Текст книги "Змея в тени орла"

– С логикой у них сложно, – шепнул Йорик на ухо Эфе.

– У них своя логика, – бросила Легенда. – Не тебе, смесок, судить о лесных духах.

А лесные духи тем временем расселись, кто на земле, кто – на прямых как мачты стволах. Так и сидели, параллельно земле, не чувствуя, судя по всему, ни малейшего неудобства. Тэмор склонял голову то вправо, то влево, разглядывая малышей. И морщился:

– Я понимаю, когда стоят. Или когда лежат. Но когда вот так... Не понимаю.

Сотто поскрипывали, пощелкивали, шумели, как шумят кроны под ветром, жестикулировали плавно, со странным, неживотным, но живым изяществом.

Говорящий-с-людьми несколько раз закрыл и снова открыл глаза. Шум вокруг сразу прекратился.

– Откуда вы идете? – спросил сотто. – Люди всегда идут к Большой Горе. Но все они из разных мест.

– Мы пришли из джунглей, – ответила Легенда. – А что, здесь часто ходят люди?

– Часто, – моргнул дух. – Последние были в Лесу столько обновлений назад, сколько ягод выросло на кустах рядом с Шишкой-без-семян.

Йорик, Тэмор и Эфа одновременно уставились на Легенду. Переводи, мол.

– Обновления – это весны, – пояснила эльфийка, обращаясь к Разящей. – Шишка-без-семян – имя одного из деревьев. Так? – Она взглянула на сотто.

Тот вновь опустил и поднял веки.

Потом шевельнул лапой-рукой:

– Однажды все его шишки оказались пустыми. Тогда он был еще молодым. Глупым. Я вспомнил ваш счет! Последние люди были в Лесу сто и еще четыре обновления назад.

– Ничего себе “часто”! – хмыкнула Эфа.

– Забыла, как медленно живут деревья? – напомнила ей Легенда. – Для них это часто. Для эльфов, кстати, тоже.

– Вы хотите просить у Вэйшэ? – спросил сотто.

– У кого просить? – не поняла Эфа. – И чего?

– Все хотят просить о разном, – объяснил дух. – А Вэйше живет на вершине Большой Горы. Она ждет. Люди приходят к ней и не уходят больше никогда.

– Весело, – протянул Йорик.

– Если вы не знаете о Вэйшэ, зачем вам на Большую Гору? – поинтересовался сотто.

– Мы пришли за Финроем, – ответила ему Легенда. – Мы думали, что на Большой Горе живет Финрой, бог войны.

– Да. – Большеглазый дух снова моргнул. – Он живет там. Но люди никогда не ходят за войной. Войны они умеют делать сами.

– Разучились, – буркнул Тэмор и принялся чесаться, скребя когтями по толстой шкуре.

– Кто такая Вэйшэ? – спросил сотник. – И зачем она убивает тех, кто к ней приходит?

– Она богиня. Она не убивает. Она просто оставляет у себя.

– Зачем?

– Мы не знаем. Вэйшэ на Большой Горе, а мы – Лес. Расскажите нам сказку, вы сказали, что знаете сказки.

– Это Эфа говорила, – напомнила Легенда. – Представляю себе, какие у нее сказочки!

– Мы любим слушать любые сказки, – проскрипел сотто. – Рассказывай, Эфа. Мы будем слушать.

Он замолчал. И остальные духи молчали. И Лес вокруг притих. Даже ветер не шумел в кронах. Только глаза, огромные зеленые глаза окружали со всех сторон. Таращились внимательно. Ждали.

– Далеко-далеко, – медленно начала Разящая, – за теплым морем, на земле, где правят веселые и ревнивые боги, жил лесной дух, которого называли Пан...

Когда небо засветлелось, высоко в кронах кедров прошумел осторожный, любопытствующий ветерок. И сотто зашевелились. Эфа потянулась. Набила неведомо которую за ночь трубку. Тэмор помотал здоровенной башкой:

– Ну ты прям... На тебе деньги зарабатывать можно.

– Это как? – нахмурилась Разящая.

– Ну ты рассказывать будешь, а люди деньги платить, – объяснил бесхитростный тролль.

– Спасибо, – проскрипел Говорящий-с-людьми. – У тебя хорошие сказки. А еще ты знаешь?

– Завтра, – покачала головой Эфа. – Нам нужно выспаться. И идти дальше.

– Это всегда так, – моргнул дух. – Я знаю, вам нужно спать, есть мясо, убивать. Поэтому вы умеете делать сказки. Мы уходим.

– Я же говорю, трудная у них логика, – вздохнул Йорик. И улыбнулся:

– А рассказывать ты и вправду умеешь. Ни за что бы не подумал.

– Я тоже, – поморщилась Эфа. – Но этим... глазастым... Они ж так слушают!

– Ладно. Отбой. – Сотник глянул на Тэмора:

– Покараулишь?

– Еда кончилась, – вздохнул тролль. – Покараулю.

***

А когда они проснулись, солнце сияло высоко в небе, расстилая между стволами золотые дорожки. Тени были короткими и очень черными, а воздух пах ягодами и хвоей.

– Купаться! – вспомнила Эфа про близкое озеро.

– И жрать, – добавил Тэмор. – Пока вы дрыхли, эти, маленькие, делом занимались.

Рядом с троллем на траве лежали два разделанных зверя, один к одному вчерашний олень. В котелке, насыпанные с горкой, благоухали глянцевые темно-синие ягоды, отдельно сложены были очищенные от кожуры, с виду хрусткие стебли чего-то, видимо, съедобного, и по всем четырем кружкам щедрой горстью рассыпал кто-то дивно пахнущие орехи. Очищенные от скорлупы и даже от тоненькой кожицы.

Йорик молча поднял брови. Правая двигалась плохо. Заныла сразу и сильно.

– Красив! – фыркнула Разящая. Ухватила из котелка горсть ягод, высыпала в рот все разом и отправилась к воде. Йорик побрел следом.

– Иди, купайся, – посоветовал Тэмор Легенде. – Я для тебя мясо поджарю. Я умею.

– Спасибо, – кивнула эльфийка. И тоже пошла к озеру, но совсем не туда, куда сотник с Эфой.

Потом шли вдоль берега, ориентируясь на Большую Гору – Цошэн, которая туманной громадой высилась в кажущемся недалеке, но ближе не становилась. И к вечеру, хотя отмахали немало, осталась там же, где была утром. За ужином погадали вяло, что же это за Вэйшэ неведомая, но поскольку данных для серьезных размышлений было слишком мало, все четверо мрачно сошлись на том, что джунгли, похоже, были цветочками. Ягодки ждут впереди.

И только когда появились сотто, стало как-то повеселее.

– Это потому, что они – Лес, – непонятно объяснила Легенда.

Сотто в этот вечер не скрипели и не шумели. Сразу расселись тихонечко и уставились на Разящую горящими глазищами. Эфа набила трубочку, раскурила и начала очередную сказку. На сей раз она вспомнила легенды Ригондо, населенного грязным и пестрым людом государства, что лежало к северу от Эллии. Эллийские сказки были рассказаны вчера.

И снова, едва начало светать, духи Больших Деревьев зашевелились. С озера потянуло ветерком. Эфа закончила последнюю сказку, и Говорящий-с-людьми проскрипел:

– Спасибо. Вы знаете о том, что на Большой Горе вас ждет девять сомнений?

– Знаем, – кивнула Разящая. – А вы можете рассказать, что это за сомнения?

– Нет, – сказал сотто. – Мы не можем. Мы не знаем. Все люди, которые уходили туда, оставались у Вэйшэ. Или умирали. Зачем вам Финрой?

– Нам нужна его помощь. Будет война.

– Война в джунглях и горах? – уточнил Го-ворящий-с-людьми. – Это очень плохо. Дух и плоть не должны воевать.

– О чем ты?

– О духах и телах, – объяснил сотто. – Между ними не должно быть войны. Вам пора спать. Мы придем завтра ночью? – Он посмотрел на Эфу.

– Да, пожалуйста. – Разящая пожала плечами.

– Ты знаешь так много сказок?

– Много и еще чуть-чуть. – Эфа задумалась. – И еще немножко. И пару-тройку сверху. Вам хватит.

– Это хорошо, – заметил Говорящий-с-людьми. И сотто бесшумно растворились в ползущем с озера тумане.

Так оно и пошло. День за днем идти, идти и идти. Хорошо так, споро, отмахивая за день по полтора, а то и по два перехода. В Лесу усталости почти не ощущалось, а земля, усыпанная хвоей, словно сама подталкивала вперед, помогала идти. Казалось иногда, что кусты раздвигаются, пропуская людей. Легенда утверждала, что действительно раздвигаются. С ней не спорили. Эльфам, в конце концов, виднее, что и как в лесу. Тем более в Лесу живом, одушевленном в буквальном смысле слова.

***

Ночью появлялись сотто. Рассаживались по кругу. Смотрели. И слушали. Слушать они умели.

Говорящий-с-людьми сказал однажды, что здесь, в Лесу, совсем не обязательно оставлять караульных. Ничего плохого не случится с теми, кто рассказывал сказки духам Больших Деревьев. Об этом, впрочем, и без того догадались, но Тэмор, который благодаря ночным бдениям завтракал дважды: сразу, когда сотто приносили угощение, и потом, когда просыпались остальные, идею ночевок без караульных воспринял без восторга.

– Дело твое, – пожал плечами Йорик. – Бди, ежели хочешь.

Солнце вставало и садилось. И снова вставало. И дни бежали незаметно, и должны были они казаться одинаковыми, да только Лес весь был разный. А Цошэн пусть медленно, но приближалась. И однажды громада горы заслонила весь горизонт.

– Завтра, – вздохнула Эфа, когда остановились на ночь.

– Завтра, – поморщилась Легенда.

Йорик молчал. Он давно уже вновь стал смотреть на мир обоими глазами, и мир вокруг нравился ему в два раза больше. Уходить из Леса не хотелось.

Уходить никому не хотелось.

– Тролли – звери горные, – прогудел Тэмор, доставая из бездонного рюкзака завернутое в листья мясо, – но чегой-то меня в горы совсем не тянет.

Ночью явились сотто. Непривычно торжественные. На деревья они не залезали, и на землю не садились, встали широким кругом, поблескивая плошками глаз.

Говорящий-с-людьми по обыкновению вышел вперед:

– Завтра вы уйдете, – проскрипел он и поднял сучковатую руку. – Возьми, Сказочница. Он будет тебя охранять. Его называют Дхис – Лучший-ныряльщик-в-листву.

Тонкая змея скользнула с руки сотто в подставленную Эфой ладонь. Живая... деревянная змея. На ощупь Дхис напоминал очищенную от коры и подсушенную древесину, из которой режут гномы забавные игрушки. Шершавый, теплый. И гибкий.

– Там, на Большой Горе, вы будете умирать, – произнес Говорящий-с-людьми. – Если Дхис не сможет защитить тебя, если с ним тоже что-нибудь случится, положи то, что останется, в воду. Нового змея назови иначе. Он тоже будет беречь тебя, Сказочница.

– Спасибо, – сказала Разящая.

Тонкий деревянный змей скользнул по руке и застыл на запястье, как изящный браслет. Только крохотные глазки-бусинки поблескивали, непохожие на бисерины, что полагались бы на таком браслетике.

– Вам нужно спать этой ночью, – сообщил Говорящий-с-людьми. – Вам нужно отдохнуть. Жаль, что вы не вернетесь обратно.

***

Тэмор задумчиво опустил в воду огромную лапищу. Поводил пальцами в холодной воде, а потом потер кончик подвижного носа.

– Что, умылся? – язвительно поинтересовался Йорик.

Тэмор вздохнул и потер глаза с аккуратностью художника, делающего на холсте последние мазки.

– Глупости это все.

– Конечно. – Орк закончил бриться. Аккуратно убрал острое лезвие в замшевый футляр. Тэмор наблюдал за этими манипуляциями с нескрываемой насмешкой. Мыться. Бриться. Еще и зубы чистить. Все это блажь, придуманная людьми. У чистокровных орков, кстати, и борода-то не растет. А о троллях и говорить не приходится.

– Ты, Йорик, зря смеешься. – Эфа вошла в воду по пояс, длинную косу тут же подхватило течением. – Тэмор грязи не боится. Он об деревья чешется. И в пыли валяется.

– Да, чешусь, – с достоинством ответил тролль. – Да, валяюсь. Зато блох нет.

– Дохнут, – кивнула Эфа. – Непонятно только, чего ж тогда чешешься.

Не дожидаясь ответа, шефанго нырнула и появилась из-под воды уже далеко от берега. Озеро было холодным. Чистым. С приятным песчаным дном.

– Жрать пойдемте. – Тэмор направился к лагерю. Эфа поплескалась еще немного и тоже поплыла к берегу. Йорик подал ей руку, помогая выбраться из воды. Разящая хмыкнула, но помощь приняла. Сколько народов, столько и обычаев, в конце-то концов, и глупо с обычаями спорить.

Перекусили быстро, без затей. Холодным мясом. И запили холодной же водой.

– Сегодня мы выйдем из Леса, – констатировала Легенда. – Жалко.

– Не страшно? – оскалилась Эфа, переплетая косу.

– Как ни странно, нет. Азарт какой-то появился. Лес лечит, ты заметила?

Йорик согласно кивнул.

Тэмор отправил в пасть здоровенный кусок мяса и промычал невнятно:

– Не в Лесе дело. Здесь оборотней нет. Собрались. Закинули на плечи рюкзаки. Пошли.

Деревянный браслет чуть холодил запястье. Дхис. Тонкая змейка с глазами-бусинками.

Правы оба, и Тэмор и Легенда. В Лесу действительно безопасно. И удивительно мирно. Он недоступен богам. Его боятся оборотни. Почему боятся, непонятно, но это очень удобно.

И Лес действительно лечит. Змеящаяся трещинами кора с потеками смолы. Солнечный запах. Кроны деревьев, возносящиеся в прозрачное небо. Светло в Лесу. И земля под ногами сухая и чистая.

Светло.

Погибших не вернуть. А скорбь превращается в спокойное воспоминание. И страх сменяется азартом. Тишина закончится, придет время сражений. Так и должно быть. Нельзя навсегда остаться в тишине. Им нельзя, бойцам, воинам...

Эфа ухмыльнулась про себя. Воины. Кто-то, может быть, и воин. Йорик называл их солдатами. Но она – Разящая. Она была и будет Разящей. И когда кончится все, вернется в Гульрам. К Судиру, который наверняка ждет ее. Ждет, уверенный, что его ученица, воплощение смерти, убийца, обязательно придет.

Если только не умер Судир. Но даже если и умер, он оставил преемника.

– Убивать хочется? – поинтересовался Йорик, не оборачиваясь.

– Угу. – Эфа раздула ноздри, нюхая воздух. Лес пах солнцем и горячей хвоей.

– Как второе дыхание, – задумчиво произнесла Легенда. – У души может быть второе дыхание?

– Запросто.

Белые цветки на тонких стеблях раскрылись у самых корней огромного кедра.

Капля росы сверкает на бархатной кожице листа.

Черной лентой скользнула змея. Исчезла в невысокой траве.

Как букет необычных цветов – птенцы в гнезде. Клювы с ярко-желтыми ободками.

Второе дыхание души.

Ровный шаг, ритмичный и легкий. “Орочья” поступь. Эфу ходить по лесу учили совсем не орки. Да и Легенду тоже. И эльфийка утверждает, что к оркам такая походка отношения не имеет. Все может быть. Однако и Йорик, и погибший Исхар называли этот не шаг и не бег, нечто среднее, “орочьим”, а кто будет спорить с командирами?

Даже Тэмор, с виду тяжелый увалень, для которого, кажется, и голову-то повернуть – испытание, плывет, чуть покачиваясь. Бесшумно. Мягко. Страшен Тэмор в бою. И сейчас, когда идет он подобравшись, даже здесь, в безопасном Лесу, ожидая нападения, смотреть на него жутковато. Слишком огромен. Слишком силен. И быстр.

Конечно, далеко троллю до убитого Рашида. И с Линнаром не сравнился бы он в скорости. Но попасть под удар его страшного кулака – верная смерть. Тяжелым своим мечом Тэмор надвое разрубает врага. Вместе с доспехами, если таковые имеются. Да что там, тролль деревья может рубить. Этим же мечом.

Тэмор дойдет. Этот не погибнет. Стрелы его не берут. Клинки отскакивают от толстенной шкуры. Не кожа и не чешуя, что-то...

Йорик говорил, что тролли наполовину из камня. Или... нет, не то чтобы наполовину. Слово “кремнийорганика...”

И снова улыбается Эфа. Вспоминает, как пытался сотник найти объяснения, такие, чтоб понятно было ей, Разящей, не желающей вспоминать свой родной мир.

Кремнийорганика.

Камень. И живое тело.

Эфа так и не поняла, какое отношение ко всему этому имеет уголь. Или не уголь? И почему уголь обязательно есть и в человеческом теле, и в деревьях, и даже в траве?

Наверное, все-таки не уголь. Йорик называл это как-то иначе.

А не все ли равно?

И стелется под ноги земля, укрытая порыжевшей хвоей. Чует Эфа за спиной Легенду. Видит впереди неутомимо шагающего сотника.

Обернется – высится, замыкая строй, огромный тролль.

И Лес вокруг. Смотрят из-за стволов, выглядывают из переплетения корней, таращатся с поднебесной высоты раскидистых крон сотто. Большеглазые духи Больших Деревьев.

***

Привала не делали. Чтобы устать в Лесу, нужно было пройти много. Очень много. Путь шел в гору постепенно. Полого. Почти незаметно. Близилась Цошэн, гора девяти сомнений. Но пока деревья с легкостью взбегали на плавный склон. Только сотто исчезли. Лес еще не кончился. Деревьев больших в достатке было. А вот маленькие хранители уже предпочли отстать от отряда.

Легенда оглянулась и увидела малышей, выстроившихся неровным рядком. Тэмор тоже повернул тяжелую голову. Но тролль не мог разглядеть сотто. Эльфом для этого нужно было быть.

Или орком.

Два таких разных и все же таких похожих народа.

Если Темный действительно создал орков не для того, чтобы поиздеваться над творениями Светлого Владыки...

Откуда такие мысли, Легенда?

А откуда бы взяться другим?

Эльфийка пожала плечами, не найдя ответа ни на один из вопросов. Не важно, в конце концов, кто и для чего создавал орков. Не важно даже, кто и для чего создал эльфов. Потом, когда кончится все и вернется она домой, тогда станет как раньше. Старые предания. Старая ненависть. Священные книги снова окажутся непреложной истиной. А пока... Будь ее воля, она всадила бы стрелу в спину Йорику. Ублюдок. Смесок. Ни Свет, ни Тьма не принимают таких. Но сейчас она, эльфийка, зависит от этого полукровки. А он зависит от нее. И в бою Йорик будет драться с ней рядом.

Или все-таки предпочтет Эфу?

Интересно, эти самые шефанго кем созданы? Не Владыкой, это уж точно. И кому поклоняются они?

Надо полагать, у этих, жутких, ни на кого не похожих созданий, есть свой бог. Свой Творец, чтимый, принимающий жертвы, наверняка кровавые. Ведь какой народ, такие и боги...

Эта мысль была для Легенды слишком уж вольной. И эльфийка тут же поправила себя: “Какие боги, такой и народ”.

А Эфа замерла вдруг. И Йорик, даром что впереди шел, тоже остановился.

– Алярм, – сообщил он скучным голосом.

Стрелы на тетивы. Рассыпаться. Вперед...

И уже совсем иначе, рыком гулким, голос командира. Слышишь такой и сперва выполняешь приказ, а уж потом начинаешь думать.

– Сомкнуться!

А из-под деревьев туман. Из-под корней. Гнилой. Зеленый. Душный.

Стрелять?

Но в кого стрелять?

Сомкнуться, чтоб не потерять друг друга. Чтоб видеть, хотя бы силуэт смутный видеть рядом. Чтобы знать – это свой.

А в тумане, смутно, маревом дрожащим… Астандо. Астандо – это имя. Это образ. Это – музыка и дивные стихи. Он, выбранный однажды и навсегда. И нет тумана. Синева небесная есть. Склон холма, сбегающий к морю. Лошади... вон они, лошади, пасутся рядышком. И лютня, брошенная на траву.

Так и было. Ведь так это все и было, когда...

– Легенда, – такой знакомый, родной, певучий голос. И улыбка в нем. – Не долго ли купаешься?

– Долго. – Она делает шаг навстречу.

Значит, там, дома, времени прошло немного. Совсем немного. Астандо не успел даже встревожиться всерьез.

Искупалась, называется.

– Легенда...

Удар по лицу. Больно. Туман вокруг.

Зачем? Почему?

И рычащий голос...

Чей?

– Дура!

Эфа! Это Эфа, беловолосая, тощая девчонка. Это она помешала, она не позволила вернуться. Туда. Домой.

Убить! Убить и попытаться снова. Еще раз попытаться. Ведь получилось же, ведь...

Но знакомо уже, с силой, неожиданной в тонких жилистых руках, Эфа швыряет ее на землю. И снова бьет. По лицу. Хлестко. Наотмашь.

– Это морок! Морок, понимаешь?

Нет. Легенда не понимала. Но встать уже не могла. Лежала. Чувствовала, как катятся по лицу слезы. Ненавидела их. Слабость свою ненавидела. Эфу ненавидела. Лес этот проклятый...

А Разящая уже отвернулась. Исчезла в дурно пахнущем тумане.

***

Йорик видел, как Тэмор, несокрушимая скала, качнулся и пошел вперед, на ходу убирая в ножны свой страшный клинок. Тролль уходил в туман, терялся...

– Куда?! – Собственный голос показался приглушенно-жалким.

Мелькнула за зеленоватой завесой Эфа.

И Эфа же вышла с другой стороны. Спрыгнула с опускающегося трапа, не дожидаясь, пока тонкие лапы-подножки коснутся земли. Катер висел на антигравах, медленно таяли защитные поля...

– Ты где пропадаешь, командор? – Низкий голос звучал укоризненно и с легкой насмешкой. – Загулял?

Кивнуть. Согласиться. Действительно ведь, загулял. Не то слово. А “Гончая” уже готова к старту...

Да только Эфе там не место. Ну никак не место. Она – жестокое дитя древности. Не укладываются в одну картинку “Гончая” и девочка-убийца из сказочного Средневековья. Не сходится... Не верится...

Что за бред?

А поле космолога уже подрагивает зеленым маревом. Плывет.

Морок. Обман.

Тело само дергается назад. Жуткая, бесформенная тварь расплывается, сливаясь с туманом.

Что-то кричит за спиной Эфа. Настоящая. Живая.

Зеленая муть душит. Нечем дышать.

Йорик рванул из ножен мечи. Крутнулся, рассекая туман, как живую плоть. И взвыло вокруг. Заплясало. Шарахнулось. Легкие жадно глотнули воздух.

В бой, как в танец.

***

Эфа бросила эльфийку на землю. Развернулась. Развернулась, чтобы увидеть, как уходит, исчезает в тумане Тэмор.

Деревья стонали. Их не видно было за туманной завесой, но стон, почти плач, стоял над Лесом. Жуткий. Заунывный.

А Йорик кромсал туман мечами. И зеленые клочья расползались, оседали на землю, шарахались, подергиваясь, отступая от орка.

Шефанго рванулась на помощь.

Браслет на руке, деревянная змейка, переполз с запястья на плечо. Вздрагивал там. Все, что мог он, – это рассеять мороки. Для Эфы рассеять. А Йорик, значит, тоже понял. Он-то как?

Додумать некогда.

Еще несколько шагов. Но там, где только что рубился сотник, вскипает ведьминым варевом.

Крутится мутно, осязаемо, разваливается на клочья, тает и снова свивается тугими клубами.

– Йорик!

Зеленая, плотная муть.

Последний взрыв, последний проблеск стали. Развиднелось на миг. Всего на миг, чтобы увидеть, как падает, выронив мечи...

На колени. Пальцы царапают горло...

Йорик...

Она уже рядом. Уже... Дымкой расползается туман. Густится в стороне.

– Сотник, мать твою...

Желтые глаза, как капли солнца в янтаре. Гаснут.

И происходит что-то... Что-то внутри. Ломается. Рвется. Цунами на пологий берег. Стеной.

Волна.

Не укрыться. Не спрятаться.

Из закоулков души, из тайников, с ревом, лязгая когтями по каменному полу...

Зверь.

***

Смех, безумный смех, яростный хохот. Душит. Рвется на волю. Сабли в руках. Смерть.

– Я – шефанго. – Рык потревоженного чудовища.

Плотины прорваны. Память кипящим потоком, пенистым водоворотом затягивает, раскручивает тело в стремительный вихрь убийства.

– Шефанго...

Последнее осознанное. Как проблеск молнии в взбесившихся тучах – Тэмор, взмахнувший мечом.

***

Легенда слышала стон деревьев. Приглушенный туманом, вязкий, тянущий вой. И голос Эфы слышала. Тоже глухой. Далекий. Шефанго окликала сотника. А потом вскрикнула... Эльфийке еще не доводилось слышать, чтобы Эфа кричала так.

И случилось что-то.

Повисшая над лесом кисея тумана потянулась, закружилась, сгущаясь там, куда сгинула шефанго. Рычащий смех, сумасшедший, страшный в своей искренности.

Кровавый хохот.

Оформился в мутных клубах неотвратимый, огромный, как крепостная башня, Тэмор. Тускло мелькнула сталь тяжелого клинка.

Легенда ни испугаться не могла, ни даже понять, что надо бы бояться. Меч тролля опускался туда, где должна была быть Эфа.

А потом стал опускаться тролль. Падать, роняя оружие. И долго он падал. И долго летел, лезвием вниз, а потом вонзался в мягкую землю его клинок.

А за туманной завесой хохотало, рычало, гремело яростным счастьем. Или счастливой яростью.

Встать надо было. Идти туда. Там Астандо...

Морок.

Эфа там одна. Ей помощь нужна.

Только встать не получалось. А кроме того... то, что было там, в тумане, то, что убило Тэмора, от Эфы оно не оставило вообще ничего.

Эльфийка мельком заметила скользнувшие мимо нее грациозно-корявенькие силуэты сотто. И, кажется, потеряла сознание. Во всяком случае, что было потом, Легенда не помнила.

А еще она не знала, долго ли тянулось это “потом”.

Следующее осознанное – чистый воздух. Небо все еще синее, начавшее по-вечернему светлеть. Бесформенной грудой, холмом мертвой плоти – Тэмор. Чуть поодаль – Йорик. И Эфа, на коленях, рядом с сотником.

Цепляясь за ствол ближайшего дерева, Легенда поднялась на ноги. В голове мутилось, перед глазами плыло – точь-в-точь как тогда, в степи. Когда Разящая щедрой рукой сыпанула ей яду. Для полноты картины недоставало лишь еще какой-нибудь сумасшедшей выходки со стороны шефанго.

– Эфа?

Блазнится ей? Последствия обморока и иллюзорного бреда. Или в самом деле изменилась фигура Разящей? Разве поймешь под этой мешковатой одеждой... даже если одежда стала вдруг впору.

А широкие плечи под тонкой замшей напрягаются, не по-женски напрягаются, да и не было никогда у Эфы такого разворота плеч...

– Не сейчас, Легенда.

– О Владыка... – эльфийка как стояла, покачиваясь правда, но ведь стояла же, так и села на сухую хвою.

Голос. Голос мужской. И лицо. Жуткое лицо, не закрытое краем юкколя.

Очень захотелось вновь упасть в обморок, но не получалось никак. Кто-то толкнул под локоть, аккуратно. Острые уши, огромные глаза. Сотто:

– На, выпей. И не трогай его пока. Эфа умерла.

Легенда машинально сделала глоток из плоской деревянной чаши. Жидкость была кисловатой. Как запах молодой листвы.

Странно. Разве может быть вкус у запаха?

Или запах у вкуса?

– Тебе приснится сказка, – прошептал над ухом хрипловатый голосок сотто. – И проснешься ты только с рассветом. Ладно?

Кажется, Легенда кивнула, прежде чем откинуться на неожиданно мягкие корни.

А может быть, и нет.

Но сказка ей и вправду приснилась.

***

"Ты все-таки сделал это, командор. Ты заставил меня вспомнить...” – Тонкие пальцы медлят, прежде чем закрыть глаза мертвому.

Медлят.

Медлят.

Нет. На Ямах Собаки нет такого обычая. И у орков тоже нет. Пусть остается, как есть. За стывший луч в янтаре. Капли смолы на свежем древесном срезе.

Глупая смерть. Но смерть вообще не бывает умной. Особенно смерть бессмертного.

Больно. Слишком неожиданно и страшно все случилось.

Больно.

Слишком много воспоминаний. Сразу.

Горячий комок, свинец, расплавленный в горле. Вдохни глубоко. Считай про себя. До сотни. До тысячи. До сотен тысяч. Но не смей поддаться боли.

Йорик, командир... командор.

***

"Гончая” ушла в дальний поиск.

Ее возвращение стало сенсацией.

Пространственная аномалия найдена и исследована...

Потери? Да. Были потери.

И легенды складывались все время, пока ждали возвращения корабля.

Полно, да ждали ли?

Когда вышли все сроки, мало кто продолжал верить, что “Гончая” вернется. А ведь поди ж ты, вернулась. “На честном слове и на одном крыле”, как пелось в какой-то старой, очень старой песне.

Командор Хасг, Йорик Хасг... сэр Йорик Хасг.

Возвращение крейсера – его заслуга. Его последнее “Невозможного нет”.

Легендарный корабль. Легендарный командор.

Легендарный девиз.

Помнится, когда-то казавшийся странным, потом сумасшедшим, потом... потом глупым. А потом – единственно верной истиной.

"Невозможного нет”.

Память вернулась, и слишком многое нужно осмыслить. А главное, привыкнуть, смириться с тем, что Йорик погиб. Кем он успел стать для Эфы, этот желтоглазый орк-полукровка?

Эфа тоже мертва.

Почему же так больно?

– Больно. – Маленький и остроухий, глаза светятся даже сейчас, днем. Садится рядом. Кладет шершавую лапку на руку застывшего над трупом шефанго. – Больно. Твоя женщина спит. Твой друг мертв. Пойдем с нами.

– Куда? – Язык ворочается с трудом. Еще не хватало сейчас забыть здешние наречия... Стоило вспоминать десятки языков своего мира, чтобы разучиться говорить в этом. – Зачем?

– Наша очередь рассказывать. Пойдем. О нем позаботятся. – Шершавая коричневая лапка. Шершавый, отдающий кедровым запахом голос. – Пойдем с нами. – И совсем тихо, тише, чем ветер, зацепившийся за хвоинки:

– Даже Большие Деревья плачут, когда им больно.

***

Просторная поляна. Высоченный кедр в центре. Ночь. И непонятно, когда успело стемнеть.

– У вашей богини, – чуть поскрипывает тонкий голосок, – есть ступка. Каменная ступка и каменный пестик. Каждое новолуние толчет она в ступке белый порошок. Звездный свет, дыхание снега, запах цветов, крики птиц – она смешивает все это, превращает в пыль. А ветер подхватывает пылинки и разносит их по всему миру. Когда рождаются дети, с первым криком своим вдыхают они этот ветер. Когда проклевывается семя, в солнечных лучах ловит оно частицы волшебной пыльцы. Когда из куколки вылупляется бабочка, на крылья ей ложится чудесный узор...

– Не бывает живой воды. – Собственный голос неожиданно хриплый. Жестяной какой-то. – Не бывает.

– Воды не бывает, – соглашается сотто. – А пыльца есть. Если коснуться ею глаз слепого, он прозреет. Если присыпать ею рану, она затянется. Если из мертвого тела еще не ушло тепло жизни, оно оживет. Душа вернется. Мы сохраним тело твоего друга, пока ты не достанешь пыльцу.

– Но Сорхе... Она сама хотела смерти Йорика. Разве я смогу уговорить ее?

– Сможешь. – Зеленые глаза угасают на мгновение. – Если ты хочешь спасти своего друга, ты сумеешь.

"Ты сумеешь...”

Ему бы такую уверенность. Почему все и всегда уверены в том, что он сможет, у него получится, его не остановить...

Стоп. Откуда это? Чужие мысли, чужая усталая злость.

Йорик. Конечно, это его. Командор Хасг. Он как раз и жил с этим, с этой всеобщей убежденностью в его непобедимости.

– Что это были за твари? Те, которые в тумане?

Мутно-косноязычно. Но трудно почему-то вернуть себе способность управлять словами. А сотто молчит. И ночь молчит. Даже птиц не слышно. Даже ветер и тот перестал шуметь и ворочаться в кронах.

– Большую Гору охраняют девять сомнений, – произносит наконец скрипучий голосок. – Вы столкнулись с первым. Это мутные мороки. – Сухая лапка поднимается, предупреждая слова. – Мы сказали бы вам, поверь, если бы знали сами. Но Лес давно не видел их. Так давно, что только самые большие деревья сохранили воспоминания. – И растерянно:

– Мы спешили. Мы хотели помочь.

Почему-то не кажется странным, и смешным не кажется это “хотели помочь”. Хрупкие малыши сотто.

– Эти мутные, они посылают видения. Зачем? Что случается с теми, кто верит?

– Они становятся птицей. Ушедших хватает морокам надолго. В вас есть то, чего нет больше ни в ком: любовь, страсть, желание. Мы слушаем, деревья помнят, а мороки – пожирают. Ты хорошо сделал, что убил своего друга, того, который похож на оживший камень. Ты его спас.

Тэмор?

"Ты убил своего друга...”

– Я убил? – Да кончится ли когда-нибудь эта проклятая ночь? Свет нужен. Свет! Режущая ясность, холод утра, блеск небесный. – Я убил Тэмора?

– Ты спас его. А твой командир спас тебя. Больше всего мороки боятся вашей, человеческой злости.

Злости там хватало с избытком. В те короткие секунды боя. Проблеск стали в туманной мгле. Дрожащая кисея шарахается, ползет клочьями, окружает снова...

Ярость командора. А потом – Эфы. Нет. Не Эфы уже. Эфа умерла.

– В тебе слишком много мыслей, – чуть укоризненно замечает сотто. – И все они перепутались. День будет. День всегда приходит. А сейчас ночь. Ночью люди спят. И ты тоже должен заснуть.

"Какой, к акулам, сон?”

Мысли не то что перепутались, они еще и выталкивают друг друга, норовя поудобнее расположиться в наспех завоеванном мозгу. Память... да, еще и память. И она препирается сейчас с воспоминаниями Эфы. И остатки, останки девочки-убийцы не спешат исчезнуть, даже разложиться не спешат, чтобы смердеть себе спокойно, не дергаясь.