Текст книги "Валька, хватит плодить нищету!"

Глава 13

Римма Рашидовна с мужем из Ташкента прилетели на самолёте, всё бросили и примчались! Брат Бориса из Омска и сестра из Козельска приехали, сестра всей семьёй. Валентина и Виктор первыми узнали, первыми приехали – живут же рядом. Новость ошеломила всю семью, а больше всех поразило родственников, что ни муж, ни сын не знали, что происходит у Галины на работе.

Борису было совестно, так как следы запоев не успели сойти с его лица, объяснять пришлось родителям, почему живёт в гараже, пьёт, что он мог сказать?

Толик пребывал в шоке, он считал маму стеной, каменной, нерушимой, а тут стена рассыпалась и превратилась в песок. Исчезла мама из его жизни, как он хотел. Только ком в горле и легкая паника внутри, что же будет дальше.

Главврач не бросила Галю, ей дали всего пять лет, без конфискации. Была бы конфискация, полетела бы и её голова, да и Галина, не дура, всё вешать на себя как безропотная овца, отстаивала каждый ордер и квитанцию. На этом все связи оборвались с работой и нужными людьми, осталась только семья.

Валентина не знала, что сказать брату… Ничего не говорила, со своими малышами приезжала раза два в неделю, готовила мужикам, оставшимся одним, убирала. Интересовалась, как там Галя, спрашивала, когда свидание дадут, куда отправили.

– Не хочет она никого видеть! Даже Толика… – чесал затылок Боря.

Он был у неё дважды, и оба раза жена ему не рада. В его поддержке не нуждалась, просила только передачки отправлять. Сына, сказала, не привозить в колонию, не хотела, чтобы Толик видел её такой. А она совсем не изменилась, румянец на щеках, густые каштановые волосы видны были из-под косынки, костюм на ней отвратительный, и нет её любимой помады, морковного цвета. Просила не пропить дом, вот, пожалуй, и всё.

Даже в колонии она была высокомерна, честолюбива. Кто знал, что у неё там в душе, она никому не каялась, на жалость не давила, ей нужны были силы выжить здесь и не опуститься.

– Ох, Боря, горе-то какое, – причитала Валя, – пить бросай! Сын теперь на тебе, дом. За ум пора взяться, понимаешь?

– Понимаю, – вздыхал Борис.

– И ты, Толя, не подведи маму, учёбу не бросай. Ведь для тебя всю жизнь старалась. Горе-то какое, – причитала Валя как на поминках.

Виктор молчал, никогда он не осуждал Галину, принимал такой, какая есть, сильная, пробивная – кремень! Жалко было бабу, очень жалко.

Не протолкнуться было в доме от понаехавшей родни, Римма Рашидовна тоже много причитала, поверить не могла в случившееся. Хотела остаться на некоторое время у сына, помогать по дому.

– Не надо, мама, мы справимся. Толик вон какой лоб здоровый, да и Валюха с Витькой рядом. Вы тоже не забывайте Галину, передачки ей отправляйте, письма. Может, ответит… – сказал он тихо-тихо, знал, никому она не ответит, тем более его родственникам.

Попереживали, поддержали близкие Бориса и Толика и разъехались, у кого-то работа, кого-то дома жена и дети ждут, у отца отпуск за свой счёт заканчивался. Остались одни мужики. Толик в доме на втором этаже, Борис – в своём гараже.

Небольшую перестановку сделал сын в своей комнате, вынес пианино на веранду, груды книг перенёс в мамину комнату, посвободнее стало у него, легче дышать. Друзей начал водить, товарищей. Вечерами бренчали на гитаре, на втором этаже, гоготали и шумели, как и положено студентам. Не выпивали вроде, отец не замечал.

Борис пить бросил, других вариантов не было. Попытался вернуться к работе, работать как раньше, шабашить. Не тут-то было! Галина ведь прикрывала все его запои больничными, подарками дорогими. Всё подняли, припомнили каждый отгул, вывалили и полоскали два собрания. Выгнали Бориса, сам пьющий, жена в колонии, такие сотрудники позорят ряды советских рабочих! Не место им среди честных и порядочных граждан.

Не работать тоже нельзя, за тунеядство привлекут, вот и пристроился Боря на строящиеся теплицы разнорабочим – кем взяли, на прошлые заслуги не смотрели, достаточно было последней записи в трудовой. Без Гали всё рухнуло, на ней держалась семья.

Валя с Виктором обязательно приезжали к Борису, раз, иногда два раза в месяц, своих проблем хватало: работа, дети, школа, садик. Гену забирали каждые выходные из интерната. Первое время он не хотел ехать, злился на родителей, особенно на отца, но на каникулы всё равно по домам отправляли учащихся, остыл парень. Так же помогал отцу по приезду, как раньше, рассказывал сестре и мелким, как оно там в интернате. Учился хорошо, преподаватели хвалили, а вот с поведением не всегда ладно было, но там знали, как это лечится.

Возмужал Генка уже через полгода в интернате, вожаком был в своей компании, драться не приходилось, за это серьёзно наказывали, но авторитет свой не ронял мальчишка.

Танюша участвовала в вокальных и танцевальных конкурсах от ДК, городских и краевых. Талантливая росла девочка, добрая. Выступала на всех праздниках, смотрах, грамоты носила одну за другой домой, в уголке над столом, где дети учили уроки, места не хватало вешать похвальные листы.

Родителям, конечно, немного накладно было: то платье раздобыть нарядное, то костюм пошить, но справлялась Валя, из шкуры лезла, чтобы дочка не хуже других была. Света выручала своей швейной машинкой, Тома принесла раз обрез ситца с узорами – прям спасла. Наградили девочку путёвкой в летний лагерь. Танюшка рыдала дома, нехорошо перед братьями и сестрой, она поедет отдыхать, радоваться будет, а они дома, да и маме кто помогать будет.

Успокоила её мама, глупостями сказала не заниматься и обязательно ехать, она заслужила! Дома и без неё справятся, месяц пережить можно.

Скоро и ребята один за другим пошли в школу, в поселковую, куда вначале Гена ходил. Им не раз напоминали о старшем брате, дразнили, цепляли, но ребята не растерялись. И в другой раз на место игр за местной библиотекой привели старшего брата – студента. Толик ясно дал понять наглецам, чтобы не обижали малышню, а то не поздоровится.

Приезжал он к тёте Вале, в основном, по просьбе отца, редко. Студенческая жизнь совсем его изменила, взрослым стал, с детьми ему неинтересно. Кажется, девушка у него появилась, Борис так предполагал. Борис чаще ездил к родственникам, хотя Витька и, тем более, Валентина видели его у себя всего два раза.

Когда приезжала Валя, а приезжала она обязательно с Галей, чтобы старшим маленькая сестра не мешала уроки делать и свои обязанности выполнять по дому, интересовалась, пишет ли Галина.

– Писала… – вздыхал Борис, – список прислала, что в следующий раз передать.

– И всё?

– Ну да… Про Толика спросила.

– Борис, ты бы хоть смотрел за цветами на веранде, засыхают ведь, или Толику скажи, пусть поливает, и папиросы не тушат в горшках. Ох, и устроит вам Галя, это же её любимые цветы. Занавески на веранде я сняла, постирала, снимешь, как высохнут, уберёшь. А то студент твой с друзьями совсем прокурили их. В комнатах я прибралась.

– Огород как у тебя зарос! – выговаривала она брату, – запустил! Малину подрезать надо. Вам хоть денег хватает? Продуктов смотрю в холодильнике совсем негусто.

– А нам много не надо, я на работе ем, там в столовой кормят в обед. Толик целый день в институте. Вечером приходит, один или не один, закрывается у себя. Один раз его видел с девочкой…

– Ой, Борька, не упусти сына. Как мы… – отводила она глаза.

– Не девица – упускать его, в подоле не принесёт. А запрещать ему не стану, сам был молодым. Главное, пусть учится – человеком станет.

Переживала Валя. Толку переживать, мужики предоставлены сами себе, главное – Борис не пьёт, друзей-собутыльников не водит, дом в порядке.

Год или два так продолжалось, никто не считал, время побежало быстрее в семье Михалёвых, как в школу пошли младшие. Да и Галя росла, не отставая от братьев и сестёр. Она всё время возле мамы путалась, если она не на работе.

Приехала однажды сестра к брату, как обычно, порядки навести, борща наварить, продуктов привезла. А цветы политы, шторки везде висят, на кухне порядок, суп в холодильнике, наваристый. Продукты есть, крупы, макароны в шкафу появились. Борис в саду работает, белит деревья, подрезает ветки. И в гараже у него, как дома, диван со второго этажа спущен, кресло одно, тюль висит на окошечке, столик, женская рука видна.

Не заходила тётка к племяннику в комнату, с Галиной не успела прибраться, во дворе помогала брату – зима скоро, последний урожай в саду надо было убрать. Со спокойной совестью ехала домой Валя, у племянника девушка появилась, по всему видно – хозяйственная, работящая, аккуратная. Радовалась она за него, в следующий раз обязательно спросит о ней, или он сам познакомит с невестой.

Валя дома поделилась новостями. Гале написала, адрес она давно взяла у брата, но писать не решалась. Помнила ссору на переезде, чувствовала неприязнь к Галине, теперь то что делить и вспоминать… На три тетрадных листа написала обо всём золовка! О доме, о брате, о цветах её любимых.

Главное, про Толика, какой молодец – учится, не бросает, вроде подрабатывает где-то, но это Борис лучше знает. А всё её воспитание! Всё благодаря Гале! О себе и семье своей написала, про Гену и Танюшу, про сорванцов своих немного, для разнообразия. Просила написать, если что-то нужно.

Не ждала ответа Валя, но Галя написала несколько строк. Поблагодарила, что не бросили Толика и дом. Ничего для себя не просила, не жаловалась. Про Галю узнавала, просила фотокарточку прислать, если есть. Про мужа ни слова.

Так Валя начала писать снохе в колонию, не частила, навязываться не хотела, но карточку отправила. Ради фотографии съездила с детьми в город в фотоателье. Галю порадовать хотелось и себе память оставить. Потом прогулялись в пустынном зимнем парке с детьми, ели мороженое, носились по чёрным от талого снега дорожкам, мама дала несколько копеек, и дети прокатились на каруселях. Вот счастья-то было! Рты у пацанов неделю не закрывались, они уже ждали следующую поездку в город, не в садик и не по делам, а просто так в выходной. Только в этот раз с Генкой!

Как же старались они угодить родителям: Мишка с Вовкой не баловались, учились хорошо, помогали Тане, разве могли им родители отказать? После зарплаты обещали поехать опять в город все вместе.

Закружилась Валя в домашних заботах, потом приболела немного, пришлось даже больничный взять, заодно побелила в кухне, а то руки не доходили.

Приехала к брату только через два месяца, без предупреждения, как обычно, с младшей доченькой. Мясо везла из своего небольшого хозяйства, хлеба свежего, будто здесь нет, сосисок килограмм, чай, сахар – обычные продукты. Выходной день, морозный, солнечный, Галя не поспевала за мамой, отвлекаясь на сосульки, на кустах вдоль дорожки, а напротив дома тёти Гали детвора играла в снежки, лепили снеговика, визжали на всю улицу. Валя не обратила внимания на детвору, вспотела вся, пока дошла, успеть бы до вечерней электрички порядок в доме навести. Мужики, небось, совсем грязью обросли, если только…

Во дворе дорожки почищены от снега, на клумбах снежные пирамиды, в гараже никого нет, из кухни приятно пахнет жареной картошкой с луком.

– Вот и здорово, как раз к обеду, – подумала Валя и распахнула дверь. Приятным теплом обдало и её, и дочку.

У плиты в фартуке Галины, лихо управляясь поварёшкой, хозяйничала Тамара.

У Валентины сумка с продуктами выпала из рук, лицо исказила улыбка, будто привидение увидела. Галочка с порога кинулась к знакомой тёте Томе, обожала она её.

Глава 14

– Валя?! Борис не говорил… – вытаращила глаза Тамара, обнимая маленькую Галю. Девочка уже обхватила за ногу любимую тётю Тому.

– Мне тоже, – не двинулась с места Валентина.

– Да ты проходи, он сейчас придёт, в погреб пошёл за огурцами.

– Огурцами?! – удивилась её хозяйственности.

– Ну да, я успела несколько банок закрыть из того, что у него в огороде выросло.

– Что это значит? – Валентина присела на стул, на кухне ещё больше запахло жареным, хотя картошку Тома уже выключила.

– Ничего… – опустила она глаза. – А что? Он не имеет право?! – почти выкрикнула Тамара, резко вскинув голову, Галинка весело собирала на полу продукты и подавала маме.

– Имеет, конечно, но… Когда вы успели? Сколько это длится? Он женатый человек.

– Больно нужен он своей жене? А то я её не видела. Даже в тюрьме ведёт себя как баронесса! Носом воротит от него.

– А тебе нужен?

– Да! Он мужик толковый, непьющий, работящий, – держала оборону Тома.

– Непьющий? – удивилась Валя, хотя да, как Галю посадили, он не пил.

Дверь распахнулась, и с улицы потянуло прохладой и свежестью. Борис возился в дверях, цепляясь банками о бамбуковые шторки на входе.

– Вот, Томочка, я ещё варенья взял вишнёвого и аджику, – он чуть не выронил банки из рук, увидев гостей на кухне.

– Где Толик? – резко обратилась к нему Валя.

– Не знаю, он уже месяц не появляется, наверное, у своих дружков или у девушки живёт, – отчитался Борис, придя немного в себя.

– Как это ты не знаешь? Он – твой сын!

– Ему не десять, и не пятнадцать лет! Взрослый мужик уже, девок домой водит.

– А ты?! – привстала было Валя, но осеклась, лично ей Тома не делала ничего плохого, наоборот, столько лет помогала с детьми она и её старенькая бабушка. – С сыном – твоё упущенье, распустил его.

– Что я?! Я не человек? Это моё дело, – упёрся он руками о стол и сжал губы, почему он должен оправдываться.

– Твоё! Конечно, твоё, но семья и дом у вас пока общие с Галиной, ты об этом думал? А ты, Тома? – повернулась Валя к соседке, – неужели не нашлось среди … – она опять запнулась, – среди всех мужчин на свете другого?

– Да не было у нас семьи, и ты прекрасно об этом знаешь. Замужем она была за своей работой, я так… приказчик при доме! А потом, как стройка закончилась, выгнать нельзя, на работе могут должность не дать, да и что другие подумают.

– Хватит, Валь, из меня… из нас, – взглянул он на Тому, – злодеев и подлецов делать. Галя всё знает, – врал он. Пока он не решался сообщить жене такое.

Валентина чуть стол не пробила челюстью, ну дела!

– Валь, – подсела к столу Тома, – ты не подумай, мы уже несколько месяцев вместе. Встречаемся, что ли… Ты просто не замечала. Борис на развод подаст, и мы распишемся. Всё по-людски.

– Да делайте вы, что хотите! И вправду, не маленькие, – Валентина чувствовала себя дурой во всей этой компании. Её беспокоило только одно – где Толик?

Отец не интересовался сыном, мать в тюрьме, у возможной мачехи своих двое. Вот и закрутилось.

– Ну я вижу, ты и без меня справляешься, – поднялась Валя, глядя в упор на брата, – тогда я поеду, своих дел по горло.

– Валь, давай хоть пообедаем, Галя небось проголодалась с дороги, – девочка уже уселась за стол, стащив с себя шапку и расстегнув пальто, она тянула ручки к блюдцу с вареньем.

Задержалась Валя, но кусок в горло не лез, хотя все остальные ели с удовольствием, включая Галинку. Тома вела себя как хозяйка, знала, где что лежит, в каком шкафчике перец, где вилки, ложки, ножи, каждая мелочь в этом доме, видно, не первый день здесь. Вспомнила Валя политые цветы, порядок в доме, наваристый суп в холодильнике и запах её духов, от которых она всегда чихала, но не придала значения этому, мало ли кто ещё может пользоваться такими духами.

Разговор не клеился, «молодые» переглядывались, Валя смотрела в упор на Тому, не могла отвести взгляд. Борис спрашивал: как у Виктора дела, спросил о детях. Валя только кивала. Неловко ей здесь находиться, впрочем, так было и во времена Галины.

– Мы, пожалуй, поедем, – начала собираться Валя.

– Валь, давай я тебе варенья положу, джем яблочный? – пытался загладить неудачный обед Борис, – дети ведь любят. Это ещё Галя делала, – ляпнул он и посмотрел на Тому.

Тамара встрепенулась и тоже начала собираться, надо же было поговорить по нормальному с Валентиной, объясниться. Электричка – самое подходящее место для этого.

– Я тоже поеду. Дома пацаны с бабкой одни.

Борис остался не у дел. Глупо всё вышло, не хотел он так, надо было давно рассказать всё, но разве он обязан? Толик коники выкидывает, теперь сестра как на врага народа на него смотрит. А что плохого они сделали?

Не сказал Борис, что ругались они с сыном по-чёрному, когда приезжать начала тётя Тома, у парня будто ревность просыпалась, злился на отца. Дверями хлопал, тарелки бил, закрывался у себя и дом закрывал, чтобы не водил отец кого попало в мамину комнату.

В итоге девушку привёл, молоденькую, кажется, его ровесницу, молчаливая такая, всё время краснела и пряталась за широкую спину Толика. Совсем не такая, что раньше приводил Анатолий. Та мадам была бойкая, за словом в карман не лезла, курила не меньше парней и бранилась отборно ночью на лестнице.

В следующий раз Толя привёл свою молчаливую красавицу с ребёнком – девочка лет около двух. Совсем на Толю не похожа, чернявая, кудрявая, губы пухлые, глаза раскосые. Теперь отец ругался и бил кулаком по столу, а то не понимал он, что назло сын ему делает. Только не думает, что ребёнок – это не игрушка. Два невинных создания – мать и дитя, не виноваты, что отца он позлить решил.

Недолго прожила Маша с дочерью у Толика, около недели. Не жизнь, а пытка! Чувствовала себя меж двух огней, дочку подставляла, ссоры отца и сына слушала. Уехала, пока Толи не было дома, совсем из города уехала, чтобы не нашёл.

Тома спокойно реагировала на происходящее и не такое видела, не вмешивалась и лишний раз старалась реже приезжать, тем более, что это за жизнь в гараже? У себя привечала Бориса, или у знакомых-приятелей виделись. Странные это были отношения, но пока обоих всё устраивало.

До станции шли молча Валентина и Тома, Валя маршировала как солдат, поскорее бы домой. Галя не поспевала за мамой, постоянно просилась на ручки то к маме, то к тёте Томе. Не понимала она, отчего не разговаривают они. Обычно могли часами болтать, что-то обсуждать, при этом мама часто закрывала уши Гале при тёте Томе, но, бывало, поздно, девочка успевала подхватить необычное словечко. Все дети во дворе так ругались, только когда родители не слышали, она не понимала этого и иногда могла выдать что-нибудь этакое папе после работы.

Ругал Виктор жену, чтобы не чаёвничали подолгу с Томкой. Не нравилась она ему, говорили о ней мужики на работе много. Но разве от Томы отделаешься.

В последнее время мало заглядывала соседка – оно и к лучшему, теперь понятно почему.

На перроне стояли как чужие соседки, Валя вглядывалась в даль в надежде на электричку, но по расписанию до неё ещё двадцать минут. Галя бегала и прыгала вокруг мамы.

– Валь? Так и будем молчать? Ты на меня в обиде?

– Да с чего мне обижаться? Взрослые люди, сами разберётесь, у меня своя семья, дети, муж.

– Валь?

– Что ты всё заладила? Валя, да Валя? Ты думаешь, на всё готовое пришла, и жизнь у тебя в один миг наладится? Хозяйкой себя в чужом доме почувствовала? Да только на порог тебя никто не пустит! Так и будете в гараже на диванчике мяться. Или ты к себе его заберёшь, на свои казённые метры? Вся эта красивая картинка, дом, двор, огород, обстановка в доме, это Галкина заслуга.

– Неправда! Кто всё это строил? Бориса там не меньше, чем её! – повысила голос Тома, люди рядом обернулись на них. – С чего все думают, что он никто в своём доме? Сын, жена, теперь ты…

– Это ты – никто в его доме!

– Да не нужен мне этот дом, занавески с телевизором и прочим барахлом! Своего в доме хватает! Надоело мне искать порядочного человека и тряпками всё мерить, хочется как все пожить. Вот как ты! Муж, дети, работа, хозяйство, щи, борщи… чем я хуже тебя? Или на мне клеймо какое? Не повезло мне раз или два, почему я не могу ещё раз попробовать.

– Захочет Борис, у меня жить будем, места хватит! Вы же помещаетесь… Я ведь нестарая и не пропащая, я ведь ещё родить могу… – тихо сквозь слёзы сказала Тома, – и Боря хочет ребёнка. Галка-то его на аборты, как за хлебом ходила, за мужика его не считала, она ведь ни разу с ним вдвоём к вам не приехала, стыдилась… Так что, Валя, зря ты так, – обиделась Тома.

– Да с чего ты взяла, что ты пропащая?! Ты пойми, если бы хотел Борис, он бы давно ушёл от Гали. Не уйдёт он никуда, ну или вернётся, как освободится жена. Однолюб он! Не выйдет у вас ничего, снова больно себе сделаешь у пацанов на глазах. Галя, конечно, не подарок, и мы с ней не всегда ладили, но она его законная жена. А характер? Характер у неё всегда такой, может, за это он и полюбил её. Он ведь привязан к ней.

– Ничего, не дворняжка – на цепи сидеть при своей тёте! – вздёрнула Тома носик, она знает, как приголубить мужика, чтобы он обо всех забыл.

Тут и электричка подоспела. Много ещё говорила Тома о Борисе, восхищалась им, хвалила. Рассказала по дороге домой, как сошлись они.

– Так я же здесь на станции, в кассе. Сколько раз он от вас уезжал, столько раз мы и виделись, болтали с ним, когда очереди не было. А потом ко мне приезжал. Специально ко мне, понимаешь?

Валя уже не слушала, всегда у Томки так, как нового мужика встретит. И знакомилась она со всеми одинаково через окошко в кассе, а потом рыдала в подушку и курила папиросы одну за одной, то женатый, то командировочный, то обычный проходимец. Попался и Борис в её сети.

Виктор даже не удивился услышанному, почему нет? Не может же Борис всю жизнь терпеть и ждать свою Галю, ради чего? Чтобы опять начать пить… Он не вникал в разговоры и переживания жены, ему завтра ехать за Геной. Последний учебный год подходил к концу, значит, поступать в училище и на работу. Пока они решили так.

Валентина продолжала писать снохе, только реже, времени не хватало. Тем же объясняла, что пока не бывает у них дома. Галя по-прежнему немногословна, иногда в письме просила передать крема для рук и лица, что-то из белья, обычные женские вещи, которые и здесь не всегда купишь, а там на вес золота. О себе совсем не писала.

Борис и Тома уже не скрывались, он приезжал теперь именно к ней, заглядывал к родственникам, могли посидеть с Виктором за ужином, поговорить. Хозяйничал Борис у Томы во дворе, на зависть соседкам. В бане полы залил, забор поправил, калитку новую сделал, колодец, заброшенный, за сараем восстановил. Больше у Томы находился Борис, чем дома. На работу по утрам вместе со всеми ходил по насыпи и возвращался так же.

С детьми Томы сошёлся, они не капризные, к маминым знакомым, приятелям привычны, хотя она старалась не водить домой мужиков. Помогали дяде Боре, старший Максим не раз просился с ним на работу. Посмотреть ему хотелось на эти теплицы, оттуда, изнутри, а то не пускали сторожа. Он уже пробовал не раз, чуть соли из ружья не схватил.

Вова и Миша тоже бегали к соседям, когда приезжал дядя Боря. Всё выглядело так, словно и не было никакой тёти Гали, да и помнила о ней только Танюша, младшие совсем забыли, особенно Галя. Дети быстро привыкают ко всему новому.

А вот Валентине не по себе видеть брата по соседству, её чуть ли не передёргивало, когда смотрела на любезную Томочку рядом с ним.

Но больше всего она волновалась и переживала о племяннике.