в прихожей висело унылое пальто. По улицам никто не решался разгуливать в яркой одежде.

«Мне-то это зачем? – подумала Людочка. – Ее фигура?»

– Готово, – услышала она. – Сушите.

Сидеть под горячим феном было приятно. Зато, взглянув в зеркало, Людочка чуть не закричала в голос. Это была не она. Какая-то чужая, взрослая женщина, с очень короткими и жидкими волосами, к тому же явно передержанными в перекиси водорода. Здесь даже нормальной краски не оказалось!

– Да что ж это такое?! – возмутилась она.

– А вы что хотели за такие деньги?

– Какие деньги? – Людочка впервые заглянула в прейскурант. Цены действительно смешные. Но и прическа тоже.

– Черт бы побрал вашу дыру со всеми ее парикмахерскими и дрянными ресторанами! – взвизгнула она. – У вас нет никакого понятия о том, что красиво, а что нет!

– Подумаешь, – фыркнула та, что за кассой, и бережно погладила ладонями шелковые коленки. – Нормальная прическа. Но на вас не угодишь. Сразу видно: из Москвы.

– Да почему видно-то? – возмутилась Людочка.

– По лицу. Вы, москвичи, вечно всем недовольны.

– Это вы всем недовольны, – она швырнула на стол пару купюр. – Сдачи не надо.

И направилась к выходу. Ей вслед раздалось хихиканье. Да они это нарочно! Изуродовали ее всем москвичам назло!

Настроение было отвратительное. Кое-как она проскрипела до утра. А утром небритый мужик, пошептавшись с проводницей, взял у Людочки деньги и шепнул:

– Я обо всем договорился. Все будет в лучшем виде. Доедешь с комфортом.

«С комфортом» оказалось на верхней полке. И проводница тут же потребовала денег за белье и за обслуживание. Причем платить за чай в пакетиках, похожий на помои, и жидкий кофе пришлось как в дорогом московском ресторане. Людочка сразу поняла, что ее разводят на бабки.

– Но мы с вашим другом договаривались, – заикнулась было она.

– Я не знаю, о чем вы там договаривались, – отрезала проводница. – Я своей работой рискую. У нас с людьми без документов разговор короткий – милиция разбирается.

Пришлось заплатить. Людочка уже сто раз пожалела, что не вернулась в сарай к Тимке, а придумала эту шутку с мнимой смертью под лавиной.

У нее не было ни зубной щетки, ни мыла, ни какой-нибудь еды. Даже воды. За все приходилось платить, причем бешеные деньги. А поезд не ехал, он тащился, тормозя у каждого столба, иногда даже просто в степи или в лесу. Раньше Людочка не представляла, что в мире существуют плацкартные вагоны, что еда и напитки в стоимость билета не входят и что до Москвы можно ехать больше двух суток, терпя при этом массу неудобств. Даже из другого полушария Людочка добиралась до родного города быстрее, причем с комфортом и без всяких проблем.

«Ну, Тимка, я тебе все припомню!» – думала она, в очередной раз забираясь на свою верхнюю полку. После посещение туалета у нее были рвотные позывы. Внизу расположилось говорливое семейство, завалив весь столик свертками с едой. Пахло так, что у нее в животе то и дело раздавалось голодное урчание. Она изо всех сил прижимала к животу подушку, но эти звуки невозможно было заглушить.

Наконец толстый вальяжный мужик, переодевшийся в грязном туалете в тренировочные штаны с растянутыми коленками, деликатно постучал в верхнюю полку:

– Эй, попутчица! Закусить не откажешься?

– Спасибо, я не хочу есть.

– Чего ломаешься-то? Странная ты деваха: без вещей, без кавалера. Студентка, что ли? Слезай, накормим.

– А вагон-ресторан здесь есть? – свесилась со своей полки Людочка.

– Тю! Денег, что ли, куры не клюют?

– Не-а. В туалет охота всю дорогу бегать, – подмигнула мужику такая же рыхлая вальяжная жена. Мужик называл ее Анькой.

И Людочка нехотя слезла.

– Как звать? – спросил мужик, отрезая огромный ломоть хлеба и отламывая с хрустом куриную ногу.

– Люд… мила, – она попыталась сохранить дистанцию.

– Люся, значит? Ну, давай, Люся, рубай.

Она невольно себя застеснялась: есть так жадно, да еще руками! Но голод не тетка. А она больше не Людочка. Она Люся. А Люсе можно. Немытая, нечесаная, с прической точь-в-точь как у приходящей по утрам убирать ее офис уборщицы, кто же она, как не Люся? Хорошо, не Люська. И она ела торопливо, облизывая жирные пальцы. Супруги смотрели с одобрением. Накормить голодную студентку – это святое.

– Я вас тоже чем-нибудь угощу, – пообещала она с набитым ртом.

– Угостишь. Вот пиво понесут, и угостишь, – осклабился мужик.

Пива Людочка никогда раньше не пила. Разве что в Праге или в Таллине, где культ пива. Но в бутылках или в банках? Пастеризованное? Она не понимала эту едкую горечь, этот вкус. Отрава же! Но когда мужик достал огромную воблу и стал чистить ее на газете, у Людочки слюнки потекли. И она купила у проходившего по вагону официанта четыре бутылки пива. А потом вдруг неожиданно опьянела и до самой ночи изливала душу попутчикам. О том, как любит своего замечательного мужа Тимку, как мудро и правильно руководит туристической фирмой и как хорошо жить на этом свете. Попутчица только головой качала:

– Во заливает! Прямо писательница. Фирма, вишь, у нее! Оно и видать. Хоть бы чемоданчик какой для приличия с собой прихватила. Бизнесменша!

– Давай, Люся, еще по пивку! – подмигивал ее муж.

– Так кончилось же!

– А я сгоняю. Одна нога здесь, другая тоже здесь, ха-ха! Эх, жизня! – И не к месту: – До чего народ довели!

Лежа потом на своей верхней полке, трезвеющая Люся услышала все, до чего конкретно довели народ. Она даже представить себе не могла, что можно жить ТАК! У нее в голове не укладывалось! Можно, оказывается, отдыхать на НАШЕМ юге! И не в Сочи, Сочи это, оказывается, роскошь, а ДИКАРЯМИ. И грезить об этом всю долгую зиму, мечтать, ждать. Ее попутчики с восторгом говорили о курице в лаваше и коньяке, который канистрами покупали на рынке у какой-то Марии. О том, что во дворе дома, где они снимали комнату, есть душ.

– Только туда, и никуда больше! – горячась, говорила Анька. – Только с душем!

В другом купе обсуждали прошедшие выборы, Люся даже услышала фамилию отца с весьма нелицеприятным эпитетом.

– Да он просто м…к!

Она покраснела и зарылась лицом в подушку. Хотелось заткнуть уши.

Это был огромный материк, которого она не знала, ее страна. Оказывается, до сих пор Людочка Сальникова жила на острове. На сказочном острове счастья. Ей и в голову не приходило, что там живут только избранные, а все остальные живут по-другому. И теперь она слушала, как это бывает по-другому. В разных концах вагона (а слышимость в плацкарте была великолепная, и люди не сдерживались, к тому же многие приняли на грудь) говорили теперь об одном и том же: как тяжело живется и что надо сделать, чтобы не стало еще хуже. Этого хуже все отчаянно боялись, хотя, казалось бывшей Людочке, куда уж хуже?

Все эти люди жили в аду и изо всех сил цеплялись за этот ад, лишь бы только жить.

Какой-то дед, грозно стуча клюкой по полу и упорно называя олигархов аллигаторами, жаловался соседу по купе:

– Энти аллигаторы весь колхоз у нас развалили… Так их, мать твою…

– Во-во, – поддакивал сосед. – Их бы всех посадить на нашу зарплату.

– Я хари-то ихние все наперечет знаю. Как морда во весь экран – знамо: аллигатор. Отъелися на наши народные деньги.

– Правильно, папаша, говоришь. На консервы бы пустить все это крокодилье племя.

– Собаки сдохнут с этих консервов, – оглушительно сморкался дед в огромный клетчатый платок. – Всех их надо расстрелять.

– Во-во! Как в Китае, проворовался – к стенке!

«Папу бы сюда, – усмехалась Люся. – Вот где ему надо общаться со своими избирателями. Одна ночь в плацкартном вагоне – и можно посыпать голову пеплом. От стыда. Хотя нет. Все он прекрасно знает. Потому и летает в частном самолете, в крайнем случае, бизнес-классом. Иначе порвут на части. На мелкие клочки».

Мужик на нижней полке прямо под ней вслух читал журнал с красивыми картинками. Люся сквозь дрему слышала, как он комментирует прочитанное:

– Вот, Анька, слышь? На даче у известного певца собака съела птенца павлина. А? Называется «Происшествие на даче». Помнишь, прошлый год наш Тарзан соседского петуха придушил? Тоже было: происшествие! На всю улицу ор! Так оно понятно: без петуха куры нестись не будут. А без павлина что? Они будто бы и петь не могут.

– И нехай, – отмахнулась Анька. – Пущай развлекаются! Тебе жалко, что ли?

– Нет, за каким хреном им павлин?

– А за каким хреном тебе водка?

– Ну, ты сказала! От водки я, может, человеком себя чувствую!

– А они, може, ее только с павлином хлещут.

– Как это с павлином?

– Посмотрят, как он перед окошком разгуливает, хвост распушив – и хлоп стакан. Може, два.

– А без павлина?

– Без павлина, може, не лезет.

– Дура, – хрюкнул мужик.

– Алкаш, – беззлобно ответила Анька.

И ее муж в который уж раз стучал костяшкой указательного пальца в верхнюю полку:

– Соседка! Эй, соседка, водки хочешь?

– Нет, – отмахнулась Люся.

– Что, студенты нынче водку не пьют? Эх-ма, вырождается народ! Что с державой-то будет? Бери нас теперь голыми руками.

– Ты, Люся, не слушай его, – щелкала мужа в лоб вальяжная толстая Анька: – И-и-и, алкаш! Развезло тебя, дурачина! А нам бы с тобой, Люська, чайку.

Но она уже дремала, сытая, с разливающимся из желудка по всему телу теплом, и все мысли вертелись вокруг проклятого павлина. Ты подумай, засело в мозгу! В самом деле, что за беда: у кого-то на даче павлина съели?..

2

Из поезда Люся вышла, похожая на зачуханную провинциалку. Весь московский лоск с нее сошел, настроение было соответствующее. Она сама себя не узнавала. К ней тут же кинулся носильщик, но, увидев, что она без вещей, отстал. Грязная, уставшая, одуревшая от дороги, которой, казалось, не будет конца, Люся брела по перрону, думая лишь об одном: поскорей бы до дома добраться. До горячей ванны с ароматной пеной.

«Я так жить не хочу, – думала она, взяв первое попавшееся такси на вокзале. – Я не могу так. Не выдержу. Это не для меня. Все эти люди из моего вагона – инопланетяне! Или это я – инопланетянка? Поскорее домой и забыть обо всем!»

Про свою глупую шутку со смертью, про парикмахерскую, про поезд. Забыть и оказаться наконец в Тимкиных объятьях! Покаяться и вымолить прощение. И вернуться к своей обычной жизни. Только теперь она поняла, как прекрасна ее жизнь! Как замечательна!

Соседка, повстречавшаяся возле подъезда, оглядела ее подозрительно. Пробурчала что-то под нос, мол, ходят тут всякие бомжи, и брезгливо посторонилась. Люся чуть не рассмеялась: ее не узнали! Бывает же такое! Потом она увидела себя со стороны глазами соседки, одетой в шикарный полушубок из вязаной норки, и горько усмехнулась: да, дочь депутата Сальникова в таком виде признать трудно. Яркое мартовское солнце слепит глаза, пришлось надеть темные очки, дешевые, купленные в киоске на железнодорожном вокзале, потому что горнолыжные она потеряла, пока бежала от лавины. Прическа, как у уборщицы, под ногтями грязь, шея немытая. Какая она теперь Людочка Сальникова, по мужу Муратова? Неужели и Тимка ее не узнает?

Она долго давила на кнопку электрического звонка, пока не поняла, что муж еще не вернулся. Может, уже бросился вниз с десятого этажа? Или решил остаться в горах и оплакивать ее вечно? Сердце сжалось от тоски в крошечный комочек. Но сильнее всего оказалась все-таки усталость. Она даже ванну не в состоянии была набрать. Открыла дверь и, проковыляв по длинному коридору вместе с сумкой, прямо в ботинках, ввалилась в спальню.

«Полежу полчасика, приду в себя, приму ванну, и начну искать Тимку», – решила Люся, упав прямо в верхней одежде на чистое покрывало. И уже лежа, начала стаскивать с себя куртку. От переживаний ее трясло. Надо успокоиться.

«Полчаса, всего полчаса», – подумала она, засыпая…

Проснулась она, скорее почувствовав, чем услышав, как повернулся ключ в замочной скважине. Любимый муж вернулся! Единственный! Обожаемый! Неповторимый! Вернулся ее Бог, который и ей поможет вновь стать Богиней! Она замерла на мгновение, предвкушая страстные объятия, слезы, торопливые поцелуи… Какая глупая получилась шутка! Так захотелось заплакать и броситься ему шею! Слава богу, что он жив, ее Тимка!

– Заходи, – услышала вдруг она.

Ноги в момент одеревенели. Она уже вставала, но, услышав этот голос, замерла:

– Ой, темно!

– Не надо, не зажигай свет!

– Но почему?

– Тише. Потом.

И звуки, которые ни с чем нельзя спутать, торопливых страстных поцелуев. Она никак не могла понять: голос его, любимого мужа, но почему ее Тимка целует другую женщину?! А та еще смеет говорить:

– Наконец-то! Как я соскучилась! Я тебя так ждала!

– Я тоже скучал. Сильно, малыш. Безумно…

– Тогда идем в спальню?

Она сжалась в комок. Что сейчас будет! Надо устроить скандал, порвать их на клочки! Людочка так бы и поступила. Но Люся… С ней что-то случилось, она потеряла уверенность в себе. Предстать перед ними в таком виде, да еще устроить скандал? Немыслимо! Сначала в ванную, в пену…

Слава богу, помог Тимка:

– Нет, не здесь. Я не могу здесь, понимаешь?

– Понимаю.

– Тут везде ОНА. Ты получила мою телеграмму?

– Конечно. Господи, почему же так долго? Я думала, ты вернешься гораздо раньше.

– Марина, тело так и не нашли…

Конечно, Марина, кто же еще? У Людочки словно глаза открылись! Она вспомнила, как Тимка выхватил из рук у новенькой тяжелый поднос с фруктами. Это была отнюдь не доброта. Другое чувство. Так заботятся о любимой женщине. Когда же они успели? Пока жена лежала дома с простудой? Нет, раньше. Похоже, все началось с самого первого дня, с тех пор, как Тимка починил ее «мышь». Взаимная симпатия, которая переросла в настоящее чувство, в любовь.

– Ну и что, что ее не нашли?

– Мне надо было изображать убитого горем мужа. Я же не мог тебе в телеграмме написать, что убил ее.

– Убил?! Как так: убил?!

– Ты поймешь, я знаю. У меня не было выхода. Я мечтал об этом давно, с тех пор, как понял, что такое моя жена. Самовлюбленная эгоистка. Теперь ее больше нет, и я сам это устроил. Хочешь, расскажу о том, как я притворился, что подвернул ногу и специально послал ее одну к лавине? Повезло мне.

– Почему повезло?

– Я там вырос. Все лавины знаю наперечет. А тут самая лавиноопасная погода: накануне буран, потом солнце. Снег тяжелый, влажный. Когда я был маленьким, в этом месте погиб мой лучший друг. Самый коварный склон. Я его ненавижу, но на этот раз он мне помог.

– А если бы не получилось? Что бы ты делал?

– Не знаю. Я повез ее туда, чтобы убить. Обратно она бы все равно не вернулась. Я с ней больше не мог жить. Чудовище просто! Измучила меня своей любовью! Я ее ненавидел! Я пытался накануне с ней поговорить, понять, увидеть в ней человека, но… Не смог. А я был готов оставить ей все, хотя вложил в фирму душу. Меня бы устроил просто развод, я знал, что Сальников меня в порошок сотрет и при разводе я ничего не получу. Я был готов пожертвовать карьерой, всем, лишь бы быть с тобой. Но потом подумал: почему бы нет? Она это заслужила. Ее все ненавидели.

– Тимур!

– Ты добрая, я знаю. Не надо на меня так смотреть. Ведь она сама туда поехала. Сама, понимаешь? Слава богу, нам с тобой повезло. Мне не пришлось сбрасывать ее в пропасть или душить. Она, как-никак, женщина. Хоть и тварь. А тут… Несчастный случай. И все. Мне очень хотелось поскорее сесть в самолет! Но надо было держать марку. По легенде, я ее безумно любил.

– Пойдем в спальню, Тимочка. Ты устал. Тебе прилечь надо.

Она опять сжалась в комок. Господи, на ее маленьком острове счастья и так почти не осталось кислорода! Дышать нечем. Зачем они здесь? Неужели же сейчас придут сюда?!

– Только не туда. Марина, не надо. Ты что, не понимаешь?!

– Чего я не понимаю?

– Тут все ее. Ради этого я столько мучился! Ради ее квартиры, денег, фирмы, но теперь я все это ненавижу. Не стоило оно того. Я альфонс. А теперь еще и убийца. Я и себя ненавижу. Мне надо как-то пережить этот день. И… не здесь. Поедем куда-нибудь. Хотя бы в гостиницу. А лучше к тебе. Мне надо прийти в себя.

– Мои родители уехали. К родственникам в гости.

– Здорово! Когда вернутся?

– Завтра.

– Опять повезло. Одного дня мне хватит. Я соберусь с силами, и… В общем, поехали!

Люся услышала, как повернулся ключ в замочной скважине, и наконец наступила тишина. Поздно: от маленького острова счастья не осталось и следа. Его затопило, он исчез с карты Земли. Что теперь делать? Надо выбрасываться на материк, благо, что он уже открыт. Туда, где живут все остальные люди.

Какое-то время она сидела неподвижно, без света и, казалось, без воздуха, оглушенная и почти слепая, и постепенно начинала прозревать. Слова мужа ее оглушили, но теперь все выстроилось в стройную картину, сознание прояснилось. Тимка хотел ее убить! И он бы это обязательно сделал! Если бы она в тот день, когда сошла лавина, к нему вернулась, муж стал бы ее душить, сталкивать в пропасть, топить. Он ясно выразился: я повез жену в горы, чтобы убить. Но почему? Что она Тимке сделала?!

«Прелестная девочка!» – проскрипела огромная кровать, когда Люся встала с нее и сделала первый шаг к двери.

– Вы врете! – крикнула она. – Вы все постоянно врете!!!

Муж выразился вполне конкретно: эта тварь. Она, Люся – тварь. Ненавистная жена.

Неужели все ее ненавидят? Абсолютно все? С Мариной понятно, она любовница мужа. Но остальные?

Она решила проверить, насколько прав Тимур. Выяснить наконец всю правду. Всех своих врагов. Чтобы знать потом, кому мстить. Поэтому она поправила покрывало на кровати, вытерла тряпкой грязные следы на полу, саму тряпку аккуратно положила на прежнее место, к входной двери. Она помнила, что где-то в спальне есть заначка, маленький тайничок от мужа. Деньги, спрятанные ему же на подарок ко дню рождения. Подальше, чтобы случайно не потратить. Она ведь транжира. Была. Денег немного, но на первое время хватит. Тимка же так хотел, чтобы она умерла! Вот пусть и думает, что это случилось. Людочки Сальниковой больше нет.

Мертвым мстить обидчикам проще, их ведь никто не берет в расчет. Она решила, что выгоднее пока оставаться мертвой.

Из вещей она ничего не взяла. Надела куртку, в которой приехала, те же ботинки и взяла лишь деньги, о которых Тимур не знал. Да еще ключи от квартиры бывшей сокурсницы, своей подружки, той самой, что назвала ее мужа плебеем (о, как она была права!). Подружка недавно уехала в длительную командировку за границу и просила присматривать за квартирой, это сейчас оказалось как нельзя кстати. Есть время, чтобы как следует подумать обо всем. К объяснению с любимым мужем Люся сейчас не готова. План мести еще не созрел.

…Несколько дней она находилась в состоянии глубокого стресса, сначала плакала, потом просто лежала с сухими глазами, ничего не ела и не выходила из квартиры. Она чувствовала, как стремительно худеет, а заодно и стареет. На гладком прежде личике появились морщинки, но ее это мало волновало. Она и в самом деле любила Тимура. И была уверена, что эта любовь взаимная. А он сказал: тварь. И еще: ее ненавидели все. Ее, это Людочку Сальникову, прелестную девочку.

Наконец она не выдержала и позвонила домой. Нет, не любимому мужу, а папе Сальникову. Трубку взяла синеглазая акула.

«Меня же нет», – вспомнила Люся и вдруг спросила:

– А Людочку можно позвать к телефону?

Она очень надеялась, что голос узнают и начнутся ахи и вздохи. «Какая радость, моя дорогая, что ты жива!»

– Милая, вы куда звоните? – холодно спросила мачеха.

– Ей домой, – растерялась она.

– Это мой дом, – подчеркнула синеглазая акула. – Вы, должно быть, не в курсе. Институтская подруга, да?

– Что-то вроде того.

– Тогда можете завтра прийти на похороны.

– Как на похороны? – растерялась Люся.

– Мы решили предать земле символический прах моей падчерицы. Тело еще не нашли, а моему супругу нужна показательная пиар-акция. Его рейтинг падает, а народ наш, как известно, жалостливый. Мы решили обнародовать факт трагической гибели его дочери именно сейчас.

– Какая еще акция? Какой пиар? – она совсем растерялась.

– Ваша подруга каталась на горных лыжах и попала в лавину. Несчастный случай. Ее тело, должно быть, вмерзло в ледник. Или лежит где-нибудь на дне глубокой пропасти. Спасатели решили поиски больше не продолжать. Дорого. А мы люди небогатые. Ха-ха! Решили экономить народные деньги. Так что завтра милости прошу. На похороны. В час дня.

– А где…

– Рядом с ее матерью. На…

Она так испугалась, что, не дослушав, бросила трубку. Какие еще похороны?! Понятно, что акуле не терпится от нее избавиться, но папа! Неужели он так легко сдался?! Почему?!!

…Следующий день оказался для нее настоящим кошмаром. Задумано было следующее: дождаться на кладбище, когда урну якобы с ее прахом будут опускать в могилу, выйти вперед и громко сказать:

– Вот она я.

И конец шутке. Папа Сальников счастлив, подчиненные тоже, Тимка… Этот пусть убирается обратно в грязную лужу, из которой его вытащили. С любовью можно справиться на берегу ласкового моря, в шикарном отеле, где загорелый мачо приносит к белоснежному шезлонгу обжигающие коктейли. В таком случае все очень быстро проходит. Тимур Муратов не единственный красивый мужчина на белом свете. Можно обойтись вообще без мужа, если жить в свое удовольствие, не думать о деньгах и до старости оставаться прелестной девочкой. Она согласна на все, лишь бы вернуться в прежнюю жизнь, на свой остров счастья. Для избранных. Довольно бедности. Эта прическа, так же, как и эта жизнь, никуда не годятся.

Но случилось ужасное. Измученное существо, притащившееся на кладбище, изможденное, изуродованное крайне неудачной стрижкой, уже не было Людочкой Муратовой. К тому же солнце светило слишком ярко, а глаза так сильно болели, что снова пришлось надеть дешевые солнцезащитные очки. И никто ее не узнал, хотя Люся и не пыталась спрятаться. Она стояла и ждала: вот сейчас кошмар закончится. Папа узнает ее, закричит от радости и кинется обнимать.

Синеглазая акула все обставила должным образом. Скорбящий отец – это же так человечно! Так трогательно! На кладбище было полно журналистов. Люди должны почувствовать, что он свой, родной, такой же, как и все они, уязвимый. Человек, стоящий возле свежей могилы единственной дочери, не способен думать о том, как набить за счет государственной казны свои собственные карманы. Он страдает, он плачет. И его молодая жена тоже в черном, держит кружевной платочек у скорбных синих глаз. Она страдает. Любимому мужу плохо. В семье Сальниковых глубокий траур. Саму героиню никто не замечал. Все смотрели на свежую могилу.

По лицу мачехи Люся читала: как удачно все получилось! Назревает громкий коррупционный скандал, но кто теперь посмеет бросить камень в скорбящего отца? Люся стояла так близко, что услышала, что именно сказала мачеха отцу в тот момент, как оркестр заиграл траурный марш:

– Ну, слава тебе, избавились!

Она замерла, ожидая, что ответит папа. От его слов зависело все. Но он молчал. А синеглазая акула не унималась:

– Она бы так и тянула из тебя деньги. На фирму, работу которой сама же и разваливала, на дорогие тряпки, на побрякушки. Или выкинула бы такое, что ославила бы нас на всю страну. Взбалмошная, глупая, никчемная девчонка!

И тут он наконец сказал свое слово:

– Потише, Варя. Как-никак, кладбище. А в целом ты права.

Люся все поняла. Жена молода, ей еще рожать и рожать. Есть уже долгожданный сын, возможно, скоро появится на свет и другой. А там и дочка. У депутата Сальникова будет большая счастливая семья. А первая дочка и впрямь получилась неудачная. Балованная. Эгоистка.

– Эгоистка, – услышала она уже с другой стороны.

Бывшие подчиненные обступили Тимура. Сотрудники туристической фирмы старались держаться вместе. Ближе всех к нему стояла, разумеется, Марина. Она, кстати, была единственной, кто плакал. Но как же Люся ее ненавидела! Она еще смеет оплакивать Людочку Муратову! Тварь! Воровка! Украла мужа! И ревет она от страха: а вдруг выяснится, что он убийца? И правильно, что ревет! Пусть боятся! Она их всех разоблачит!

Остальные же просто отрабатывали номер. Аттракцион «похороны начальницы». Люся видела, как потом за воротами кладбища они откровенно радовались. Она шла следом, не чувствуя, что ноги промокают, а кто-то из сотрудников ее фирмы, не стесняясь, говорил:

– Теперь и работать нормально можно.

– Тише ты! – пытались его одернуть другие. – Помолчи!

– Дома отпразднуем. То есть в офисе.

– Мужики, это лучшие поминки в моей жизни! Давно так не радовался!

– Т-с-с! Тише!

– А что? Если откровенно, то ее шуточки давно меня достали.

И вдруг та, которая не раз умильно, виляя хвостиком, говорила, что без начальницы все они погибнут, высказалась еще откровеннее:

– Как здорово все-таки, что она умерла! Просто класс! Вот повезло, так повезло!

– А чего стесняться? – поддержали ее остальные. – Ей ведь все покупал папаша. Сама-то она ничего не умела. Только орать и ногами топать. Одно слово: Сальникова!

– Да чтоб они все сдохли, эти Сальниковы!

…Она так и осталась стоять на автобусной остановке. Все разъехались на машинах, а ее никто не позвал. Подумали, что пришла институтская подруга покойной, сама как-нибудь доберется, нечего ей слушать, как народ радуется.

Важно уселся в свой лимузин отец, рядом с ним счастливая Варька. Поняв, что ничего интересного больше не будет, повалили с кладбища журналисты. Люся опомнилась и хотела было бежать к ним с криком:

– Э-э-э! Постойте! Это я! Я здесь!

Но ноги словно примерзли к земле. Это был шок. Не нашлось ни одного человека, который почувствовал, что со смертью Людочки Сальниковой из его жизни что-то ушло. Что ее смерть – это потеря. Напротив, все сказали: как классно, что ее больше нет! Вот счастье-то привалило! Она им всем, оказывается, только мешала. Ее никто не любил. Даже папа. Вот тебе и узнала правду!

«А у кого-то на даче павлина съели», – горько подумала она, залезая вслед за старушкой в черном платке в грязный рейсовый автобус.

Впервые пришлось задуматься о том, что такси – это безумно дорого, и придется все-таки потихоньку обживать неизвестный материк, открытый в поезде дальнего следования бывшей Людочкой Сальниковой. Материк под названием Россия, а в ее конкретном случае, Москва. Враждебный город, который не верит ни слезам, ни даже, как выяснилось, пролитой крови. И который придется завоевывать заново. Потому что от маленького острова счастья, на котором раньше жила Людочка Сальникова, совсем ничего не осталось. И воздух там вдруг разом взял да и закончился.