Текст книги "Индийский принц, или Любовь по заказу. Исповедь функции"

Я весело усмехнулась: я вроде не за Салмана замуж собиралась. А уж если сравнивать их с Пунитом, то еще спорный вопрос, кто хуже.

Паяль еще немного послушала новости и переключила на сериал. Там разгарались со скоростью черепашьего бега страсти между мужем и женой. Потом оказалось, что это не его жена, а сестра—близнец его жены, которую он убил. Теперь эта сестра изображает его жену – он сам удивлен, что она выжила, ведь скинули ее в пропасть, – чтобы вывести его на чистую воду и запугать. Немного остросюжетности, что сказывается больше в фоновой зловещей музыке, чем на экране. Немного мистики: по комнате летают тени. Их никто не видит, но скорее всего, это дух убиенной. И все тянется как сопля. Каждый кадр повторяется с целью акцентировать психологический накал, заострить внимание зрителя. Но на мне заостряется лишь зевота и дремота. Я закрываю глаза и мирно погружаюсь куда-то в пустоту.

Когда проснулась, увидела рядом распростертое тело Паяль. Нет, она не лежала как в жутком триллере с перерезанным горлом, не подумайте. Она от остроты сюжета тоже впала в глубокий дневной сон. Панкха не крутилась и на лицах у нас выступил пот.

Я решила полежать так глядя в потолок и размышляя о жизни. Как теперь быть, что решить. Очень хотелось вернуться домой или хотя бы посоветоваться с братом. Мы с ним друзья, которые доверяют друг другу секреты и помогают разрешить проблемы. А у меня сейчас была большая проблема под названием «авиабилет». Даже Пунит с его нелюбовью отходил на второй план.

За прикрытой дверью послышались уверенные шаги и знакомый голос. Еще секунда и появился Амит.

– О! Привет! – засмеялся он. – Спите?

Паяль проснулась и потянулась, все еще не узнавая вошедшего. А может и вообще его не знала. С кухни крикнула Шанта узнать, не хочет ли кто поесть или чаю. Сошлись на чае. Но Паяль и мне, как будто и я в положении, достались бутерброды с джемом.

– Я не ем сладкое, – вернула я обратно, оставив себе только чай. Амит с удовольствием безо всякой щепетильности согласился съесть мои бутерброды.

– Ты говорила, что учишься на психолога, – решилась завести разговор Паяль. – Ты можешь что-нибудь сказать обо мне?

Я призадумалась. Сказать-то можно, но вот на каком языке.

– Это трудно, я столько слов не знаю.

Амит вскочил и принес из комнаты словари, английский и хинди.

– Вот, – протянул мне. – Я о себе тоже хочу знать, какой я.

Я усмехнулась. Ладно. Чего-нибудь напридумываем. По Паяль видно, что она спокойная, любит мужа, хорошая хозяйка. Будет доброй воспитательницей своему ребенку. Ни с кем не ссорится и никому козу не подстроит.

Открыла словарь и первым словом в ее характеристике было «честная». Рассказав по порядку несложный обзор первого и второго впечатления о ней, я с опаской посмотрела на девушку: ну что? Та озадаченно посидела в позе лотоса и всплеснула руками.

– Откуда ты все знаешь? Я правда похожа, как ты назвала. Я и не думала, что так можно хорошо узнать человека. Наверно ты и Пунита так же быстро узнала?

Я подавила в себе чувство неприязни и стыда за свою непроницательность. С ним было по-другому. Его я не увидела и не поняла. На него смотрела вобще глазами безумца, заколдованного мистическим храмом. На свете еще несколько таких знаменитых мест, как этот, где люди приезжают просить о любви. Я узнала это из журнала, сейчас не могу вспомнить точно, из какого. То ли «Отдохни», то ли «Лиза». Но прочла статью для туристов уже в мае. Очень удивилась, что попросила о том же в Лакшми нараяна, не зная, что этот знаменитый храм обладает всем известным магическим свойством. Еще есть в Греции храм Афродиты, побережье в Турции, замок или кафедральный собор в Чехии. Мест на земле не много, но неужели они все дают муки, достойные великого пера писателя? Можно подумать, что я влюбилась только ради еще одной известной на весь мир истории любви. Как в романе. Или в кино. Но это шутка высших сил, несомненно.

Я постаралась уклончиво ответить Паяль и хотела уже перейти к анализу характера Амита, как Паяль попросила меня все записать ей на листочке. На память. Амит тоже засуетился. И ему тоже под запись. Как и в первый раз за словарем, он отправился на разведку за ручкой и бумагой. Принес быстро. Подал мне и в любопытствующем напряжении плюхнулся в диван. Я быстро переписала Паяль список слов из словаря. И протянула. Она пробежала глазами и опять восторженно прокурлыкала томным тихим голоском:

– Не может быть! Так похоже!

Я незаметно усмехнулась: обычный маневр всех приставучих цыганок-гадалок: счастье ожидает, из-за денег проблемы (кто же не хочет счастье и кому хватает денег?), но есть коварный враг, который тебе как друг. Будь осторожен. И человек начинает в уме перебирать всех друзей, родных и знакомых, вспоминая, кто что ему в долг не дал или отказался на пикник вместе поехать. Ну вот и предательство, далеко ходить не надо. Получается, что цыганки всю правду увидели. А те уже за реакцией наблюдают и быстро в тиски схватывают жертву: «теперь касатик, если молитовку определенную над тобой не почитать, кровью ссать будешь, враг твой лютует и погибели твоей желает». После чего выдираются с корнем волосы из головы, хватаются руки, общупываются карманы. И «касатик» выкладывает все что есть наличностей, лишь бы спастись.

Так и я походила сейчас на тех чревовещательниц. Общие формулировки, поверхностные характеристики и эти двое уже твои поклонники. Ах, быть бы пророчицей, нагадала бы себе виллу на лазурном побережье, пентхаус с холлом и горничной, машину… феррари, что ли. Да еще чтоб сами короли и президенты со мной за ручку здоровались. Хи-хи.

– Ты хороший друг, – кидала я Амиту в широко раскрытый рот слова истины, – всегда помогаешь по первой просьбе (и как иначе, если приезжает по первому зову Ароров). Не любишь ругаться. Можешь и в морду ударить, но крайне редко, в особых случаях.

При этом Амит призадумался и мужественно расправил плечи, вытянул шею. Если никогда и не дрался, то мои слова облили его медом надежды, что он герой.

– Можешь постоять за себя и друзей, родных.

По его контуру лица определила волевой характер, целеустремленность, усердность и терпеливость в делах. И по его глазам поняла, что он просто влюбился в меня за такое его описание.

– Ну ты даешь! – выдохнул он, записав по быстрому все сказанное. – Так меня определила быстро и точно! Поверить не могу. Если б сам сейчас не слышал?! А скажи, я любить умею?

– Умеешь, – мотнула уверенно и он совсем расцвел. Видать его кто-то ввел в сомнение по этому поводу. И я это сомнение рассеяла. Кто ж специалисту не поверит?

Сразу через минуту появилась Ручи. Опять отпросилась с работы. Амит кинулся расказывать, захлебываясь эмоциями, кто сидит тут перед ними. Настрадамус, Матахари, Леонардо да Винчи собственной персоной, Лучано Поваротти с Пенелопой Круз в придачу или даже воскресшая Мать Тереза. И из рук моих сыпятся чудеса. Ручи с удивлением пялилась на меня и не верила.

– Наташа, ты правда можешь рассказать о другом человеке?

– Могу.

– Даже если его не знаешь?

– Но мне его хотя бы увидеть надо, а лучше посмотреть немного за ним, услышать его. Тогда точнее.

Они еще поудивлялись. И Ручи протянула мне телефон.

– У нас есть одна подруга. Мы с ней вместе работаем в банке. Амит ее тоже знает. Она не верит, что ты к нам приехала и живешь у нас. Поговоришь с ней?

– А о чем? – говорить и особенно понимать по телефону чужой язык еще страшнее и сложнее, чем вживую.

– Ну просто скажешь ей привет и как дела, – пошутил Амит.

Я согласилась. В трубке послышалось суматошное ойканье.

– Алле, – осторожно бросила в ответ я. На что мне затрещали неугомонно. Я успела лишь разобрать «апка нам кья?» и «аап рили Рус се?». – Да, я русская и меня зовут Наташа.

Я вернула мобильный Ручи и пока та не поднесла его к уху все слышала ор в трубке в духе «ни фига себе?!».

– Да. А ты не верила! – гордо заявила Ручи и покрутила у виска, мол, ну и дура ее подруга, что не верила.

Паяль поднялась и, обуваясь, намекнула, что ей пора возвращаться.

– Жаль, что пока времени не было купить тебе чурия, – обратилась ко мне, – а дома я смотрела, все маленькие.

– Ничего, – добродушно махнула ей.

– Нет, когда приедешь ко мне в гости, я обязательно тебе подарю.

Крикнули Шанте, что гостья уезжает. Ручи подсела ко мне:

– Ну что ты сегодня делала?

– Телевизор смотрели, спали. Пришел Амит, и потом ты.

– А почему ты мне никогда не говорила, какая я? – в голосе прозвучала ревность.

– Ну ты не просила.

– Тогда сегодня вечером. Расскажешь как им?

Я кивнула. Не жалко. В некотором роде и хинди практикую и свои практические знания по психологии. Быть проницательным всегда удобно и приятно.

– Тогда собирайся, поедем гулять, – вскочила Ручи и потянула меня.

– Гулять? Одни?

– Да. С нами Амит. Мы проводим Паяль. Отвезем ее домой.

Мы вышли втроем из дому и сели в машину. Ручи впереди, мы с Паяль взади.

Я с трепетом взирала на узкие улицы, на тесные азиатские дома, характерные для Индии дуканчики-палатки, или даже сараюшки с подмостками, на которых восседали по-хански торговцы. Насыпи из земли и хлама в качестве перегородки между встречными полосами. Зажатое волами с телегой движение. Оборванные грязные нищие с ведерками для подаяний. Вымазанные зеленкой облезлые шкуры поджарых собак. И вдруг, среди этого хаоса я увидела красивое лицо. Настоящая сказочная принцесса из знаменитых «Тысячи и одной ночи». Вместе с матерью или теткой, укутанной в черную паранжу, ехала она на рикше. Скромный шальвар-камиз. Гордая, но скорбная осанка великой мученицы. Большие широкие глаза, полные судьбоносной печали и мужественности. Красивый цвет лица, миндальный. И я невольно вспомнила брата. Он гулял в это время с невзрачной девушкой, с которой вместе занимались в группе теквондо. Сухая, сутуловатая, не уверенная в себе, хотя далеко не уродина. Просто не достаточно поработала над собой. Правы французы, говорящие, что если женщина к тридцати годам не стала красавицей, значит она – дура. Его девушке еще не стукнуло тридцать, но скорее всего и после рубежа она по-прежнему останется дурой. Но тут. Тут ехала от природы красавица. Понимала она это или нет, трудно судить. Ее одолевали свои неспокойные мысли. Наверняка выдают за толстого неряшливого растовщика с дурным нравом. Но держалась она прямо, с достоинством, которого очень часто не достает индийским красавицам. Они ходят сутулятся и с опущенными плечами, не поднимая головы.

«Вот бы Саше такую!» – подумалось невольно. И я пообещала, что мы с ним обязательно вместе приедем в Индию, где он присмотрит себе черноглазую смуглянку вроде этой. Он всегда о таких мечтал, но каждый раз сталкивался с бесцветными блондинками, натуральными или перекрашенными. И тосковал: «Наверно не бывает в жизни сразу все, что хочешь». А я хотела, чтобы и у брата сбылись все его ожидания. Тем более что не сбылись мои. Хм.

Не успели мы и попетлять как следует, как остановились.

– Все, приехали. Вон мой дом. И даже балкончик на втором этаже, – вытянула палец Паяль. – зайдете?

– Нет, потом, – скрипнула неприятно Ручи, что мне захотелось ее немножко подушить. Всегда им некогда. Все на потом, как будто жизнь резиновая.

Паяль вылезла из машины. Помахала нам и пошла мелкой неспешной походкой к неприметному среди других дому. Не так уж далеко от Ароров и живет. Даже если район по-другому называется, сколько мы проехали, и пешком пройти можно было.

Мы повернули назад. Ручи попросила остановить ей у магазинчика электротоваров. Мы остались вдвоем в машине. Амит повернулся ко мне полубоком и спросил.

– А вы правда познакомились с Пунитом в апреле?

– Правда.

– И сразу любовь? С первого взгляда?

– У меня да. У него нет.

– Почему ты так думаешь, что он тебя не любит?

– Есть много причин. Мелкие вещи. По ним видно.

– Из-за того, что он с тобой не гуляет?

– И это тоже. Если бы к тебе приехала девушка из другой страны, ты что сделал бы?

– Ну если бы она приехала даже из другого города, я бы дела отложил, точнее передал бы отцу, дяде свои обязанности на время. И везде бы с ней ездил, показывал Дели. Повез бы в другие красивые города. Например, Агру. Там есть знаменитый символ вечной любви Тадж Махал. Слышала?

– Слышала, но не видела, – сделалось грустно от слов Амита. Его девушке скорее всего повезет с ним. Он славный малый.

– Ну и в кафе бы с ней часто ходили, в кино.

– Ну вот, а мы не ходили ни в кино, ни в кафе. Это ладно, но мы даже дома редко видимся. И почти не разговариваем. У него на меня нет времени.

– Это да. Это плохо, – он кивнул и опустил глаза. Подумал. – И ты выдешь за него замуж? Ты этого хочешь?

Я вздохнула и мотнула.

– Уже нет. раньше хотела. Не теперь.

– Какую ошибку он сделал? Что тебя обидело?

Я не задумывалась, для чего он меня так подробно расспрашивает. Толи подговорила Ручи, то ли Пунит. Может просто собственное любопытство. Мне хотелось кому-то выговорится, кто Арорам как бы то ни было, но чужой. И Амит подходил для этого. Особенно после моего чудо сеанса. На его вопрос вспомнились первым делом сандали. Я и сейчас парилась в кроссовках на босу ногу. Даже в салоне с кондиционером марило. И ноги сами напомнили об отношении ко мне Пунита. И он еще просит денег на свадьбу с ним. Чтобы я всю жизнь вымаливала себе на тапочки и на бананчик. И пила-ела только по его желанию. Слишком горделивая натура, чтобы согласиться на такое. Я и в детстве предпочитала стоять букой мрачной в углу, нежели признать чью-то власть над собой.

– Ну, как сказать… – я помедлила, подбирая слова. – В первый день, когда мы ездили гулять, у меня порвались сандали.

– Да, я помню. Но разве Пунит тебе не купил новые? Он же обещал! – зрачки его расширились.

– Нет, и даже не починил эти. Разве это любовь?

Не желая оскорблять друга, он потупился. Поборов в себе привязанность, перешел на сторону справедливости.

– Не правильно, согласен. Я бы сразу девушке своей купил новые, и не одни. Когда я женюсь, моя жена будет иметь самые лучшие в мире наряды, украшения. Тем более я собираюсь стать очень богатым и знаменитым, как Бил Гейтс. Слыхала? Развернуть свой бизнес.

– А чем ты занимаешься?

– Мы продаем ксероксы, компьютеры. Я собираюсь поехать ради развития бизнеса в Итли.

– Итли? Что это?

– Ну это страна такая. Итли.

Я долго не понимала, что он имел в виду, пока дома он не сунул пальцем на слово Италия.

– Это хорошо, – решили, что у него здоровые амбиции и здравый смысл. Пунит предлагал мне открыть в России, в частности в Москве и моих Петушках, продажу пани-пури. Кто их купит? Это даже санэпидемстанция не позволит. У него просто отсутствует тщеславие.

– Да. Так что вот мои планы. Ты мне сказала, что я решительный и целеустремленный. Я тебе верю. И я добьюсь своего.

– Я рада за тебя. Ты хороший парень.

Мы помолчали.

– Я поговорю с Пунитом, чтобы он купил тебе обувь и поехал с тобой гулять. Это правда плохо, что ты приехала в гости и все время сидишь дома. Когда вернешься, что скажешь? Где была, что видела? Ничего. Так нельзя.

– Я знаю, но… если бы у меня были деньги, я бы пошла жить в отель и сама гуляла по Индии, – мне сильно взгрустнулось. Почувствовалась собственная несостоятельность в жизни. На работу в Москве не брали: не московская прописка, два часа на электричке. В городе брали лишь по блату и по кровной линии, уступая места дочерям, племянникам и детям друзей. Велком только на станок и к метле, но не с высшим же образованием. Я перебивалась случайными заработками, вроде того, как сняться за тысячу рублей в знаменитом ток-шоу «Окна» на ТНТ, упаковать календари в типографии, написать статью в газету за смехотворный гонорар, которого едва хватало на пару порций мороженого. И я отчаялась. Даже многообещающая работа секретарем в Кофилд Корпорейшен, как громогласно назвал свое частное дельце Виджендра Винаяк: лавка в гостинице «Севастопольская» по продаже индийских фильмов и тряпок и прокат авто для индийского посольства, закончилась руганью и взаимными обидами: «я тебя взял с надеждой, что ты станешь моей любовницей, а ты не благодарная» – «а я и не обещала».

Я и пошла учиться второй раз на психолога в надежде помочь себе выбраться из тисков неудачи. Пока шла только теория с выяснением причин, откуда берутся негативные мысли и установки. Но никто не хотел показать, как их исправлять. Фрейд все сваливал на либидо, особенно на неудовлетворенное. Юнг на древние символы и архетипы, что роятся в каждом подсознании. Эрик Берн вообще все наваливал на родительское программирование. Доигрались, что называется, в игру под названием «ах ты, бедная моя девочка» и тому подобное. Я опускала руки, шарахаясь от одной теории к другой. Кто же меня вытащит из болота? Кто поможет понять и полюбить собственную личность? По ошибке за спасителя приняла Пунита. И завязла в трясине пожирнее, которая хлюпала и завывала, раздавливая меня и подминая под слои тины.

Амит понимающе кивал и разглаживал складку на сиденье.

– Теперь ты считаешь Пунита плохим? – поднял на меня почти страдальческое лицо.

Что ему до моего мнения к другому? Потому что он его приятель? Если Амит так близко к сердцу восринимает замечания к другу, зачем я буду нагружать его неприятными мыслями и чувством вины.

– Нет. Он хороший. Просто мы с ним разные. Мы не можем жить вместе.

– Значит ты уже решила точно не выходить за него?

– Точно.

– Может подумаешь еще?

– А тебе какая выгода? – усмехнулась не зло.

– Ну… – он тоже заулыбался. – Ты красивая и хорошая. Ты понимаешь людей с первого взгляда. Где он еще встретит такую девушку? И ты его любишь.

– Ну, в мире много красивых и хороших девушек. Может и он научится любить когда-нибудь.

Амит закусил губу. Хотел что-то спросить. Но, пока раздумывал, вернулась Ручи.

– О чем вы тут разговариваете? Уже успели подружиться? – завистливо-ревностно оглядела.

– Говорили о тебе, – засмеялся Амит.

– Обо мне? Что именно? – выпятила она грудь колесом, как напыщенный индюк.

– Ну что ты пагаль и у тебя свиной нос, – засмеялся он весело, что повалился на сиденье.

Я прекрасно поняла его юмор на хинди и тоже посмеялась. Мне было приятно, что он не стал ей докладывать, по краней мере сейчас при мне, наш разговор. Ручи набычилась и хлопнула Амита по голове.

– Ты дурак! Это у тебя свиной нос. А я не пагаль. – Повернулась ко мне: – Разве я пагаль? – я кивнула смеясь. – Да? И у меня нос как у свиньи?

– Нет.

Она снова хлопнула Амита, который хохотал и загораживался от ее ударов ладонями.

Наконец он завел машину и мы поехали. Я сидела одна позади и сжав кулаки, напрягла мысль: обещаю себе, что встречу настоящего человека, который полюбит меня, а я его. Он будет умный, добрый, честный, красивый и шедрый. И я перестану плакать о Пуните и страдать по нему. Я клянусь перед этим городом. И пусть меня услышит весь мир. Пусть…

Мы внезапно остановились под окнами. Приехали.

– И это все? – а у меня в глазах темные круги от обиды поплыли. Так мне не хотелось возвращаться в тесную квартиру.

Пунит уже был дома и встретил нас с гиканьями Тарзана. Где были, что делали.

Амит рассказал ему про мои способности охарактеризовывать людей. тот подозрительно оглядел меня и вышел. Я осталась в комнате одна. Сидела и не знала, чем себя занять. Когда пишу, им не нравится и они как чуют, сразу прибегают: не пиши. Читать тоже не дают: смеются над моим детским английским и выхватывают детскую книгу. Как будто сами родились с этим языком и никогда не начинали его с нуля. Прихвостни английской культуры.

Вбежал весь взлохмаченный Амит. Глаза горят. Руки трясутся.

– Наташа. Расскажи мне, у меня все получится в Италии? Скажи, я смогу открыть там бизнес? Я стану богатым?

Я вытаращилась на него. И только сейчас до меня дошло, за кого он меня принимает.

– Ты что. Думаешь, что я дьётищи? Предсказатель-звездочет?

– Да, – закивал головой как ребенок, которого спрашивают, верит ли он в Деда Мороза.

– Нет, я просто могу сказать, какой человек. А какое его будущее он сам узнает. Что он делает, то и получит. Ты если очень этого хочешь, то у тебя будет бизнес в Италии.

Он облегченно вздохнул:

– Спасибо. Жаль, что ты не предсказатель. Но я тебе верю.

После него пришла Ручи с бумагой и ручкой.

– Пиши мне какая я.

Я усмехнулась и набрала из словаря ярких эпитетов, тех, что показывали ее с лучшей стороны. Про плохое в ней я лишь лаконично заметила:

– Остальное ты о себе и сама знаешь.

Она изучающе посмотрела на меня. Слезла с кровати и опустила голову, теребя листок в руке.

– Нет, ты не можешь все знать. Ты ошиблась со мной.

– Во всем? – усмехнулась я, потому что написала о ней лишь положительное. Неужели ее это слегка устыдило?

– Чуть-чуть правда. Но другое во мне тоже есть.

– Я знаю.

– Почему же не написала?

– Не хочу, чтобы ты обиделась.

Она укоризненно взглянула на меня и вышла. Через несколько минут они с Амитом ушли и Пунит позвал меня в зал смотреть телевизор. Шанта копошилась на кухне, готовя всем ужин.

– Мне все сказали, что ты психолог и экстрасенс.

– Нет, я только…

Он перебил, подсовывая мне словари и ручку с огрызком белой бумаги.

– Напиши, какой я. Очень плохой?

Возможно с ним уже поговорил Амит. Я подвинула к себе инструменты психолога и сосредоточилась. Мне наконец-то представился идеальный случай выговорить ему все, что я о нем думаю. В ином случае он никогда не находил для меня времени и на мои просьбы хоть пять минут поговорить, махал рукой и отнекивался: «Вери бизи».

«Ты эгоист. Ты пользуешься чужим трудом и чужой любовью, а сам ничего взамен не даешь (тут я больше думала о его матери, вечной рабыне, чем о себе). Ты можешь быть хорошим другом, но тебе лень. Ты больше требуешь от других себе. Ты не замечаешь клад перед носом. И всегда упускаешь возможности. Однажды ты окажешься в полном одиночестве, когда потеряешь все и всех. Ты не любишь себя и не умеешь ценить других. Учись на ошибках и будь вежлив с другими. Ты молишься богам и не видишь живых людей рядом. Жизнь в каждом моменте. Ты бежишь за счастьем и не видишь его, перепрыгиваешь. И не получаешь ничего. Ты нервный и не думаешь о своих поступках. Учись уважать людей и благодарить их.»

Я могла бы писать и писать, но слова подбирались медленно и я боялась, что он не поймет, если я не ту грамматическую конструкцию использую. И он как назло, через раз смотрел на слово и мотал головой: «не понимаю. Что ты тут написала. Это другое значение слова». Я не знала, что и думать. Учитель по хинди предупреждал, что составители словаря сделали много ошибок в обозначениях. Но с другой стороны, Пунит мог просто вводить меня в заблуждение, глупить, как они привыкли с братцем. Я открывала английский словарь, но и тут было туго.

– Я не знаю такого английского слова.

– Почему тогда надо мной смеешься, что я плохо знаю этот язык? – укорила его, а он в ответ состроил масляную баранью морду и играл в люблю: да я бы никогда над тобой не посмеялся, да я… да ты…

В итоге он прочитал написанное мной короткое сочиненьице и, свернув его, сунул в карман.

– Что-нибудь скажешь?

– Я хороший. Это не правда, что ты написала.

– Тебе лучше знать.

Появилась Шанта и строго посмотрела на нас.

– Что вы тут делаете?

Я рукой указала на словари. Пунит отсел от меня подальше.

– Наташа всем рассказывает какие они. И мне написала.

– Да? – она пристально взглянула на кислое лицо сына. – И что она тебе написала?

– Так, ничего особенного. Ты лучше ее спроси, что она о тебе думает? Наташа, что ты скажешь анти, какая она?

Женщина смущено и со страхом съежилась. Я ограничилась лишь вежливым «очень хорошая и добрая». Шанта облегченно вздохнула и подсела на край. Простерла ко мне руки. Я наклонилась, чтоб она достала меня обнять.

– Наташа, поцелуй анти, если ты и правда ее любишь? Видишь, она тебя любит, как дочь, – Пунит пыжился и старался быть веселым и наглым.

Его мать засмущалась и потупила глаза, сама подставляя мне щеку. Я чмокнула ее. Сухая кожа. Изможденная временем и нудным бесполезным трудом. Пунит вскочил, достал из шкафа свой фотоаппарат, какой пылился в то время, пока они все дружно пользовались моей мыльницей. Принялся снимать нас в обнимку, призывая еще раз поцеловаться. Теперь, наверно, любуется этими снимками и нахваливается знакомым, что когда-то у него гостила русская девушка, настолько пагаль, что даже любила мать врага.

После фотосессии Шанта убежала смотреть свистящую скороварку. Пунит выглянул в коридор посмотреть, не видит ли мать, и набросился на меня.

– Давай прям тут, сейчас. Быстро.

– Ты что? Нет.

– Анти не увидит, она готовит.

– Она может придти.

– Нет, не придет.

– Вернется Ручи..

– Не скоро.

– Нет.

Он резко отдернул вниз мои брюки на резинке и на белом теле вспыхнули розовые ажурные трусы.

– Очень красивые! – воскликнул шепотом. – Мне нравятся. Ты вообще очень секси.

– Спасибо.

– Я хочу секса с тобой.

– Где? Когда?

– Здесь. Сейчас.

– Нет.

– Тогда когда? Где? – он беспомощно развел руками, – другого места нет и времени тоже. Анти никуда нас вдвоем не пустит.

– Ну значит все, конец.

– Не-ет, – он повалился на спину и потянул меня на себя. Провел мне по руке, вроде как погладил и задрал свою рубаху. – Поцелуй… Грудь.

Настойчиво пригнул меня. Я упала ртом к его волосатым сосцам. Ненавижу, когда меня принуждают. И мне сделалось противно целовать его грудь. Тем более краем глаза я увидела в зеркале напротив, как это бревно закатило глаза, а я лежу на нем и касаюсь губами его тела. Заиграла обида. Все только для него. Где равноправие? Почему меня ни разу даже не поцеловал? И грудь кусал? Разве это маза?

Как я возненавидела это слово. Удовольствие. Только звучало теперь оно пошло и однобоко. От мести я тоже кусанула ему сосок. Он подскочил.

– Не, так не надо, больно. Ты делай нарам, нежно.

– Ах, нежно? – усмехнулась я. – Ты уже знаешь какое значение у этого слова?

Он столько раз придуривался, что не понимает смысла и не может узнать, чего я от него прошу. А тут сразу сообразил.

– Ну давай, нарам, – потянул к себе.

– Нет, не хочу.

Я отбрыкнула его от себя и уселась к спинке кровати, подобрав к груди ноги.

– Включи мне телевизор.

Он обиженно поднялся и швырнул мне пульт. Я нажала на непослушную красную кноку. Не сработало. Снова. Опять не то.

– Не получается. Кхараб хо гая. Сломался.

Пунит молча забрал и не гладя на меня попробовал сам. Но и его не желал слушаться пульт. Тогда он подошел к ящику и покрутил где-то. После чего ящик послушался.

– Не могут новый телевизор купить, а еще пачугами денег передо мной трясут, – фыркнула я по-русски.

– Чего ты сказала, я не понял? – переспросил Пунит.

– Ничего.

Он включил мне старое кино, которое уже шло и я не знала названия. Играл Дхармендра. Не хватало ему лишь его знаменитой пассии Хемы Малини, она же прославленная Зита и Гита. Фильм не втягивал. Я смотрела в экран. Мысли путались. Злость, обида. Даже не понятно за что и на кого. Наступила реклама. И появились открывки нового кино «Яха» (Здесь). Фильм о любви армейского командира из Пуны, охранявшего покой жителей Кашмира, со сринагарской девушкой, брат которой оказался террористом. Понятно, что история вымысел или взятая из реальности, но сильно преукрашена. Но в ней так просто и естественно показывается нежность и привязанность влюбленных, что мне стало завидно до слез. Глупо, но примерно такого я хочу себе. Чтобы взял меня бережно за лицо, поцеловал в нос, не откусывая хрящ. Прислонил к груди, прижал, гладя по волосам, а не рвал их. Ведь так немного надо порой для ощущения счастья. Но и этого дефицит.

Через год я купила это кино. И вспомнила себя тогда, на кровати, в пустой комнате.

Да. Удивительно, что голова все это помнит до мелочей. Странная человеческая память. Никогда не угадаешь, что она в себе хранит. От много бы избавиться…

Вот даже сейчас вспомнила маленькую подробность. Смешную для меня, когда вечером Ручи вернулась, я спросила ее о Паяль. Но назвала не по имени, а биби, что значит жена. Я тогда жутко путала три слова: биби, бхаби – жена брата и диди – сестрица. Мне показалось, что Ручи называла Паяль биби или бхаби, на самом деле диди.

Ручи засмеялась:

– Наташа, ты что? О какой бхаби-биби ты говоришь?

– Ну как же, – вспомнила я Пунита, когда он представил Вики: «мой брат и друг». – Жена твоего брата.

– Ха. У меня только два брата. Ашу и Пуно. У них нет пока жены. Разве что ты?

– А Пунит говорил, что Вики его брат.

Она засмеялась, запрокидывая назад голову.

– Наташа, это просто так говорится. Вики нам никто. Друг моих братьев и все. А Паяль я называю диди.

С тех пор я научилась различать три разных понятия.