Текст книги "Под созвездием черепахи"

День тринадцатый

За три недели на Ланке я научилась торговаться, смотреть по полтора часа на волны и не пугаться своры собак, даже если они с рычанием катятся на меня и кусают при этом друг друга.

Раз в неделю я еду в магазин. Процесс начинается с нахождения тук-тука и торга о цене поездки.

Тук-тук – самый распространенный в Азии транспорт, мотор от мопеда и корпус, несущий водителя и максимум двух пассажиров на заднем сидении. Ремни безопасности? Нет, не слышали. Тук-тук воняет, гремит и при сильном столкновении, видимо, становится могилой всем участникам. Но им пользуются, ибо дешево.

Водители автомобилей опасаются парковаться рядом с местом, где тук-туки ждут своих пассажиров. Тук-тукеры способны истребить всякого конкурента на подлёте. Своя туса, свои законы. И, видимо, жёсткие. Например, знакомый таксист Баши избегает парковаться рядом с этими пиратами азиатских обочин.

Но пассажирам (в особенности белой мадам, прости господи) тук-тукеры рады. Они дежурят у кафе, где массово тусуются русские и британцы, и вопрошают всех выходящих: «Need tuk-tuk?» Обычно я прохожу мимо и бросаю «no, thank you!». А когда надо в магазин, подхожу и говорю на ломаном английском (правильный тут не в ходу): «Want go to Cargill (это супермаркет), you wait there and go back!»

Тук-тукер радостно соглашается. Полторы тысячи рупий, говорит. Я отвечаю, что это, мол, дорого, и иду к следующему тук-туку. Такого парень пережить не может, и мне вслед несется его «wait Madam!». Сбиваю цену до тысячи, и мы едем: я, довольная, что научилась торговаться, и парень, счастливый, потому что золотая цена поездки – триста рупий. Но это для местных, я на такое не претендую. Я богатая иностранка, и с меня необходимо драть три шкуры. Тонкие ланкийские шкуры… нищая страна, и я всё понимаю.

День пятнадцатый

Самый любимый фреш – манговый. Я уверена, высшие силы, ответственные за Сотворение мира, создали фреш одновременно с этим фруктом и для него. После блендера манговая мякоть превращается в пищу богов. Цвет, консистенция и аромат – выше всех похвал. Гимн моего отдыха на Ланке – это холодный стакан мангового фреша со льдом. И кусочек фрукта будет висеть на краю бокала, довершая безупречный тропический дринк.

Буду вспоминать его в Армении… там с манго ситуация так себе. Оно там есть в супермаркетах, но это манго, которое неспелым с мясом оторвали от ветки, оно слегка покраснело от стыда и попало на прилавок с ненавистью к своим мучителям. Не то, не то…

В Армении другие фрукты – там боженька повелел вырастать самым прекрасным в мире абрикосам и персикам. Они появятся в июне, и тогда я на время позабуду о манго: каждому сезону – свой божественный напиток.

 
                                        * * *
 

Вы читаете то, что я написала. А я думаю о вас. Вы сидите дома на диване, поджав ноги, и за окном у вас серое небо, зима и Россия? Или вы едете в метро, в наушниках включили музыку без слов, и краем уха слышите названия остановок? А может, у вас вовсе не Россия и не окно, а песок, пальмы и океан?

Что вы слышите в моем тексте? Усталость и желание уехать в отпуск? Забавные истории про варанов и черепах? Боль несбывшейся любви?

Что осядет в вас из моих воспоминаний? Этого не знаем ни я, ни вы. Но я очень надеюсь, что мои сумбурные мысли или неясные чувства отзовутся в вас истинно вашей неясностью и сумбуром. Ибо все мысли, если разобраться, сумбурны, а чувства сложны и мало поддаются описанию. И если вы там, на диване, в метро или под пальмой сейчас подхватили хвост ускользающей мысли, значит, я что-то написала конкретно и только для вас. Что-то, чего я на самом деле не писала, но вы это прочли.

 
                                        * * *
 

Сегодня на Ланке Новый год – он празднуется 13 и 14 апреля, и по этому поводу закрыто большинство ресторанов и магазинов. Упс. Я такого не ожидала – не вовремя закончились гель для душа и питьевая вода. Можно пить воду из гостиничного фильтра, но она слегка отдает хлоркой. Ладно, дотянем до конца выходных на кофе и шампуне.

Между тем в курортную деревню понаехало местных. Говорят, это богатые ланкийцы из столицы – Коломбо. Оттуда до Матары два с половиной часа езды по хорошей дороге, я бы тоже приехала на их месте. Явились семьями и привезли детей. Поэтому последние выходные на Ланке я провожу отнюдь не в тишине.

Задумалась о любви к детям. Я в основном недовольно морщусь, когда в ресторане или гостинице рядом со мной появляются родители с маленькими детьми. Не люблю шум, беготню и громкие резкие крики, а дети чаще всего… ну вы знаете. И долгое время не могла понять, почему некоторые (чаще пожилые) люди любят это все: шум и возню мелких детей. А теперь, кажется, понимаю.

Смотрю на детей и вижу в них бездну любви, интереса и жажды жизни. Они как идеальное представление о человеке – как будто из каждого маленького человека можно вырастить гения. Абсолютно из каждого. Они как здоровые зерна полезной культуры. И бесконечно милые, даже если кричат или не слушаются родителей. Только, чтобы это осознать, надо как-то внутренне успокоиться.

В юности я была сильно неспокойна. Пока росли свои дети, максимально избегала ходить с ними на детские сборища, совершенно не выносила детей в массе. Крик ребенка дико раздражал.

А потом что-то стало меняться. Может, это возраст, не пойму пока, но я физически ощущаю, как внутреннее спокойствие держит меня, когда рядом плачут чьи-то маленькие гении. И да, я теперь понимаю, что с возрастом люди хотят внуков, чтобы любить их намного больше детей.

 
                                         * * *
 

В середине сентября на Севане уже прохладно. Ветер гонит к берегу стылые прозрачные волны и пахнет рыбой – совсем как море. «Отель закрывается через неделю, вы последние постояльцы в этом году», – говорит парень с ресепшен. Кроме меня, в отеле только Барбара и Йохансен – супружеская пара из Мюнхена; он немец, она итальянка.

Мы встречаемся за ужином. Ресторан в этой гостинце – определенно её лучшее достояние. Моей ухе позавидовали бы рестораны на Патриарших. А стоит она как борщ из бумажной тарелки на Трех Вокзалах. Но сейчас не об этом.

Мы говорим о войне, гуманизме и истории. Той самой, что с детства учила меня: победа в великой войне была за нами, и правда была на нашей стороне. А неправда – на стороне тех, кто сидит со мной сейчас за столом на берегу Севана и понимающе кивает моим словам. «Да, – будто говорят они, – мы знаем, что бывает и так. Твоя нация выплевывает в мир страшное зло, а ты к этому непричастен и не одобряешь. Но тебе приходится участвовать в расплате за последствия – чувством вины, деньгами, эмиграцией и трудностями бытовой жизни».

Я смотрю вверх, чтобы слезы не текли по щекам, на чаек в темнеющем небе. Я не знаю, что буду делать в следующие годы и где меня застанет победа – неизбежная и тягостная. Та, которую ты ждешь и к которой ты непричастен. Но точно знаю, что напишу об этом.

День семнадцатый

Полтора часа лежать на шезлонге и ни о чем не думать – возможно это вообще? А чё нет-то, сказала бы моя младшая сестра Лёлик и пролежала бы три часа. Лёлик – мастер лени. У нее хорошо выходит валяться – с книжкой или без – и ничего не делать. Я же гребанный деятель. Даже знаю, почему так.

Я была старшей внучкой из четверых у бабушки на даче. Я, Ольга и Алёнка – обе меня на пять лет младше и Лёшка– единственный внук и большая бабушкина любовь. Лёшка был чуть младше меня, но его оберегали от всего – он сильно болел в детстве, потерял глаз, и стоило ему пожаловаться на усталость, ему разрешали неделю не вставать с постели. От меня же ожидалась максимальная помощь, старшая ведь.

«Ты чего с книжкой уселась? Все дела переделала? Иди малину прополи», – обычная реплика бабушки, которая не давала мне и полчаса посидеть спокойно. Кстати, почему я её слушалась? Младшие внучки, когда подросли, игнорировали бабушку с ее заданиями. А я не могла, я была послушной девочкой. Такой меня воспитала прабабушка с маминой стороны, впрочем, она никогда меня не принуждала ей помогать. Но воспитала. А дачная бабушка этим ловко воспользовалась – не каждый ребенок безотказно делает всё, что ни поручи.

В результате я работала с утра до вечера, с перерывом на поход на Урал и просмотр кино, если показывали что-то достойное и старый ламповый телевизор работал (что было не всегда). Я помогала готовить и мыла посуду в большой миске, выносила помойное ведро, полола грядки, поливала огород, собирала ягоды и яблоки, убирала в доме и наводила порядок на кухне. Я ничего не делала, только пока отдыхала между одной задачей и следующей. Так и выросла.

Мне 47, и я не могу сидеть без дела. «Лучший отдых – это смена деятельности» – жуткий лозунг, загоняющий людей в мегаусталость и выгорание, был моим жизненным правилом. Меняла виды деятельности, пока тело не начало сбоить. И до меня наконец дошло: а можно-то, оказывается, по-другому! Можно часть дня не делать НИЧЕГО. Можно на выходных заниматься тем же. Можно полтора часа лежать на шезлонге и смотреть на волны. И ничего – НИЧЕГО страшного не произойдет. Произойдет только тот самый отдых, который ты, девочка Наташа, давно заслужила. Лежи, наслаждайся.

Вечером два часа сидели с Ниной из соседнего отеля у неё на крыше и болтали ни о чём. Божественно.

День девятнадцатый

На Шри-Ланке прошли новогодние праздники. К счастью. Испытание это не из легких: я решила, что мои дальнейшие поездки сюда стоит планировать так, чтобы на ланкийский Новый год быть подальше от острова.

Потому что:

взрывают сотни петард (на салюты у местной бедноты нет денег, поэтому основное развлечение – громкие хлопушки, рассыпающие мусор);

в ресторанах на берегу долбит мегагромкая музыка, мешая спать (вчера я не спала до полтретьего ночи);

на южное побережье приезжают ланкийцы с детьми, и курорт превращается в детский сад. В бассейн не зайти, пляжи усыпаны сломанными киндер-сюрпризами и соломками от коктейлей.

В общем, местный Новый год превратил райский остров в Адлер в его худшем варианте. Но, надеюсь, это сегодня завершилось. Сейчас утро понедельника, все тихо. Океан привычно шумит, пальмы клонятся под теплым ветром, а я завтра вечером еду в Коломбо.

Бессонная ночь с пересадкой в Дубае, и я дома, в Армении. Стоило продать квартиру в Москве и съездить на Ланку, чтобы почувствовать Ереван своим родным городом, по крайней мере на этот период моей жизни.

…и день двадцатый

К концу отпуска в мою отдохнувшую голову с радостью дембеля вернулись мысли о работе. Появились новые идеи – сами собой, и я с изумлением наблюдаю, как они всплывают в голове и складываются друг с дружкой так ладно, кирпичик к кирпичику, загляденье просто. И опять я с некоторым смущением поняла, что бесконечно люблю ту сферу, в которой работаю. Агросфера – это там, где кормят мир.

«Мы вращаем землю», – придумала я лозунг для рекламной кампании неких ступиц. Это игра слов – ступицы вращаются в дисках бороны, перемешивая почву. Крутятся в земле. И оборачивают землю вокруг себя. Вот и получается – вращают землю.

В одной фразе соединились почва и вращение планеты. Обе дают жизнь. Почва кормит, планета – наш дом, опора под ногами, воздух и вода. А сельское хозяйство – связующее звено между планетой и людьми.

Жители мегаполисов в офисных небоскребах или многоэтажках спальных районов бесконечно далеки от земли, но попробуй не завези яблоки, овсянку или молоко в их супермаркеты – жизнь покатится под откос.

Сельское хозяйство – это что-то, о чём 90% людей в нынешнем мире имеют смутное представление. Оно настолько автоматизировалось, что не требует усилий половины населения, как лет 200 назад. Оно стало настолько эффективным, что люди во всем мире не задумываются, как раздобыть еду.

Агросфера стала настолько разнообразной, что в супермаркете у дома я покупаю манго, клюкву и миндальное молоко. Мы давно забыли, что такое червивые яблоки (в Европе червивые стоят в пять раз дороже нечервивых, ибо органика!). Горожане понятия не имеют, была ли в этом году засуха и какая уродилась пшеница, они покупают хлеб, не задумываясь о таких вещах.

И это здорово – я бы хотела, чтобы никогда больше в истории человечества людям не приходилось думать о том, как добыть себе еду. Пусть сельское хозяйство кормит мир незаметно для большинства людей, населяющих планету.

 
                                        * * *
 

Много ослепительного неба и жарящее солнце, пальмы трепещут на ветру, толстые колючие хвосты алое у дороги, горячий песок.

«Хелло» от всех проходящих локалов, регулярное «вонт тут-тук?» от развозчиков, запах риса с чесноком из гостиничных кухонь, синий горизонт.

Айс-латте на двойном эспрессо и банановый хлеб в «Докторс», теплый собачий бок у моих ног, нежная живая музыка, смесь русского, английского и сингальского.

Гекконы на белых стенах гостиницы, лотосы в канаве, папайя на завтрак, белая посуда, и волны бесконечно катят к нам и разбиваются о береговые камни.

Вентилятор на потолке, «бара-бара-бара» по-сингальски за дверью – болтовня уборщиков. Теплый плотный воздух, священное дерево аралия, цветы у статуй и статуэток Будды, огоньки и душно-пахучие курения. Короткие сладкие бананы и мягкое манго, которое надо есть ложкой.

Черепахи в волнах, крабы на цирлах и раки-отшельники. Варан. Что-то вроде белки с полосками на спине. Ярко-синяя птичка у меня над головой. Чайки падают в волны за рыбой.

Глаголы появятся потом – их тут нет. Только медленное и живое.

Конечно, я сделала сотни фоточек всего подряд. И все-таки, всё-таки.

Что не поймала камера:

Как ловко прыгают по волнам местные подростки на досках. Европейские и австралийские сёрферы рядом с ними – громоздкие увальни. Их красивые «борды» чаще сбрасывают хозяев и бестолково болтаются в пене. А местные дешевенькие доски порхают под тонкими смуглыми пацанами и летят над гребнем и перед ним, на миг раньше, чем сама волна. Красиво, но не получилось заснять.

Как из кустов в углу пляжа к моему шезлонгу выходит большой варан, неторопливо поворачивается задом и удаляется в кусты. Правда, второго варана, еще крупнее, мне удалось заснять – он переходил проезжую часть прямо перед нашей машиной, водителю пришлось затормозить сперва из-за варана, а затем остановиться, потому что ненормальная русская мадам поскакала в кусты за толстой чешуйчатой тварью.

Как я с сожалением говорю мангусту, что нечем его угостить, а он внимательно слушает, свесив куцый хвост с забора. Я опять пришла на пляж без телефона и, что самое возмутительное, без печеньки, и мангуст удаляется по делам, раз от меня нет никакой пользы.

Как бокал с ледяным розе покрывается капельками воды в жарком вечернем воздухе и, если смотреть на закат сквозь это мокрое стекло, кажется, что в нем сосредоточена все нега на свете и ничто в мире не может пойти не так.

Как на один большой камень на полосе прибоя по утрам сползаются мягкотелые головастики, и от каждой поливающей камень волны кто-то из них срывается в воду, а кого-то выносит на этот камень погреться и подрасти на солнышке. Камень оброс ярко-зелеными водорослями по нижнему краю и в целом выглядит как ярко раскрашенные детские ясли в сером спальном районе.

Я много где не побывала – я не ездила в храмы, на чайную плантацию и в заповедник слонов. Когда мне настойчиво предлагали эти поездки, оказывалось, надо выезжать в четыре утра, и мой без того вялый туристический энтузиазм испарялся подчистую. Да и в целом я не хотела никуда уезжать от океана, пальм, айс-латте в соседнем кафе и душа в гостинице.

Я приехала не за впечатлениями, а за бездельем, и это у меня прекрасно получилось.

Я научилась подолгу смотреть в потолок совершенно без мыслей в голове. И часами глазеть на волны и пальмы над головой. Чувствовать, как тянется густое время и не жалеть о нём.

P. S. А еще, кажется мне уже по прошествии времени, я вернула себе ощущение целого мира. То самое, что потерялось в ковид и после ухода из международной компании. Я заново чувствую это: вкус путешествия, ветер лётного поля, кофе на терминале, «пристегните ремни» и – полет, жизнь в движении, в бесконечном разнообразии, в красоте и уродстве удивительной Планеты людей.