Текст книги "Прелестник"

5. У художника

На следующий день, вечером, Луи предпринял прогулку в город. Городок был небольшой, но шумный и населенный. Здесь жили в основном ремесленники и кое-кто из крестьян, перебравшихся из тихой своей деревеньки в суетный город. В этих местах делали сыр, который пользовался популярностью и поставлялся на столы аристократов.

Жил здесь художник, несмотря на свою бедность, почитаемый жителями. На его картинах было все: от пейзажей до портретов. Не было улицы, которой бы не запечатлел своей волшебной кистью этот художник. И все окрестности мелькали на небольших холстах. Что касается портретов, то среди них не было ни одного парадного, даже губернатор не замечал таланта скромного человека, вечно измазанного и пахнущего масляными красками и разбавителями. С его портретов смотрели добрые и простые лица городских ремесленников, их жен и детей. А сейчас художник трудился над большим полотном, где писал имение маркиза де Куломье, видневшееся из города очень живописно. Этот холст, по мнению самого создателя, должен был принести ему хоть немного средств, так что автор увлеченно работал и на днях должен был закончить полотно.

Художник жил в городе немногим меньше года, но уже имел много друзей. Маркиз еще не знал о нем ничего, правда, он мало интересовался, кто и где живет. Он был немного знаком с губернатором, членами городского совета и еще кое с кем из знати. Все остальные жители городка сливались для него в одну серую массу.

Луи въехал в ворота, и тут же его внимание привлекла вывеска на одном из крайних домов, гласившая, что здесь живет художник. Приостановив коня и вспоминая, видел ли он эту вывеску прежде, маркиз собрался ехать дальше, но в этот момент на пороге дома показался человек лет… это было трудно определить, особенно маркизу. У человека всклокоченные темные волосы и такие же борода и брови, небольшие, но внимательные горящие глаза. На нем темная блуза со свободными рукавами, старые штаны и потертые туфли. Измазанный разноцветный фартук закрывал его до колен. Руки тоже были испачканы в краске, и немного лицо.

Увидев такую занимательную внешность, Луи улыбнулся. Художник с интересом всматривался в фигуру юноши, слегка прищурив глаза. Он уже знал, что на днях в имение приехал молодой маркиз, и мечтал увидеть его. Местные девицы рассказывали художнику, что маркиз очень красив, и это обстоятельство останавливало мастера, который любил писать портреты красивых людей.

Увидев из окна юного кавалера на великолепном коне, художник бросил работу и выбежал на улицу, движимый странным предчувствием. Рассматривая юношу, художник невольно подумал: «Если бы это лицо да на холст… но он, конечно, не согласится, так было уже не раз». Ему почему-то очень хотелось, чтобы этот кавалер оказался маркизом, разве он не красив? Но такие мысли стали рассеиваться: «Нет, это не он, – подумал опять художник, – вряд ли маркиз заглянет в наш городок, да еще и один… ох, я бы с таким лицом ангела написал. У него светлые волосы, хороший взгляд… а ведь он сейчас уедет…»

Действительно, Луи, взглянув на художника, тронул рукой шею коня, и тот послушно шагнул вперед. Художник, однако, не хотел зря потерять случай и с надеждой выступил на мостовую, преграждая путь. Маркиз остановил лошадь и с удивлением посмотрел на этого странного человека.

– Что вам угодно? – глядя сверху вниз, даже не наклонив головы, спросил Луи. Перед ним был художник, пусть и бедный, но к художникам маркиз относился иначе, чем к ремесленникам, и говорил с ними на «вы». Художник оробел, услышав властный тон, и никак не мог собраться с мыслями, а Луи это стало раздражать.

– Что вы молчите? Или говорите, или пропустите меня.

Запинаясь на каждом слове, художник сказал:

– Если вам не трудно… если… я был бы вам очень благодарен, сударь, если бы вы согласились позировать мне…

– Позировать вам? – очень удивился Луи.

– Все зависит от вашего желания, сударь.

– Мне сейчас некогда…

– Мы могли бы договориться…

– Черт побери, да пустите же моего коня! – в сердцах сказал маркиз, и художник, невольно отходя, понял, что бесполезно просить. «А жаль, – подумал он, – так всегда – красота холодна».

Луи еще не отъехал и мог видеть, как безнадежно махнул рукой художник, направляясь в свою мастерскую. Внезапно маркиз повернул коня и, подъехав к самой двери, спрыгнул на землю. Через мгновение он был уже в мастерской и разглядывал стены, увешанные картинами. Внизу тоже стояли прикрытые серой тканью холсты. В мастерской царил полумрак. Живописец уже сидел перед мольбертом и, глядя в окно, из которого отлично был виден замок Куломье, наносил на холст контрольные мазки, поскольку работа была почти закончена. Он, казалось, не замечал своего посетителя.

Медленным движением руки Луи снял шляпу и подошел сзади к художнику. Юноша с интересом наблюдал его работу в течение некоторого времени и наконец сказал:

– Что ж, неплохо, неплохо.

Художник повернулся к нему лицом и спросил, как своего старого знакомого:

– Вы находите?

– А вы… разве не в состоянии оценить свою работу? – спокойно возразил Луи и, взяв потемневший от времени табурет, поставил его рядом и сел. – Скажите, у кого вы учились?

– У многих, сударь.

– Что вы имеете в виду?

– Нет ничего поучительнее копирования и натуры.

– Значит, сами выучились… Я покупаю эту работу.

– Не торопитесь, сударь. Она еще не готова. Если вам будет угодно, приходите послезавтра.

– Понимаю. А что у вас за полотном? Покажите мне ваши картины.

– Извольте, – вставая, сказал художник и скинул материю с первой попавшейся картины.

На ней Луи увидел сапожника, который держал в руке чей-то башмак и прибивал каблук. Герой картины даже не смотрел на окружающих, он был занят работой. В нем Луи узнал городского сапожника, у которого иногда чистил сапоги.

– Очень похож… и написан в испанской манере, – сказал маркиз и перевел взгляд на следующий портрет.

Здесь совсем другое: молодая женщина-прачка. На минутку оторвалась она от работы и, выглянув из окошка, улыбнулась кому-то.

Луи рассматривал портреты и примечал, что ни одного знатного человека среди героев картин нет. Осмотрев все портреты, натюрморты и пейзажи, Луи спросил:

– Послушайте, любезный, а кого-нибудь из общества не приходилось писать?

– В том-то и дело, сударь, что не приходилось. Я человек бедный. Кто же на меня внимание обратит? Заинтересовался я вашей внешностью, а ведь знал, что откажете.

– Не откажу, и картину куплю. Сколько вы хотите за нее?

– Сколько дадите, больше не возьму. Луи вздохнул:

– Хорошо, о цене договоримся после.

– Да, сударь, а одна картина есть. Год а два назад одну знатную особу писал. Вот я вам сейчас покажу ее… где-то она у меня была… Знаете, хорошая девушка, – она очень просила, чтобы я написал ее, а потом не взяла (уж не знаю почему). Сказала, чтобы продал кому-нибудь другому, и сама деньги дала. Да куда же я положил… а, вот она, – художник вытащил из угла небольшую картину, покрытую такой же материей, как и остальные. Он бережно снял накидку и, поставив свое произведение на стол, отошел на несколько шагов и, чуть склонив голову набок, оценивающе взглянул на свою работу.

С полотна спокойно смотрела девушка, похожая на сказочную принцессу, но Луи, который по всем предположениям художника должен был залюбоваться, вдруг бросился к столу и пристально всмотрелся в приветливое лицо юной знатной особы.

– Вы говорите, писали ее два года назад? – взволнованно спросил Луи.

– Да, сударь, – ответил художник.

– Кто она такая?

– Дочь какой-то маркизы или графини.

– И вы не узнали имени маркизы? – в полном изумлении спросил Луи.

– А на что она мне? Я могу написать кого угодно, хоть самого короля, только бы изволили заказать, а ведь не закажут, – у них придворные художники есть, а я в число таковых не имел счастья попасть, может, и к лучшему: пишу для души. И люди довольны, и мне хорошо.

– Но, я надеюсь, вы знаете имя той, которую написали на этом полотне?

– Нет, сударь, ее не называли при мне по имени.

Луи ничуть не сомневался в том, что девушка на портрете – дочь маркизы, но все дело в том, что эта самая девушка – вылитая Мари. Луи показалось, что все это ему померещилось, но с этой мыслью он быстро расстался. Бывают же на свете люди, похожие как две капли воды.

– Я покупаю эту картину, – твердо сказал маркиз. – Вы продаете ее?

– Берите ее так, – просто сказал художник.

– Как? Вы отдаете это чудо бесплатно? – удивился Луи.

– За нее уже уплачено. Да что мне деньги, они мешают работать. А вы и так хотите купить у меня последнюю работу.

– Благодарю вас… О! А это кто такой? Прямо дьявол! Он кто? Испанский гранд? А? Говорили, что не приходилось писать знатных людей, а это же… черт побери, сам дьявол изумится. Да, только тепла в нем маловато. Он, как кинжал… Кто это, милейший?

– Боюсь разгневать вас.

– Это почему?

– Вы, вероятно, знаете того, кто здесь изображен.

– Впервые вижу.

– Не в том дело.

– Говорите, я обещаю, что ничего дурного не сделаю вам, если и разгневаюсь.

– Это маркиз де Куломье.

Луи не выдержал и расхохотался, как только мог, а художник робко стоял рядом и не знал, что ему делать. На полотне, действительно, не было ничего близкого с Луи. Несомненно знатный господин гордо стоял с обнаженной шпагой. Его лицо было спокойно и выражало самоуверенность. Черные волосы придавали ему что-то беспокойное и сильное, а глаза, тоже черные, живо сверкали, как лезвие клинка. Это была полная противоположность Луи. Кончив смеяться, маркиз сказал художнику:

– Нет, нет, вы не обращайте внимания. Я так. Где же вы видели маркиза де Куломье?

– Я никогда его не видел. Это лишь моя фантазия. А вы, наверное, знаете его, раз так смеетесь.

– Да, приходилось видеть.

– Я бы хотел написать его портрет.

– О, это очень сложно. Вы напишите сначала меня, а я покажу вашу работу маркизу. Уверен, он сам захочет, чтобы вы исполнили его портрет.

– Что ж, сударь, извольте.

– Но это оставим до послезавтра.

Луи взял шляпу и, надевая ее, вышел на улицу.

– Эй, сударь, постойте. Вы хотели взять портрет.

– О да, я совсем забыл.

– Позвольте узнать ваше имя, – подавая картину, сказал художник.

– Зовите меня просто – Жан, – не задумываясь, ответил юноша и вскочил в седло, – а ваше имя, любезный?

– Этьен, мое имя Этьен Дюран.

– Я запомню. А это вам за портрет маркиза, но можете оставить его себе. До встречи.

И не успел художник опомниться, как в его руке оказался луидор. Луи же выехал на дорогу.

– До свидания, сударь. Я буду рад видеть вас, – крикнул ему вслед Этьен.

Через мгновение от Луи осталось только воспоминание, а художника внезапно осенило: да ведь только что он разговаривал с маркизом де Куломье!

6. Бродячие актеры

В считанные минуты маркиз проехал по главной улице города и оказался на площади. Городские часы пробили восемь. В этот час в центре города было шумно. Тут нарастала гомонящая толпа и каждую минуту слышались громкие аплодисменты и радостные возгласы. Луи еще издали почувствовал необычайное оживление и поторопил коня. Подъехав ближе, маркиз увидел небольшой балаган и актеров, разыгрывающих перед толпой сценки. Луи присмотрелся.

В самом центре, развалившись в креслах, сидел размалеванный молодой господин, утопающий в ленточках и кружевах. В руке он держал что-то похожее на бутерброд или пирожное и рассуждал:

– Что касается меня, то… – тут он прервал свою речь, чтобы откусить пирожное, и продолжал, – мне совершенно все равно, сколько налогов завтра свалится на голову этих бездельников. Один, два, три… какая тут разница? Они совершенно от рук отбились. Но мы их воспитаем…

«Интересно, интересно, – подумал Луи, – кого он играет?» И получил ослепительный ответ. Появился актер в одежде камердинера и доложил:

– Ваша светлость, г-жа Лориньи просит вашей аудиенции.

«Очень мило, – продолжал свои мысли Луи, – не больше не меньше – герцог или маркиз».

С интересом он смотрел дальнейшее действие. Появилась молодая актриса, играющая г-жу Лориньи. Она полностью разделила все взгляды лжегерцога и сказала ему пару лестных фраз.

Толпа разражалась хохотом, когда «герцог» вдруг падал на ровном месте или был одурачен кем-нибудь из слуг.

Луи сразу понял идею представления, но, к удивлению, сам безудержно хохотал в самых веселых сценах, и актеры, уже заметившие его и наблюдающие с тревогой за его поведением, были уверены, что богач или не понял смысла, или ему все равно, что здесь происходит.

Как только представление завершилось, Луи направился прямо к балагану. Он смело прошел внутрь, где и увидел актеров. Все они были еще в костюмах и радостно обсуждали свое выступление. Тот, который играл роль герцога, говорил, снимая парик и вытирая вспотевший лоб:

– Не понимаю, как они ходят в такой одежде. Я совсем запарился.

– А что же тут понимать? – спокойно возразил Луи.

Актеры сразу же замолчали и в удивлении обратили взоры на юношу, который продолжал:

– На вашем костюме слишком много лент и кружев.

Опомнившись, все встали и сняли шляпы, у кого они были. Мужчина лет сорока с красивым загорелым лицом, прямыми, выгоревшими на солнце волосами и светлыми серыми глазами (он, по-видимому, не играл в спектакле и был одет как горожанин) без всякого волнения сказал:

– Вы совершенно правы, сударь. Но позвольте заметить – это предусмотрено нами, только бедный Жорж никак не может привыкнуть к своему облачению.

Луи понравился учтивый тон этого человека, и он приветливо улыбнулся. Актер предложил сесть. Остальные настороженно поглядывали на гостя. Луи спросил:

– Мне очень хотелось узнать, что за герцог был на сцене, поэтому я пришел.

Не успел руководитель труппы открыть рот, как Жорж отозвался:

– Экий вы недогадливый. Тут же рядом имение маркиза, по-моему, Куломье называется. Стало быть, маркиз де Куломье. Весь город это знает.

– Точнее говоря, – вмешался предусмотрительный актер, – это собирательный образ. Позвольте узнать, с кем имеем честь говорить?

Луи лукаво улыбнулся и просто сказал:

– Ну что ж, если это был маркиз де Куломье, то я – главный герой вашей постановки.

Все рассмеялись от души.

– Вам не откажешь в остроумии, – все еще смеясь, заметил актер. – И все же? Меня зовут Рене Дюпон, я руководитель нашей скромной труппы. А вы?

– Очень приятно, – улыбался юноша. – Луи Арман Виктор де Жуаньи, маркиз де Куломье, к вашим услугам.

В балагане стало тихо.

– Да, какие тут шутки, – произнес Рене. – В таком случае, примите наши извинения, если мы показались вам слишком дерзкими. В сущности, мы не имели в виду лично вас.

– А кого? – спросил Луи.

– Это долгий разговор.

– Вот я и хочу с вами поговорить.

– В самом деле?

– Иначе не явился бы сюда.

– Если не возражаете, все вместе пойдем в трактир. Там и поговорим.

– Отлично, – согласился Луи.

Через несколько минут он шел по улицам города вместе с актерами, оставив у балагана своего коня. В трактире заказали вина и ужин. Луи сел рядом с Рене, чтобы спокойно побеседовать. Актер все еще присматривался к своему юному гостю и не мог устоять перед его обаянием. Рене ласково, но грустно улыбался, что придавало его лицу какое-то особенное выражение. Этот человек с первых минут общения тоже притягивал, возбуждал интерес Луи.

– А у вас хороший аппетит, – улыбаясь все так же загадочно, заметил Рене.

– Да, не жалуюсь, – невозмутимо отвечал маркиз, – несмотря ни на что, я должен сказать, что мне понравилось ваше представление. Но почему объектом насмешек вы сделали именно меня?

– Я уже говорил, что мы не имели в виду лично вас, сударь. Сегодня это был маркиз де Куломье, завтра – виконт де Виньи, послезавтра граф де Бюсси и так далее.

– Какова же цель ваших выступлений? Пьеса тут многим понравилась, я видел.

– Это главное, сударь.

– Но вы слишком рискуете.

– Возможно. Но это необходимо, вы не поймете…

– Кому необходимо? – с нескрываемым интересом спросил юноша.

– Нашему народу. Мы открываем ему глаза.

– Что же будет, когда вы откроете глаза народу?

– Вы всегда так любопытны, сударь? – ласково поинтересовался Рене.

– Все-таки я француз, и мне интересно было узнать, что наш народ спит. Так что же будет, когда он проснется?

– А вот что: настанут новые времена, все будут счастливы, надеюсь, и вы тоже, маркиз.

– Вы немногословны, однако я понимаю вас.

– Думаю, что не вполне.

– Ах, вот как?

– Не сердитесь, сударь. Вы привыкли жить в радости и наслаждении, в «земном раю», и представления не имеете о том, что творится за его пределами.

– А что же там творится? – тут же спросил Луи.

– Ужасная несправедливость. Люди, которые растят хлеб, шьют одежду, производят все блага, живут подобно нищим, не в силах прокормить семью. Они голодают и, кроме того, должны платить кучу налогов из своих скудных средств. Они работают от зари до зари и ничего не имеют. Зато есть немного счастливчиков, которые, ничего не делая, имеют все, утопают в роскоши, едят и пьют до отвала и целыми днями развлекаются или скучают от лени. Они не платят налогов и живут на всем готовом. Им все равно, что вокруг люди голодают. Народ они презрительно называют чернью, однако именно эта грязная чернь их поит, кормит и одевает. Справедливо ли это, как вы думаете?

– Вряд ли, Рене. Только в жизни всегда так. Неужели вы думаете, что можно что-то изменить?

– Конечно, можно.

– А, догадываюсь: отнять богатство у счастливчиков и раздать его беднякам. Клянусь вам, ничего хуже нельзя придумать.

– Почему вы так думаете?

– Потому что тогда у нас появится целая армия бездельников еще более страшных, чем теперь. Знать хотя бы служит… сейчас никто не может без потерь уклониться от службы.

– Вы служите? – тут же спросил Рене.

– Еще нет, но… уже скоро настанет этот день. Мой отец служит в тяжелой кавалерии. Я тоже буду офицером, обязательно пойду в поход. У нас говорят, что «налог кровью» никого не минует.

– На военной службе так и есть, – согласился Рене. – Так вы считаете, что изменить мир к лучшему невозможно?

– Если постараться, то можно, только причина бед не в том, что я маркиз, а он сапожник.

– А в чем же, друг мой?

– Я и сам не знаю. Но если вы думаете, Рене, что для всеобщего счастья нужно поднять народ с вилами на господ, вы глубоко заблуждаетесь.

Не ожидал Рене подобных рассуждений от изнеженного юноши. Луи, в свою очередь, не хотел продолжать эту тему и предложил:

– Почему бы вам не прийти завтра ко мне в замок? Вы могли бы поставить что-нибудь. Я люблю театр и заплачу хорошо.

– Благодарю за приглашение, но не уверен, что у нас найдется подходящая пьеса.

– Вы боитесь, Рене, что я устрою вам засаду и вызову отряд гвардейцев?

– Мне бы не хотелось подозревать вас в такой подлости.

– И не подозревайте. Клянусь своей матушкой, что вы беспрепятственно покинете мои земли и никто вас пальцем не тронет.

– Так вы не желаете, чтобы нас арестовали? Мы же враги порядка.

Луи рассмеялся:

– Да таких врагов по всей Франции, наверное, и не сосчитать. Буду ждать вас завтра. А теперь я прощаюсь с вами.

– Как? Вы уходите? – с сожалением сказал Рене. – Мы не отпустим вас так просто. Лала, принеси-ка нам еще вина.

Лала, черноволосая, с большими черными, с хитринкой, глазами, красивым смуглым лицом была проворной цыганкой лет шестнадцати, которая частенько наведывалась в этот кабачок, где танцевала в надежде на щедрость посетителей. Она была одета в красное платье и с алой розой в волосах.

Пока актеры сидели в углу за столом, Лала, играя с забавным черным щенком, поглядывала на нового посетителя, которого еще никогда здесь не видела. Нетрудно догадаться, что этим посетителем был Луи.

Услышав голос Рене, девушка быстро вскочила, бросив возню со щенком, и побежала за вином.

– Помилуйте, Рене, я уже достаточно выпил, – умоляя, сказал Луи, – к тому же, время позднее и мне пора возвращаться в замок. Я думаю, мы еще встретимся завтра.

– Нет, нет, нет, вы останетесь, и мы с вами еще побеседуем. Вы сами противитесь своему желанию, оставайтесь… Лала, ты видишь, он отказывается.

Кинув на Луи пленительный взгляд, девушка произнесла:

– Какой прехорошенький, – и с этими словами, поставив вино на стол, быстро удалилась.

Лицо юноши запылало. И тут не обошлось без меткого замечания Лалы, которая всегда новым посетителям высказывала свое мнение о них, и, каким бы оно ни было, никто ее не осуждал даже за самые колкие замечания.

Луи поддался просьбам актеров и остался.

– Вот видите, – сказал Рене, – вы все-таки остались. Но вы еще не знаете нашу Лалу: вы еще многого не знаете, а ведь она превосходно владеет шпагой.

– Да? – не скрывая своего изумления, выговорил Луи.

– Мне кажется, дружище, вы что-то задумали.

– О, я бы все отдал, только бы узнать, как она дерется.

– Однако я не думал, что вы так горячи. Но бросьте вашу затею.

– Да что вы? – внимательно следя за Лалой, возразил Луи, который не на шутку зажегся.

– Я вам не советую, – серьезно продолжал Рене.

– Да почему же?

– Лучше бы я вам не говорил. Поверьте на слово, она прекрасно дерется.

– Держу пари: если она выиграет, вы получите три луидора – это все, что сейчас при мне.

– А если выиграете вы?

– Я поцелую ее, это будет хорошей наградой.

– Уверяю вас, она не таких рыцарей, как вы, сражала. Неужели вы поднимете руку на девушку? – этой фразой Рене надеялся остановить маркиза, но было уже поздно.

– Нет же, – сказал Луи. – Это будет игра, состязание, если хотите. Я вам клянусь, ни один волосок не упадет с ее головы.

Не слушая никаких предупреждений Рене, юноша встал и направился прямо к тому месту, где Лала возилась со своим щенком. Она вела себя совершенно независимо и не подала никаких знаков внимания маркизу. Луи стало досадно, и он, подойдя настолько близко, что его уже нельзя было не заметить, мягко проговорил:

– Скучаешь, красавица?

– Ничуть, – беспечно ответила Лала и не без укора взглянула на Рене.

– Очень жаль, – все более распаляясь, произнес Луи, – я бы развлек тебя… знаешь, твое имя как песенка… ла-ла, ла-ла…

– Так и скажи, что хочешь драться, – невозмутимо бросила Лала.

– Я не сказал этого…

– И тем не менее ты весь пылаешь. Лучше охладись, мальчик, тебе это будет не на пользу.

Ну эдакой дерзости маркиз, который был, несомненно, высокого мнения о себе, не мог стерпеть. Что ж, сам этого добивался.

– Теперь я вынужден драться, ведь ты владеешь шпагой.

– Ты жаждешь скрестить со мною шпагу? – зажигаясь в свою очередь, воскликнула Лала.

– О, это не смертельный поединок.

– Ага, ты заключил пари, как я не догадалась раньше? Тогда держись. Эй, дайте мне шпагу!

– Отлично.

Услышав громкий разговор и узнав, что речь идет о пари, все посетители трактира в один миг окружили их плотным шумящим кольцом. А «бойцы» уже были полностью готовы.

– Защищайся! – воинственно крикнула Лала и бросилась на своего противника. Луи с первого момента почувствовал ее сильную руку. Несмотря на молодость и пыл, Луи предпочел не нападать, а защищаться. Но это вовсе не означало, что он потерял отвагу. Нужно сперва изучить своего противника, что и делал маркиз.

Лала все так же смело и решительно нападала, но все ее удары, которые прежде приносили ей такой успех, умело и хладнокровно отражались. С лица Луи не сходила улыбка, но когда Лала применила удар, о котором он только слышал, юноша присвистнул и не без удивления воскликнул:

– Какой чудесный удар! Я умоляю, повтори его еще разок, если не трудно.

– Ты больше сил тратишь на разговоры, – был ответ.

Борьба продолжалась. Однако Луи надоела эта возня, и его защита стала постепенно переходить в наступление. И когда все его мысли были заняты близкой победой, произошло невероятное: неуловимый финт, и острие шпаги застыло в дюйме от его груди. Несмотря на неуемный темперамент, Луи давно был натаскан на все эти уловки и сам мог бы сразить любого сверстника. Но как же он не успел отреагировать?

Мало приятного, когда слышишь, как ликует весь трактир, вполне довольный исходом поединка: их общая любимица Лала одержала победу над этим юнцом-дворянчиком.

На пару мгновений в глазах маркиза отразилась совершенно детская досада: он так не любил проигрывать, а тут еще девице проиграл. Но большего от него не дождутся. Пусть радуются, пусть три золотых перекочуют в карманы актеров, все это он переживет.

Поздно вечером Луи вернулся в замок. Но прежде чем лечь спать, он взял портрет незнакомки и заперся у себя в кабинете. Он долго сидел при свечах и уже спокойно рассматривал портрет. Тайная мысль заронилась в сознании Луи. Несмотря на внешнее спокойствие, он чувствовал, что внутри все кипит, и сам не мог объяснить свое волнение.

Юноша спрятал портрет так, чтобы никто не увидел, и, полный новых ощущений, прошел в спальню. Было уже так поздно, что он не дерзнул беспокоить Мари.